Мировая политика и международные отношения

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Международные отношения и мировая политика как объект изучения

Политика как социальный феномен проявляется в двух видах: внутренних и международных политических процессах. Понятия «международная политика», «мировая политика» активно используются в научной литературе по проблемам политологии (см. главу И). Однако единой и общепринятой точки зрения на соотношение этих понятий не существует. Одни ученые высказывают мнение, что данные понятия — синонимы, другие же различают их по содержанию. Кроме того, понятия «международная политика» и «мировая политика» тесно связаны с феноменом международных отношений, который в политологической литературе также трактуется неоднозначно. Именно понятие «международные отношения» является базовым как для понимания сути международной и мировой политики, так и для выявления их соотношения.

Анализируя понятие «международные отношения», следует иметь в виду, что феномен международных отношений не является раз и навсегда застывшим, а постоянно меняется, эволюционирует. Сегодня он не такой, каким был двести или, тем более, две тысячи лет тому назад, а через сто лет будет совсем иным, чем в наши дни.

Сам термин «международные отношения» является русскоязычным эквивалентом термина «international relations». Этот термин был введен в оборот английским философом Дж. Бентамом на рубеже XVIII— XIX вв. Появление данного термина в тот период не случайно, поскольку именно рубеж XVIII—XIX вв. стал важным этапом в эволюции самого феномена международных отношений. К тому времени в Западной Европе окончательно сложилась система суверенных национальных государств. На смену отношениям между царствующими монархами и правящими династиями пришли отношения между государственно организованными народами-нациями. Недаром в западной традиции понятия «нация» и «государство» являются синонимами. Параллельно с формированием наций завершился процесс становления гражданского общества, подчинившегося себе и преобразовавшего в соответствии со своими потребностями государство.

Тогда же оформилась и та модель международных отношений, которая до недавнего времени считалась эталонной и само собой разумеющейся. В соответствии с ней гражданское общество каждой страны наделяло государство всеми полномочиями в области обеспечения национальной безопасности и внешних сношений. Правительство одного государства в соответствии с этими полномочиями вступало в официальные связи с правительством другого государства, и именно по этому каналу осуществлялось большинство взаимосвязей не только между государственными структурами, но и между различными субъектами гражданского общества этих стран. Конечно, частные связи, неопосредованные государством, существовали всегда, но неразвитость транспортных и информационных коммуникаций сильно ограничивала возможности таких связей. Большие расстояния требовали много времени и ресурсов, а государство, в отличие от частных субъектов, могло себе это позволить, и в значительной степени именно государство монополизировало сферу внешних сношений, на долгие времена оставаясь единственным международным актором.

Развитие социальной сферы, прогресс транспортных и информационных коммуникаций отразился на экономике и политике. Число взаимосвязей, прежде всего между частными субъектами, в наиболее развитых странах стремительно увеличивалось, причем государство уже не могло и не стремилось их полностью контролировать. Значительно возросло число и роль международных организаций, как правительственных, так и неправительственных, получивших возможность стать в одни ряд с государствами как международными акторами. Эти процессы дали основание специалистам говорить о переходе от международных (international) к транснациональным (transnational) отношениям и даже о «смерти национальных государств». Представляется, что переход к новому типу отношений еще не произошел, такой переход, скорее, проявляется как тенденция в наиболее экономически и технологически развитой части современного мира. Но эта тенденция объективно детерминирована и в итоге приведет к «международным отношениям» совсем иного типа, чем те, которые господствовали последние два с половиной столетия.

Но и привычный для нас классический тип международных (international) отношений не был первым и единственным в истории. Ему предшествовали несколько более ранних типов, сложившихся в различные исторические эпохи. Очевидно, уже на ранних стадиях развития человеческого общества между первобытными племенами складывались какие-то взаимоотношения. Древние племена соперничали между собой по поводу территории или других ресурсов или, наоборот, сотрудничали в какой-либо форме. Эти взаимоотношения до появления первых государств не носили политического характера. С возникновением же государств стали складываться новые типы отношений: между государственно неорганизованными племенами и древнейшими государствами, а также между древнейшими государствами. Примеров отношений первого типа в истории немало, достаточно вспомнить многовековую борьбу Западной Римской империи с германскими племенами или Византийской империи со славянскими.

