За последние двадцать лет усилился интерес к мистическим традициям Востока и не только со стороны ученых, (исследователи занимаются вопросами по религиозной жизни Востока уже давно), но и людей, не имеющих к науке никакого отношения. Большой интерес, в частности, вызывают религиозные устои и культура Индии. Он прежде всего связан с распространением на Западе и в России религиозно-философской мысли индуизма, тантрической практики и йоги, буддистских медитативных техник, а также с деятельностью различных реформаторских и миссионерских движений.
Возникновение и развитие интереса, в том числе и научного, к мистике тесно связано с глобальными проблемами и цивилизационными процессами. Радикальные изменения, происходящие сегодня на планете в сфере межгосударственных отношений, диалога культур, развития науки, образования, утверждения нового мышления и глобального сознания, представляют собой различные стороны единого процесса антропосоциотрансформации, и они имеют ряд характерных особенностей: во-первых, современный исторический период не просто новый век или новое тысячелетие, это качественно иной этап планетарной эволюции — становление глобальной цивилизацииво-вторых, доминантой наступающего будущего является интеграция всех сторон человеческой деятельности, все более зримо проявляющих себя как аспекты единого процесса революционных измененийв-третьих, качественно новое состояние мира ставит человечество перед необходимостью активного и осознанного участия в формировании новой планетарной цивилизации. В ином случае вероятность ее деградации резко возрастаетв-четвертых, происходящие процессы выдвигают человека в качестве ключевой фигуры нового века. Сохранение специфики и уникальности всего того, что было накоплено человечеством в ходе своей долгой истории — залог выживания общечеловеческих ценностей в изменившемся мирев-пятых, человечество находится в не имеющем аналогов интенсивном процессе глобализации и трансформации социально-политических структур (об этом подробно говорил известный социальный психолог России Виктор Новиков на Международном симпозиуме «Социальная психология — XXI век»), а также техноэкосферы, активно влияющем на систему «человек — окружающая среда"1.
Современную ситуацию в обществе можно охарактеризовать как повышенный интерес к религиозному опыту, особенно к мистике Востока. Уже не удивительным становится тот факт, что наука, особенно западная, не отворачивается от мистического опыта, а делает его предметом пристального изучения. Дело в том, что человек и его внутренняя реальность, его дух, гораздо сложнее, чем это представлялось с позиций жесткого рационализма. Ситуации, в которых человеческая духовность поднимается выше привычных пределов, — мистический опыт, творчество, любовь — представляют серьезный материал для исследования природы человека. Религиозные традиции, прежде всего традиции Востока, располагают определенной техникой работы с сознанием и телом, направленной на достижение более высоких состояний сознания. Интересные факты и описания приводятся в свидетельствах специалистов-реаниматологов и людей, вернувшихся к жизни из состояния клинической смерти.
Наряду с этим все больше становятся популярными идеи, указывающие на «недостатки» позитивизма и рационалистической логики. Даже для людей с научным знанием становится все более ясным вывод, что традиционные подходы в науке, сложившиеся за несколько сотен лет, просто некомпетентны в решении вопроса о вере, откровении, чуде и т. п. Несмотря на достижения в.
См. Козлов В., Майков В. Трансперсональная психология: Истоки, история, современное состояние. — М.: ACT, 2004, с. 22. различных областях научного знания, вера во всемогущество разума, во всемогущество науки постепенно затихает в современном обществе. Люди все больше и больше убеждаются в том, что прогресс науки и техники сам по себе не ведет к реализации вековых идей человечества, не решает глобальные проблемы (экологические, социальные, энергетические, проблемы сохранения мира), не избавляет человека от болезней, страданий, смерти и войн. На этом фоне и происходит обращение многих людей к религии, к мистицизму, к различным эзотерическим знаниям. При этом подчеркивается и невозможность познания мистических феноменов с помощью науки и разума человека.
