Михаил Семенович Куторга (1809 — 1886) по праву считается одной из самых ярких фигур в отечественном антиковедении. С его именем связан перелом в изучении и преподавании зарубежной истории в Императорском Санкт-Петербургском университете. А в области антиковедения он выстроил своего рода фундамент, на котором в дальнейшем воздвигалось величественное здание российской науки о классической древности. Ее расцвет в России приходится на рубеж Х1Х-ХХ вв1. Намного раньше в этой области гуманитарного знания определилась и ее специфика — тесная связь истории с такими дисциплинами, как филология и археология, что нашло свое отражение в деятельности пионеров отечественного антиковедения.
Профессионал высочайшего уровня М. С. Куторга не был чисто «кабинетным» ученым: как преподаватель он никогда не отказывался внеаудиторного общения со студентами. Он понимал важность передачи своего профессионального опыта молодому поколению. Иначе бы его дело не получило продолжения. Для сохранения преемственности и развития научного знания ему необходимо было осваивать различные формы коммуникации и не ограничиваться университетской кафедрой в распространении своих идей. Следовало устраивать и неформальные встречи с избранным кругом лиц для передачи всего накопленного комплекса знаний. Так формируется одна из первых научных школ в России, возглавляемая М. С. Куторгой. Ее исследовательская практика и сформировавшиеся в ней механизмы взаимодействия учителя и ученика повлияли на все последующие школы не только всеобщей, но и отечественной истории в российском научном пространстве.
1 Фролов Э. Д. Русская наука об античности: историографические очерки. СПб., 1999. С. 399 -401.
М.С. Куторга и его ученики одними из первых в России начали разрабатывать проблемы античной государственности. Тема полиса и по сей день остается едва ли не самой популярной среди историков-антиковедов. Проблематика этого феномена древности неисчерпаема2. Трактовка «полиса», поиск теоретических дефиниций, изучение этапов формирования древнегреческой государственности в современном антиковедении занимает одно из центральных мест. Подтверждением тому служит, например, проводившийся в 2006 г. в Ярославле Всероссийский научно-методический семинар «Античный полис: проблемы изучения и методики преподавания», организованный Институтом всеобщей истории РАН. Симпозиум продемонстрировал дискуссионность многих сюжетов, а, следовательно, и их актуальность. Вместе с тем их нельзя успешно решить без анализа всего накопленного исторической наукой предшествующего опыта.
Разработку проблем античной истории на сегодняшний день нельзя рассматривать обособленно от того контекста, в котором творили ученые. Историческая эпоха, окружение ученого, его взаимодействие с коллегами накладывают определенный отпечаток и на сами научные сочинения. Поэтому немаловажным для нашего исследования будет рассмотрение всей системы коммуникаций, характерной для антиковедов XIX в., одним из центров которой была школа М. С. Куторги. Исследование научных сообществ с точки зрения не только методологических установок и тех проблем истории, которые ими разрабатывались, но и внутринаучных коммуникаций стало важной тенденцией современной историографии. Такая установка подразумевает выявление механизмов становления школы и передачи внутри нее профессиональных ценностей и опыта. Важным оказывается и исследование психологических взаимоотношений внутри ученой корпорации.
2 Одна из последних работ, посвященная античному полису: Античный полис. Курс лекций / Отв. ред. В. В. Дементьева, И. Е. Суриков. М., 2010.
3 Мягков Г. П. Научное сообщество в исторической науке: опыт «русской исторической школы». Казань, 2000. С. 116.
Степень изученности проблемы.
Традиционно историографию школы М. С. Куторги можно разделить на три периода — дореволюционный, советский и современный.
В работах дореволюционных авторов школе М. С. Куторги уделялось неоправданно мало внимания. Лишь в немногих трудах рассматривались биографии мэтра и его учеников, краткому анализу подвергались их исследования. Давалась общая характеристика педагогической деятельности представителей научной школы М. С. Куторги, но не освещались подробно их общественно-политические взгляды и методологические основания исследований.
В.В. Бауер, ученик М. С. Куторги, еще при жизни своего учителя одним из первых попытался охарактеризовать деятельность мэтра. Его перу принадлежит небольшой очерк, помещенный в книге В. В. Григорьева об истории Петербургского университета4. Этот очерк основывается, главным образом, на воспоминаниях автора и его коллег. В. В. Бауер проследил научную и педагогическую карьеру своего наставника, охарактеризовал М. С. Куторгу как талантливого лектора, замечательного ученого и отметил те изменения, которые произошли в связи с приходом Михаила Семеновича на кафедру в 1836 г. Также была показана значительная роль «вечерних бесед» -неформальных встреч со студентами — в становлении антиковедов Петербургского университета, а соответственно, и школы М. С. Куторги. Однако В. В. Бауер внес некоторую путаницу в определение маршрута научной стажировки М. С. Куторги в 1833—1835 гг. Эта ошибка была исправлена советским исследователем Ю. К. Мадиссоном благодаря его работе с эстонскими архивными материалами5. Он доказал, в частности, что М.С.
4 Бауер В. В. М. С. Куторга // Григорьев В. В. Санкт-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870. С. 213−218.
5 Мадиссон Ю. К. Молодой Куторга (к вопросу о возникновении русской исторической науки.
06 античности) // Уч. зап. Тартусского университета. Труды историко-филологического факультета. Таллин, 1956. Вып. 43. С. 32.
Куторга работал в Берлине, Вене, Мюнхене, но не в Париже и Гейдельберге, как это утверждал В. В. Бауер. В труде В. В. Григорьева имеются также очерки о М.М. Стасюлевиче6, Ф.Ф. Соколове7, H.A. Астафьеве8.
Некролог, написанный Г. С. Дестунисом, 9 можно считать и источником и одним из первых исследований, посвященных М. С. Куторге. В нем анализу подвергаются многочисленные сочинения ученого, разбираются поступившие на них рецензии. Однако этот разбор довольно краткий и носит скорее апологетический характер, что обусловлено самим жанром некролога.
Изучением биографии и научного творчества М. С. Куторги занимался и его племянник — Михаил Степанович Куторга. Именно в его распоряжении остались все бумаги ученого, как личного плана, так и черновики исследований. Благодаря его кропотливой работе труды М. С. Куторги, созданные в 1874—1886 гг., увидели свет в 1894—1896 гг. Племянник маститого антиковеда сопроводил это издание биографией своего дяди, а также отметил его выдающуюся роль в развитии науки о классической древности в России10.
Во многом подытожил развитие дореволюционной историографии о М. С. Куторге и его школе харьковский профессор В. П. Бузескул. В его работе «Введение в историю Греции» имеются и биографические сведения об ученых, а также практически в назывном порядке приводятся их труды11. Более ценной является монография того же автора, но написанная уже в советский период его творчества — «Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале.
6 Соколов Ф. Ф. М. М. Стасюлевич // Григорьев В. В. Указ. соч. С. 220−222.
7 Ф. Ф. Соколов, записка им самим составленная // Григорьев В. В. Указ. соч. С. 370−371.
8 Бауер В. В. H.A. Астафьев // Григорьев В. В. Указ. соч. С. 222.
9 Дестунис Г. С. Михаил Семенович Куторга: воспоминания и очерки // ЖМНП. 1886. Ч. 246. № 7. С. 3 — 14.
