Первая мировая война и крах монархии в россии

После изучения данной главы студент должен:

знать:

• • базовые исторические понятия и концепции революционных процессов в обществе;
• • важнейшие события истории России эпохи буржуазных революций;
• • особенности складывания предпосылок явлений и процессов в новейшую эпоху отечественной истории;

уметь:

• правильно применять главные исторические понятия при анализе событий и явлений рубежа XIX—XX вв.;

владеть:

• навыками публичной речи, аргументации, ведения дискуссии по спорным проблемам отечественной истории начала XX в.

Россия в начале XX в.

К началу XX в. Россия сложилась как многонациональная империя, насчитывавшая более 150 национальностей и различных вероисповеданий. Русские составляли 47% населения империи, украинцы — 19%, примерно по 6% - белорусы, финны и поляки, но 3,5% - литовцы и евреи, но 1,5% - татары, башкиры, немцы и молдаване.

Национальный вопрос и прежде играл важную роль в государственной политике России: постоянное расширение ее восточных пределов за счет областей, населенных различными по культуре и уровню развития народами, вело к выработке определенной стратегии по отношению к этим народам. В основе национальной политики лежала интеграция новой территории и, что особенно важно, проживавшего на ней народа в состав империи.

В национальном вопросе царизм отстаивал лозунг «единой и неделимой России» и проводил политику насильственной русификации, что выражалось, в частности, в насаждении русского языка в национальных школах и делопроизводстве. Нации в свою очередь требовали культурно-национальной автономии, а некоторые из них — свободы самоопределения вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.

Поданным первой всероссийской переписи 1897 г., население России составляло 125,6 млн человек (без Польши и Финляндии). Господствующим сословием по-прежнему было дворянство, причем русское по происхождению дворянство составляло только 46% от общего числа помещиков, остальные были представлены украинскими и польскими шляхтичами, прибалтийскими баронами, среднеазиатскими мурзами и баями. Всего же дворянство как сословие составляло 1,5%, купцы и духовенство — 0,5%, мещане — 11%, крестьяне — 77%, казаки — 2,5% населения.

В большинстве стран Европы эволюция политического строя давно шла по линии складывания парламентской системы на основе выборов. Российская империя оставалась абсолютной монархией, где императорская власть не допускала и возможности создания каких-либо органов типа парламента. Свод законов Российской империи торжественно устанавливал, что власть императора есть «самодержавная и неограниченная». Император являлся и главой православной церкви. Роскошь императорского дома превосходила самую изощренную фантазию, а его баснословно дорого обходилось всему населению России. Как впоследствии иронически заметил в своих мемуарах «При дворе последнего императора» начальник канцелярии министерства императорского двора генерал А. А. Мосолов, искренний монархист, надолго переживший падение монархии, «когда я смотрю фильмы, изготовленные в Голливуде и изображающие будто бы „великолепие“ русского двора, мне хочется смеяться…» .

Опорой самодержавной власти являлась созданная в XVIII в. бюрократическая система, иерархия которой складывалась исходя из петровской Табели о рангах. За XIX в. аппарат управления увеличился в семь раз. Чиновничество превращалось в самостоятельную социальную силу.

Сословный строй определял социальную структуру общества. Дворянство оставалось высшим привилегированным сословием. Оно имело особые сословные органы — дворянские собрания, избирало предводителей дворянства, имевших большой вес в местном управлении. Дворяне господствовали в земских органах. И хотя на рубеже веков родовые помещичьи земли были еще весьма значительными, на 2/3 дворянство было безземельным и зачастую просто не могло выполнять отведенной ему законами привилегированной роли. В то же время среди крупных землевладельцев треть составляли лица недворянского происхождения.

В 1861 г. крестьянство получило только юридическую свободу, которая совершенно не означала одновременного обретения свободы экономической. Крестьяне не только вынуждены были выплачивать за землю немалый выкуп, но и лишились части земли, которой пользовались до реформы. Как уже отмечалось, «отрезки» от крестьянских наделов после реформы 1861 г. составляли в среднем 1/5 дореформенной крестьянской запашки. Чересполосица крестьянских и помещичьих земель приводила к тому, что для ведения нормального хозяйства крестьяне должны были неизбежно просить помещиков либо давать им какие-то земли в аренду, либо разрешать пользоваться этими землями на определенных условиях. А условия определял помещик к собственной выгоде. В итоге юридически крестьяне были свободны, но экономически оказывались к помещику накрепко привязаны.

