Возникновение психолингвистики как самостоятельной области научных знаний

Термин «психолингвистика» в 1946 г. впервые предложил американский психолог Н. Пронко (289). Как отдельная самостоятельная наука психолингвистика оформилась в 1953 г. в результате работы межуниверситетского семинара, организованного Комитетом по лингвистике и психологии Исследовательского Совета по социальным наукам при Университете штата Индиана (г. Блумингтон, США). Организаторами семинара стали два известнейших американских психолога — Чарльз Осгуд (1916—1991) и Джон Кэрролл (1916—2003), а также лингвист, этнограф и литературовед Томас Сибеок (1920—2001). В книге «Психолингвистика» были обобщены основные теоретические положения, принятые в ходе семинара, а также основные направления экспериментальных исследований, базирующиеся на этих положениях (290).

Появление книги «Психолингвистика» (1954) сыграло роль своеобразного стимула к развертыванию многочисленных междисциплинарных психолингвистических исследований.

История возникновения и развития науки психолингвистики достаточно подробно представлена в работах А. А. Леонтьева (106, 119). На основе углубленного анализа этого вопроса А. А. Леонтьев выделил несколько последовательных этапов развития психолингвистики как науки, которые он определил понятием «психолингвистические поколения»^[1]. Представителями психолингвистики первого поколения стали Ч. Осгуд, Дж. Кэрролл, Т. Сибеок, Ф. Лаунсбери и другие; наиболее яркими психолингвистами второго поколения — Дж. Миллер, Н. Хомский и Д. Слобин. Психолингвистика третьего поколения, или, как ее назвал видный американский психолог и психолингвист Дж. Верч, «новая психолингвистика», сформировалась в середине 1970;х гг., и связана с именами Джерома Брунера и Дж. Верча, А. Пайвио (США); Жака Мелера, Жоржа Нуазе, Даниэля Дюбуа (Франция), а также Р. Ромметвейта (Норвегия).

Суть психологической концепции Ч. Осгуда можно определить следующим образом. Речь есть система непосредственных или опосредствованных (задержанных) реакций человека па речевые или неречевые стимулы. Речевые стимулы вызывают частично то же поведение, что и соответствующие неречевые, благодаря возникновению ассоциаций между речевым и неречевым стимулами (именно поэтому известный отечественный психолингвист Леонид Волькович Сахарный (1934—1996) называл психолингвистику первого поколения «ассоцианистской»). Речевое поведение опосредствовано системой «фильтров», задерживающих и преобразующих речевой стимул (на входе) или речевую реакцию (на выходе). Такая система фильтров, имеющая врожденный характер, отождествляется Ч. Осгудом с речевым механизмом или языковой способностью человека (рис. 2.1 (280)).

Рис. 2.1. Принципиальная схема речевого поведения человека.

(по Ч. Осгуду) На уровне рецепции речевые стимулы перекодируются в нервные импульсы. Затем эти импульсы образуют наиболее вероятное (на основании прошлых восприятий) перцептуальное единство, своего рода «гештальт» (на уровне интеграции). На уровне репрезентации этот гештальт ассоциируется с неречевыми стимулами и получает что-то вроде значения. Затем процесс «обращается наружу», и на уровне самостимуляции (на основе информации, поступившей с уровней интеграции и репрезентации) делается выбор между «альтернативными моторными целыми». Эти интегрированные моторные схемы проходят моторное кодирование и превращаются в собственно факты речевого поведения (280; 282, р. 259—260).

Как указывает А. А. Леонтьев, главная особенность психолингвистики первого поколения — это ее реактивный характер. Она целиком укладывается в бихевиористскую схему «стимул — реакция», в модернизированном ее варианте. Ее ориентация — чисто психологическая, она базируется на психологической трактовке процессов поведения, в данном случае — речевого поведения. При этом психолингвистика первого поколения — это не теория речевых действий или поступков «в чистом виде», а теория речевого приспособления к среде, теория речи как орудия установления равновесия — внутреннего психологического равновесия человека или «равновесия» в системе «человек — среда» (119, с. 37).

