Сельский священник в духовной жизни русского крестьянства второй половины XIX — начала XX вв

С середины 80-х годов недавно ушедшего столетия наблюдается повышение интереса у представителей разных гуманитарных наук к проблемам православия, к наиболее значимым этапам истории русской Церкви в целом или на примерах отдельных епархий. При всем разнообразии тематики исследований основной акцент делается на изучении особенностей православия в той или иной социальной среде, преимущественно, в крестьянской, всегда в истории России составляющей наибольший процент верующих. В то же время практически не рассматривается роль сельского священника, регулирующего религиозно-обрядовую жизнь прихода — основного духовно-организационного звена православной Церкви.

Конечно, почти все исследователи, так или иначе, касаются проблем жизни и деятельности приходского духовенства, взаимоотношения пастыря и паствы. В ряде работ намечены, анализируются отдельные направления деятельности сельского иерея. К ним, в первую очередь, относятся монографии, диссертации, научные статьи историков Церкви и этнографов.

19 1.

Труды И. К. Смолича, C.B. Римского, Л. И. Кучумовой, A.B. Мангиле-вой, 4 В. А. Есиповой, 5 A.B. Камкина6 и других7 — в основном посвящены проблеме взаимоотношения государства и Церкви. Так, И. К. Смолич подробно анализирует негативные последствия реформ Петра I для русской Церкви, результатом которых было введение государственной церковности, придание духовенству административно-полицейских функций, развитие прозападных ориентаций в дворянской среде, что способствовало нарастанию духовного расслоения в обществе, вело к упадку веры, формированию неуважительно пренебрежительного отношения к служителям.

Церкви, особенно к сельским. В продолжение XVIII столетия духовенство формировалось как самостоятельное сословие, отличавшееся своей замкнутостью и особым жизненным укладом. «Угнетаемое государственной властью и иерархией, презираемое либеральным обществом, — пишет ученый, — приходское духовенство в течение синодального периода смиренно отправляло свое церковное служение как само собой разумеющийся долг, не снискав себе за это никакого признания, хотя и вполне заслуженного. Оно вынесло на своих плечах главный труд по сохранению Церкви, поистине совершив всё, что было в его силах» (Ч. 1. С. 382).

Особое внимание И. К. Смолич уделяет церковным реформам Александра И, отмечая, что не все они удались. Укрупнение приходов и сокращение численного состава причта, во-первых, не привело к предполагаемому улучшению материального положения духовенстваво-вторых, способствовало ослаблению пастырской деятельности, проявлявшейся в разобщенности иерея и прихожан. С другой стороны, результатом некоторых реформ было постепенное разрушение замкнутости духовного сословия: был отменен принцип наследования церковных должностей, детям служителей церкви открылся доступ в светские учебные заведения. Благодаря преобразованиям духовных школ (училищ, семинарий, академий) произошло повышение образовательного уровня священников. Еще одним следствием реформ Александра II был расцвет церковной журналистики: изменилось содержание существовавших журналов, возникло огромное количество новых периодических изданий.

Не менее досконально охарактеризован в работе И. К. Смолича период так называемых «контрреформ» (с 1881 года). Ученый отмечает, что к концу XIX — началу XX века материальное положение духовенства улучшилось, что делало священника более независимым от прихожан, способствовало развитию их взаимоотношений.

Говоря об этом труде историка, нельзя не отметить широту кругозора автора. В середине XX столетия он, одним из первых, проявляет интерес к теме — образ священника в русской литературе. Заслуживает также внимания глубокое освещение им конкретной деятельности сельского духовенства в области религиозно-нравственного воспитания паствы. Особо важным представляется раздел «включение проповеди в богослужение», ибо проповедь — одно из главных средств духовного воздействия пастырей на прихожан. И. К. Смолич выражает сожаление, что тексты проповедей сельских и городских, главным образом, провинциальных священников еще не привлекали внимание исследователей.

Тему истории взаимоотношения государства и Церкви продолжает C.B. Римский в двух своих монографиях. Источниковедческой базой этих работ послужили многочисленные архивные материалы, которые были недоступны И. К. Смоличу, жившему за рубежом. Однако наблюдения и выводы ученых во многом близки, что подтверждает их научную ценность. Освещая специфические черты духовенства, C.B. Римский, в продолжение мысли Смолича об определенном жизненном укладе этого сословия, пишет о том, что к середине XIX века сформировался особый сословный о менталитет духовенства. «Возвышаясь над громадной массой подданных империи по уровню образования и правам, оно тянулось к „образованному обществу“ — дворянству, государственным служащим, подражая им в быту. Но часто, не признаваемое за равных, еще более замыкалось в своем мирке, ревниво охраняя собственные интересы. Не считали духовных „своими“ мещане и крестьяне: отличия в характере труда, способе извлечения доходов, образовании, образе жизни и здесь были очень велики» (Римский-1997. С. 96−97).

Большинство историков русской православной Церкви (далее: РПЦ) пишет в своих работах о бедственном материальном положении служителей храма, их полной зависимости от степени щедрости прихожан. Это, безусловно, мешало священнику выполнять свою высокую миссию, а также подрывало его авторитет. C.B. Римский тонко улавливает перемену в психологии, жизненных потребностях, происходящую в церковной среде в предреформенное время: «Жизнь приходского духовенства требует всё больше и больше денег. Его уже не устраивало, что на селе прихожане давали в основном продуктами сельского хозяйства. Нужны были именно деньги, которые шли на обязательное обучение детей, включая расходы по найму квартиры, на питание, на покупку соответствующих общественному статусу предметов обихода и одежды. Духовным сословием овладевает, по меткому выражению одного из принадлежащих к нему, «болезнь приличия» «(Римский-1997. С. 97).

В работах И. К. Смолича и, еще в большей степени, C.B. Римского использованы документы, свидетельствующие о том, что духовенство, как высшее, так и низшее, активно протестовало против многих проводимых реформи это предрешило их несостоятельность. Таким образом, впервые со времен Петра I духовное сословие показало, что оно способно отстаивать свои интересы.

О несходстве взглядов правительства и духовенства говорится также в статье Л. И. Кучумовой. Автор считает, что Церковь не является лишь проводником правительственной политики. Более того, духовенство само стало искать выход из общественного кризиса, последовавшего за поражением России в Крымской кампании 1853 — 1856 годов. Активно используя периодические издания, не только церковные, но и светские, священнослужители ратовали за возрождение патриаршества (или, по крайней мере, за коренные преобразования в Синоде, в епархиальном управлении, в консисториях — А.Р.). Они выступали за восстановление исконного характера церковно-приходской общины. Для нас важно утверждение исследователя о том, что проблема взаимоотношения государства и Церкви должна изучаться «через настроения священнослужителей в приходах», а не через настроение церковных властей (С. 162).

В монографиях И. К. Смолича, C.B. Римского и в статье Л.И. Кучумо-вой названная выше проблема рассматривается в общероссийском масштабе. Существует также ряд работ, посвященных истории православной Церкви, которые написаны по материалам конкретных регионов.

Духовной культуре русского крестьянства Зауралья (XVIII — первой половины XIX века) посвящена монография H.A. Миненко9, в третьей главе которой говорится о месте Церкви и её служителей в жизни деревни. Отмечая положительную роль духовенства в церковно-нравственном воспитании прихожан, автор приходит к выводу о том, что «нет оснований противопоставлять сельскую Церковь и крестьянство: Церковь участвовала в организации едва ли не всех сторон жизни крестьян, и это участие оказывалось необходимым и естественным» (С. 195). Более подробно рассмотрена деятельность уральского и западносибирского духовенства в другой работе H.A. Миненко.10 Здесь приведены примеры истинных сельских пастырей, глубоко почитаемых верующими людьми, говорится о большом эмоциональном воздействии на крестьян церковного богослужения и проповедничества, об их любви к церковной обрядности, клиросно-му пению и к духовной литературе.

В книге A.B. Мангилевой, написанной на уральском материале, констатируется, что в начале XIX века перед духовенством ставится новая задача — «быть проводником правительственной политики в народе» (С. 36). Для этого следовало поднять уровень культуры духовенства, «приблизить духовное образование к потребностям сельской жизни, дабы повысить авторитет священника в глазах крестьянства» (С. 39). С этой целью происходит реформирование церковных школ.

A.B. Мангилева затрагивает взаимоотношения пастырей и приходской общины, показывает значимость роли приходского священника в крестьянском сакральном мире, иллюстрирует неоднозначное отношение священнослужителей к нехристианским обычаям и обрядам, столь популярным среди крестьян. Последняя глава книги посвящена жизни духовенства, независимая сословная культура которого, по мнению иследователя, в этот период еще не сложилась.11.

B.А. Есипова, автор другой научной работы, основанной на материале Западной Сибири, рассматривает цели и задачи церковной реформы 1860 — 1870-х годов, её итоги в общероссийском масштабе, а также в пределах Томской епархии. «Поскольку реформа Церкви мыслилась в русле других преобразований в государстве 60-х годов, — пишет она, — основная идея её сводилась к демократизации Церкви, сближению причта и прихожан, ликвидации замкнутости духовного сословия, приспособлению устаревшего церковного „механизма“ к изменившимся условиям общественной жизни» (С. 14). В. А. Есипова дает характеристику местному духовенству как сословию, выявляет его отношение к происходящим преобразованиям, анализирует некоторые аспекты взаимоотношений причта и прихожан. Она же констатирует сохранение достаточно высокого авторитета клира, при этом «фигура священника иногда окружалась ореолом почти языческого поклонения» (С. 23). Нельзя не согласиться с мнением Есипо-вой о том, что проблема достижения тесного взаимоотношения клира и прихожан в рамках приходской жизни актуальна и по сегодняшний день.