10 Куторга М. С. Собрание сочинений. Т. I. СПб., 1894. С. I—IXКуторга М. С. Собрание сочинений. СПб., 1896. Т. II. С. I-VIII.
11 Мы пользовались переизданием: Бузескул В. П.
Введение
в историю Греции. Обзор источников и очерк разработки греческой истории в XIX и в начале XX в. / Вступ. ст. и общ. ред. проф. Э. Д. Фролова. СПб., 2005. С. 363−368.
XX в.". Автор специально отметил, что он в большей степени говорит о достоинствах работ, нежели об их недостатках, так как основная его цель.
1 о показать достижения отечественной историографии. Поэтому редко в монографии В. П. Бузескула можно встретить критический анализ исследований. Единственное, он назвал взгляд М. С. Куторги на Афинскую республику оригинальным, но «странным», никак не пояснив свою мысль14. Автор обратил внимание и на феномен школы М. С. Куторги, приведя одним из первых наиболее полный список ее основных представителей — В. М. Ведрова, М. М. Стасюлевича, H.A. Астафьева, В. В. Бауера, П.И. Люперсольского15. К числу учеников мэтра В. П. Бузескул не отнес В. Г. Васильевского и Ф. Ф. Соколова, объяснив, что когда они были студентами, М. С. Куторга находился в загранкомандировке. Поэтому первый являлся слушателем мэтра недолго, а второй — вообще не имел возможности посещать лекции знаменитого петербургского антиковеда16. На наш взгляд, такое мнение В. П. Бузескула неверно, что мы и попытаемся доказать в настоящей работе.
Ни в дореволюционный период, ни в последующее время так и не были созданы подробные биографии учеников М. С. Куторги, говорящие об их заслугах как антиковедов. Дело ограничивалось некрологами и краткими очерками. На наш взгляд, это объясняется тем, что большинство воспитанников М. С. Куторги вскоре после защиты диссертаций переключились на другие исторические периоды (средние века и византинистику — М. М. Стасюлевич, В. Г. Васильевский, Новое время — В.В. Бауер). А потом некоторые (В.М. Ведров, М. М. Стасюлевич, H.A. Астафьев) и вовсе сменили профессию и добивались успехов на ином поприще, поэтому они и были известны общественности в другом качестве. Исключение составлял Ф. Ф. Соколов,.
12 Мы пользовались переизданием: Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX века. / Отв. ред. И. В. Тункина. М., 2008.
13 Там же. С. 4.
14 Там же. С. 107.
15 Там же. С. 112.
16 Там же. занимавшийся античной эпохой до конца своих дней. В дореволюционное время в «Биографическом словаре профессоров и преподавателей Императорского Санкт-Петербургского университета» были опубликованы биографии с указанием этапов педагогической карьеры В.В. Бауера17, В.Г. Васильевского18, Ф.Ф. Соколова19.
В советской историографии одним из первых, кто обратил внимание на личность М. С. Куторги и его научную школу, был С.Н. Валк'". В своем очерке об исторической науке в Ленинградском университете он попытался исследовать общественно-политические взгляды М. С. Куторги, показал важную роль мэтра в становлении дисциплины всеобщей истории в России. Автор подробно изучил конфликт М. М. Стасюлевича и представителей Московского университета на материалах журнальных статей в середине XIX в. и пришел к выводу о существовании в этот период московской и петербургской школ антиковедения. Родоначальником последней являлся именно М. С. Куторга. Отличительными чертами петербургской школы автор считал критический метод, выбор для исследования узких тем, кропотливую работу ученых с первоисточниками, присущий им тезис «наука для науки"21.
Подход С. Н. Валка был раскритикован М. А. Алпатовым в статье, посвященной мировоззрению М. С. Куторги и его концепции древнегреческой истории22. М. А. Алпатов, думается, был первым, кто так подробно проанализировал труды петербургского антиковеда, выявил его взгляды на.
17 Бауер В. В. // Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Санкт-Петербургского университета за истекшую третью четверть века его существования (1869−1894 гг.). СПб., 1896. С. 4(М2.
18 Васильевский В. Г. // Биографический словарь. С. 120−125.
19 Соколов Ф. Ф. // Биографический словарь. С. 205−206.
20 В данной работе мы пользовались переизданием: Валк С. Н. Историческая наука в Ленинградском университете за 125 лет // Валк С. Н. Избранные труды по историографии и источниковедению / Под ред. В. Н. Гинева. СПб., 2000. С. 10−20.
21 Там же. С. 13−16.
22 Алпатов М. А. Мировоззрение М.С. Куторги и его концепция истории древней Греции // ВДИ. 1955. № 3. С. 179−191- См. также: Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955. Т. I. С. 474192. историческое развитие древней Греции. Вместе с тем автор резко выступил против идеи выделения научных школ по географическому принципу. По его мнению, Т. Н. Грановский и М. С. Куторга по своим политическим взглядам входили в лагерь либералов, следовательно, заключает М. А. Алпатов,.
94 принадлежали к одной и той же школе. Однако, на наш взгляд, С. Н. Валк считал критерием выделения школы не столько географический принцип, сколько методологический. Свою позицию он убедительно аргументировал анализом трудов представителей обеих антиковедческих школ.
Заметной вехой в изучении взглядов М. С. Куторги стала работа Ю.К. Мадиссона24. Автор на основе архивных данных проанализировал дерптский период в жизни антиковеда. Как уже отмечалось, он уточнил маршрут загранкомандировки М. С. Куторги. Кроме того, Ю. К. Мадиссон, изучив первые работы ученого, делопроизводственную документацию, пришел к выводу, что как мастер критики источников, как оригинальный исследователь М. С. Куторга сформировался именно в Дерпте. Загранкомандировка же в большей степени разочаровала молодого антиковеда: он не увидел ничего нового в методике преподавания немецких профессоров25.
Довольно краткий очерк о М. С. Куторге дает A.C. Шофман. Называя его «буржуазным историком», что характерно для советской историографии, автор, тем не менее, отмечает огромные заслуги М. С. Куторги в разработке проблем античной истории, самостоятельность его как исследователя. По мнению A.C. Шофмана, высока заслуга М. С. Куторги в деле подготовки учеников: H.A. Астафьев, М. М. Стасюлевич, В. В. Бауер, П. И. Люперсольский, В.Г.
Васильевский, Ф. Ф. Соколов и др. были воспитанниками М. С. Куторги .
23 Алпатов М. А. Мировоззрение М.С. Куторги. С. 182−183.
24 Мадиссон Ю. К. Указ. соч. С. 3−37.
25 Там же. С. 35−36.
26 Шофман A.C. Основные проблемы истории античной Македонии в историографии // Уч. зап. Казанского государственного университета. Серия «История». 1954. Т. 114. Кн. 5. С. 186−190.
27 Там же. С. 187.
Заметной вехой в изучении личности М. С. Куторги и его наследия стала кандидатская диссертация казанского исследователя А.Д. Константиновой28. В ней автор на основе опубликованных источников, многочисленных архивных материалов изучила жизненный путь ученого, с марксистских позиций — его общественно-политические взгляды, а также очень подробно проанализировала поднятые М. С. Куторгой проблемы древнегреческой истории. При этом, однако, не было уделено никакого внимания самой школе петербургского антиковеда, развитию его идей.