Второй особенностью психолингвистики первого поколения служит ее атомизм (119, 190). В качестве единиц речевой коммуникации она оперирует отдельными словами, грамматическими связями или грамматическими формами. Особенно ясно этот атомизм проявляется в теории усвоения языка ребенком. Такое усвоение, по Ч. Осгуду, по существу, сводится к овладению отдельными словами или формами и их дальнейшей генерализации (обобщению). Данная теория, по мнению А. А. Леонтьева, не может интерпретировать многие факты «речевой реальности»; она имеет «недостаточную объяснительную силу» (119, с. 37). Как образно подметил Дж. Миллер, чтобы научиться языку «по Осгуду», ребенок должен заниматься этим 100 лет без перерывов на сон, еду и т. д. (143, с. 159).

Для психолингвистики первого поколения характерен индивидуализм: это теория речевого поведения индивида, как бы вырванного не только из общества, но и из реального процесса общения, который сведен здесь к простейшей схеме передачи информации от говорящего к слушающему. А. А. Леонтьев указывает на это, как на «недопустимое упрощение» (119).

Виднейшими представителями психолингвистики второго поколения (возникла в конце 1950;х гг.) стали известные американские ученые — лингвист Ноэм Хомский (N. Chomsky, р. 1928) и психолог Джордж Э. Миллер (G. A. Miller, 1920;2012).

Ноэм Хомский разработал концепцию трансформационной модели языка. Как отмечает А. А. Леонтьев (112, 119), «трансформационный подход» в лингвистике был впервые предложен Зелигом С. Харрисом (Z. S. Harris', 1909—1992), учителем Н. Хомского. Заслуга Хомского состоит в том, что он реализовал этот подход в виде целостной модели функционирования языка в речевой коммуникации — теории порождающей грамматики. В ней существуют особые трансформационные правила или операции, прилагаемые к синтаксической конструкции предложения как единого целого. Н. Хомский выделил группу простейших синтаксических структур, названных им «ядерными» (типа «Петр читает книгу»). Применяя к такой ядерной структуре операцию «пассивизации», получается: «Книга читается Петром». Если применить к ней операцию отрицания, получим: «Петр не читает книгу». Возможна и вопросительная трансформация: «Петр читает книгу?» Можно использовать два, три или даже четыре вида трансформационных операций одновременно — «Книга не читается Петром?».

Н. Хомский (252) одним из первых предложил использовать концептуальное понятие глубинной структуры предложения, определяющей семантическую (смысловую) интерпретацию синтаксической конструкции отдельного высказывания и соответствующей «ядерной» конструкции в модели «трансформационной грамматики». По Н. Хомскому, последовательность порождения предложения при помощи правил языковой трансформации выглядит следующим образом. Базовые грамматические отношения порождают глубинные структуры. Глубинная структура подается в семантический компонент и получает семантическую интерпретацию; затем «она преобразуется в поверхностную структуру, которой далее дается фонетическая интерпретация при помощи правил фонологического компонента» (252,/?. 141).

В дальнейшем (1970—1980;е гг.) Н. Хомский внес ряд изменений в концепцию порождающей грамматики. В модель трансформационной грамматики наряду с грамматическими, семантическими и фонологическими, были включены так называемые прагматические правила — правила употребления языка. В более поздних работах Н. Хомского получила дальнейшее развитие идея о принципиальном различии модели linguistic competence (англ, «языковая способность») и модели linguistic perfonnance (англ, «языковая активность»). Linguistic competence представляет собой потенциальное знание языка, которое, но II. Хомскому, иллюстрируется моделью «порождающей грамматики». Linguistic рефптапсе — это процессы, происходящие при применении языковой способности в реальной речевой деятельности.