Наиболее авторитетным исследователем деятельности Церкви на Русском Севере является A.B. Камкин. В одной из ранних своих публикаций12 он утверждает, что церковно-приходская жизнь — это неотъемлемая часть бытия крестьянства. Основное внимание Камкин уделяет изучению состояния и деятельности причта, его связей с крестьянами. Он считает, что к концу XVIII столетия существенно изменился «общеобразовательный и культурный облик деревенских священников» (С. 26), а это, несомненно, отразилось на всех сторонах пастырской деятельности: богослужебной, душепопечительской и учительской. Представляется весьма важным суждение историка о том, что сословная замкнутость не приводила к отчужденности пастыря и паствы, клир всегда играл существенную интеграционную функцию в жизни деревни.

A.B. Камкин — автор уже упомянутой монографии о деятельности православной Церкви на Русском Севере. В главе «Приходы» дана подробная характеристика приходского сообщества, отмечена важная роль старшей возрастной группы, — стариков, являющихся в деревне носителями и хранителями местных норм благочестия, поведения, соблюдения церковных обрядов. От установления тесного контакта с ними зависел успех 1 деятельности священника, особенно, нового и молодого.

Далее A.B. Камкин рассматривает приходские храмовые и внехрамо-вые традиции, подчеркивая особое отношение крестьян к богослужению, которое укрепляло веру, а также способствовало обогащению жизни человека в эмоциональном и эстетическом плане. Здесь же указывается на важность проповедничества, которое «внесло в молитвенно-литургическое общение нечто новое: служба и молитва, воспринимаемая и ощущаемая прежде всего сердцем, чувствами, интуицией, стали давать пищу уму, рассудку, интеллекту» (С. 35).

В книге перечисляются служители церкви, наиболее известные своей просветительской и исследовательской деятельностью. Нельзя не отметить, что выдающаяся роль русского духовенства в собирании и изучении фольклорных, этнографических, исторических, краеведческих, статистических и других материалов пока еще не получила должной оценки в общероссийском масштабе. На сегодняшний день существует лишь диссертация и ряд статей С. А. Слуцкой, посвященные участию служителей РПЦ в краеведческой издательской и библиографической деятельности.14 Однако на уровне отдельных регионов наблюдается возрастание интереса к данной проблеме.15 В научный оборот вводятся ценнейшие фольклорно-этнографические и иные сведения из огромной церковной периодики со второй половины XIX века и до 1917 года.16.

В заключительной главе «Пастыри и архипастыри» A.B. Камкин определяет сущность пастырского служения, называет основные обязанности священника, перечисляет ряд морально-этических норм, присущих истинным пастырям. По мнению автора, долгое служение одного иерея, а подчас и нескольких поколений, в одном приходе создавало особо доверительные отношения между настоятелем храма и прихожанами. В подтверждение тому A.B. Камкин приводит отрывки из воспоминаний мирян, рассказывает о деятельности наиболее известных проповедников.

Следует констатировать, что в отличие от многих существующих.

1 7 публикаций о церковной жизни конкретных епархий данная монография дает достаточно полное представление о путях воздействия пастыря на свою паству.

Нельзя не отметить, что в книге содержится много ценных наблюдений и выводов. Однако некоторые из них требуют уточнения. Так, например, в заключительном разделе главы «Епархии» A.B. Камкин пишет о формировании в конце XIX столетия слоя провинциальной церковной интеллигенции. Рассуждая лишь о городском духовенстве, A.B. Камкин почему-то оставляет за рамками церковной интеллигенции сельских священников, которые, так же как и городские, занимались преподаванием, журналистским, собирательским, исследовательским и просветительским трудами.18.

Бесспорно мнение автора о том, что в конце XIX — начале XX века на Русском Севере происходит сближение церковной и светской интеллигенции на почве совместного обсуждения местных проблем, создания научных, благотворительных и просветительских союзов. Такое же явление, характерное для всех русских епархий, способствовало тому, что духовное сословие начало постепенно выходить «из состояния корпоративной замкнутости» (С. 110).

В диссертации Г. Н. Мелеховой19 вопросы, связанные с анализом степени религиозности крестьянского населения, также разрешаются на северно-русском материале, но здесь предмет исследования ограничивается одним лишь уездом Олонецкой губернии. Отмечается любовь прихожан к престольным праздникам, с их торжественными богослужениями и крестными ходами. Последними сопровождались не только праздники, но и общественные бедствия. Жители уезда, как горожане, так и сельчане, часто заказывали молебны по разным частным случаям. У карпогорцев наблюдалась тяга к чтению и слушанию душеспасительных книг, они также стремились к православному образованию, поэтому проповедническая и просветительская деятельность духовенства находили отклик у прихожан. Г. Н. Мелехова делает акцент на роли церковного актива (крестьян в деревне, мещан, купцов в городе) в жизни прихода. Этот актив состоял из церковного старосты, членов приходского совета, певчих, сторожа, — людей, больше других помогавших церкви, священнику. В работе особо подчеркивается, что местное духовенство было связано с прихожанами не только духовными, но и хозяйственными узами. При этом констатируется, что чаще всего между пастырем и паствой устанавливались теплые, душевные отношения. Значительное место в диссертации уделяется православно-праздничной культуре жителей Карпогорского уезда, в том числе славле-нию на Рождество Христово и на Пасху, общественным молебнам с водоосвящением и окроплением людей, скота, полей, огородов. Г. Н. Мелехова убеждена, что «в сознании многих крестьян церковные службы и обряды были сердцевиной праздников» (С. 24).

Как известно, с петровского времени в число священнических обязанностей стало входить ведение различной учетно-статистической доку.

О 1 ментации гражданского и демографического характера. Это ведомости о родившихся и умерших, а позже — ведение метрических книг, учет исповедовавшихся и причастившихся, клировые ведомости и т. д. и т. п. Со временем была учреждена разнообразная письменная поквартальная, полугодовая и годовая отчетность о положении дел в приходе-22 стали вестись церковные летописи и т. д. Все подобные материалы содержат важную для исследователя информацию, и уже появляются написанные на их основе работы, которые освещают разные стороны жизни причта и паствы.23 Можно назвать еще один круг документальных источников, расширяющих представление о жизни и взаимоотношениях пастыря и паствы: это жалобы и прошения, направленные в епархиальные управления, в Синод.24 Однако данные документы, хранящиеся в различных российских архивах, в диссертации не рассматриваются, так как в них очень редко содержатся положительные характеристики духовных лиц.25.

Исследования роли РПЦ в жизни русского общества дополняет диссертация М. В. Никулина, 26 в которой автор стремится «отойти от традиционного понимания русской церкви как государственного института» и рассматривает ее «как особый социальный организм, как особый тип духовной культуры» (С. 3 — 4). Диссертант обращает внимание на две формы духовной деятельности: на проповедничество и на церковную печать, достигшие в этот период значительного расцвета.

Целью другого исследователя, А. И. Конюченко, является привлече.

27 ние внимания к теме: «Русское духовенство как особое сословие». Историк выявляет специфические черты, характерные для служителей церкви, определяет характер взаимоотношения пастыря с паствой и место священника в жизни прихожан. Небезынтересно наблюдение А. И Конюченко о том, что в разных местах представления крестьян об идеальном пастыре могли не совпадать. Важным также является его рассуждение о духовенстве, которое, выполняя свои функции среди других сословий, могло сближаться с ними и в то же самое время сохраняло свою обособленность и отчужденность. Предъявляемые к духовенству требования со стороны разных слоев общества были слишком завышенными, а порой и взаимоисключающими. Священнослужители, особенно сельские, в силу объективных причин не могли соответствовать всем им.

Рассматривая на большом архивном материале деятельность священников Оренбургской епархии, А. И. Конюченко утверждает, что пастыри были для крестьян единственными руководителями в их духовной жизни, являлись советчиками и наставниками. К такому же выводу он приходит в.

28 другой статье на основании ежегодных отчетов епархиальных архиереев о состоянии вверенных им епархий. Он отмечает, что в конце XIX — начале XX века с появлением в сельской местности учителей, врачей и фельдшеров, просто даже большего числа грамотных людей, священники освобождаются от ряда второстепенных, обременительных для них функций. Однако данные функции для прихожан были важны и усиливали священнический авторитет, поэтому без них характер взаимоотношений пастыря с паствой менялся в худшую сторону. Этому же способствовало проникновение в деревню антирелигиозной и антицерковной пропаганды. Наконец, в отмеченный исторический период происходит «истощение духовного сословия в результате длительной сословной замкнутости, падение престижа службы в духовном ведомстве, отток лучших из него и из духовно-учебных заведений» (С. 45). Тем не менее, в отчете за 1910 год говорилось, что крестьяне не представляют своей жизни без священника, хотя иногда желают видеть в нем «зависящего от них работника». В отчете же за 1915 год подчеркивалось, что духовенство пользуется в народе уважением, жалоб на служителей церкви немного, со священниками советуются в важных делах.

Среди работ историков РПЦ, посвященных роли духовенства в пореформенное время, особое место занимает статья немецкого ученого Ю. Ос-вальта.29 Здесь на основании духовной периодики дается оценка отношения служителей храма к реформам Александра II. По мнению автора, бурное развитие церковной журналистики привело к созданию действенной церковной общественности (от епископов до приходских священников и даже мирян), поднимающей и старающейся разрешить наиболее важные и острые вопросы, стоящие перед РПЦ и обществом. Эта общественность совместно с мирянами старалась добиться оживления приходской жизни, освободив приход от бюрократической опеки как государственных, так духовных властей, и не ее вина, что все подобные намерения не сбылись.