Крестьянское малоземелье было главной социальной проблемой в деревне при сохранении помещичьего землевладения. За 40 лет после реформы наблюдался быстрый прирост крестьянского населения (более чем на 60%), при этом надел крестьянской семьи оставался тем же, а значит, его приходилось делить между наследниками — в результате средний размер надела уменьшился. Нехватка земли чувствовалась все острее. Почти треть крестьян представляла собой излишнее с экономической точки зрения население, не занятое в хозяйстве. Таким образом, препятствием для развития капитализма в сельском хозяйстве стало так называемое аграрное перенаселение.

Нельзя также забывать об увеличении налоговых платежей — ведь именно казна поддерживала развитие многих отраслей тяжелой промышленности, а пополняли казну по-прежнему лишь податные сословия, т. е. в первую очередь крестьяне как большинство населения страны. Чтобы уплатить налоги, крестьянам приходилось отправлять на продажу нередко даже те продукты, которые требовались, чтобы прокормить собственную семью. Туг уместно вспомнить сделанное в конце 80-х гг. XIX в. заявление тогдашнего министра финансов И. А. Вышнеградского: «Мы будем меньше есть, но будем больше экспортировать». Поэтому закономерным оказался массовый голод 1891 г. в 29 основных земледельческих губерниях. Голодной смертью тогда умерло 600 тыс. крестьян, при этом значительная часть ежегодного урожая шла на экспорт. Голод вскрыл глубину аграрного кризиса, опровергнув теорию народников об экономическом равновесии сельской общины и обнаружив крайнюю отсталость российской деревни.

В крестьянской общине происходило регулярное перераспределение земли и связанных с ней податей в связи с изменением состава семей и их платежеспособности. Для обеспечения своевременной уплаты налогов и выкупных платежей сохранялась круговая порука — за неисправного плательщика отвечала вся община. Неудивительно, что зажиточная часть крестьян все активнее выступала за отмену круговой поруки. Только в 1903 г. состоялась ее отмена. В связи с чересполосностью крестьянских наделов сохранялся принудительный севооборот с обязательным для всех дворов трехпольем, а это сковывало хозяйственную инициативу крестьян и мешало преодолению отсталой, «дедовской» агротехники.

Все вышеперечисленное обрекало массу крестьян на обнищание. Остатки крепостничества обусловливали низкую производительность труда в крестьянском хозяйстве, мешали крестьянам скопить капитал и перейти к капиталистическим методам хозяйствования. Сохранение общинных традиций задержало процесс социального расслоения в деревне.

Крестьянам было свойственно отношение к владению землей на основе представления о том, что «земля ничья, земля Божья» и не должна принадлежать никому. Это привело к начавшимся в годы революции 1905−1907 гг. массовым захватам крестьянами земельных владений помещиков. К рубежу XX в. возможности для развития сельского хозяйства, открытые реформой 1861 г., были практически исчерпаны. Встал вопрос о новых аграрных преобразованиях.

К началу Первой мировой войны в российском обществе сформировалось три типа российских капиталистов, различавшихся как по происхождению, так и по форме организации капитала. Первый тип был представлен крупной буржуазией главных промышленных центров, в нем особенно выделялись московские капиталисты, претендовавшие на роль выразителей интересов торгово-промышленных кругов. Другой тип был представлен узким слоем финансовой олигархии, преимущественно петербургской, которая сложилась из высших служащих банков и промышленных монополий. Они контролировали огромные капиталы акционерных, промышленных и финансовых предприятий. Третий тип — это многочисленная группа преимущественно провинциальных капиталистов, которые действовали в основном в сфере торгового капитала.

В России буржуазия не сформировалась в самостоятельную социальную силу, которая взяла бы на себя постепенную модернизацию политического строя страны. Связанная множеством экономических нитей с самодержавием, отечественная буржуазия нуждалась не столько в политических свободах, сколько в его поддержке, и так и не встала в авангарде антифеодальной борьбы в России.