Межгосударственные отношения встречаются в древности гораздо реже, поскольку государства формировались не одновременно и не во всех регионах мира. Постепенно, по мере распространения государственных форм организации межгосударственный тип отношений между территориально обособленными социумами стал доминирующим, а затем и единственным. Однако это были не классические международные отношения, которые сложились в эпоху национальных государств. В традиционных социумах государство и общество часто существуют параллельно друг другу, почти не пересекаясь во времени и пространстве. Патриархальный крестьянин не отдавал себе отчета в том, в каком государстве он живет и тем более какие отношения у этого государства с внешним миром. В традиционном государстве сфера публичной политики была ограничена чрезвычайно узким кругом правящей элиты. А в вопросах внешней политики этот круг, за редким исключением, сужался до одного человека — монарха, персонифицировавшего всю государственную власть в своем лице. Практически все межгосударственные отношения средневековья выглядели как межличностные отношения между монархами. Воевали между собой не народы, а короли, цари, князья и императоры. Вступали в соглашения, принимали на себя обязательства не государства, а те, кто себя с ними отождествлял.

Современные международные отношения имеют сложную внутреннюю структуру. Центральное системообразующее место в этой структуре принадлежит международным политическим отношениям. Они зародились вместе с появлением самой политики как общественного явления и основного политического института — государства. Эти отношения складывались в результате реализации каждым из государств собственной внешнеполитической линии, основанной на их собственных («национальных» применительно к эпохе национальных государств) интересах.

Международные политические отношения можно рассматривать и как международную политику — одну из основных сфер мира политических процессов и отношений. Субъектами международной политики изначально выступали государства, коалиции государств, а последние сто с лишним лет также и международные межправительственные организации. В центре международной политики находится борьба государств за власть, то есть способность в максимальной степени влиять на поведение других международных субъектов в соответствии со своими собственными интересами. Из этого вытекает основная дилемма международных политических отношений — межгосударственный конфликт или межгосударственное сотрудничество. В прошлом она часто выступала в виде главной международной проблемы войны и мира.

Международная политика формировалась и функционировала в локальных и региональных рамках, вплоть до второй половины XX в. ее глобального уровня не существовало. В Древнем мире параллельно разворачивались конфликты в Европе, Азии, Африке, но между собой они не были взаимосвязаны из-за огромных расстояний между государствами и регионами. Появление глобального уровня международной политики, охватившего все пространство земного шара, связано с завершением процесса превращения мира в единое целое. Начало ему было положено эпохой великих географических открытий, а завершился он в результате революционных технологических и экономических сдвигов середины XIX столетия. После изобретения парового двигателя и электрических средств связи (телеграф, телефон) появилась возможность преодолевать гигантские расстояния и перемещать огромные объемы грузов, моментально передавать информацию. Развитие транспортных и информационных коммуникаций повлекли за собой экономические, социальные, а затем и политические изменения. Первым и главным следствием революции в области производства, транспорта и связи стало формирование единого мирового хозяйства, в котором колебание экономической конъюнктуры в одной части земного шара сразу же отзывается в других, самых отдаленных его частях.

На базе сложившейся мировой экономики началось формирование и мировой политики. Об этом свидетельствовало и то, что вслед за мировыми экономическими кризисами пришли мировые войны — вооруженные конфликты невиданных и немыслимых ранее масштабов. Термины «мировая политика» и «международная политика» многими авторами употребляются как синонимы. Представляется, что это неверно, мировая политика — это не просто международная политика глобального масштаба. Появление мировой политики стало качественно новым этапом развития всей политической сферы. Мировая политика отличается от международной политики предшествующих столетий и по содержанию проблем, стоящих в ее центре, и по характеру субъектов, действующих в ее рамках.