Еще одним направлением, очень распространенным в последнее время, является изучение специфики религиозного крестьянского мировоззрения. Одной из первых в советское время к этой теме обратилась Л. В. Островская, 30 которую интересовала, прежде всего, степень усвоения христианства сибирскими крестьянами, а также соотношение так называемого.

11 бытового православия", свойственного сельским жителям и официально-богословского православия. Автор статьи утверждает, что Церковь всегда была неотъемлемой частью крестьянского быта, что христианство «рядом своих элементов» глубоко укоренилось в сельской среде. Однако при этом ничего не говорится о деятельности священников в данном направлении и создается впечатление, что все христианские представления у крестьян возникали сами по себе, без всякого воздействия извне. Следует также отметить совершенно не аргументированное уподобление священника колдуну. Оно сделано на основании текста заговора «от колдуна, от колдуницы,. от священника и священницы», а также приметы о том, что встреча с духовным лицом сулит неудачу, неуспех во всех делах.32 Именно эта примета для J1.B. Островской служит основанием говорить о почти полной идентичности восприятия крестьянами «служителей культа, святых, а также колдунов и других представителей мифотворчества» (С. 180). Здесь совершенно непонятно, почему в одном ряду с колдунами и мифическими персонажами оказываются священники и святые. Сама Островская отмечала типичную для крестьянской среды ненависть к колдунам, боязнь их, стремление защититься от колдовских чар заговорами, магическими предметами. Но по отношению к святым и священнослужителям ничего подобного не было, более того, Церковь активно боролась против колдовства. Священников, лечивших не только души, но и тела прихожан с помощью молитв, креста, святой воды, следовало бы сопоставить со знахарями, которые нередко прибегали к тем же с редствам. «Нет оснований считать, что в каждом человеке в рясе крестьяне видели „колдуна“, „ворожея“ , — писала H.A. Миненко, — но некое суеверное чувство в отношении к священнослужителям, несомненно, присутствовало» (Миненко-1991. С. 189).

Также недостаточно аргументированной является статья И.Н. Бело-бородовой.33 Здесь, во-первых, развивается идея J1.K. Островской об идентичности священника и колдуна, во-вторых, сделана попытка генетически возвести институт священничества к дохристианскому жречеству. «Jle-чебно-магическая» деятельность священника сопоставляется не со знахарством, а лишь с колдовством. Неубедительны рассуждения автора о русском (!) жречестве, о котором нет никаких достоверных сведений (материалы по другим народам совершенно игнорируются). И. Н. Белобородова права, говоря о том, что священник и колдун в глазах крестьян медиаторы, осуществляющие связь двух миров — живого и мертвого. Однако сам характер этого «медиаторства» у священника и колдуна коренным образом различаются. Первый является проводником людей из земного мира в Царство Божие, второй же — в царство дьявола.

В своей монографии В.Ю. Лещенко34 справедливо отмечает, что для крестьян священник и колдун — лица, «к помощи которых можно было прибегнуть с одинаковой пользой в случае стихийного бедствия и эпидемической болезни, засухи, неурожая, свадьбы и т. д.» (С. 269). Однако далее автор приходит к слишком категоричному выводу: «.сходство целей и средств в их достижении у представителей православного культа и у разноликой массы колдунов, знахарей, ворожей, питающихся на одной и той же ниве гипостазированного мира, справедливо делало их в глазах народных масс представителями одной и той же профессии» (С. 269 — 270). Тождественность «средств» (каких? — А.Р.) в достижении цели у священника и колдуна не аргументировано автором. Если для народа за столь многовековое приобщение к христианству не существовало никакого различия между служителем церкви и колдуном, то получается: либо народ выбрал для себя не ту религию, либо его пастыри ничего не смогли сделать на ниве духовного просвещения паствы. Представляется более убедительной точка зрения A.C. Лаврова, изложенная в вышеупомянутой книге. Здесь исследователь пишет о том, что функции знахаря и колдуна трудно различить, хотя первый был для крестьянского общества «своим», а второй -«чужим» и, как правило, не земледельцем. Переходя же к характеристике внешне сходного отношения сельских жителей к священнику и колдуну, A.C. Лавров не идентифицирует эти фигуры, подобно Л. К. Островской и И. Н. Белобородовой. Он лишь отмечает, что паства видела в них «взаимодополняющие величины», и потому обращалась к духовному лицу и колдуну с просьбой оказать сходные услуги. Сам колдун в своей практике «как бы подменяет, подражает священнику» (С. 126). Можно говорить о близости сакрального и магического, особенно ярко проявлявшемся в молитвах и заговорах, не различаемых в народе. Та же амбивалентность этих понятий выражается и в обращениях прихожан к пастырю сделать то, что выходило за рамки его возможностей.

В последующей статье, 35 тематически продолжавшей предыдущую, Л. В. Островская еще более категорично и без какой-либо аргументации утверждает, что крестьяне относились к причетникам как к разновидности нечистой силы. В работе есть ряд наблюдений, касающихся проповеднической деятельности. Например, подчеркивается, что со второй половины XIX века, благодаря усилению проповедничества, сибирские крестьяне усваивали ряд библейских сюжетов, охотно слушая отрывки из священной истории. В то же время, по данным якобы самих священнослужителей, катехизические поучения, внебогослужебные собеседования не находили отклика у крестьян. Такой вывод кажется весьма субъективным, ибо, по многочисленным свидетельствам священников из других епархий, именно внехрамовые собеседования, беседы были наиболее популярными среди сельских прихожан. Да и катехизические поучения, знакомящие слушателей с основными истинами веры, с нормами христианской нравственности, в устах талантливого оратора, хорошо знающего свою паству, могли оказать на нее сильное воздействие.

Л.В. Островская перечисляет ряд благочестивых привычек, убеждений, обычаев, свойственных русскому народу, которые возникли и существовали в течение веков благодаря деятельности православной Церкви, ее служителей. Это предоставление ночлега страннику, наделение нищих милостыней, уважение к старшим, осуждение тех, кто работает в воскресные и праздничные дни, твердое убеждение в действенности крестных ходов, в необходимости церковных таинств и т. д.

По мнению М. М. Громыко, изучение роли православия в русской народной культуре — одна из важнейших задач отечественной этнологии. Глубокая связь домашней духовной жизни городских и сельских прихожан с храмом выражалась не только в его регулярном посещении, но и в обходе причтом во главе со священником приходских домов.36 В подобной разновидности общественного молебна, как и в богослужениях на полях, во дворах и в селениях, «выступает инициатива и религиозная деятельность массы верующих, выражается непосредственно духовный опыт народа».37 Церковь и ее служители должны охранять чистоту православной веры. С момента принятия христианства священники всегда боролись с разного рода отклонениями от истинного православия, с суевериями и предрассудками, воспитывали прихожан в духе христианского благочестия. Истинные пастыри никогда не ставили себя выше своих пасомых. Они могли разглядеть в простом, неграмотном крестьянине носителя высокой духовной жизни и, наоборот, в образованном человеке обнаружить отсутствие какой-либо духовности. «За этим отношением священства к состоянию веры народа, — пишет исследователь, — тоже стоит глубокая традиция, которую призваны изучать этнографы».38.

В своих последующих работах М. М. Громыко уделяет священнической деятельности особое внимание.39 Здесь указывается на близость сельского священника к своим прихожанам не только в качестве духовного наставника, но и благодаря бытовой и хозяйственной общности. Далее приводятся конкретные примеры особо почитаемых паствой батюшек, чье служение Богу и людям наиболее полно отвечало народному идеалу священника. «Существенным звеном массового православного сознания, — утверждает М. М. Громыко, — было понимание необходимости священнического служения, представление о духовной высоте призвания его. Критика тех пастырей, которые не отвечали такому понятию, у благочестивого крестьянина сдерживалась боязнью впасть в грех осуждения, особенно тяжкий в отношении человека, носящего священство» (Громыко-Буганов-2ООО. С. 69).

Из статей последних лет по проблемам православия следует назвать содержательную работу A.A. Панченко, 40 в которой автор, опираясь на зарубежные источники, описывает, что традиционно понимается под «народным православием», какие заблуждения существуют по этому поводу и чем они объясняются. Исследователь анализирует различные подходы к данной проблеме и делает вывод о том, что в сознании «представителей новоевропейской культуры (не исключая ученых — гуманитариев)» необоснованно, ошибочно «утвердилась идея тождества христианских институций и христианства как культурного явления» (С. 200). Отсюда — неясность оценочных суждений по данной теме, затемняющих «научную сторону проблемы». А. А. Панченко предлагает свое толкование понятия «народная религия», которое во многом объясняет суть этого выражения, помогает в научной и практической работе этнографам, фольклористам, религиоведам. Представляют также интерес рассуждения автора о религиозном фольклоре как культурном явлении.

Т.А. Бернштам, посвятив свою последнюю монографию41 особенностям христианства, свойственного русскому крестьянству, сравнивая символизм переходных обрядов в церковных требах и в народно-христианской практике, не рассматривает отдельно роль сельского священника в духовной жизни прихожан. Однако при описании наиболее важных обрядов в жизни человека: крещения, свадьбы, похорон — одним из важных действующих лиц в них всегда упоминается пастырь. Т. А. Бернштам отмечает огромную роль института духовничества, возникшего на Руси с XII века.