Вопросами историографии древней Греции и Рима занимался и по сей день продолжает разрабатывать их такой авторитетный исследователь, как Э. Д. Фролов. В своих очерках и монографии он показал сложный тернистый путь науки о классической древности в нашей стране. М. С. Куторгу Э.Д. Фролов считает родоначальником петербургского антиковедения, ставя ему в заслугу развитие в России критического метода. Обладая философским складом ума, М. С. Куторга, по мнению современного петербургского исследователя, сумел создать стройную концепцию древнегреческой истории, а также объединить вокруг себя заинтересованных в изучении античности студентов29. Вместе с тем Э. Д. Фролов не склонен идеализировать М. С. Куторгу, отмечая его сложный характер и горделивые претензии в науке30.
Интересна и статья Т. В. Кудрявцевой, где она обрисовала уровень преподавания всеобщей истории в Петербургском университете в 20-хпервой половине 30-х гг. XIX в. и на этом достаточно мрачном фоне ярко.
Константинова А.Д. М. С. Куторга как историк античности. Дисс.. канд. ист. наук. Казань, 1966; См. также ее статьи: Константинова А. Д. Жизнь и научная деятельность М. С. Куторги // Вопросы историографии всеобщей истории. Вып. 2. Казань, 1964. С. 80−122- Она же. Общественно-политические и историко-философские взгляды М. С. Куторги // Вопросы историографии всеобщей истории. Казань, 1968. Вып. 3. С. 113−144.
Фролов Э. Д. Изучение античности в России дореформенного периода // Историография античной истории / Под ред. В. И. Кузищина. М., 1980. С. 77−80- Он же. Русская наука об античности. С. 161−174- Он же. Вместо предисловия: к 120-летию виртуальной встречи поколений (две эпохи и два архегета) // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. проф. Э. Д. Фролова. СПб., 2006. С. 8−14. 30 Фролов Э. Д. Вместо предисловия. С. 10. представила всю значимость М. С. Куторги для становления российского 31 о антиковедения. В своей статье она уделила внимание непростому характеру профессора, его становлению как ученого.
Влияние М. С. Куторги на представителей московской школы историков получило освещение в работах некоторых современных исследователей. В. А. Филимонов пришел к выводу, что Н. И. Кареев во многом перенял взгляды М. С. Куторги на исторический процесс, традицию философского его осмысления32. Т. Н. Иванова отметила большую роль М. С. Куторги в педагогической карьере московского историка В.И. Герье33.
Сегодня общим местом в историографии стало рассмотрение М. С. Куторги как основателя петербургской исторической школы. Тем более поражает тот факт, что юбилей М. С. Куторги в 2009 г. остался в общем-то незамеченным. Исключение составляет, пожалуй, лишь проведение «круглого стола», посвященного знаментому антиковеду, на конференции в Казани34.
Историографический обзор приводит нас к следующему заключению. В отечественном антиковедении отсутствуют специальное монографическое исследование школы М. С. Куторгив работах общего характера, учебных пособиях и статьях российских ученых содержатся лишь краткие обзоры научного творчества М. С. Куторги и его учеников.
Объектом исследования является процесс формирования отечественной науки об античности в XIX в.
31 Кудрявцева Т. В. Куторга М.С. и петербургская историческая школа. О преподавании истории в Петербургском университете в 20-е — начале 30-х гг. XIX в. // Россия в контексте мировой истории. Сб. ст. в память Ю. В. Егорова / Отв. ред. A.A. Фурсенко. СПб., 2002. С. 40830.
32 Филимонов В. А. М. С. Куторга и Н. И. Кареев. Коммуникативная специфика и трудности верификации // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2010. Вып. 30. С. 223−235.
33 Иванова Т. Н. Научное наследие В. И. Герье и формирование науки всеобщей истории в России (30-е гг. XIX-начало XX века). Чебоксары, 2010. С. 98.
34 Сообщество историков высшей школы России: научная практика и образовательная миссия. М., 2009.
Предметом исследования — антиковедческая школа М. С. Куторги, ее вклад в решение проблем греческого полиса, а также исследовательские, педагогические и коммуникативные принципы этой школы.
Исходя из вышеизложенного, определяется и цель данной работы: изучение научной школы М. С. Куторги как профессионального сообщества, включающее процесс ее становления, развития и судьбы, и определение ее роли в формировании самой науки об античности в России.
Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи:
1. изучить процесс формирования М. С. Куторги как ученого-историка, становления его научных взглядов и профессиональных ценностей;
2. определить специфику лекторского и педагогического мастерства М. С. Куторги как одного из важнейших условий создания и функционирования университетской научной школы;
3. охарактеризовать концепцию древнегреческой истории М. С. Куторги;
4. выявить роль «вечерних бесед» в становлении антиковедческой школы М. С. Куторги;
5. рассмотреть значение заграничных командировок как этапа становления ученого в научной школе М. С. Куторги;
6. проанализировать «диссертационную культуру» научной школы М. С. Куторги;
7. проследить развитие основных научных идей М. С. Куторги в трудах его учеников, разрабатывавших отдельные проблемы античной истории;
8. проследить судьбу научной школы М. С. Куторги и ее идей через исследование коммуникативных практик между лидером и его воспитанниками.
Хронологические рамки исследования обусловлены временем существования антиковедческой школы М. С. Куторги. Верхняя граница — 1842 г. — связана с началом организации «вечерних бесед"35, исторических семинаров, которые стали основой зарождающегося научного сообщества. Нижняя граница — смерть М. С. Куторги в 1886 г. Известно, что до последних своих дней он занимался исследованием древнегреческой истории, развивал свои идеи, плодом чего стал опубликованный посмертно двухтомник его сочинений36. Но расцвет исследуемой антиковедческой школы, по нашему мнению, относится ко времени, когда она наиболее продуктивно функционировала, что выражалось прежде всего в защитах магистерских и докторских диссертаций — это конец 1840-х-1860-е годы. Мы сознательно в качестве нижней хронологической границы не выбрали дату ухода из жизни Ф. Ф. Соколова (1909 г.), одного из немногих учеников М. С. Куторги, который и после защиты магистерской диссертации занимался историей античности. Бесспорно, в основе исследований Федора Федоровича лежал критический метод, который он перенял от своего учителя. Но, как отмечает Э. Д. Фролов, М. С. Куторга отличался философским складом ума и стремился к историческому синтезу, тогда как Ф. Ф. Соколов был убежден в необходимости.
3 7 уточнения самих фактов, дат и событий прошлого. Для осуществления своей цели он первый в российском антиковедении начал широко использовать эпиграфический материал. И уже на этой основе, как он полагал, можно было строить теории. Здесь мы наблюдаем явный отход от установок М. С. Куторги.
Указанные выше хронологические рамки не являются строгими. Для более глубокого исследования обозначенной антиковедческой школы мы обратимся к становлению М. С. Куторги как ученого, то есть к 20 — 30-м гг. XIX в., рассмотрим процесс зарождения его концепции древнегреческой истории и формирование у него профессиональных качеств исследователя.
35 Подробнее об обосновании этой даты см.: Скворцов A.M. «Вечерние беседы» и их роль в становлении научной школы М. С. Куторги // Сообщество историков высшей школы России: научная практика и образовательная миссия. М., 2009. С. 270−271.
36 Куторга М. С. Собрание сочинений. СПб., 1894−1896. Т. I—II.