Традиционные для международной политики проблемы межгосударственных конфликтов и межгосударственного сотрудничества дополнились проблемами выбора путей и целей экономического, социального и политического развития мира. Возникшие во второй половине XX в. на базе глобальных политических идеологий (либерализм, консерватизм, социализм и т. д.) международные политические движения стали предлагать свои варианты общественного устройства, а также средств и способов их достижения. Эти движения институциализировались на мировой политической арене как сеть международных неправительственных организаций, тесно связанных с многочисленными партиями, организациями и движениями в отдельных национальных государствах. Граница, разделявшая внутреннюю и внешнюю политику, становилась все более проницаемой, пока в конце XX в. не стала совсем условной. К этому времени особую актуальность для мировой политики приобрела группа проблем, получивших определение глобальных проблем современности: экологическая, демографическая, энергетическая, продовольственная и др. проблемы (см. главу XX).

Весьма точно характеризуют, на наш взгляд, отличия мировой политики XX в. от традиционной международной политики Первая и особенно Вторая мировые войны. Эти войны отличались от предшествующих не только своими глобальными масштабами и невиданными ранее техническими средствами ведения боевых действий. Война всегда была в рамках традиционной международной политики крайней формой межгосударственных конфликтов. В ходе войн государства стремились на основе силового потенциала максимально реализовать свои интересы за счет интересов государств-противников. Результатами войн традиционно являлись пересмотр межгосударственных границ и изменения баланса сил как между участвовавшими, так и не участвовавшими в войне государствами.

Первая мировая война сначала отличалась от предыдущих войн не только масштабами, но итогами и последствиями. Кроме привычных изменений на политической карте мира, распада одних и возникновения других государств, Первая мировая война привела к кардинальным сдвигам в мировом развитии. В результате русской революции, ставшей, в свою очередь, одним из последствий Первой мировой войны, возникла совершенно новая модель политического и экономического устройства — коммунистическая.

Реакцией на коммунистический эксперимент в России, на распространение идей коммунизма в мире стало появление идеологии и политической практики фашизма. Появилась альтернатива традиционным и либерально-демократическим моделям общественного устройства: левототалитарная — коммунистическая и правототалитарная — фашистская. Борьба между ними и определила политическое развитие мира в 20—30-х гг. XX в. и в период Второй мировой войны. Для этой войны, еще более чем для Первой мировой, наряду с обычной вооруженной борьбой государств, отстаивающих свои национальные интересы, было характерно противоборство различных идейно-политических сил.

Это противоборство выразилось и в глобальном противостоянии фашизма и антифашизма, и в борьбе внутри самой антифашистской коалиции. Эта борьба отражалась на отношениях между США и Великобританией, с одной стороны, и СССР — с другой, она находила свое выражение в расколе сил антифашистского сопротивления во многих порабощенных фашистской Германией странах. Появление в послевоенные годы двух противоположных мировых систем, основанных на различных идеологических, социально-политических и социальноэкономических принципах, можно считать основным итогом Второй мировой войны, безотносительно тех территориально-политических изменений, к которым она привела, как и любая иная война.

То, что содержанием мирового политического процесса на протяжении нескольких послевоенных десятилетий было противостояние двух блоков и возглавлявших их сверхдержав, общепризнанно. Международные отношения этой исторической эпохи не случайно получили определение холодной войны. Но, образно говоря, основные «фронты» этой войны проходили не только и не столько по линии межгосударственного противостояния. Идейнополитическое противоборство накладывало сильный отпечаток на деятельность международных межправительственных и неправительственных организаций, нередко приводило их к расколу и к борьбе между собой. Примером может служить конфронтация прокоммунистической Международной федерации профсоюзов и антикоммунистической Международной конфедерации свободных профсоюзов.

Глобальное противостояние сверхдержав, использовавших в борьбе друг с другом все имеющиеся в их распоряжении ресурсы, детерминировало внутриполитические конфликты во многих странах мира. Одновременно любой локальный, региональный или внутриполитический конфликт привлекал внимание государств, представлявших соперничающие на международной арене блоки. Их вмешательство способствовало быстрой интернационализации и эскалации конфликтов. В этом ярко проявилась присущая мировой политике тенденция к преодолению резкого размежевания между внутриполитической и внешнеполитической сферами.

Падение коммунистических режимов в Восточной Европе и распад Советского Союза положили, как считается, конец «холодной войне». И с этого момента уже более полутора десятилетий не утихает дискуссия о том, какие проблемы и тенденции характерны для мировой политики конца XX — начала XXI в.