Именно духовник в пределах прихода «создавал „бытовую“ церковь, определяя направление христианизации жизни и воцерковления членов своей покаянной семьи» (С. 66), иными словами, он готовил своих духовных детей к исповеди. Именно духовник боролся с рудиментами местного язычества, знакомил паству с основами церковно-догматического учения, объяснял цель и необходимость христианских таинств и обрядов. Т.А. Бернш-там предполагает, что духовничество в эпоху удельной Руси сыграло важную роль «в формировании регионально-локальной (выделено автором монографии — А.Р.) вариативности народно-христианского уклада жизни, прежде всего — „бытовых святцев“ = календаря и его наполнения» (С. 67). Причины кризиса института духовничества, явно проявившиеся к XVII веку, Т. А. Бернштам видит в развитии среди духовных отцов снисходительности, угодничества в отношении грехов своих «детей», так называемой «потаковщины «. Эта потаковщина «подрывала не только саму покаянную дисциплину, но и веру мирян, ослабляя их представления о деле служения Богу, о спасении, о страхе Божием, о святости и необходимости совершения таинств и обрядов Церкви, прежде всего Покаяния и Причащения» (С. 68). Среди разнообразных форм проявления «потаковщины» перечисляются обряды календарно-хозяйственного и жизненного циклов, явно выходившие за пределы церковных треб. Одни священники, веря в действенность подобных обрядов, принимали в них участие добровольно, другие же — под сильнейшим нажимом прихожан. Наконец, находились и такие, которые в течение ряда лет своими проповедями, внебогослужебными беседами, другими средствами боролись с этими явными проявлениями язычества, чуждыми Церкви.

Следует согласиться с мнением Т. А. Бернштам, что в сельских приходах в частных богослужениях большую роль играли местные обычаи, и не только, добавим, при крещении, похоронах, поминках, но также в календарных праздниках. Церковь в лице своих руководителей, рядовых священников, довольно снисходительно относилась к народным традициям, которые хотя и выходили за рамки Требника, тем не менее, признавались благочестивыми. «Степень соотношения церковной и народной частей в переходных обрядах жизни — смерти, — пишет исследователь, — была различной в отдельных восточнославянских епархиях и приходах, что в совокупности зависело от конфессиональных нюансов — влиятельности Православной (или иной) Церкви, авторитета приходского храма и священника, грамотности богослужения, благочестия мирян, а также от этнических и народно-христианских традиций» (С. 86).42 Т. А. Бернштам убедительно доказывает неодинаковость шкалы оценки важности треб Церковью и мирянами. Для первой самым важным, обязательным был следующий порядок таинств: крещение с миропомазанием, покаяние и причащение. Для вторых после крещения следовало венчание и требы, связанные с погребением и поминанием. Несходным могла быть трактовка смысла одного и того же таинства, требы Церковью и мирянами. Например, Церковью елеосвящение совершалось для исцеления больных от душевных и телесных немощей. В народном же представлении елеосвящение, несмотря на все разъяснения священников, — это предсмертное помазание, после которого человек считался как бы мертвым. Отсюда и отношение к поправившемуся после данного таинства как мертвецу, вернувшемуся с того света. Церкви, ее служителям не удалось также заставить прихожан отказаться от мирских причитаний, которые звучали вместе с церковными песнопениями и.

43 стихами, исполнявшимися клиром во главе со священником и певчими.

К теме данной диссертации прямое отношение имеет IV глава исследования Т. А. Бернштам: «Переходный символизм совершеннолетия», особенно ее параграфы: «Воцерковление молодежи по обычному праву», «Игра и „требник“ совершеннолетия» и «Космоприродные переходы в календарном цикле молодой игры». Во-первых, здесь священник рассматривается в числе иных регуляторов степени участия или неучастия девушек и парней в церковном богослужении. Во-вторых, говорится о строго соблюдаемых правилах праздничного поведения молодежи, в частности, о запрещении вечерних посиделок накануне44 воскресных и праздничных дней или об особо скромном (без песен, поцелуйных припевок, игр, плясок) характере великопостных собраний. В-третьих, перечисляются праздничные обязанности молодежи, главным образом, ее мужской части, в пасхальных обходах45 и крестных ходах. В-четвертых, анализируются игры парней и девушек, осуждаемые не только Церковью, но и многими из взрослых верующих односельчан. Священник мог наказать тех, кто устраивал игрища, обходя стороной эти избы во время хождения со «славой» на Рождество Христово, на Пасху, не служа молебны тем, кто гадал или рядился на Святки, наконец, участвовал в ритуале опахивания во время эпидемий, при падеже скота.

В своей монографии, посвященной, в частности, глубине восприятия христианства русским крестьянством в разных аспектах семейной жизни, В.Ю. Лещенко46 неоднократно отмечает роль в ней священников. В частности, он перечисляет чисто местные свадебные обычаи, свидетельствующие о том, что участие пастыря в этом важнейшем семейном празднике не ограничивалось церковным венчанием (он мог посещать дом жениха накануне свадьбы, ехать рядом с женихом за невестой в день свадьбы и т. д.). Даются примеры общественных молебнов по разным поводам, перечисляются суеверия, одни из которых были свойственны как священнику, так и его прихожанам, другие же существовали исключительно в духовном сословии. В разделе, посвященном народному досугу, довольно подробно рассматривается вопрос о проведении крестьянами праздников. Приведена большая церковная литература, разъясняющая прихожанам истинно христианский смысл воскресных и праздничных дней и дающая советы как следует их отмечать. Здесь же говорится о бурной полемике, развернувшейся в светской и духовной публицистике вокруг разрешения или запрещения работы, ярмарок, базаров по воскресеньям и в дни религиозных праздников, общественных развлечений в великопостные дни, о сокращении или сохранении количества праздничных дней. Отдельные параграфы книги посвящены роли прихода и его духовного руководителя — священника в жизни мирян, понятию благочиния, рассматриваемого в исторической перспективе (с XI по XIX век включительно). В заключительной части параграфа «Народное православие в конце XIX века», на материале архива Российского Этнографического музея (фонд Тенишевского бюро) рассматривается отношение крестьян к Церкви, ее обрядности и к причту. В. Ю. Лещенко приводит факты, свидетельствующие о подчас диаметрально противоположной оценке прихожанами своего священника: от отрицательного, равнодушного до положительного и восторженного. Многое в этой характеристике зависело от личности, характера самого информатора, добавим и от того, являлся ли он верующим или неверующим, а, следовательно, далеко не все данные можно считать объективными.

В конце работы автор приходит к выводу, который типичен для всех и и и исследователей, занимающихся ныне проблемой, связанной с ролью православия в крестьянской жизни. «Православие, — пишет он, — вошло в мир психологии, бытовых и духовных ценностей народа, оно не нуждалось ни в апологии, ни в ерничанье. Оно — часть тысячелетней истории России» (С. 344).

Уже не раз упоминаемая монография A.C. Лаврова, хотя и ограничена временными рамками (1700 — 1740- е годы), однако многие темы, поднятые в ней, имеют отношение и ко второй половине XVIII — началу XX века. В частности, проблема религиозности в дворянской среде, которая затрагивается в нашей диссертации, так как среди прихожан сельского священника были не только крестьяне, но и помещики, не в малой степени влиявшие на духовную культуру своего прихода. Ученый убежден в том, нельзя противопоставлять религиозность дворянства и духовенства петровского времени так называемому «народному православию». По его мнению, «религия дворянства» рассматриваемого периода — «это та же „народная религия“, дополненная определенными механизмами ограничения от низших по сословному статусу и помноженная на огромные материальные возможности знати» (С. 270 — 271).

На сегодняшний день существует лишь одна работа, целиком посвященная жизни и деятельности сельского священника второй половины XIXначала XX века — это статья Т. Г. Леонтьевой.47 Прежде всего, исследователь формулирует тезис о том, что рядовой пастырь оказался, с одной стороны, между жерновами церковной и светской власти, а с другой — испытывал сильнейшее воздействие прихожан. Все это мешало иерею в полной мере проявить себя в роли служителя Бога в миру, так как он был связан, «кроме евангельских и религиозно-этических норм многочисленными социальными ограничениями, всевозможными служебными регламента-циями и бытовыми запретами» (С. 34). Следует отметить, что подобный тезис не нов, он, так или иначе, высказывался не только в трудах историков РПЦ, но и в духовной публицистике, начиная со второй половины XIX. Те же источники не раз отмечали, что в пореформенное время большая часть светского общества, встав на защиту крестьянства, совершенно не заслуженно обвиняла духовенство в косности, необразованности, инертности, в неспособности стать духовным руководителем освобожденного от рабства народа. Неслучайно, что именно с этого периода в русской художественной литературе, на страницах мирской печати, а также в живописи появляются образы отрицательных героев из духовной среды. Разделяя эту точку зрения, Т. Г. Леонтьева в качестве примера авторов «саркастических произведений», обличающих церковный клир приводит имена Н. Г. Помяловского и Н. С. Лескова. Однако можно ли констатировать, что «Очерки бурсы» направлены против рядового клира, да и не следует забывать о том, что именно Н. С. Лесков создал в «Соборянах» своеобразное «житие» двух «пастырей добрых» — о. Савелия и о. Захария, высоко оцененное даже особенно пристрастной к мирским писателям церковной критикой (побробнее об этом см. главу V диссертации).

Т.Г. Леонтьева абсолютно права утверждая, что изучение истории РПЦ невозможно «без анализа социального положения духовенства, особенностей его быта, взаимоотношений с прихожанами» (С. 36). В своей работе автор затрагивает лишь один аспект из истории православного клира — повседневную жизнь деревенского иерея, используя произведения мемуарного характера как опубликованные, так и архивные. Т. Г. Леонтьева дает характеристику мемуаристики, которая «позволяет постичь потаенную сторону жизни священников, понять мотивацию их поведения, проследить характер взаимоотношений с паствой, уяснить, что заставляло одних вымогать, угождать, пьянствовать, а других — вести поистине подвижнический образ жизни» (С. 37). По мнению исследователя, рассмотрение разных сторон обыденной жизни служителей церкви позволяет ответить на вопросы: «бедным или богатым был священник, „своим“ или „чужим“ он представал в сельском мире, то есть консолидировала ли его жизнедеятельность социум и общество в целом или, напротив, провоцировала их раскол?» (С. 38). Проанализировав факты из церковной мемуаристики, главным образом, тверского «священника-бунтаря» И. С. Беллюстина, известного своими крайне пессимистическими взглядами, Т. Г. Леонтьева приходит к выводу о том, что «картина быта приходского сельского духовенства в дореволюционной России получается довольно мрачной» (С. 55).

