История археологических исследований в Китае

Зарождение китайской археологии

Историография китайской материальной и духовной культуры начинается практически с доисторических времен. Мифологические сведения из различного рода локальных сказаний проникают в ранние трактаты и в них обретают новые, очищенные от народной простоты и просторечия формы, образуя в своем единстве достаточно полную картину ранней истории китайского народа. Уже в «Книге документов» («Шан шу») в ранних разделах, касающихся додинастического и раннединастического времени китайской истории, представлена сводная картина происхождения земледелия, шелководства, ремесленных профессий и ранних форм жизни местных земледельческих общин. Эта картина создается во времена, когда прошлое становится уже эталоном всего существования народа и, более того, превращается в образец для всех форм будущего развития. Приближение к прошлому, возврат в прошлое становится желанной целью для всякого философа, стремящегося в незатейливой простоте материальной культуры, общественных отношений, государственного устройства прежних времен найти духовную опору для очищения нравов, утверждения позитивных убеждений и доброжелательного контакта с высшими силами, которые могут повлиять на основания человеческой природы. Именно таким подходом закладывалось в китайской историографии морализирующее, этическое начало. Сама история становилась для ее творцов образцом и примером в воспитательном и дидактическом процессе. Это значение прошлого как идеала для настоящего и будущего проходит через всю историю китайской общественной мысли.

Здесь немалую роль сыграла историческая ситуация, сложившаяся вокруг образа Конфуция. Представление о Конфуции как об учителе нации складывается на востоке Китая в царствах Лу, Ци, вероятно, Чжао буквально еще при его жизни. И далее закрепляется «Лунь юем», а затем уже творческой разработкой наследия политика и философа, предпринятой Мэн-цзы. Со времен Конфуция практически вся историография приобрела дополнительную значимость, как возможность проникновения в духовный мир прошлого через детальную трактовку каждого письменного высказывания о нем. Это особенно наглядно проявилось в высказываниях о понимании и объяснении Конфуцием немногословных фраз летописи «Чуньцю». В каждом простейшем описании исторического события стремились увидеть его духовную подоплеку и морально-этическое значение. Уже к середине III века до н. э. разнообразие идеологических школ вызывало достаточно сложные противоречия в интеллектуальной среде. После объединения всех Сражающихся царств в 221 г. до н. э. Первый циньский император предписал сжечь всю общественнополитическую литературу предшествующей эпохи, надеясь заменить ее унифицированной общеимперской идеологией. Предпосылки к ее созданию и утверждению уже сложились в трудах Хань Фэйцзы и речениях Ли Сы, но ранняя империя рухнула.

Многие ее устои и идеологические нормы в дальнейшем утвердились в период правления Ранней (Западной) Хань. Ханьская эпоха благодаря своей длительности и, в свою очередь, нарастанию различных духовных, идеологических, политических течений оказалась временем, когда появилась необходимость все новации сводить воедино, хотя бы за счет унификации социально-политической и духовной терминологии. Именно это время открывает эпоху непрерывной комментаторской традиции, которая объединяет все китайское Средневековье. Впрочем, качество и подбор комментариев неоднократно менялся. Такие повороты традиции существовали в эпоху Шести династий, при династиях Суй и Тан и, конечно, в длительный период существования государства Сун.