37 Фролов Э. Д. Русская наука об античности. С. 178.
Для выполнения поставленной в диссертационном сочинении цели и решения задач в работе использовался комплекс источников. Он разнороден по своему характеру и по времени создания, что обусловлено спецификой данного исследования. Используемый источниковый комплекс по видовому критерию можно разделить на несколько самостоятельных блоков.
Первая видовая группа источников представлена официальными о о нормативными документами, которые регулировали деятельность.
— 39 университетов в целом, а также порядок получения ученых степеней .
Вторая группа источников — научные труды М.С. Куторги40 и его учеников41. К ним относятся диссертационные работы, монографии, научные.
38 Общий Устав Императорских Российских университетов 1835 г. // URL://museum.guru.ru/ustavy/ustavl835/contents.phtml (дата обращения 10 октября 2010 г.) — Общий Устав Императорских Российских университетов 1863 г. // Полное собрание законов Российской империи — II. Т. 38. Отд. 1. СПб., 1866. № 39 752.2.
39 О производстве в ученые степени на основании Положения, у сего прилагаемого 20 генваря 1819 г. // Полное собрание законов Российской империи — I. СПб., 1830. Т. 36. № 27 646- Положение о производстве в ученые степени 6 апреля 1844 г. // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Отд. 2. 1840−1855. СПб., 1876. Т. 2. № 251. Стб. 476−485- Положение об испытаниях на звание действительного студента и на ученые степени 4 января 1864 г. // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. 1850−1864. СПб., 1867. Т. 3. № 619. Стб. 636−643.
40 Kutorga М. De antiquissimis tribubus Atticis earumque cum regni partibus nexu. Dissertatio inauguralis historica, quam ad gradum philosophiae magistri in universitate caesarea Dorpatensi obtinendum. Dorpati Livinorum, MDCCCXXXIIКуторга М. С. Политическое устройство германцев до шестого столетия. СПб., 1837- Он же. Колена и сословия аттические. СПб., 1838- Он же. Людовик XVI. Исторический очерк // Современник. 1843. Т. XXIXОн же. История Афинской республики от убиения Иппарха до смерти Мильтиада. СПб., 1848- Он же. Очерк новейших историков Западной Европы. Леопольд Ранке // Библиотека для чтения. 1850. Т. 99. Ч. 2- Он же. Критические разыскания о законодательстве Алкмеонида Клисфена // Пропилеи. 1853. Кн. IIIОн же. Персидские войны. Критические исследования событий этой эпохи древней греческой истории. СПб., 1858- Koutorga М. Recherches critiques sur l’Histoire de la Grece pendant la periode des guerres Mediques. Paris, 1861- Куторга M. С. O науке и ее значении в государстве // Русский вестник. 1873. Т. 104. Март. С. 5−61- Он же. Борьба демократии с аристократией с древних эллинских республиках перед Персидскими войнами // Русский вестник. 1875. Т. 112- Он же. Собрание сочинений. СПб., 1894−1896. Т. III.
41 Ведров В. М. Жизнь афинского олигарха Крития. СПб., 1848- Стасюлевич М. М. Афинская игемония. СПб., 1849- Он же. Ликург Афинский. СПб., 1851- Он же. Защита Кимонова мира. СПб., 1852- Астафьев Н. Македонская игемония и ее приверженцы. СПб., 1856- Ведров В. М. Поход афинян в Сицилию и осада Сиракуз (с мая 415 до сентября 413 г. до Р.Х.). СПб., 1857- Бауер В. В. Афинская игемония. СПб., 1858- Он же. Эпоха древней тирании в Греции. СПб., 1863- Соколов Ф. Ф. Критические исследования, относящиеся к древнейшему периоду статьи. Изучение этих работ проводится для характеристики концепции истории древней Греции школы М. С. Куторги, а также определения степени сходства их методологических позиций, принципов источниковедческого анализа и развития научных идей. Ученые труды отражают также и мировоззрение авторов, их взгляды на науку и смысл изучения истории, что является критериями для характеристики научных школ. Нами также использовались некоторые труды представителей московской школы историков для лучшего понимания различий двух традиций и создания более четкого представления о специфике изучаемого научного сообщества42.
Третьей группой источников являются рецензии и отзывы43. Часть из нихнеопубликованные, найденные в архиве Петербургского университета44 и личных фондах историков45. Они позволяют понять отношение научного истории Сицилии. СПб., 1865- Люперсольский П. И. Храмовый город Дельфы с оракулом Аполлона Пифийского в древней Греции. СПб., 1869- Васильевский В. Г. Политическая реформа и социальное движение в древней Греции в период ее упадка. СПб., 1870- Люперсольский П. И. Очерк государственной деятельности и частной жизни Перикла. Киев, 1877- Соколов Ф. Ф. Третье столетие до Р. Хр. (речь, произнесенная на акте Санкт-Петербургского Историко-филологического института). Отд. отт.
42 Грановский Т. Н. Аббат Сугерий. Историческое исследование. М., 1849- Бабст И. К. Государственные мужи древней Греции в эпоху ее распадения. М., 1851.
43 Стасюлевич М. М. [Рец.] Аббат Сугерий. Историческое исследование Т. Грановского // Москвитянин. 1850. № 12. Июнь. Кн. 2. Ч. III. Отд. IVБабст И. Несколько замечаний по поводу критики г. Стасюлевича на книгу «Аббат Сугерий. Историческое рассуждение Т. Грановского» // Отечественные записки. 1850. Т. 71. Отд. VIIIДобролюбов H.A. [Рец.] Поход афинян в Сицилию и осада Сиракуз. Сочинение В. Ведрова // Добролюбов H.A. Собрание сочинений. М.-Л., 1962. Т. 2- Стасюлевич М. [Рец.] «О древнейших коленах аттических и их связи с областным делением Аттики». Дерпт, 1832 и дополнение к объяснению четырех древнейших аттических колен. СПб., 1850 // Москвитянин. 1851. Февраль. № 3. Кн. 1- [Рец.] Эпоха древней тирании в Греции. Сочинение Василия Бауера. СПб., 1863 // Библиотека для чтения. 1863. Октябрь. № 10. Отд. 2- [Рец.] Эпоха древней тирании в Греции. Сочинение Василия Бауера. СПб., 1863 // Современник. 1863. № XII. Декабрь и др.
44 Отзыв М. С. Куторги на диссертацию В. М. Ведрова «Жизнь афинского олигарха Крития» // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 15 892. Л. 14- Плетнев П. А. Отзыв на диссертацию H.A. Астафьева // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 15 960- Отзыв М. С. Куторги на диссертацию H.A. Астафьева // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 15 960 и др.
45 Куторга М. С. Мнение о части диссертации кандидата Соколовского, относящееся к истории Греции // ОР РНБ. Ф. 608. Оп. 1. Ед.хр. № 2185- Мнение орд. проф. всеобщей истории М. Куторги о диссертации, представленной магистром Ведровым на степень доктора // ИРЛИ. Ф. 93. Оп. 3. Д 692. Л. 5 об. и др. сообщества к тем идеям, которые были выработаны М. С. Куторгой и его учениками. Кроме того, этот источник дает ценные сведения об этике научных дискуссий в сообществе историков XIX в. Зачастую рецензии превращались в отдельные самостоятельные исследования, с прочной опорой на свидетельства источников, что усиливает их значимость для историографии.