Несмотря на то, что сельские священники играли роль «рядовых идеологов», обслуживающих государственные нужды, государство не оказывало им должной поддержки. Влияло на деревенских иереев и окружающая среда, которая «формировала необходимый тип пастыря, она же деформировала его личность, превращая служение — в службу, жизнь — в существование, веру — в неуверенность, если не безверие» (Там же). Нам кажется, что подобный категорически обобщающий вывод односторонен, так как он сделан на основании слишком узкого круга источников. Вне поля зрения исследователя оказалась огромный пласт церковных мемуаров, художественной литературы, в которой повседневная жизнь и деятельность сельского приходского духовенства предстает в гораздо более широкой панораме.

Анализ всех рассмотренных работ убеждает в актуальности и целесообразности выбранной темы диссертации, так как затрагиваемые учеными ее аспекты (положение духовенства в обществе, взаимоотношения священника с прихожанами, его роль в обрядовой жизни русской деревни и т. д.) не представляют целостного исследования, однако подчеркивают важность и своевременность освещения указанной проблемы.

Предлагаемая вниманию диссертация представляет собой исследование роли сельского пастыря в жизни русской деревни. Эта роль духовного наставника прихожан стала особенно важной после отмены крепостного права. Именно сельский священник, как никто другой, был наиболее близким к деревенскому населению, участвуя, как советчик, помощник, утешитель, хранитель нравственных основ православия в наиболее важных этапах жизни своих прихожан.

В основе данной работы лежат различные печатные источники: труды по истории Церкви, научные богословские труды, публицистика, периодика, мемуаристика, художественная литература.

Содержание наиболее значительных монографий и статей по истории РПЦ, опубликованных за последние десятилетия, было изложено выше. Перечислим имена отечественных историков, в работах которых фактический материал и его интерпретация представляют до сих пор научную ценность: П. В. Верховский, Е. Е. Голубинский, П. В. Знаменский, A.B. Кар-ташев, A.A. Папков, С. Г. Пушкарев, С. Г. Рункевич, Н. Руновский и др. Без знакомства с произведениями перечисленных авторов невозможно было погрузиться в сложный, неоднозначный, противоречивый период, начинающийся с года освобождения крестьян и заканчивающийся 1917 годом.

Вторая группа источников — сочинения по проблемам пастырского богословия. К ним относятся теоретические исследования митр. Антония, (Храповицкого), проф., архим. Киприана (Керна), архиеп. Платона (Фивей-ского), проф. В. Ф. Певницкого, свящ. В. Сокольского, Н. Троицкого, про-топр. Г. И. Шавельского и др., а также книги, имеющие практически-прикладный характер: энциклопедии для служителей храма, инструкции, справочники, пособия, руководства И. Благовещенского, Н. Г. Богословского, А. Громачевского, прот. А. Ковальницкого, П. И. Нечаева, прот. Е. Попова, Н. Сильченкова, Т. С. Тихомирова и др. Еще одной областью богословских наук является гомилетика. В диссертации используются работы проф. Н. И. Барсова, Г. Булгакова, И. Добронравова, П. Заведеева, В. Маврицкого, проф.В. Ф. Певницкого, М. Тареева, Ф. Терновского, И. В. Толмачева, еп. Феодосия и др.

Третью группу источников составляет книжная и журнальная духовная публицистика, созданная главным образом рядовыми священнослужителями. Здесь особое место занимает книга калязинского священника И. С. Беллюстина «Описание сельского духовенства», опубликованная в Лейпциге в 1858 году. Это произведение, защищающее нищих, социально униженных деревенских пастырей, было написано, по словам известного ученого богослова В. Ф. Певницкого, «не чернилами, а кровью». Оно, по свидетельствам современников, всколыхнуло всё образованное русское общество, как духовное, так и светское, и во многом послужило толчком для ускорения работы над церковными реформами. Не меньший общественный резонанс вызвало сочинение бывшего профессора Санкт-Петербургской духовной академии Д. И. Ростиславова «О православном белом и черном духовенстве» (Лейпциг, 1866. Т. 1 — 2). Здесь автор на большом фактическом и статистическом материале показывает крайнюю материальную необеспеченность белого городского и сельского духовенства, классифицирует денежные и натуральные доходы служителей церкви с прихожан (при этом подробнейшим образом описываются важнейшие церковные обряды), дает широкую панораму взаимоотношений пастырей и прихожан разных сословий. Выходили в свет и другие произведения, отражающие острые вопросы взаимоотношения духовенства со светским обществом в целом и с разными сословиями в частности, посвященные церковным реформам, взаимоотношениям пастырей и паствы и т. д. (A.M. Бухарева /архим. Феодора/, проф. А. Преображенского, свящ. М. Сенатского др.). Однако с 1860-х годов на первый план выходит журнальная публицистика, которая гораздо оперативнее реагировала на все события церковной и мирской жизни, а также отличалась тематическим разнообразием. Здесь публикуются и теоретические богословские исследования, и различные практические советы опытным и начинающим священнослужителям, даются описания религиозно-нравственного состояния населения разных приходов, рассказывается о нехристианских обычаях, обрядах, суевериях и предрассудках. В журналах печатались очерки, рассказы, дневники, воспоминания духовных лиц, рецензировалась почти вся духовная литература и светская беллетристика, если только в ней в качестве действующих лиц были выведены представители церковных кругов.

В диссертации использованы главным образом материалы двух журналов общероссийского значения: «Руководство для сельских пастырей» (годы выпуска с 1860 по 1917. Далее: РДСП) и «Церковный вестник» (1875 — 1917. Далее: ЦВ). Кроме них привлекаются публикации других многочисленных журналов, как духовных, так и светских, также распространявшихся по всей России: «Духовная беседа», «Православный собеседник», «Странник», «Душеполезное чтение», «Церковный голос», «Христианское чтение», «Русский вестник», «Русская старина», «Исторический вестник», «Русское богатство» и др.

Значительное место среди источников занимают епархиальные периодические издания, в которых содержатся фольклорно-этнографические, исторические, креведческие, статистические сведения, собранные служителями церкви по программам, анкетам и вопросникам различных государственных и общественных учреждений.48 Всегда находились энтузиасты, проявляющие интерес к духовной жизни своих прихожан и стремящиеся обнародовать собранную о них информацию. Ими опубликован богатейший фольклорно-этнографический материал. Наиболее интересны в этом отношении Вологодские, Вятские, Пензенские, Рязанские, Саратовские, Тамбовские епархиальные ведомости.

Характеризуя церковную периодику в целом, можно констатировать, что она содержит ценнейшую информацию для исследователей, изучающих различные стороны народной духовной культуры. Однако эта информация недостаточно используется учеными, так как сведения о ней в существующих ныне библиографиях минимальны.

Четвертую группу привлекаемых источников составляют различные произведения мемуарного характера: воспоминания, дневники, письма. В диссертации используется мемуаристика не только духовных лиц, но и выходцев из этой среды, а также представителей других сословий: дворян, купцов, мещан. Несмотря на субъективность некоторых воспоминаний, они дают подчас исчерпывающе полные описания церковно-народных обычаев и обрядов. А главное, что в них содержится емкая, эмоционально окрашенная картина сельской жизни во всех ее проявлениях. Именно мемуаристика, а также художественная литература дают возможность ощутить атмосферу того времени и наглядно представить значимость фигуры сельского священника, особенности поведения, психологии и характеров прихожан, всю гамму взаимоотношений пастыря и паствы и т. д. Среди воспоминаний следует особо выделить записки сельского священника Саратовской епархии А. И. Розанова, воспоминания протоиерея из Вологодской епархии А. Попова, сына причетника, акцизного чиновника И.М. Ма-леина, дворянина — писателя A.B. Верещагина и т. д.

Из архивных сведений нами изучены ответы на два подраздела «Программы этнографических сведений о крестьянах Центральной России, составленной князем В.Н. Тенишевым»:49 «Церковь и религиозное почитание" — «Священники и причт», а также сведения из раздела: «Почитание праздничных дней». Особую ценность здесь имеют записи, сделанные служителями церкви. В них, как правило, содержится характеристика религиозно-нравственной жизни прихода, более полная и глубокая, чем информация, полученная от мирян. Можно также отметить, что духовные лица в своих ответах сообщали о местных легендах и преданиях, главным образом топонимических, обычаях, обрядах, суевериях, приметах и т. д. При этом они довольно часто выражали свое особое отношение к народной культуре.

Диссертация охватывает один из важнейших периодов отечественной истории: от 1861 года (отмены крепостного права) до 1917. Это было время реформ во всех сферах государственной и общественной жизни России. Консолидация общества — первостепенная задача, стоявшая перед страной. Русская Церковь искала свое место в новой реальности. На первый план выходит ее наставническая и просветительская деятельность, которая, безусловно, оказывала существенное влияние на все слои общества, в первую очередь, — на крестьян. Именно крестьяне и сельское духовенство, два взаимосвязанных сословия, наиболее бесправных, морально и материально униженных, претерпевали в эти десятилетия существенные изменения.