В популярности идей Н. Хомского сыграла большую роль характерная для конца 1950;х — начала 1960;х гг. тенденция к машинизации человеческого интеллекта. Действительно, модель, казалось бы, позволяет автоматически получать из заданного исходного материала любые грамматические конструкции, заполнять их лексикой и правильно оформлять фонетически.

Важнейшее отличие психолингвистики второго поколения по сравнению с осгудовской заключалось, в частности, в трактовке усвоения языка. Согласно взглядам представителей школы Н. Хомского, усвоение языка — это не овладение отдельными языковыми элементами (словами и т. д.), а усвоение системы правил формирования осмысленного высказывания. В то же время психолингвистика второго поколения, как отмечает А. А. Леонтьев (119), в сущности, сводит психологические процессы к реализации в речи языковых структур. Системность речевого поведения или деятельности человека оказывается непосредственно выведенной из системности языка; сознательная интеллектуальная деятельность человека накладывает только определенные ограничения на реализацию языковых структур.

Одним из важнейших положений психолингвистики второго поколения стала идея универсальных врожденных правил оперирования языком, сформулированная на основе того, что, во-первых, эти правила не содержатся в языковом материале в эксплицитной форме, а во-вторых, ребенок может одинаково свободно овладеть любым национальным языком как родным. Таким образом, процесс овладения языком сводится к взаимодействию этих врожденных правил или умений и усваиваемого языкового материала, т. е. к актуализации в онтогенезе речи этих врожденных правил.

А. А. Леонтьев указывает и на некоторые другие недостатки психолингвистики Н. Хомского. Его концепция ограничивается проблемами восприятия и порождения предложения — языковой единицы, определяемой через грамматику, семантику и сегментную фонетику и принципиально изолируемой от целостного осмысленного текста. Она исследует, прежде всего, правила построения предложения, а не развернутого высказывания, т. е. в ней «игнорируется реальное соотношение различных языковых уровней (и невербальных средств) в формировании и восприятии той или иной коммуникативной единицы» (119, с. 43). Само предложение рассматривается вне реальной ситуации общения. Игнорируется место речи, а также ее восприятия, в системе психической деятельности человека — речь и ее восприятие рассматриваются как автономные, самоценные процессы. Не учитываются также индивидуальные (в том числе личиостно обусловленные) особенности восприятия и производства речи, например, возможность индивидуальных «стратегий» оперирования с языком (119, с. 43—44).

Особое направление в психолингвистике второго поколения составили английские исследователи Дж. Грин, Дж. Мортон, Дж. Маршалл и другие. В трудах ученых предметом исследования помимо предложения, становится и текст; при этом основное внимание уделяется изучению восприятия языковых средств связи предложений и «психологического значения» логических структур.

Типичным представителем психолингвистики третьего поколения является, по мнению А. А. Леонтьева, французский психолингвист Жорж Нуазе (р. 1949).

Одно из основных положений психолингвистической концепции Ж. Нуазе — необходимость разработки «автономной психолингвистики» (имеется в виду ее автономия от лингвистических моделей, а также преодоление «изоморфизма» языковых и психологических структур; изоморфизм — соотношение (отношения) между объектами (явлениями), выражающее тождество их строения (структуры)).

По Ж. Нуазе, специфические психолингвистические операции имеют одновременно когнитивную и коммуникативную природу. Они приобретают когнитивный характер, практически реализуясь в общении, взаимодействии, речевом воздействии. Ж. Нуазе, как и его единомышленник Ж. Мелер, считают психолингвистику («лингвистическую психологию») частью когнитивной психологии (271, р. 20).