Четвертая видовая группа представлена многочисленными источниками личного происхождения. Первая подгруппа — источники эпистолярного жанра46. Часть из них неопубликована47. Они позволяют нам выявить коммуникативные практики научного сообщества, понять психологию взаимоотношения внутри коллектива. В письмах нередко отражаются идеи историков, вопросы учеников и рекомендации учителя по спорным вопросам. Другими словами, переписка позволяет глубже проникнуть в творческую лабораторию ученых, увидеть процесс возникновения и развития идей. Для современных историографических исследований очень важен именно этот вид источников. Омский историограф В. П. Корзун отмечала, что именно источники личного происхождения, включенные «в определенный социокультурный и методологический контекст», позволяют глубже разобраться в авторе, найти ему место в научном сообществе и культурной среде48. При этом письма по своему характеру также различны. Для нашего исследования целесообразно выделить официальные письма (например, письма в Министерство народного.
46 Письма П. И. Прейса М.С. Куторге, И. И. Срезневскому, П. О. Шафарику, Куршату и др. Материалы к истории славяноведения. СПб., 1892. М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке / Под ред. М. К. Лемке. СПб., 1911. Т. 1. Кроме того, большое число писем М. С. Куторги от коллег, брата, учеников хранится в фонде мэтра (Ф. 410) в ОР РНБ.
47 Это переписка М. С. Куторги с учениками, братом, коллегами, хранящаяся в Ф. 410 и 608 ОР РНБ., а также письма В. Г. Васильевского в Ф. 96 ПФА РАН.
ДО.
Корзун В.П., Мамонтова М. А., Свешников A.B. Историк в собственных письмах: зеркало или мир зазеркалья? (Несколько замечаний о специфике писем русских историков XIX — XX веков в качестве историографического источника) // Письма русских историков (С.Ф. Платонов, П.Н. Милюков) / Под ред. проф. В. П. Корзун. Омск, 2003. просвещения) и частную переписку. В каждом случае автор выбирает.
49 соответствующую «модель саморепрезентации» .
Вторая подгруппа, которая в нашем случае малочисленна, представлена дневниками. Ни М. С. Куторга, ни его ученики, к сожалению, на протяжении своей жизни не вели дневников. Исключение составляют лишь два кратковременных дневника М. С. Куторги, которые он вел во время путешествия по Греции и Египту в 1860 и 1861 гг.50 Вероятно, эмоции от увиденных памятников греко-римской и древневосточной древностей настолько переполнили историка, что он захотел их выразить на бумаге. Близких людей, с которыми он мог бы поделиться впечатлениями, не было рядом. Нами использованы также дневники слушателей М.С. Куторги51, где отражены впечатления о лекциях М. С. Куторги, а также дневник коллеги.
52 антиковеда по университету A.B. Никитенко .
Третья подгруппа источников — мемуарная литература. Она представлена воспоминаниями о М. С. Куторге и его учениках. При работе с.
49 Подробнее см.: Корзун В. П. Московская и Петербургская школы русских историков в письмах П. Н. Милюкова С.Ф. Платонову // Отечественная история. 1999. № 2. С. 171−182.
50 Куторга М. С. Дневник путешествия по Египту и Греции // ОР РНБ. Ф. 410. Ед. хр. № 40- Куторга М. С. Дневник путешествия по Греции // ОР РНБ. Ф. 410. Ед. хр. № 37.
51 Арбузов H.A. Мой журнал или сборник ежедневных впечатлений // ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Ед. хр. № 55. Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений / Под ред. Б. П. Козьмина. М&bdquo- 1939. Т. 1.
52 Никитенко A.B. Дневник. М., 2005. Т. 1−2.
53 Чумиков A.A. Студенческая корпорация в Петербургском университете в 1830—1840 гг. (из воспоминаний бывшего студента) // Русская старина. 1880. Т. 30. № 2- В. Б. Празднование пятидесятилетнего юбилея ученой деятельности М. С Куторги // ЖМНП. 1883. Ч. CCXXVI. АпрельУстрялов Ф. Н. Воспоминания о Санкт-Петербургском университете в 1852—1856 гг. // Исторический вестник. 1884. Т. XVI. № 8- Мусин-Пушкин А. Воспоминания о Василии Васильевиче Бауере одного из его учеников // Бауер В. В. Лекции по Новой истории, читанные в Санкт-Петербургском университете. СПб., 1886- Языков Д. Д. Воспоминания о М. С. Куторге // Исторический вестник. 1886. Т. XXV. Кн. 9- А. Ч. Петербургский университет полвека назад. Воспоминания бывшего студента // Русский архив. 1888. Кн. 3. № 9- Венюков М. И. Из воспоминаний. Амстердам, 1895. Кн. 1- Головин К. Мои воспоминания. СПб., 1908. Т. IИваницкий Н. И. Автобиография // Щукинский сборник. М., 1909. Вып. 8- Витмер А. Художник слова и пера // Исторический вестник. 1913. Т. 133. № 8- Драницын С. Н. Воспоминания // ОР РНБ. Ф. 1448. Ед. хр. № 182- Острогорский В. Из истории моего учительства. Как я сделался учителем (1851−1864 гг.). СПб., 1914; Кареев Н. И. Прожитое и пережитое. Л., 1990 и др. ними следует не упускать из вида такое свойство человеческой памяти, как ее фрагментарность и избирательность. Запоминаются лишь некоторые сюжеты, наиболее примечательные и значимые для данного автора, а также общее впечатление о человеке/явлении. При этом какие-то детали, даты редко передаются верно. Воспоминания пишутся по прошествии определенного времени (порой длительного). Довольно часто это происходит в пожилом возрасте, когда имеется уже огромный жизненный опыт, а соответственно, некоторые ценностные установки уже изменены, по сравнению с описываемым периодом жизни.
Наконец, четвертая подгруппа источников — некрологи, написанные на.
54 -гсмерть М. С. Куторги и его учеников. В них содержится описание жизненного пути ученых, их научной и педагогической карьеры. Часто они перемежаются с воспоминаниями, так как некрологи, как правило, пишутся близким человеком, хорошо знающим почившего. При этом следует помнить, что авторы следовали негласному правилу: об умершем или хорошо, или ничего. Никакой негативной информации о жизни и творчестве покойного ученого в некрологах не содержится.
Пятая группа источников, которые мы использовали в работе, -делопроизводственная документация. К ней относятся личные дела историков, формулярные списки, хранящиеся в фонде Санкт-Петербургского университета в Центральном государственном историческом архиве города Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб) и Российском государственном историческом архиве (РГИА)55. На их основе реконструируется жизненный путь историков, их.
54 Васильевский В. Г. В. В. Бауер. Некролог // ЖМНП. 1884. Ч. ССХХХУ1. ДекабрьДестунис Г. С. Михаил Семенович Куторга: воспоминания и очерки // ЖМНП. 1886. Ч. 246. № 7- Жебелев С. А. Ф. Ф. Соколов (некролог) // ЖМНП. 1909. Ч. XXIII. Сентябрь. Отд. IV и др.