В рамках данного исследования мы пытаемся обоснованно показать несостоятельность таких взглядов, в том числе и представлений о том, что медитация не годится для западного человека, что будто бы она отвлекает его от обыденной жизни, что медитация есть нечто таинственное и необъяснимое и что она недоступна для постижения здоровым человеческим рассудком. Напротив, мы подчеркиваем, что к мистической практике, и в частности к медитации можно подойти и с научной точки зрения. Проблема заключается в том, какой научной парадигмой следует пользоваться? Широкое распространение медитативных практик в наше время свидетельствует о том, что каждый человек способен к ней от природы. Медитирование — это естественная, врожденная способность человека. Например, непроизвольные процессы расслабления тела и ума вступают в действие всякий раз, когда возникает возможность обрести покой. Медитативные методы используют этот врожденный механизм расслабления и приводят его в действие. Тело и ум привыкают постепенно быть расслабленными в любой ситуации, интегрируя таким образом покой и активность.
До недавнего времени отечественная наука исходила из того постулата, что религия является продуктом человеческого невежества, признаком «заблуждающегося разума», предрассудком, а сам религиозный опыт — не имеющим никакой ценности и значимости для человека просвещенного и образованного. В связи с этим как нечто абсурдное воспринималась и сама идея о мистической форме познания, идея о полезности мистических состояний сознания.
Противоречивость в понимании мистических состояний, экстаза и некоторых других явлений мистического плана (ясновидение, телекинез), попытка исчерпывающим образом объяснить их, не выходя за рамки элементарной психологии, сделали мистику в глазах многих плодом больного воображения. В нашей стране хорошо помнят, как в недавнем, советском прошлом мистику неизменно сопровождал эпитет «туманная», а результаты мистического опыта объявлялись фантазией или бредом, однако нельзя не признать, что дело здесь не только в воинствующем безбожии государственной идеологии, хотя это обстоятельство сыграло не последнюю роль. Серьезные причины для подозрительного отношения к мистике были всегда и повсюду (даже со стороны традиционных религиозных конфессий). Особенно эта проблема остро ощущается сегодня, когда на рубеже тысячелетий в обезумевшем мире иные, пытаясь спрятать свою растерянность и страх перед реалиями смутного времени, прибегают к помощи различного вида суеверий, к магии, оккультизму, когда стали распространяться разнообразные секты, религиозные и нерелигиозные, возглавляемые иногда людьми недобросовестными и корыстными, когда под видом медиумов и экстрасенсов часто подвизаются откровенные жулики. Участники этой вакханалии, как правило, называют себя мистиками, что вызвано не простым желанием «примазаться» к славе великих мистиков, а жаждой наживы и разбогатения за счет доверчивых граждан.
Критическая и скептическая позиция по отношению к мистической практике как способу познания до сих пор сохраняется. Дело в том, что методы познания в мистических практиках таковы, что напрямую противоречат методологии классической науки. Ставя во главу угла сотериологические идеи, а вместе с ними и познание некой «запредельной реальности», духовные практики предлагают человеку, жаждущему истины, развить «мистическую интуицию». Но выработка подобного рода интуиции должна сопровождаться отказом, с одной стороны, от эмпиризма, а с другойлогико-дискурсивного мышления, этих двух столпов западной науки и философии.
Известно, что мистический опыт нельзя вызвать усилием ума, точнее той его части, которая называется интеллектом и ведает различного типа логическими операциями и рациональными действиями. Интеллект есть орудие приспособления индивида к окружающему мируинтеллект — творец цивилизации и в этом качестве обладает огромной ценностью. Напряжение воли и интеллекта неизбежно сопровождается рефлексией, сосредоточением на своем «я», и вот эта рефлексия мешает мистической настроенности, требующей полной открытости миру и Богу (как, например, в исихазме) или полного самоотрицания, своего «я» (в буддизме). Такая открытость вызывает, с одной стороны, чувство безмерной радости, восторг от сопричастности всемогущему Богу и бесконечному миру, а с другой рождает у человека ощущение зияющей перед ним бездны, неизмеримо глубокой и безграничной, чувство ничтожества и собственной слабости.
Подобная установка духовных практик способствовала тому, что на протяжении длительного времени наука не хотела включать мистический способ познания в число претендентов на обладание истиной.
Сегодня же происходит своеобразный «поворот» к мистицизму со стороны науки, все чаще звучат высказывания о самоценности мистического опыта в познании окружающей действительности и внутреннего мира человека. Именно поэтому ряд исследователей (Григорьева Т.П., Степин B.C., Налимов В. В., и др.) определяют синергетику, современное направление в науке, не только как междисциплинарную, нелинейную науку, где сближаются естественнонаучные и гуманитарные знания, но и как диалог, «встречу» науки и религии, рационализма и мистицизма, Запада и Востока. Проявляя большой интерес к мистическому опыту разных традиций (в том числе буддийской и.