Приобщение к церковной жизни людей (их воцерковление), стремление донести до них глубокую христианскую мораль, пробуждение истинной веры — таковы были задачи священничества во все времена, но особую актуальность они получают в данный исторический период. Пастырство приобретает исключительно важную значимость в формировании духовно-нравственного мира прихожан, так как православие — «основа всех глубинных традиций народной жизни и массового сознания русских"50 — является частью народной культуры.

Успех пастырской деятельности во многом зависел от понимания священником особенностей крестьянской религиозности, которая представляла собой синтез христианских и дохристианских понятий. Чтобы лучше познакомиться с этой спецификой, священники нередко становились собирателями и исследователями нецерковных обычаев, обрядов, суеверий крестьян, а также — различных фольклорных произведений. С момента организации Русского Географического общества его анкеты, вопросники, программы, распространяясь по стране, доходили до сельских служителей церкви. Именно они становились основными информаторами РГО, собирая местные этнографические, фольклорные, историко-краеведческие, статистические и другие материалы. Их работы печатались в многочисленных сборниках данного общества, а также — на страницах неофициальной части епархиальных ведомостей, в церковной периодике, в столичных и губернских светских изданиях. До сегодняшнего дня труд священников-энтузиастов остается не оцененным в надлежащей мере. Более того, большинство материалов, опубликованных духовными лицами, еще не введено в научный оборот.

Автор диссертации ставит перед собой следующие задачи: рассмотреть различные стороны наставнической и просветительской деятельности сельского священника и его роль в календарной обрядовой жизни крестьянпоказать неодинаковость церковной и народной религии, выявить способы воздействия пастыря на мирские традиции народных праздниковпроследить взаимоотношения священника и прихожан (крестьян и помещиков).

Цель работы — дать общую картину церковно-народной жизни русской деревни, раскрыть роль истинного пастыря в нейисследовать взаимосвязи церковной и народной культуры в праздничной и повседневной жизни крестьян. Без учета центральной фигуры в сельском приходе невозможно, как нам кажется, изучение быта, традиций, духовной культуры крестьянства.

1 Смолин И. К. История русской церкви. 1700 — 1917. М., 1996 — 1997. Ч. 1 — 2. Данная работа была опубликована в ФРГ в 1960;е годы, а в России появилась значительно позже.

2 Римский C.B. Русская православная церковь в XIX веке. Ростов-на-Дону, 1997. (Далее: Римский-1997) — его же: Российская церковь в эпоху великих реформ. М., 1999. (Далее: Римский-1999).

3 Кучумова Л. И. Православный приход в концепции Церкви и государства и общественная мысль в России на рубеже 1850 — 1860 годов // Православие и русская народная культура. М., 1993. Кн. 2. С. 158 — 199.

4 Мангилева A.B. Духовное сословие на Урале в первой половине XIX века (на примере Пермской епархии). Екатеринбург, 1998.

5 Есипова В. А. Приходское духовенство Западной Сибири в период реформ и контрреформ второй половины XIX века / Автореф. канд. дисс. Томск, 1996; Поплавская-Есипова В. А. Русское законодательство относительно Церкви во второй половине XIX века // Русское общество и литература позднего феодализма. Сб. научных трудов. Новосибирск, 1996. С. 119−133.

6 Камкин A.B. Православная церковь на севере России. Очерки истории до 1917 года.

Вологда, 1992. •j.

Золышкова Н. Д. Сословные проблемы во взаимоотношениях церкви и государства в Сибири (XVIII век). Новосибирск, 1981; ее же: Сибирская приходская община в XVIII веке. Новосибирск, 1990; Бородкина H.H. Церковь, общество и государство в эпоху Петра Великого. Саратов, 1997; Типина З. П. Самодержавие и Русская Православная Церковь в I четверти ХГХ. века / Автореф. канд. дисс. Волгоград, 1998; Кузнецов C.B. Православный приход в России в XIX в. // Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII — XX веках. М., 2002. С. 156 — 178- Мелехова Г. H Духовенство и его роль в жизни населения Каргополья (XIX — первая треть XX в.) // Там же. С. 179 — 208- ее же: Документальные материалы к статье «Духовенство и его роль в жизни населения Каргополья (XIX — первая треть XX в) // Там же. С. 245 — 263.

8 Духовенство по сегодняшний день — это единственное сословие, чей менталитет еще практически не изучен. Нам известны лишь три статьи в данном направлении: Белозе-ров H.A. Проблема корпоративного сознания приходского духовенства (по материалам Рус-ского Севера XVIII века) // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Рус-ского Севера. Киров, 1991. С. 242 — 243- Леонтьева Т. Г. Жил-был поп // Родина. 1999. № 11. С. 42 — 47- ее же: Жизнь и переживания сельского свяшенника (1861 -1904) // Социальная история. Ежегодник. М., 2000. С. 34 — 56. Отчасти та же проблема затронута в работах А. И. Конюченко и A.B. Мангилевой (см далее).

9 Мнненко H.A. Культура русских крестьян Зауралья. XVIII — первая половина XIX в. М., 1991.

10 Ее же: Русское население Урала и Западной Сибири и православная Церковь XVIIIXIX века // Религия и церковь в Сибири: Сб. научных статей и документальных материалов. Тюмень, 1995. Вып. 8. С. 36 — 55.

1 Вопрос о том, существовала ли особая культура, свойственная причту в более поздний период — во второй половине XIX — в начале XX вв., к сожалению, до сих пор не привлек к себе внимания со стороны исследователей.

12 Камкин A.B. Сельский клир и крестьянство в XVIII веке. Некоторые проблемы приходской жизни на Европейском Севере России // Европейский Север: история и современность. Тезисы докладов. Петрозаводск, 1990. С. 25 — 26.

13 Об этом же см.: Бернштам Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян: Учение и опыт Церкви в народном христианстве. СПб., 2000. С. 86. Исследователь называет местные особенности приходской жизни — «народным богословием».

14 Слуцкая С. А. Краеведческая издательская и библиографическая деятельность Русской Православной Церкви (вторая половина XIX в. — 1918) / Автореф. канд. дисс. М., 1993.

15 Бердинских В. А. Приходское духовенство и развитие краеведения в XIX веке // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 134 — 138- Романов А. П. Историко-статистическое описание приходов в «Орловских епархиальных ведомостях» в 1873 — 1889 гг. // Исторические чтения. 2. Материалы научной конференции. Челябинск, 1996. С. 153 — 155- Та-гшъцева H.H. Участие краеведов Урала в изучении и сохранении наследия православной церкви в 1920 — 1930;е гг. // Там же. С. 109 — 114- Зорина JT.H. Уральское духовенство и общественно-краеведческое движение на Урале конца XIX — начала XX в. // Культурное наследие российской провинции: История и современность. К 400-летию г. Верхотурья. Тезисы докладов и сообщений. Екатеринбург, 1998. С. 274 — 278- Королева О. Л. Приходское духовенство Верхотурского уезда во второй половине XIX в. // Там же. С. 284 — 287.

16 Ср. обзоры А. П. Романова (см. выше), а также А. Н. Розова: «Этнографические и фольклорные материала на страницах журнала „Руководство для сельских пастырей“ ^ 860 — 1917 гг.). Аннотированный тематико-библиографический указатель» // Русский фольклор. СПб., 2001. Т. XXXI. С. 334 — 400.

Рязань православная. Рязань, 1993; Зайцева Л. Ю. Православная церковь Южного Зауралья в досоветский период // Земля курганская: прошлое и настоящее. Краеведч. сб. Курган, 1996. Вып. 19- Пулъкин М. В., Захарова O.A., Жуков А. Ю. Православие в Карелии (XV — первая треть XX вв.). М., 1999; Левин О. Ю., Просветов Р. Ю., Алленов А. Н. Кирсанов православный. М., 1999; Дворжанскый А. И. История Пензенской епархии. Исторический очерк. Пенза, 1999; Вощенкова Н. С., Гусев A.A., Писаренко КС. Церковь и государство: Калужская епархия в синодальный период развития РПЦ. Калуга, 2000; Лавриков В. (прот.) Екатеринбургская епархия. События. Люди. Храмы. Екатеринбург, 2001 и др.

18 Т. Г. Леонтьева делит церковную интеллигенцию на три группы: 1) высшую (управленческую), 2) среднюю (преподавательскую) и 3) низшую (приходскую): Леонтьева Т. Г. Церковная интеллигенция Тверской губернии в конце XIX — начале XX в. (1895 -1907) / Автореф. канд. дисс. Петрозаводск, 1992.

19 Мелехова Г. Н. Православные традиции в Каргополье в XIX — первой трети XX в. /.

Автореф. канд. дисс. М., 1997.

Отличительной чертой диссертации Г. Н. Мелеховой является то, что жители города и деревень рассматриваются в неразрывном единстве.

21 Если же эти документы вели низшие члены причта, то священник, будучи лично ответственным за всю отчетность, должен был контролировать работу своих подчиненных.

22 Данные сведения отправлялись в епархии, где они перерабатывались в епархиальную отчетность, посылаемую затем в Синод. Там всё это ложилось в основу ежегодного отчета обер-прокурора Синода о состоянии РПЦ. Такие отчеты содержат разнообразнейший материала для исследователей различных гуманитарных наук.