55 Дело о приват-доцентуре Ведрова // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 15 903- Дело о перемещении адъюнкт-профессора Александровского лицея Ведрова в Казанский университет // РГИА. Ф. 733. Оп. 47. Д. 133- Дело о службе адъюнкта Михаила Стасюлевича // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 5132- Дело об определении кандидата Стасюлевича старшим учителем в Ларинскую гимназию, утверждение его в степени магистра, доктора и о производстве его в соответствующий степени доктора чин коллежского асессора и об научная и педагогическая карьера. Кроме того, благодаря университетской документации представляется возможным определить роль, которую играл М. С. Куторга в деле продвижения своих учеников по карьерной лестнице.
Нами также использовалась документация, связанная с заграничными командировками представителей школы М.С. Куторги36. К ней относятся ходатайства М. С. Куторги, отчеты стипендиатов, финансовые документы, инструкции. Эти источники хранятся как в фонде университета ЦГИА СПб., так и в фонде Министерства народного просвещения РГИА. Благодаря им мы можем оценить роль загранкомандировок в становлении историка в научной школе М. С. Куторги.
К делопроизводственной документации следует также отнести и планы по организации учебного процесса в Петербургском университете, отчеты преподавателей и программы читаемых ими курсов57.
Методология и методы исследования. Главным теоретическим концептом исследования стала «научная школа». Современное историографические исследование редко обходится без попытки через анализ утверждении его в звании доцента Императорского Санкт-Петербургского университета по кафедре всеобщей истории // РГИА. Ф. 733. Оп. 25. Д. 87- Формулярный список П. И. Люнерсольского // РГИА. Ф. 733. Оп. 150. Д. 469- Формулярный список В. В. Бауера // РГИА. Ф. 733. Оп. 225. Д. 30. Л. 70 об.- Формулярный список В. Г. Васильевского // РГИА. Ф. 733. Оп. 150. Д. 749 и др.
56 Дело о дозволении находящемуся в Берлине воспитаннику Профессорского института Куторге возвратиться в Санкт-Петербург // РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 685- Дело о возвращении воспитанникам Профессорского института Куторге и Печорину издержанных ими денег во время путешествия по Германии и Италии // РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 684- Ведров РГИА. Ф. 733. Оп. 47. Д. 133- Дело о командировании за границу с ученой целью магистра Императорского Санкт-Петербургского университета Соколова // РГИА. Ф. 733. Оп. 141. Д. 81- Дело о командировании за границу с ученой целью доцента Санкт-Петербургского университета Астафьева // РГИА. Ф. 733. Оп. 120. Д. 80- Дело о командировании учителя Санкт-Петербургской Духовной семинарии кандидата Люперсольского с ученой целью // РГИА. Ф. 733. Оп. 141. Д. 61 и др.
57 См. Приложение № 1 и 2- Отчеты о занятиях профессоров и преподавателей Петербургского университета за 1851 / 1852 и 1852 /1853 учебный год // РГИА. Ф. 733. Оп. 26. Д. 73- Материалы к заседаниям факультета за 1869 г. // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 476. Д. 58- Материалы к заседаниям факультета за 1870 г. // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 476. Д. 59. предшествующего опыта дать собственную интерпретацию этому понятию58. С.
1970;х годов в отечественной историографии стали появляться работы, посвященные феномену «научной школы». М. Г. Ярошевский отметил, что научная школа выполняет минимум «двойную функцию — образовательную обучение творчеству) и собственно исследовательскую"39. Опираясь на это утверждение, вслед за немецким науковедом Г. Лайтко можно его уточнить следующей формулировкой: научная школа является как феноменом процесса исследования, так и феноменом социальной группы60.
Идея школы как социальной группы была поддержана М. Балмером, который понимал под школой «группу современников, разделяющих единый стиль, исследовательскую технику, систему символических выражений и имеющих в каком-либо отношении тесную связь в пространстве и времени"61.
Определение М. Балмера дополнило положение о том, что «школа в науке является неформальным, т. е. не имеющим юридического статуса 62 объединением», организация которого не может быть спланирована и определена заранее.
В современной историографии особое внимание феномену научных школ уделяют Г. П. Мягков и В. П. Корзун, которые занимаются, главным образом, изучением коммуникативных практик. Г. П. Мягков выделяет несколько аспектов данной проблематики: роль лидера школывозможность школы без лидеракоммуникативные отношения внутри школы и ее внутренняя структураотношения школы с «внешней средой"63. В. П. Корзун считает, что.
58 См., например: Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского» в исторической науке и российской культуре. Челябинск, 2010. С. 67−90- Цыганков Д. А. Профессор В.И. Герье и его ученики. М., 2010. С. 3−27- Иванова Т. Н. Указ. соч. С. 301−322.
59 Ярошевский М. Г. Логика развития науки и научная школа // Школы в науке. М., 1977. С. 7.
60 Лайтко Г. Научная школа — теоретические и практические аспекты // Школы в науке. М., 1977. С. 227−229.
61 Bulmer M. The Chicago School of Sociology: What Made It a «School» // History of Sociology. Laurence, 1985. Vol. 5. № 2. P. 61.
62 Аллахвердян А. Г., Мошкова Г. Ю., Юревич A.B., Ярошевский М. Г. Психологич науки. М., 1998. С. 106.
63 Мягков Г. П. Указ. соч. С. 116. школьный" пласт исследований предполагает реконструкцию внутринаучных коммуникаций"64.
Таким образом, в изучении школы как феномена социальной структуры немаловажным является определение ее пространственно-временной структуры, персонального ряда, а также коммуникативных сетей, пронизывающих и окружающих школу. Основываясь на модели коммуникации, принятой в том или ином научном сообществе, науковеды выделяют четыре типа научных школ:
1. Научные школы со структурой, ориентированной на центр, и контактной коммуникацией. Этот тип соответствует классической научной школе, которая представляет собой группу учеников, концентрирующихся вокруг лидера. Такая школа — школа лидерского типа, воспринимаемая в первую очередь как социальная группа с четко очерченной конфигурацией.
2. Научные школы со структурой, ориентированной на центр, и опосредованной коммуникацией. Этот тип школы предполагает наличие индивидуального авторского начала по поводу какой-либо идеи, ее пропаганду через систему научных публикаций, в ходе чего происходит завоевание круга приверженцев данной идеи.
3. Научные школы, лишенные центра, но обладающие контактной коммуникацией. Школа данного типа основана на кооперации равных по рангу ученых, относительно самостоятельно реализующих основополагающую идею.
4. Научные школы, лишенные центра и обладающие опосредованной коммуникацией. В этом случае основополагающая идея формируется и реализуется в различных местах независимо и относительно одновременнообщность научной школы познается лишь благодаря выпускаемой научной литературе.
64 Корзун В. П. Образы исторической науки на рубеже XIX — XX вв. (Анализ отечественных историографических концепций). Екатеринбург-Омск, 2000. С. 60.
Третий и четвертый типы научных школ получили назание школы без лидера, а также «незримого» колледжа (термин был введен в 1960;е годы Д. Прайсом). Г. П. Мягков определил «незримый» колледж как группу «географически не связанных между собой людей, в частности ученых, вовлеченных в подвижное познавательное взаимодействие"65.
Немаловажной является и характеристика научной школы как феномена процесса исследований. Она аккумулирует в себе научную идеологию и программу, определяющие подход «ученого к выбору проблемы исследований», а также ориентирующие его «на те или иные способы постановки задач и их решения."66. Для научной школы характерна преемственность взглядов и идейная последовательность представителей школы.