2 См. Григорьева Т. П. Синергетика и Восток // Синсргегичсская парадигма. Многообразие поисков и подходов. — М.: Прогресс — Традиция 2000; Налимов В. В. Требования к изменению образа науки // Проблема знания в истории науки и культуры. — СПб: Алетейя, 2001 г.- Степин B.C. Теоретическое знание. — М.: Прогресс — Традиция, 2000. христианской), современная наука и философия пытаются заново переосмыслить мистицизм, его психологические установки, философские и гносеологические идеи.
Грандиозные изменения, происходящие сегодня во всех уголках нашей планеты, сотрясающие все социальные группы и затрагивающие каждого человека, имеют фундаментальное измерение, до недавнего времени ускользавшее от философского анализа. Земная цивилизация вступает, по выражению психолога Козлова В. В., «в новую фазу своего роста, которую можно охарактеризовать как сознательную эволюцию или эволюцию эволюции"3. В разных странах десятки миллионов людей практикуют те или иные методы самопознания и самосовершенствования. Началась новая эра в истории Земли, когда развитие человечества происходит в объединении знаний и усилий западных технологий внешнего и восточных технологий внутреннего преображения. Значительную роль в этом движении играет трансперсональная психология, выступая его интеллектуальным лидером и ишегратором. Именно научная парадигма трансперсональных психологов в последнее время становится одной из главных претендентов на раскрытие сущности мистического. Это течение, сравнительно недавно возникшее в США, по мнению многих ученых (Ф. Капры, В Налимова, С. Грофа, К. Уилбра и др.)4 все больше претендует на роль новой философии человека. Исходный ее постулат: психология и психотерапия должны быть направлены не на изучение отдельных проявлении психики человека, а на осмысление природы человека в целом — в широком мировоззренческом контексте, основанном, правда, в значительной степени на построениях квантовой физики и восточной (а точнее, буддийской) антропологии. Мистическая практика в данном направлении выступает не только как объект исследования, но и как объект соотношения и сопряжения, ориентира.
3 Козлов В., Майков В. Трансперсональная психология: Истоки, история, современное состояние. — М: ACT, 2004, с. 22.
4 См. Капра Ф. Дао физики. Киев: София, 2002. Налимов В. В., Дрогалина Ж. А. Трансперсональное движение: возникновение и перспектива движения // Психологический журнал. 1992. № 3. Гроф С. Психология будущего. — М.: ACT, 2001; Уилбср К. Интегральная психология. — М-ACT, 2004. движения науки и развития человека. Наряду с этим трансперсональная психология стремится взять все конструктивное и полезное из обеих областей, из науки и религии, одновременно отбрасывая «ненужные» элементы.
Еще Юнг отмечал, что современная ему религия в психологическом смысле пуста. В ней нет конструктивной духовности — конкретной культуры помощи человеку, который идет по пути индивидуации. В каждой большой религии много времени и места занимает ритуальная часть, за которую нередко трудно пробиться к сути религии. В современных направлениях психотерапии много внимания уделяется методам и техническим вопросам и утрачивается понимание сердца психотерапии как восстановления всесвязности сознания. Многие направления психотерапии не могут договориться относительно понимания терапевтического процесса. Вот почему трансперсональные психологи так стремятся показать суть путей исцеления и духовного роста, обращаясь к мистической традиции, которая, согласно их мнению, «совмещает в себе глубинное знание и тонкое практическое искусство, несущие принципиальные следствия для самых различных сфер и мысли, и жизни». 5 В отличие от большинства терапий, работающих с симптомами, духовные практики напрямую работают с самой природой человека — сознанием, духовностью, присутствием, — помогая самыми короткими путями ее раскрытию. Сердце духовных практик выражает и сердце психотерапии.
В последнее время в психиатрических клиниках все чаще применяются медитации в качестве дополнения или замены терапевтического лечения многих психических нарушений. Все чаще приводятся факты со стороны медиков о позитивных изменениях, достигнутых посредством медитации, у людей с психическими нарушениями, отказавшихся от медикаментов и психотерапии. Многие психотерапевты исходят из того, что.