Психолингвисты третьего поколения критически относятся к концепции Н. Хомского о роли врожденных универсальных языковых структур в формировании языковой способности человека. Так, Д. Дюбуа отмечает: «Язык не должен рассматриваться только как формальный объект, одинаковый для всех человеческих существ, но как объект социальный и исторически детерминированный» (258,/л 25—26). В 1970;е гг. Р. Ромметвейт выступил с решительной критикой психолингвистов второго поколения за то, что они берут высказывания как бы в вакууме, и неоднократно подчеркивал, что психолингвистика должна прежде всего изучать «…высказывания, включенные в коммуникативные окружения» (165, с. 72).

По мнению А. А. Леонтьева (136, 139), психолингвисты третьего поколения преодолели так называемый изоляционизм школы Н. Хомского — они исследуют психолингвистические процессы в широком контексте деятельности мышления, общения, памяти. «Поэтому именно их работы составили в основном теоретическую базу для развития когнитивной психологии» (119, с. 47).

Психолингвистика третьего поколения в значительной степени преодолела не только «атомизм», но и индивидуализм психолингвистики предшествующих поколений. Для нее полностью неприемлем также принцип «реактивности» речевого поведения.

Некоторые психолингвисты третьего поколения последовательно ориентируются на психологическую школу Л. С. Выготского. К числу последних относится известный зарубежный психолингвист Дж. Верч (301), который считается на Западе виднейшим специалистом по работам Л. С. Выготского и выступает активным пропагандистом его научных взглядов.

Современный период развития психолингвистики совпадает с развитием когнитивных наук. Когнитивная психология — это область психологии, изучающая то, как люди получают информацию о мире, как эта информация воспринимается и осознается человеком, как она хранится в памяти и преобразуется в знания; как эти знания влияют на наше поведение и деятельность (116, 119, 208). Когнитивный подход в психолингвистике состоит также в стремлении понять, каким образом человек воспринимает и анализирует информацию об окружающей действительности и как организует ее, чтобы принимать решения или решать насущные задачи.

Отечественная психолингвистика, в частности Московская психолингвистическая школа, ориентируется, прежде всего, на характеристику процессов преобразования смысловой информации — с различных позиций исследуются процессы производства речи, ее восприятия и понимания (смысловой интерпретации). Кроме того, большое внимание уделяется анализу процессов становления и функционирования языкового сознания, под которым понимается система образов действительности, получающих свое языковое отображение в речевой деятельности человека как носителя языка и субъекта речевой деятельности. В России своеобразным центром психолингвистической науки является сектор психолингвистики и теории массовой коммуникации Института языкознания Российской академии наук (ИЯ РАН). Его организатором и руководителем (до 1975 г.) был А. А. Леонтьев. С 1975 г. и по настоящее время руководителем сектора является доктор филологических наук, профессор Евгений Федорович Тарасов. В 2012 г. сектор преобразован в Отдел психолингвистики, состоящий из сектора общей психолингвистики и сектора этнопсихолингвистики. Отдел психолингвистики выпускает периодическое издание журнал «Вопросы психолингвистики». Данным подразделением ИЯ РАН проводятся ежегодные всероссийские симпозиумы и конференции по актуальным проблемам психолингвистики, а также международные научные форумы.

В 1980;е гг. была создана Международная организация прикладной психолингвистики — ISAPL {International Society of Applied Psycholinguistics) со штаб-квартирой в г. Лиссабоне (Португалия). Международные симпозиумы ученых-психолингвистов при участии лингвистов и психологов проводятся один раз в три года. В Осаке (Япония) издается Международный журнал психолингвистики «Международный журнал человеческой коммуникации» {InternationalJournal of Psycholinguistics). К освещаемым в нем психолингвистическим проблемам относятся понимание и производство речи, психолингвистические аспекты изучения иностранного языка, перевода как вида речевой деятельности; язык и образование; билингвизм; нарушения речи, речевые технологии и модели человеческой коммуникации; проблема освоения языка, невербальные аспекты коммуникации, анализ литературного текста, речевые технологии и модели человеческой коммуникации и т. д.

• [1] Во многом эти «поколения» соответствуют различным, существующим до сих порнаучным школам зарубежной психолингвистики.