В последнее время развитие получила тенденция рассмотрения научных школ в рамках социальной истории науки. Так, Т. Бон, изучая научное сообщество, возглавляемое В. О. Ключевским, выделил 7 признаков школы: наличие институциональной связилидерствопубликация, манифестировавшая исследовательскую парадигму школыисследовательская программа школыобщие методологические основаниязащиты диссертацийпрохождение ступени приват-доцента67. Ориентируясь на эти параметры, исследователь представил школу в контексте общественно-политической ситуации, организационных структур и научного механизма Московского университета конца XIX — начала XX в. A.B. Свешников в своей недавней монографии добавил, что важнейшими элементами научной школы является ее школьная идентичность, а также школообразующие практики — ряд.
65 Мягков Г. П. Указ. соч. С. 125−126.
66 Мягков Г. П. Историк в «своей» научной школе: проблема «внутришкольной» коммуникации // Историк на пути к открытому обществу. Материалы Всероссийской научной конферецнии. Омск, 2002. С. 117.
67 Бон Т. М. Русская историческая наука (1880−1905 гг.). Павел Николаевич Милюков и Московская школа. СПб., 2005. С. 12, 104, 176−177. повторяемых действий, с помощью которых достигается цель, стоящая перед «68 школой .
Ориентируясь на накопленный в историографии опыт, мы будем понимать научную школу как сообщество ученых, идентифицирующих себя в качестве такового, связанных формальным или неформальным ученичеством, объединенных общей идеологией (совокупностью идей, которые определяют подход к выбору проблемы исследования, способы постановки задач и их решения, приемы исследования) и стилем научного мышления, схожей методологией, и обладающее особыми школообразующими практиками69. Не менее важным оказывается изучение системы внутришкольных коммуникаций — межличностные взаимодействия как между учителем и учениками, так и между воспитанниками мэтра.
Данное исследование опирается на принцип историзма, который позволяет рассмотреть изучаемое явление — научную школу — на разных стадиях ее развития во взаимосвязи с условиями развития науки в XIX в. Науку мы не обособляем от других сфер жизни общества: она тесно связана с социальным, политическим и культурным контекстом эпохи. Такой подход получил название социальной истории науки70.
Диссертационная работа опирается на методологический инструментарий интеллектуальной истории, в соответствии с идеями которой анализируется исследовательская лаборатория изучаемых историков, рассматривается как содержательная сторона их концепций, так и процесс их зарождения и дальнейшего восприятия научным сообществом. Л. П. Репина заметила, что.
68 Свешников A.B. Петербургская школа медиевистов начала XX в. Попытка антрпологического анализа научного сообщества. Омск, 2010. С. 35−37.
69 На основе определения Л. П. Репиной: Репина Л. П. Интеллектуальные традиции и научные школы: к методологии исследования // Историк и его дело: судьбы ученых и научных школ: Сб. ст. Международной научно-практической конференции, посвященной 90-летию со дня рождения проф. В. Е. Майера. / Сост. и общ. ред. Н. Ю. Старковой и др. Ижевск, 2008. С. 11.
70 Пестр Д. Социальная и культурологическая история науки: новые определения, новые объекты, новые практики // Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 3. С. 42−55- № 4. С. 40−59. новая историография науки рассматривает ее. как одну из форм общественной деятельности человека и часть культуры, которая не может исследоваться в изоляции от социального, политического и других аспектов интеллектуальной истории"71.
Междисциплинарность исследования ориентирует на использование не только общенаучных (анализ, синтез) и собственно исторических методов (проблемно-хронологический, историко-сравнительный, описательно-повествовательный, биографический, историко-генетический, системный), но и методов смежных научных дисциплин. В первую очередь, это методы.
72 социологии науки. Это направление подразумевает изучение влияния внешних и внутренних факторов на развитие науки. Исследование опирается на идеи «прагматической социологии науки», которая отстаивает «сильную программу» ее развития. Основной тезис Д. Блура и Б. Латура гласит, что научная истина имеет социальный характер, соответственно, результаты исследований зависят от социального контекста, взглядов ученого или научной группы. Другими словами, наука ориентируется на определенный социальный заказ, зависит от общества. Но с другой стороны, научные результаты способны изменить «саму структуру социального контекста», то есть «общество может быть скорректировано и реформировано через непосредственное содержание науки"73.
В диссертационном исследовании использовался целый ряд исторических методов. Сравнительно-исторический метод позволил нам понять степень развития учениками идей учителя. Кроме того, мы проанализировали и сравнили процессы становления ученых в исследуемом научном сообществе, что позволило выявить целый ряд общих моментов.
71 Репина Л. П. Интеллектуальная история сегодня: проблемы и перспективы // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М., 2000. Вып. 2. С. 12−13.
72 Одной из первых постулаты социологии науки к истории начала применять Н. В. Гришина: Гришина Н. В. Указ. соч. С. 13−14.
7 л.
Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну мир // Логос. 2002. № 5−6 (35). С. 18, 20.
Нами использовался описательно-повествовательный метод с целью проведения реконструкции функционирования школы М. С. Куторги.
Биографический метод позволил создать портреты историков-антиковедов школы М. С. Куторги, проследить их жизненные перипетии и карьерный рост.
Благодаря историко-генетическому и историко-системному методу воссоздается цельная, законченная картина развития какого-либо явления, отражающая как общие, так и индивидуальные черты. Центральное место в историко-генетическом методе занимает выявление причинно-следственных связей, что позволяет отразить зависимость между отдельными событиями и фактами, состояниями исторических объектов и явлений в процессе их развития.
Проблемно-хронологический метод позволил выявить значимые аспекты становления антиковедческой школы М. С. Куторги.
Научная новизна диссертации заключается в следующем:
1. это первое в историографии исследование, посвященное не столько самому М. С. Куторге, сколько становлению и развитию его научной школы;
2. рассмотрен специфический процесс формирования антиковедческой научной школы М. С. Куторги, изучены взаимоотношения мэтра с учениками, прослежена их дальнейшая судьба после защиты ими магистерских и докторских диссертаций;
3. проанализирована роль М. С. Куторги в становлении и развитии науки о классической древности в Санкт-Петербургском университете и в России;
4. исследованы основные методы и принципы изучения древней истории, разработанные и применяемые в научной школе М. С. Куторги;
5. комплексно проанализирована «диссертационная культура» русских историков-антиковедов на примере школы М. С. Куторги: процесс подготовки научных работ, система сдачи экзаменов, защита диссертации;
6. впервые вводятся в научный оборот некоторые архивные источники74. В связи с определенными целью и задачами структура работы включает в себя Введение, три главы, Заключение, Библиографии, Приложение.
74 Мнение орд. проф. всеобщей истории М. Куторги о диссертации, представленной магистром Ведровым на степень доктора // ИРЛИ. Ф. 93. Оп. 3. Д 692- Отчеты о занятиях профессоров и преподавателей Петербургского университета за 1851 / 1852 и 1852 /1853 учебный год // РГИА. Ф. 733. Оп. 26. Д. 73- Программа второй части Древней истории для студентов 2, 3, 4 курсов историко-филологического факультета на 1853 — 54 уч. год // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 5279 и др.
Заключение
.