5 Козлов В., Майков В. Транспсрсональная психология: Истоки, история, современное состояние. — М.: ACT, 2004, с. 295. психотерапевтические и медитационные методы дополняют друг друга. Медитация ускоряет и поддерживает ход терапевтического лечения. С ее помощью страдающие психическими недугами легче справляются с вызывающими страх ассоциациями, чаще бывают в состоянии вновь брать под контроль свои переживания. Медитационные упражнения, как утверждает германский психотерапевт Ф.-Т. Готвальд, «вызывают состояние глубокой расслабленности, что имеет особую терапевтическую ценность, так как помогает преодолевать неприятные и тяжелые ситуации, с которыми пациент не справляется или справляется не до конца"6. Поскольку медитация стимулирует самовосприятие и самоанализ, сеансы психотерапии становятся интенсивнее и результативнее. Медитирующий получает от терапии гораздо больше пользы. В начале лечения медитация служит поддержкой психотерапии. Позже отношения могут измениться: медитация занимает центральное положение, а терапевтическое лечение выполняет только попутную задачу, например освоения изменений обыденной жизни, вызванных медитацией.
Хотя духовные традиции на протяжении веков не нуждались в психотерапии, поскольку работа по гармонизации, снятию ограничений и становлению более целостным уже внедрена в сердце духовной традиции, в них есть то, что можно назвать психотерапевтическим ядром, с точки зрения их младшей сестры — психотерапии XX века. Для современных духовных практиков информационно-космического века психотерапия, особенно трансперсональная, может значительно ускорить путь, помогая развязывать конфликты взаимоотношений и избавляя от околородовых (перинатальных) и надличностных (трансперсональных) травм. Эту помощь, как уверяет психотерапевт Роджер Уолш, она даже иногда может оказать лучше духовной традиции. Психотерапия (как и духовная практика) полезна не только духовным искателям. Она помогает всем нам стать более здоровыми и гармоничными людьми.
6 Готвальд Ф.-Т., Ховальд В. Помоги себе сам. Медитация. М.: Интерэксперт, 1992, с. 67.
Однако духовные традиции идут дальше психотерапии. В них стоит задача открытия своей истинной природы и постоянного пребывания в ней. Это подразумевает пробуждение ото сна повседневной жизни, согласованного гипноза повседневности. Так, с точки зрения тибетского буддизма, 99 процентов европейцев — больные люди, поскольку они живут в иллюзии существования независимого «Я» и даже не подозревают о его иллюзорности. У них невроз навязчивости по поводу уникальности собственного отдельного «Я», являющийся основой лавины последующих болезней. Универсальное лекарство мировых духовных традиций состоит в применении практики самосовершенствования.
Как мы видим, психотерапия и психология стремятся применить достижения восточных религий, исключительно в утилитарных целях. В самих же религиозных духовных практиках цели иные, более глобального характера, ибо направлены не на получение физического или психического здоровья, благополучия, а на спасение всего человека ради будущей жизни (в исихазме), или выхода из сансары (в буддизме). Но заслуга западноевропейской психологии заключается не только в том, что заставила работать мудрость Востока на нужды европейцев, но и в том, что смогла рационально подойти к проблеме так называемых высших состояний сознания, заново переосмыслить природу человека, создать новую картографию человеческой психики.
Необходимость нового обусловлена тем, что предыдущие научные представления в психиатрии, психологии и антропологии в большой мере базировались на ньютоно-картезианской модели Вселенной, созданной в XVII столетии и предполагающей существование обособленных объектов, связанных между собой механическими или гравитационными взаимодействиями. Однако она была адекватной до тех пор, пока физики исследовали явления в мире повседневного опыта или в так называемой «зоне средних измерений». Как только они начали совершать экскурсы за пределы обычного восприятия в микромир субатомных процессов и в макромир астрофизики, ныотоно-картезианская модель стала непригодной и возникла необходимость ее трансценденции. Соответственно это вызвало глубокие изменения во всех дисциплинах, являющихся ее непосредственными производными и в том числе антропологии и психологии.