23 Макарчева Е. Б. Источники по истории духовного сословия Западной Сибири I половины XIX века в ТФ ГАТО // Русское общество и литература позднего феодализма. Сб. научн. работ. Новосибирск, 1996. С. 104 — 118- Братчикова Н. Г. Летопись загарской Вознесенской церкви Вятского уезда как источник по истории родного края // Религия и церковь в культурно-историческом развития Русского Севера. Киров. 1996. Т.1. С. 459 — 463- Воробьева КС. Сведения о приходах как источник информации о вятском характере // Там же. С. 483 — 495- Титова ТА. Клировые ведомости как исторический источник // Там же. С. 480 — 483- Чебьгкина Г. Н. Церковноприходское летописание в Устюжском крае во второй половине XIX — начале XX века // Там же. С. 456 — 459- Шшяева P.C. Социальный портрет вятского крестьянина (по сведениям о приходах Вятской епархии) последней четверти XIX века // Энциклопедия земли Вятской. Т. 8. Этнография, фольклор. Киров, 1998. С. 231 — 234 Добренький С. К Городская церков-но-приходская летопись Петропавловской церкви города Симбирска // Источниковедение и краеведение в культуре России. М., 2000. С. 282 — 285- Маджаров A.C. Источниковедение «деревенской» истории Восточной Сибири // Там же. С. 292 — 285. Отметим, что одним из первых на важность изучения храмовых документов еще в начале 1970;х годов обратил внимание акад. С. О. Шмидт в статье: «Церковноприходские летописи как источник по истории русской деревни» // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1971. Вильнюс, 1974. С. 397−404.

24 Островская Л. В. Прошения в консисторию и Синод как источник для изучения социальной психологии крестьянства пореформенной Сибири // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск, 1982. С. 165−181- Н.Д. Зольни-кова Приходское духовенство XVIII века по жалобам сибирского населения // Научный атеизм, религия и современность. Новосибирск, 1987. С. 266 — 289.

25 Н. Д. Зольникова в своей монографии «Сибирская приходская община в XVIII веке» (Новосибирск, 1990) пишет, что в архивах духовных правлений, консисторий и светских учреждений почти нет сведений о нормальных отношениях между священниками и прихожанами (С. 7). О том, что благодарности в высокие инстанции всегда писали реже жалоб указывают A.B. Камкин (С. 145) и A.B. Мангилева (С. 128).

6 Никулин М. В. Православная церковь в общественной жизни России (конец 1850-хконец 1870-х гг.) / Автореф. канд. дисс. М., 1997.

Конюченко А. И. Русское православное духовенство во второй половине XIX — начале XX вв. // Социально-политические институты провинциальной России (XVI — начала XX вв.). Челябинск, 1993. С. 76−91- его же: Приходское духовенство Оренбургской епархии во второй половине XIX — нач. XX века // Исторические чтения. 2. Материалы научных конференций «Неизвестный Челябинск» (1994) и «Церковь и религия на Урале» (1995). Челябинск, 1996. С. 77 — 83.

Его же: Религиозно-нравственная характеристика православного населения Оренбургской епархии (вторая половина XIX — начало XX в) // Вестн. Челяб. ун-та. Серия 1. История. 1998. № 1.С. 38−49.

29 Освалып Ю. Духовенство и реформа приходской жизни. 1861 — 1865 // Вопросы истории. 1993. № 11 — 12. С. 140 — 149.

30 Островская JI.B. Некоторые замечания о характере крестьянской религиозности (по материалам пореформенной Сибири) // Крестьянство Сибири XVIII — начала XX веков (Классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск, 1975. С. 172 — 186.

31 За рамками диссертации оставляем полемику вокруг терминологии для обозначения крестьянских православных традиций (исчерпывающе полная история возникновения этой терминологии приведена в книге A.C. Лаврова «Колдовство и религия в России. 1700 — 1740 гг.». М., 2000. С. 75 — 87). Ср. также статью A.A. Панченко (см. сноску 40). Можно констатировать, что сейчас совершенно не употребляется термин «двоеверие», а на смену термину «бытовое православие» пришло название «народное или крестьянское православие», но оно оспаривается в последних работах М. М. Громыко, считающей, что данное понятие изначально содержит в себе противопоставление церковному православию (См.: Громыко М. М., Буганов A.B. О воззрениях русского народа, М., 2000. С. 534- Далее: Громыко-Буганов-2000).

32 Приведенное JI.K. Островской поверие, существовавшее в Сургуте (запись И.Я. Не-клепаева) о том, что для достижения успеха в любых начинаниях надо было не проходить мимо иерея, а подойти под благословение, несомненно, свидетельствует об определенной деятельности местного священника, убеждавшего своих прихожан не бояться встречи с духовными лицами.

33 Белобородова И. Н. Священник и колдун в русской урало-сибирской культурной традиции: об архитипической модели восприятия (в связи с генезисом русского жречества) // Уральский сборник. История. Культура. Религия. II. Екатеринбург, 1998. С. 30−41.

34 Лещенко В. Ю. Семья и русское православие (XI — XIX вв.). СПб., 1999.

35 Островская Л. В. Христианство в понимании русских крестьян пореформенной Сибири (народный вариант православия) // Общественный быт и культура русского населения Сибири XVIII — начало XX в. Новосибирск, 1983. С. 135- 150.

36 Громыко М. М., Кузнецов C.B., Буганов A.B. Православие в русской народной культуре: направление исследований // Этнографическое обозрение. 1993. № 6. С. 60 — 68.

Громыко М. М. Православие у русских: проблемы этнологического исследования // Православие и русская народная культура. М., 1996. Кн. 6. С. 164.

J о.

Громыко М. М. Этнографическое изучение православной жизни русских в XX веке (Обзор основных тенденций) // Исторический вестник. 1999. № 1. С. 19.

39 Громыко — Буганов-2000. См. раздел «Отношение к священнику» (С. 62 — 73) — Громыко М. М. Отношение к храму и священнику // Православная жизнь русских крестьян XIX — XX веков. М., 2001. С. 88 — 103.

40 Панченко A.A. Религиозные практики: к изучению «народной религии» // Мифология и повседневность. СПб., 1999. Вып. 2. С. 198−218.

41 Бернштам Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян.

42 Такое явление свойственно не только переходным обрядам жизни-смерти, но и любым другим обрядам, и тем, которые, возникнув в дохристианскую эпоху, имели аналог в храмовой обрядности, а также чисто церковным обрядам, переосмысленным в крестьянской среде.

43 Напомним, что с христианской точки зрения, мирской причет являлся греховным, поскольку превозносил, в ущерб горнему миру, земную жизнь человека, его качества, деяния.

44 Добавим, что подобные сборища могли совсем запрещаться по воскресеньям и праздникам, или они устраивались, но со строгими ограничениями по принципу: можно / нельзя, а подчас и под контролем взрослых. Здесь также важную роль играл местный священник.

45 Рождественское колядование (христославление) с участием юношей упомянуто лишь на Украине и в Белоруссии.

46 Лещенко В. Ю. Семья и русское православие.

47 Леонтьева Т. Г. Жизнь и переживания сельского священника // Социальная история. Ежегодник. М., 2000. С. 34 — 56. Ср. ее же статью «Жил-был поп» // Родина. 1999. № 11. С. 42 — 47. Анализируемая работа Т. Г. Леонтьевой, а также вышедшие двумя-тремя годами позже монографии П. С. Стефановича «Приход и приходское духовенство в России в XVIXVII веках» (М., 2002), А. Н. Розова «Священник в духовной жизни русской деревни» (СПб., 2003) открывают путь к изучению истории русского духовенства как сословия.

48 В некоторых епархиях архиереи также побуждали приходское духовенство к истори-ко-статистическому описанию своих приходов.

49 Архив Российского Этнографического музея (далее: РЭМ, ф. 7, on. 1 и 2).

50 Громыко-Буганов-2000. С. 530.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В наше время, когда идет поиск национальной идеи, когда встает вопрос о духовном возрождении России и много говорится о том, кто должен возглавить это возрождение, — обращение к темам «русское православие, «русские священнослужители» представляется современным и важным.

В диссертации сделана попытка на многочисленных примерах из разнообразных источников рассмотреть некоторые стороны многогранной деятельности сельского священника, который представлял собой истинного пастыря как для прихожан, так и для других членов причта. Если считать православие неотъемлемой частью российской истории, то именно положительный тип священнослужителя заслуживает внимания исследователей. Его роль в формировании веры, культуры, духовности русского крестьянства до сих пор еще не получила должной оценки. В работах представителей гуманитарных наук обычно говорится лишь о значительном влиянии Церкви на состояние, характер и развитие всех сторон крестьянской жизни. При этом особо подчеркивается большое влияние православия на календарную, семейную и хозяйственную обрядность, на ряд фольклорных жанров (эпос, обрядовые песни, легенды и предания и т. д.).1 Однако, как правило, в тени оказывается служитель храма, благодаря которому осуществлялось благотворное, в той или иной степени, воздействие христианства на разные сферы человеческой деятельности.

Со второй половины XIX века, когда деревня освободилась от крепостничества, необходимо было поднять авторитет духовенства, возложив на сельского приходского священника руководство духовнонравственным развитием своих прихожан. Поэтому совершенно не случайно, что церковная литература уделяет много внимания рассуждениям о сути священства и обязанностях пастыря. При этом не только публикуются работы ученых богословов по данной тематике, рассуждения отцов Церкви, но и приводятся конкретные примеры подвижнической деятельности истинных священнослужителей. Знакомство с подобными материалами позволяет исследователю объективно судить о роли священника как просветителя, воспитателя и руководителя паствы.

Анализ взаимоотношений пастыря и его прихожан показывает, насколько значимой фигурой он являлся в жизни не только крестьян, но и помещиков. И те, и другие, независимо от степени их религиозности, личного отношения к конкретному иерею не могли обойтись без него при посещении храма, в особенности в праздничные дни, при необходимости совершения важнейших треб: крещения, венчания, отпевания и т. д. Пастырь в деревне играл важнейшую роль в хозяйственных обрядах при севе, уборке урожая, а также в мирских молебнах с крестными ходами в случае каких-то природных катаклизмов или народных бедствий.