Однако дело не ограничивалось только комментированием текстов. Еще в первые века до н. э. началась довольно активная работа по поиску различного рода древностей, то есть практически уже в то время какие-то группы ученых, чиновников и специалистов занимались своего рода археологическими исследованиями. Особенно эта работа оживилась после падения империи Цинь, когда, во-первых, стало возможно грабить богатые могилы вельмож и бюрократов павшей империи, а, во-вторых, возникла необходимость в восстановлении утраченного литературного наследия: всей той классики, которая изымалась в централизованном порядке циньскими властями. Естественно, что помимо находок древних текстов шла активная работа по «изготовлению» разного рода фальсификаций, вследствие чего многие литературные произведения стали распространяться в разных вариантах, хотя находки в могилах, кладах и тайниках были достаточно часты. Собственно, ситуация напоминала ту, которая существует в настоящее время, когда во многих районах Китая в могильном инвентаре открывается все большее количество разнообразных аутентичных текстов. Возвращение их в бытовой и научный оборот способствовало росту специальных знаний, связанных с палеографией, так как время I тыс. до н. э. — это период неоднократной перемены способов письма и основных письменных материалов. Одновременно древние находки способствовали систематизации словарных материалов. Ведь за несколько веков широкого хождения нарративной литературы многие иероглифы приобрели широкий спектр значений, и систематизация этих знаков потребовала составления словарей, среди которых наиболее важны «Фан янь» и «Шо вэнь». Первый из них показывал произношение слов и набор знаков, употреблявшихся в разных территориях страны, второй — давал краткую этимологическую справку и указывал формы написания знаков в надписях на бронзе. Все эти новые направления исследования и древние находки значительно обогатили комментаторскую традицию, которая без них, несомненно, была бы еще более догматичной.

В китайской историографии, посвященной развитию археологии в стране, явно выражена тенденция к удревнению этого раздела исторической науки. Любое обращение к памятникам старины трактуется как начало археологического поиска, а в результате среди его «отцов-основателей» оказывается, например, Конфуций (Янь Вэньжу, 2004), который, как известно, преклонялся перед древностью. Термин «каогу» (и даже «каогусюэ»), который в современном языке и означает «археология», действительно появился в Китае относительно рано, не позднее династии Сун. Однако вплоть до конца XIX — начала XX в. его следует трактовать (и переводить) по отдельным составляющим словам как «исследование древности» (или «учение по исследованию древности»).

Археология как наука, опирающаяся на собственную методологию получения и анализа вещественных источников и неразрывно связанная с методикой проведения полевых исследований, впервые появляется в Китае благодаря деятельности зарубежных ученых (таких как Тории Рюдзо, С. Ф. Ольденбург, Э. Шаванн, Ю. Г. Андерсон и др.), а формирование собственно китайской национальной школы в археологии относится уже к середине 1920;х гг. и никак не ранее.

В то же время в работах выдающихся ученых императорского Китая постепенно отрабатывались методы фиксации и интерпретации древних артефактов. Особая роль в этом движении, как и становлении китайской историографии в целом, принадлежит Сыма Цяню (145 или 135 — около 86 г. до н. э.). При создании «Исторических записок» он не только внимательно осматривал древнюю утварь (например, в Храме Конфуция в Лу), но и целенаправленно посещал руины памятников древности. Так, он «побывал на развалинах древнего Даляна», «видел бывшее укрепленное поселение Чуньшэнь-цзюня» в Чу, «видел башни Великой стены, построенной Мэн Тянем для Цинь» на северной границе. Во многих разделах его сочинения тщательно фиксируется местоположение элитных могил, относящихся к династии Чжоу или Цинь; возможно, некоторые из них он также осмотрел лично. Одновременно он записывал местные предания, связанные с памятниками древности. Тем самым великий историк делал первые шаги в направлении полевых исследований.

Он же приводит ряд довольно выразительных свидетельств интереса общества к обретению подлинных древностей. Например, он сообщил о том, как в период правления ханьского Сяо-у некий шаман из Фэньиня по имени Цзинь разгреб выпуклость в земле и нашел бронзовый треножник, который затем был торжественно встречен самим государем, а после проведенных обрядов жертвоприношений спрятан в императорском дворце. Таким образом, предметы сакральные превращались в сокровища, а затем, постепенно, и в объекты коллекционирования и украшения жилища (что не лишало их некоторого ореола святости). Благодаря высокому авторитету Сыма Цяня такой подход получает дальнейшее распространение и закрепляется в средневековых сводах антикварных коллекций. Это помогло зафиксировать накопленные уникальные материалы с максимально возможной для той эпохи полнотой.