Мы не станем рассматривать процессы становления научных теорий, которые повлияли на формирование новой парадигмы, нового подхода к исследованию человеческого психического мира, а соответственно и мистических состояний личности — это не входит в нашу тему диссертации, да и невозможно в рамках введения. Мы только отметим, то, что трансперсональная психология выработала иное понимание психики человека и мистических состояний, нежели то, которое господствовало в отечественной психологии на протяжений многих десятилетий. Но в своей работе мы намерены все же учитывать и использовать трансперсональные концепции личности не как абсолютно противоположные по отношению к академическим, а в качестве взаимодополняющих теорий. Поэтому в нашей работе будут встречаться положения как В. М. Бехтерева, A.A. Ухтомского, В. Н. Мясищева, так и теории трансперсональных психологов К. Уилбера, С. Грофа, В. Козлова.
Однако, стоит отметить то, что трансперсональная психология своим объектом сопряжения чаще всего делает восточные, и в частности, буддистские мистические практики. Исихазм пока остается малоизученной областью. Это связано прежде всего с объективными причинами. Традиция исихазма, которая к началу XX века переживает возрождение и расцвет, и которая отмечена великими именами преподобного Серафима Саровского, святого Феофана Затворника, старцев Оптиной пустыни, была оборвана Октябрьской революцией. В последние десятилетия развитие продолжается лишь за рубежами России, в трудах афонских подвижников и богословов русской диаспоры. Живая же традиция существует только на Афоне в лице немногочисленных последователей. Это непосредственно мешает проведению исследовательской работы, тщательному обследованию мастеров «умного делания» в лабораторных условиях с целью, скажем, снятия электроэнцефалограммы и понимания работы головного мозга во время глубокой молитвы. Поэтому ученые в большинстве случаев прибегают к опосредованным данным, находящихся в рукописных источниках, в трудах православных подвижников древности.
Подобное косвенное соприкосновение с традицией очень часто приводило к дискуссиям, спорам по вопросам компаративистского анализа разных мистических учений. Особенно остро чувствуется эта проблема в современной ситуации, в наш век религиозного плюрализма и развития экуменического движения. Об актуальности этой проблемы говорит и то, что в нее подключаются не только философы, богословы, научные деятели, но и простые граждане, которые к науке, а порой и к религии, не имеют ни какого отношения.
Очень сильная полемика видна со стороны современных православных «апологетов», пытающихся резко противопоставить мистику исихазма и п восточные мистические учения (индуизм и буддизм). Многие сторонники православного учения стремятся показать «глубочайшую пропасть, 8.
разделяющую христианскии и нехристианскии духовный опыт", а так же серьезную опасность всех неправославных духовных практик. Как правило, эти высказывания строятся на определенной религиозной идеологии, при преследовании конкретных идеологических целей.
Решение этого вопроса, а именно: «насколько отличны мистические практики разных религиозных традиций?», на наш взгляд, невозможно без использования данных психологических наук. В современном религиоведении, как светской дисциплине, закладывается новая методология, в которой.
7 См. К) расв Андрей, диакон. Сатанизм для интеллигенции. Т.1. Религия без Бога. — М., 1997; Елисеев Владимир, иерей. Православный путь ко спасению и восточные и оккультные мистические учения. — М.: 1995; Иеромонах Анатолий (Берестов). Число зверя. На пороге третьего тысячелетия. — М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры," Новая книга", 1996; Иеромонах Анатолий (Берестов), Печсрскля А. «Православные колдуны» — кто они? — М.: «Новая книга», «Ковчег», 1998; Медведев М. Ю., Калашникова Т. П. О восточной медитации в свете Православной веры и современной науки. — Пермь: Редакция газеты «Православная Пермь», 1998.
8 Роуз С. Православие и религия будущего. — СПб, 1997, с. 224. психологическая парадигма выступает в качестве основополагающей. Особо большой вклад в развитие этой новой научной парадигмы внес Е. Торчинов. Подвергая критическому анализу старую методологию религиоведческого исследования, которая основывалась прежде всего на социологии, Торчинов пытается повернуть религиоведение к психологии. Мы ни в коей мере не пытаемся принизить заслуги методологического подхода. Благодаря его применению стали поняты функции религиозных верований и религиозных институтов в различных обществах и в различные исторические эпохи. Стал понятен социальный смысл многочисленных культов и ритуалов. Значительный прогресс достигнут как в понимании социальной (и социально-экономической) детерминации развития религии на разных этапах ее истории (в том числе и в рамках конкретных конфессий), так и в изучении влияния религиозного фактора на те или иные социальные и социокультурные процессы (достаточно упомянуть только классическое исследование М. Вебера о роли протестантской этики в укреплении капиталистических отношений).