Сопоставление сельской и городской приходской жизни наглядно демонстрирует, что роль деревенского священнослужителя была несравнимо большей. В селе приход объединял людей, воспринимался ими как большая семья, где пастырь находился в тесном и постоянном общении с паствой, где Церковь в его лице оказывала свое влияние на население, в результате которого могли происходить определенные изменения в народных традициях.

И в то же время, как подчеркивается в работе, не только в деревне, но и в городе всегда были истинные служители Церкви, выполнявшие свою высокую миссию, несмотря на все испытания и трудности на их поприще. Священники-подвижники — это тот идеал, который соответствует евангельскому образу «пастыря доброго» и народному представлению о нем. Благодаря их самоотверженному служению Церковь осуществляла свои задачи, а люди приобщались к православной культуре, постигая христианские истины.

Однако крестьянский мир, во многом по-своему воспринимая религиозные институции, стремился сделать Церковь своим мирским достоянием, не осознавая, что «дух мира и дух священства прямо и существенно противоположны между собой».2.

Народная вера не во всем соответствует многим догмам православия, но ее нельзя рассматривать лишь как упрощенный вариант церковной веры. Следует различать религию как официальную доктрину и как религиозную практику. Однако при этом необходимо отметить: церковная и народная вера находятся в постоянном тесном взаимодействии и взаимовлиянии.

Рассматривая предрассудки, устойчиво сохраняющиеся особенно в крестьянской среде, наблюдая противодействие им Церкви, убеждаешься в том, что «народная вера представляет собой не механическое смешение, не функциональное распределение элементов язычества и христианства <.>, а нерасторжимый сплав, <.> качественно иное духовное образование, чем ортодоксальное христианство».3.

В отношениях сельского священника и помещика многое определялось их сословными различиями, материальным положением как того, так и другого. Н. В. Гоголь писал: «если священник — дурен, то этому почти всегда виноваты сами помещики», так как они «наместо того, чтобы пригреть его у себя в доме как родного <.>, поставят его в такое 4 положение, что он еще должен потворствовать и угождать им».

Зависимость священнослужителя от всех сословий наиболее наглядно проявлялась именно в отношениях с помещиками, хотя встречаются примеры дружелюбия между барином и батюшкой. Личность каждого из них, несомненно, так или иначе влияла на характер их общения.

Большое место в деятельности священника, как показано в диссертации, занимало проповедничество. Более чем 40 лет назад И. К. Смолич справедливо отметил, что сведения о проповедниках из числа белого провинциального духовенства очень скудны- «преимущественное внимание исследователей обращено на епископов и столичное (петербургское и московское) белое духовенство, тогда как скромный, но вполне сознающий свою ответственность провинциальный или сельский священник остается в тени. А жаль, ведь именно тут существовало подлинное единство общины и пастыря».5.

Диссертация, в известной степени восполняет этот пробел: впервые проповеди представлены как ценнейший материал для фольклористов, этнографов, специалистов других гуманитарных наук.

Проповеди, будучи специфическим литературным жанром (они издавались в виде отдельных брошюр, чаще всего, за счет самого автора), являлись одной из главных форм просветительско-наставнической деятельности священника. Они формировали представления прихожан о сущности веры, о церковных праздниках и обрядах. Назидательные проповеди, которым уделяется особое внимание, были в основном посвящены обличению нехристианских обычаев и верований.

Подробно рассмотренное отношение Церкви к народным праздникам, имевшим как явный христианский оттенок (Святки, Крещение, Пасха и др.), так и не связанными с христианством (Масленица), позволяют сделать вывод о том, что проповедники приложили много стараний, чтобы внести в них элементы православия, усилить их духовное начало.

История РПЦ знает немало имен выдающихся проповедников: Иоанн, епископ Смоленский, протоиреи Р. Т. Путятин, В. И. Нордов, И. И. Сергиев (Кронштадтский) и др. Но и среди рядовых приходских священников, деревенских и городских, было тоже немало талантливых ораторов, чьи печатные проповеди как литературный жанр и одновременно источник для изучения народной духовной культуры до сих пор не утратили своих качеств. Это и священник из Саратова И. Архангельский, сельский, а потом городской протоиерей A.B. Белоцветов, петербургский протоиерей A.B. Гумилевский, сельские священники П. Бобров и Ф. Богородский и многие другие.

На основании конкретных примеров, приведенных в диссертации, можно утверждать: священнослужители, в лице своих лучших представителей, были истинными духовными учителями своей паствы. Наставническое, просветительское слово священника играло значительную роль в религиознообрядовой жизни крестьянства.

Духовенство само непосредственно принимало участие не только в церковном, но и внецерковном праздновании наиболее важных для христиан дат — Рождества и Пасхи. Имеется в виду христославление, которое являлось действенным средством для духовного объединения священника с паствой и подъема в ней религиозных чувств.

В диссертации даны описания важнейших признаков обряда, содержится подробная характеристика основных групп христославов, рассмотрен вопрос о соотношении колядования и христославления, сопоставляются рождественский и пасхальный обходы. В результате исследования сделан вывод о том, что под влиянием Церкви возникло мирское славление, оказавшееся более устойчивым, чем церковное: оно сохранилось в детской среде до 1920 — 1930 -х годов, фактически слившись с колядованием, о чем свидетельствует репертуар славильщиков.

Исследование вопроса о месте священника в духовной жизни крестьян основано на анализе преимущественно произведений публицистического характера. Кроме того, используются также и другие материалы (см.

Введение

). Своеобразной иллюстрацией проанализированной, обобщенной и систематизированной в диссертации информации служит художественная литература в оценке церковной критики.

С 1860-х годов «духовенство вошло в литературу, появился целый новый жанр», 6 который привлек самое пристальное внимание духовной и светской критики. Первая отстаивала свое представление об истинном пастыре, отмечая евангельские черты в одних литературных образах и их отсутствие в других. Церковная критика в целом глубоко и всесторонне осмысляла взгляд литературы на служителей церкви, а это, в свою очередь, позволяло «трезво оценивать духовно-нравственное состояние общества».7 Интерес к этой проблеме и острый полемический тон ее обсуждения на страницах периодики не могли не оказать воздействия на духовенство. «Публицистика активно будила его дремавшие и до поры подавленные силы. Все чаще стал появляться приходский священник нового типа, искавший новых путей пастырского служения и ревностно трудившийся над обустройством приходской жизни». Все это должно было способствовать росту авторитета духовенства как одного из деятельных сословий общества, которому во все времена была предназначена роль духовного руководителя в христианской религиозно-нравственной жизни народа.

В диссертации много внимания уделяется социально бесправному положению священнослужителей, которое способствовало снижению авторитета священника в обществе. Однако, несмотря на все общественно-исторические трудности, вопреки сложившемуся несправедливому отношению к духовенству, оно противостояло всем этим тенденциям, благодаря подвижническому служению своему делу тысяч и тысяч «добрых пастырей», как известных, так и безызвестных.

В конце 1880-х годов века Н. В. Шелгунов в «Очерках русской жизни» писал о том, что именно духовенство является «характерным и разносторонним представителем великорусского типа <.>. Оно сохранило в себе в наиболее чистом, традиционном виде все этнографические, культурные и исторические черты русского коренного человека». Публицист выражает большое сожаление, что этот «любопытный и своеобразный тип у нас мало обработан художественною литературой, да остался в стороне и от ученого исследования».9 Можно сказать: это утверждение не утратило своей актуальности и в наше время. Наряду с решением научных задач, целями данной диссертации являются привлечение внимания ученых к сельскому приходскому священнику, к этой немаловажной фигуре в жизни русской деревни, а также способствовать изменению исторически сложившегося стереотипа отрицательного отношения к «попу». По сегодняшний день, как справедливо отмечает Т. А. Бернштам, «народное христианство не имеет своей науки, в лучшем случае занимая одно из второстепенных мест в ряду направлений (или проблем) гуманитарных дисциплин». И пока не существует такой специальной науки, исследования этнографов, фольклористов, историков, религиоведов и др. будут отличаться «либо крайней гипотетичностью и односторонностью результатов, либо <.> искажением истины».10.

В заключение можно предложить наиболее перспективные направления для продолжения исследования темы «сельский священник и народная культура». Таковыми являются следующие: формирование особой сословной культуры духовенстваучительская, благотворительная, попечительская, миссионерская деятельность служителей церкви (сельский священник и старообрядцысельский священник и сектанты) — собирание священниками фольклорных, этнографических, краеведческих и др. сведений, а также их участие в работе различных научных общероссийских, губернских обществпроповедь как литературный жанробраз священника в литературе (литературоведческий анализ). В целом же можно констатировать, что в настоящее время необходимо начать (сначала по отдельным епархиям) большую работу по теме «История русского духовенства». Без подобного исследования история православия в России никогда не будет исчерпывающе полно изучена.

1 Большое внимание уделяется особому жанру — духовным стихам, непосредственно возникшим в результате приобщения русского народа к христианству.

2 Жизнь пастыря в мире. С. 9.

3 Никитина C.Ii. «Стихи духовные» Г. Федотова и русские духовные стихи // Федотов Г. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). М., 1991. С. 141.

4 Гоголь Н. В. Духовная проза. С. 166.

3 Слюлич И. К. История русской Церкви. Ч. 2. С. 37. 6 Там же. Ч. 1. С. 375. у.

Дмитриев А. П. Тема «Православие и русская литература» в публикациях последних лет // Русская литература. 1995. № 1. С. 269.

8 Смолич И. К. История русской Церкви. Ч. 1. С. 376.

9 Шелгуиов Н. Очерки русской жизни. Очерк XXIX // Русская мысль. 1889. № 10. С. 183.

10 Нершитам I.A. Молодость в символике переходных обрядов восточных славян. С. 15.