Созданный конфуцианскими наставниками культ прошлого, опиравшийся на многовековые традиции почитания предков, ретроспективный характер их идеологии в целом стимулировал общественный интерес к выявлению и собиранию предметов старины. Почтенный возраст артефакта мог послужить веским (если не достаточным) основанием для его сакрализации и эстетизации. К тому же многие обретенные объекты из прошлого сохраняли надписи религиозного, политического, экономического и художественного характера, тем самым наглядно демонстрируя единство материальной и духовной культуры.

Многие правители и чиновники Древности и Средневековья слыли ценителями антиквариата и каллиграфии. Так, в годы правления ханьского Сюань-ди (91−49 гг. до н. э.) некий Чжан Чан, «любивший старые письмена», исследовал бронзовый треножник «Хучэнь-дин» эпохи Чжоу, найденный на территории современной пров. Шэньси. Составитель гиперклассического словаря «Шовэнь цзецзы» Сюй Шэнь (58−147) использовал «старые письмена предшествующих династий», зафиксированные на многочисленных находках ритуальных сосудов. При династии Цзинь (265−420) прошло массовое изъятие инвентаря из погребений предшествующей эпохи; однако основное внимание при этом уделялось поиску утраченных древних текстов, написанных на деревянных или бамбуковых дощечках.

Особо следует выделить классическое произведение Ли Даоюаня (около 470−527) «Шуй цзин чжу» («Канон вод с комментариями»). К достаточно надежной географической (большей частью, как видно из названия, гидрографиической) основе он привязал описания древних городищ, могил, храмов, которые предварительно осмотрел, а также сведения об этих памятниках, почерпнутые как из письменных, так и из фольклорных источников. Например, по поводу мавзолея Первого циньского императора в разделе «Река Вэй» сказано: «Шихуан строил мавзолей и брал землю, в результате площадку выровняли и углубили. Вода накапливалась в пруду, который назывался рыбный пруд. Это в 5 ли к северо-востоку от могилы Цинь Шихуана, и он достигает 4 ли в окружности». Далее сказано, что «когда Сян Юй вступил в Дунгуань, то он вскрыл [могилу]; 300 тыс. человек за 30 дней не могли переместить все сокровища, которые были внутри. Затем пришли воры и разбойники [из мест] к востоку от Дунгуань, чтобы выплавлять медь из хранилищ; пастухи пришли туда, чтобы пасти овец. Пожар продолжался 90 дней без перерыва». И такие подробные описания приводятся и по другим объектам. Поэтому к труду Ли Даоюаня постоянно обращаются современные археологи — как с целью поиска древних памятников, так и в процессе их изучения.

В годы правления династии Сун, на фоне общего историографического бума, который происходит, в свою очередь, на основе напряженного идеологического поиска в эту переломную для Китая эпоху, наработки отдельных энтузиастов-знатоков древностей соединяются в особую научную дисциплину — «учение о металле и камне» («цзиныиисюэ»). Можно увидеть определенную закономерность в том, что в числе первых (в 1063 г.) подготовил к публикации свою коллекцию один из крупнейших деятелей сунской эпохи, великий историк Оуян Сю (1007−1072). Всю жизнь он собирал эстампы древних надписей, нанесенных на бронзовые сосуды и каменные стелы. Он наклеивал их на материал с валиками для свертывания, тем самым повышая их статус до настоящих книг, которые хранились в свитках, как это было принято в Древности. Эта коллекция с пояснениями и комментариями и составила 10 цзюаней сочинения «Цзи гу лу» («Собрание древних записей»). Однако оно скорее отражает развитие эпиграфики, чем археологии (при том, что эти две науки вплоть до начала XX в. оставались малодифференцированными), поскольку содержит описания только 20 чжоуских и циньских бронзовых сосудов, а остальное — около 400 надписей на каменных стелах, в основном средневековых.