По мнению американского социолога Ф. Фукуямы, окончание холодной войны стало началом «конца истории», понимаемого им как окончание борьбы между разными идеологиями или моделями общественного развития. «Конец истории», как считал Фукуяма, — это окончательная победа либерализма, превращение его принципов и основанных на них инстинктов в универсальные, объединяющие вокруг себя все человечество и тем самым позволяющие ему решить те проблемы, которые раньше, в эпоху холодной войны, не имели решения.

Своеобразным ответом Ф. Фукуяме стала концепция другого американского ученого С. Хантингтона, получившая более широкую известность. Соглашаясь с Фукуямой в том, что мировая политика XX в. была связана с конфликтом идеологий, Хантингтон констатирует, что окончание холодной войны сделало мир иным. «В этом новом мире, — отмечает политолог, — локальная политика является политикой этнической, или расовой, принадлежности; глобальная политика — это политика цивилизаций. Соперничество сверхдержав сменилось столкновением цивилизаций». В отличие от Фукуямы, для которого был характерен присущий многим сторонникам либеральной традиции оптимистический взгляд на будущее, Хантингтон видел будущее в мрачных тонах. Наряду с проявившимися в первые годы после окончания холодной войны локальными конфликтами по линии цивилизационного разлома, по его мнению, существует и серьезный потенциал для глобального конфликта между западной и незападной цивилизациями, особенно исламской и буддистско-конфуцианской. Реальные тенденции развития мирового политического процесса в последние полтора десятилетия дают основания оспаривать прогнозы и Фукуямы и Хантингтона, хотя подтверждают их отдельные выводы.

С одной стороны, нет никаких оснований считать межцивилизационный коллапс неизбежным и предопределенным. Более того, концепция Хантингтона, при определенных обстоятельствах, может играть провокационную роль, подпитывая вражду и недоверие между странами и народами, имеющими различные религии, исторические и культурные традиции. Это, кстати, осознал и сам автор, пытавшийся после 11 сентября 2001 г. дезавуировать свои выводы о конфликтом прошлом и будущем в отношениях христианского и исламского мира. Однако, с другой стороны, несомненно и то, что цивилизационный фактор в современной мировой политике присутствует, в том числе и определяя ее конфликтный потенциал. Об этом свидетельствуют, например, те трудности, с которыми сталкивается политика ведущих государств Запада, прежде всего США, в исламском мире, в частности в Афганистане, Ираке, на палестинских территориях. Об этом свидетельствует и откровенно антизападная направленность исламской составляющей современного международного терроризма.

Специфика современной мировой политики в сравнении с международной политикой предшествующих исторических эпох проявляется и в том, что цивилизационные конфликты возникают не столько в сфере межгосударственных отношений, но еще в большей степени во внутриполитической жизни многих стран мира. Публикация карикатур на пророка Мухаммеда в датской газете вызвала массовые волнения во многих арабских исламских странах и породила ответные действия, в том числе и экстремистского характера.

«Конца истории», если его понимать как окончательное торжество одной системы универсальных ценностей для всего мира, конечно же, не произошло. Но некоторые исследователи полагали, что развернувшийся в последнее десятилетие XX в. процесс глобализации ведет в перспективе не только к экспансии транснациональных компаний и утверждению неолиберальной модели экономической политики по всему миру, но и к торжеству западных либеральных ценностей во всех сферах общественной жизни, размыванию национально-государственного суверенитета и усилению роли наднациональных институтов. То есть речь идет о том же сценарии, что и у Фукуямы, только понимаемом не как одномоментно достигнутый результат, а как растянутый во времени и пространстве процесс.

Глобализация в ее нынешней неолиберальной форме порождает противоречивые, с точки зрения критиков, последствия. Так, по мнению видного представителя современного неомарксизма Иммануила Валлерстайна, мировая политика ближайших десятилетий сохранит высокий потенциал конфликтности. Однако природу конфликтов нынешней исторической эпохи Валлерстайн, в отличие от Хантингтона, видит не в различиях между цивилизациями, а в имманентно присущих капиталистической мир-экономике закономерностях функционирования и развития. По сценарию Валлерстайна экономические причины будут лежать в основе конфликтов и между развитыми государствами внутри ядра современной мир-системы, и между отсталыми государствами, находящимися на ее периферии. Конфликты между последними, по мнению американского неомарксиста, наиболее вероятны и весьма опасны, поскольку будут сопровождаться неизбежным распространением по миру оружия массового поражения.