В результате быстрого экономического развития России в последнее десятилетие XIX в. выросла численность лиц наемного труда, в первую очередь рабочих. В крупных промышленных городах резко возросли число и удельный вес индустриального пролетариата. Стали складываться кадры потомственных рабочих, окончательно порвавших связи с деревней: к началу Первой мировой войны они составили больше половины всех рабочих. В тот же период возрастает концентрация рабочих на крупных предприятиях. В больших городах, особенно в Петербурге, на крупных предприятиях (с числом работающих свыше 1000 чел.) было занято до 60% индустриальных рабочих. Среди них отмечалась наиболее высокая грамотность, и они все яснее осознавали общие профессиональные интересы и цели в отстаивании своих нрав.

Условия труда и быта российских рабочих были крайне тяжелыми: низкая заработная плата, отсутствие охраны труда, многочисленные профессиональные болезни и трудовой травматизм, низкий уровень медицинского обслуживания были обычным делом. Министр финансов ?. X. Бунге еще в начале 80-х гг. XIX в. делал попытки ввести определенное ограничение продолжительности рабочего дня для несовершеннолетних и некоторые другие новшества, стремясь учесть опыт европейских стран, где давно существовало рабочее законодательство, — но безуспешно. Ему противостояло мнение правительства о возможности добиться социального согласия с помощью доброго отношения работодателя к своим рабочим. Только подобными патриархальными взглядами можно объяснить примитивность общегосударственного рабочего законодательства.

В конце XIX в. со всей остротой встал рабочий вопрос. Первые значительные выступления рабочих относятся к середине 1880-х гг., например, Морозовская стачка в Орехово-Зуеве в 1885 г., затем прошла «петербургская война» — серия стачек на столичных предприятиях в 1896—1897 гг. Рабочие выдвигали экономические и социальные требования: сокращение рабочего дня, повышение заработной платы, отмену штрафов, открытие вечерних и воскресных школ. Правительство приняло в 1897 г. закон, ограничивший рабочий день 11,5 часами и обязавший соблюдать режим выходного воскресного дня. Данный закон плохо соблюдался из-за отсутствия надлежащего аппарата фабричной инспекции. В конечном счете он не привел к существенным улучшениям условий жизни и работы промышленного пролетариата.

До самой революции 1905−1907 гг. профсоюзы запрещались, однако под влиянием роста стачечного движения рабочих было решено под контролем полиции создать «общества взаимного вспомоществования рабочих» с целью отвлечения их от самостоятельной борьбы за свои права. Идея создания таких обществ принадлежала бывшему революционеру, еще в 1886 г. начавшему сотрудничать с охранным отделением, — С. В. Зубатову. Замысел отличался завидной простотой: Зубатов предложил вытеснить революционеров из рабочей среды и подменить их правительственными агентами, а борьбу политическую — борьбой экономической. Он считал, что для достижения такой цели достаточно создать на средства Департамента полиции сеть легальных рабочих организаций, напоминавших западноевропейские профсоюзы, и назначить их лидерами людей, преданных монархическому строю. Зубатовщина получила название политики «полицейского социализма» .

В результате совмещения разных форм хозяйства в России наслаивались один на другой социальные и национальные конфликты, присущие разным эпохам и цивилизациям. Россия, подобно Западу, стала ареной борьбы между рабочими и капиталистами, и в то же время ее сотрясали массовые движения крестьян за землю, характерные для феодально-патриархального Востока. Дальнейшему развитию страны препятствовали самодержавие и сословная система.

В 1894 г. на престол вступил Николай II. Определенные круги связывали с ним возможность продолжения буржуазных реформ, начатых Александром II. Питавшим такие надежды пришлось испытать полнейшее разочарование. На приеме депутации от земств 17 января 1895 г. Николай II предостерег представителей тверского земства, намекнувших на расширение прав земств, чтобы они оставили «бессмысленные мечтания об участии представителей земства в делах внутреннего управления», и решительно заявил, что будет по-прежнему «охранять начала самодержавия так же твердо и неукоснительно», как его отец. Николай II продолжил реакционный курс своего отца Александра III. Вдохновителями этого курса стали столпы охранительной политики прежних лет: обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, князь В. П. Мещерский, дядя императора, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович.

Застой в правительственной политике накалял общественную обстановку в стране. Особенностью нового кризиса стало небывало широкое участие в нем народных масс, тогда как раньше протест в основном выражался сравнительно узкими группами образованных верхов. В начале николаевской эпохи недовольство существующим строем стало в России почти всеобщим.