В годы правления императора Жэнь-цзуна известный ученый, цзиньши Лю Чан (1018−1068) описал свое небольшое собрание из 11 доциньских артефактов, после чего распорядился перенести рисунки и эстампы с надписями на каменную стелу, которая, впрочем, была утеряна. Однако принципы фиксации формы изделия, его основных размеров, надписей на нем был реализован при составлении Люй Далинем (около 1040−1092) сочинения «Као гу ту» («Разыскание о древностях с иллюстрациями»), В 10 цзюанях книги, завершенной в 1092 г., сведены вместе данные о 234 бронзовых, нефритовых и лаковых изделиях эпохи Древности (от Шан до Хань включительно) из дворцовой и многих частных коллекций; для 90 предметов также впервые было установлено место происхождения. Наиболее масштабным по объему стало сочинение «Сюаньхэ бо гу ту» («Обилие древностей из дворца Сюаньхэ, с иллюстрациями»), работа над которым велась 16 лет под руководством Ван Фу (1079−1126) и завершилась в 1123 г. Как и Оуян Сю, Ван Фу относился к высшим чинам государства, что еще раз доказывает статусный характер занятий «цзиныиисюэ». На страницах 30 цзюаней разместились описания и рисунки 839 бронзовых сосудов, колоколов, зеркал из императорской коллекции, датированных временем от Шан до Тан.

Еще одни крупным сочинением того же плана стало сочинение «Цзинь ши лу» («Надписи на металле и камне»), составленное известным коллекционером и художником-гравером Чжао Минчэном (1081−1129), семья которого также относилась к высшей знати империи. Данное собрание эпиграфических материалов, в 30 цзюаней которого вошло 1 900 надписей (в основном на бронзовых изделиях), снабжено необходимым комментарием и предисловием. Однако уникальность его заключается в том, что в составлении и комментировании текста принимала жена Чжао, самая известная китайская поэтесса Ли Цинчжао (1084−1155?), которая «по совместительству» стала и первой китайской женщиной-археологом^[1].

Довольно обширный список сунских работ пополнялся и при последующих династиях. Так, при династии Юань известный художник Чжу Дэжунь (1294−1365) составил сочинение «Гу юй ту» («Древний нефрит, с иллюстрациями»), где в двух цзюанях представил описания и рисунки 40 нефритовых изделий, в основном регалий и украшений, в том числе и эпохи Чжоу.

Наиболее подробные сочинения издаются уже при династии Цин. Итогом развития «цзинынисюэ» представляется сочинение «Сицин сы цзянь» («Четыре зерцала [древностей] из дворца Сицин», детально описанное С. Кучерой (2002). На страницах четырех книг в 40 цзюанях представлены сведения о более чем 4000 бронзовых изделий из дворцовых коллекций. Всего в период от Северной Сун до Цин зафиксировано 973 сочинения, написанных в русле «изысканий о камне и металле». В новейшее время благодаря работам Г о Можо, Жун Гэна, Хаяси Минао, Су Бая, Ли Сюэциня и др. они становятся важной составляющей Источниковой базы современной археологии Китая.

Ряд китайских ученых продолжали следовать устоявшимся образцам и в первые десятилетия XX в. Именно обзору данного, «антикварного» направления посвящена статья «Судьбы китайской археологии» акад. В. М. Алексеева (1924), который, с одной стороны, не без резона назвал археологию «самой китайской наукой», а с другой — очень критически отозвался о современном ее состоянии, указав на начетнический характер исследований. Но в целом в то время в науке о древностях уже вполне успешно внедрялись новые подходы и методы. В 1899 г. Ван Ижун обнаружил на территории Иньского городища в Аньяне коллекцию гадательных костей, блистательно интерпретированных Ван Говэем. В 1900 г. Ван Юаньлу нашел в Дуньхуане большое количество книг и бамбуковых табличек эпохи Хань-Цзинь. Эти события стали поворотным моментом в переходе от традиционных подходов в изучении археологии Китая к современным, опирающимся на аутентичные материалы, полученные в ходе полевых исследований.

• [1] Археологом, разумеется, в терминологии сочинения «Као гу ту». См.: Кудинова М. А., Комиссаров С. А. Женская литература стран Восточной Азии до новейшей эпохи и ее статус в интеллектуальном сообществе"людей культуры" (вэньжэнь) // Проблемы литератур Дальнего Востока: Сб. мат-лов VII Междунар. науч. конф. СПб.: Студия НТ-Принт, 2016.С. 308−312. — Здесь и далее примечания редактора (С.К.).