Но наиболее фундаментальными противоречиями в мировой экономике и, следовательно, в мировой политике, как считает Валлерстайн, станут противоречия между ядром и периферией мир-системы или, иными словами, между глобальным «Севером» и глобальным «Югом». Такой конфликт всегда был присущ капиталистической мирэкономике, но после окончания холодной войны, которую Валлерстайн считает лишь гигантской игрой, затеянной США и СССР ради собственных интересов, этот конфликт вышел на первое место.

При всей оригинальности и даже экстравагантности отдельных суждений и выводов Валлерстайна, к некоторым из них, по нашему мнению, необходимо внимательно присмотреться. Валлерстайн считает, что одним из следствий глобального противоречия между «Севером» и «Югом» станет и уже стала массовая миграция населения из бедных и отсталых стран в развитые и богатые. Поэтому в отличие от Фукуямы, оценивавшего окончание холодной войны как окончательную победу либерализма, Валлерстайн, напротив, считает, что грядет историческое крушение либерализма и как идеологии, и как основанных на его принципах общественных институтов и политических систем. Не в последнюю очередь, по мнению Валлерстайна, это станет следствием нарастающей миграции из стран периферии, которая приведет к свертыванию прав и свобод человека, демонтажу «государства всеобщего благоденствия» в развитых странах. Подобное утверждение представляется слишком категоричным и недостаточно обоснованным, но последствия массового наплыва мигрантов из афро-азиатских стран в Западную Европу действительно может иметь далеко идущие и труднопрогнозируемые последствия, причем уже сегодня, а не через 20—30 лет, как предсказывал Валлерстайн. Некоторые западноевропейские государства сталкиваются с кризисами, вызванными наличием большого числа мигрантов, отличающихся от коренного населения религиозными и культурными традициями. Об этом свидетельствуют события осени 2005 г. во Франции, где на протяжении нескольких недель имели место массовые беспорядки, основными участниками которых были представители молодого поколения мигрантов преимущественно из арабских стран, так и не сумевших интегрироваться во французское общество.

Новые проблемы в мировом развитии обусловили появление множества общественных движений на национальном уровне и новых неправительственных организаций на международной арене. Хотя большинство из них при создании не имели политического характера, сложившиеся обстоятельства способствовали их включению в мировой политический процесс, тем самым расширяя число его субъектов.

Мировая политика зародилась и выросла на фундаменте международных отношений и представляет с ним единый и неразрывный комплекс. Однако полного тождества между обеими частями этого комплекса нет. Мировая политика включает и международную политику, но не сводится к ней, она шире по своей проблематике и по числу задействованных в ней субъектов. Международные политические отношения, являясь ведущим и системообразующим элементом структуры международных отношений, не охватывают данную структуру в целом. Международные экономические отношения, входящие в ту же самую структуру, складываются в рамках мировой экономики, которая выступает по отношению к мировой политике в качестве внешней среды. Таким образом, взаимосвязь между мировой политикой и международными отношениями весьма сложна и динамична. Это следует учитывать при определении предмета исследования научных дисциплин, изучающих международные проблемы. Для теории международных отношений, как одной из важнейшей из них, предмет исследования может быть определен следующим образом: изучение закономерностей международных отношений как целостной системы, анализ международной политики и внешней политики отдельных государств, анализ динамики и тенденций развития мирового политического процесса, основных направлений деятельности его ведущих субъектов, а также комплексное исследование отдельных вопросов мировой политики. Такое широкое предметное поле и определяет место и роль теории международных отношений в структуре современного гуманитарного знания.

Теория международных отношений относится к числу сравнительно новых обществоведческих дисциплин. Хотя ее истоки можно найти в социально-политической мысли прошлых столетий и даже тысячелетий, окончательно она сложилась в 40-х гг. XX в. Поскольку предметная область теории международных отношений — это сфера политики, постольку данная наука относится к области политического знания, более того, до недавнего времени она рассматривалась лишь как один из разделов политической науки.