Отечественное антиковеденне в XIX в. переживало сложный процесс трансформации. Если в начале этого столетия наукой о классической древности занимались, главным образом, в академических структурах приглашенные иностранцы, то с 1830-х годов центрами изучения античности становятся и университеты. Благодаря целенаправленной политике царского правительства вузовские структуры пополнялись свежими профессиональными кадрами. Помимо повышения уровня образования в области классической древности, преследовались и чисто политические цели. Министерство народного просвещения стремилось через увеличение значимости антиковедческих дисциплин в учебном процессе защитить российское общество от проникновения опасных, как считалось, либеральных идей1. Но нельзя не отметить — повышался и общекультурный уровень гимназистов и студентов. Античность создавала для этого прекрасную основу. Думается, что тот блестящий взлет русской науки о классической древности, да, и в целомрусской культуры, который случился на рубеже Х1Х-ХХ вв., был бы невозможен без увеличения компонента античности в образовательном процессе.
Предполагалось, что университетские профессора, в отличие от своих коллег из Академии наук, должны были заниматься не столько «чистой» наукой, сколько преподаванием, передавая свой опыт молодому поколению, способствуя тем самым преемственности в развитии научного знания.
1 См. по этому поводу дискуссию: Суриков И. Е. Очень субъективные заметки // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2007. Вып. 20. С. 352−353- Дементьева В. В. Заметки на полях // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2007. Вып. 20. С. 354−355- Филимонов В. А. Audiatur et altera pars, или Ответ не в меру строгим критикам // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2007. Вып. 20. С. 355−370.
В целях реализации государственной программы по формированию собственных научно-педагогических кадров при Дерптском университете, традиционно имевшем тесные связи с передовой европейской наукой, в 1827 г. был организован Профессорский институт. Именно в его стенах завершил научное становление воспитанник Петербургского университета М. С. Куторга. Приобщившись во время учебы и заграничной стажировки к европейской научной мысли, он, творчески переработав ее новейшие идеи и досконально изучив источники, создал собственную оригинальную концепцию древнегреческой истории.
Дальнейшая преподавательская и научная деятельность М. С. Куторги свидетельствует, что он полностью воспринял государственный взгляд на цели развития науки и высшего образования, и планомерно претворял его в жизнь. В первую очередь, он состоялся как лектор, умевший с помощью доступного и интересного изложения материала привлечь студентов к изучению античности. Популяризация греко-римских древностей сочеталась в лекциях М. С. Куторги с глубоким научным анализом исторического процесса. Содержательная сторона его лекций наряду с методикой исследовательской работы в рамках «вечерних бесед» (домашних семинаров мэтра) приобщали к антиковедческим занятиям наиболее увлеченных студентов. Такая методически выверенная, четкая организация учебной деятельности позволила ему создать собственную научную школу.
Школа М. С. Куторги существовала в рамках Петербургского университета, реально функционировала и давала весомые практические результаты в 1840—1860-х годах. Она представляет собой научное сообщество лидерского типа, характеризующееся системой научных коммуникаций, в центре которых находился ее основатель. Его характер, политические симпатии, взгляды на науку определяли основные параметры школы: авторитарный тип взаимоотношений между учителем и учениками, либерализм в оценках общественной жизни, критический метод в исследованиях и история древней Греции в качестве главного объекта изучения. Можно отметить, что М. С. Куторга сочетал в себе черты интеллектуального, связанного с выдвижением новаторской идейно-концептуальной программы, и коммуникативного, включавшего усилия ученого по созданию творческой группы последователей, лидерства2.
Учениками профессора, воспринявшими его историческую концепцию и научный метод и составившими костяк исследовательского сообществашколы М. С. Куторги, стали В. М. Ведров, М. М. Стасюлевич, H.A. Астафьев, В. В. Бауер, Ф. Ф. Соколов, В. Г. Васильевский и П. И. Люперсольский. Все они прошли длительный (подчеркнем, одинаковый для всех) путь научного становления в недрах школы: начиная с прослушивания лекций и участия в «вечерних беседах», командирования заграницу, и заканчивая подготовкой и защитой диссертации.
По структуре рассматриваемая научная школа оказалась однопоколенной. Это было связано, с одной стороны, со сложным, неоднозначным характером лидера школы, нередко порождавшим конфликтные ситуации. Некоторые ученики, желая освободиться от опеки мэтра, меняли профессиональные приоритеты или полностью отходили от ученых занятий (В.М. Ведров, М.М. Стасюлевич). Сыграл роль и такой фактор, как отсутствие в университете свободных преподавательских вакансий по истории античности, в результате чего некоторые ученики вынужденно переориентировались на иные хронологические периоды (В.Г. Васильевский — византийская история, В. В. Бауер — новая история). Важно подчеркнуть, что в каждом конкретном случае сказывалось влияние различных факторов: объективные условия, случайное стечение обстоятельств, личная предрасположенность.
2 См. о типологии лидерства в научных школах: Алеврас H.H. Проблема лидерства в научном сообществе историков XIX-начала XX века // Историк в меняющемся пространстве российской культуры: сборник статей. Челябинск, 2006. С. 117−126.
В итоге дело М. С. Куторги продолжили лишь П. И. Люперсольский, преподававший в Нежинском историко-филологическом институте, и Ф. Ф. Соколов, ставший профессором-классиком Петербургского университета.
На примере деятельности Ф. Ф. Соколова и В. Г. Васильевского можно проследить процесс перерождения научных сообществ «схоларного» типа. Сформировавшись в школе М. С. Куторги, они стали основателями новых школ: Ф. Ф. Соколов — эпиграфической, В. Г. Васильевский — византинистики.
Идейной программой школы стала историческая концепция М. С. Куторги. Основной научной проблемой в этих исследованиях являлась борьба эвпатридов и демоса. В своих первых научных сочинениях, в том числе магистерской диссертации, он рассмотрел возникновение этих «классов», а в дальнейшем пришел к выводу, что эта борьба пронизывала всю древнегреческую историю. Это стало и предметом изучения его учеников. Темы их диссертаций, часто единолично сформулированные учителем, относились, в основном, к классическому периоду в истории древней Греции, а также позже и к эпохам архаики и эллинизма. Проблематика исследований М. С. Куторги и его учеников была довольна узка, раскрытие темы предполагало тщательное изучение источников на языке оригинала и соответствующей научной литературы, на основании чего выдвигались собственные концепции. Хотя порой они были и пародоксальными — рождение гегемонии из метропольного устройства, возведение Крития в ранг «великих людей». Но оригинальность идей можно также назвать специфической чертой школы М. С. Куторги, которая проявилась и в последующей традиции Петербургского университета. Некоторые идеи, высказанные М. С. Куторгой и его учениками, не потерялаи своей актуальности и в дальнейшем: это борьба демоса за власть накануне реформ Солона вследствие выделения богатой верхушки в среде простого народахарактеристика реформ Солона как компромиссныхсвязь Сицилийской экспедиции афинян и установление власти Четырехсотнасильственное изгнание греками местного населения в ходе колонизации ими Сицилии и т. д. Но все же необходимо отметить некоторое преувеличение школой Куторги значения борьбы двух «партий», в результате чего роли личности и экономическому фактору развития уделяется мало внимания.
Традиции, заложенные М. С. Куторгой, оказали сильное влияние не только на петербургских исследователей, но и вообще на становление и развитие антиковедения в России.