И тем не менее нельзя не согласиться с заявлением Е. Торчинова осознание об ограниченности сферы применения социологической парадигмы, «что различные социологические концепции религии характеризуют ее только внешним образом, описывая и объясняя ее функционирование, но не ее суть"9. Природа религии, несмотря на все громкие заявления философов и социологов, начиная с просветителей, остается по-прежнему загадкой. Мы хорошо понимаем «как» религии, но не ее «что», которое и является ее сущностью и природой. А для понимания этой сущности мало что дает изучение ее внешних проявлений, бытования или функционирования тех или иных институтов, социального смысла тех или иных догм и культов. Между тем это «что» религии, как поясняет Торчинов, не может игнорироваться наукой и не может быть отброшено со ссылкой на его иррациональность, ибо сама иррациональность должна быть объяснена. Исследование религии.
9 Торчинов Е. А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. -СПб.: «Азбука-классика», 2005, с. 9. должно проходить через исследование, прежде всего, религиозного опыта и его разновидности — опыта мистического. Но познание религиозного опыта, и тем более опыта мистического не возможно без данных психологии — «этой единственной науки, предмет которой есть духовная субъективная основа всех форм активности каждого человека"10. Поэтому и сравнение мистических практик должно осуществляться через сравнение их психологической основы, а точнее этико-психологической. Мы преднамеренно не разделяем этическую и психологическую область в мистике, т.к. они тесно взаимосвязаны между собой. Как мы можем наблюдать, учения мистиков сильно наполнены психологизмом (особенно это характерно для школ буддизма). Этот психологизм прослеживается и в этике этих учений. Именно в этическом учении исихазма и буддизма широко отображается психофизиологическое единство человека. На наш взгляд, если внимательно всмотреться в этику этих практик, то она предстанет как совокупность предписаний по работе над физической составляющей и психической (ментальной). Практическое исполнение нравственных норм помогает адепту оптимально подготовить свою естественную человеческую природу для достижения высот самосовершенствования, для осуществления духовной связи с Бесконечностью, высшим Бытием. Для духовного саморазвития необходима определенная психическая доминанта, которая в обеих мистических практиках характеризуется бесстрастием. Выработка этой доминанты возможно только при соблюдении определенных норм поведения, при ведении образа жизни по конкретным этическим принципам.
Несравненно, в мистицизме существует и мифологическая область. Но мифология есть древний язык передачи смыслов, который требует интерпретации в рамках современной действительности. Как мы понимаем, мистическое — это такое же естественное, потенциально заложенное в природе каждого из нас, как скажем способность к мышлению, вниманию, интеллектуальному и физическому совершенствованию. Но это потенциальное.
10 Сергеев К. К. Структурно-уровневая психодиагностика. — Тольятти: п/п «Современник», 1997, с. 16. требует со своей стороны раскрытия, развития так же, как определенные задатки и таланты в человеке. Мистические явления имеют в себе прежде всего психическую основу, на что указывают уже сами методики мистических практик, а также поставленные перед адептом цели и задачи: достижения особого (измененного) состояния сознания, контроль над концентрацией и дыханием, достижения некоего интуитивного познания. Достижение обожения (в исихазме) или нирваны (в буддизме) есть путь духовного развития человека, его психической трансформации.
Мистические феномены, равно как и сопровождающие их парапсихологические возможности человека (ясновидения, понимания других непосредственно интуитивно, способности к телепатии и др.), относятся к психологическим природным задаткам. В средние века людей с высокой степенью духовности средняя масса невежественных определяла, как колдунов, еретиков, ведьм. В настоящее время такие способные психологи известны как экстрасенсы и реально способны к пониманию других людей, их здоровья и болезней, а также к лечению без лекарств, но путем биоэнергетической и словесной терапии.
Как в содержании и деятельности экстрасенсов нет ничего сверхъестественного, так и в содержании мистики нет ничего такого, что было бы противоестественным. Окончательно загадка мистического не раскрыта. Ее решение непосредственно связано с раскрытием другой тайнывнутреннего (психического) мира человека, законов работы человеческого мозга. Современная психология постепенно подходит к познанию законов высоко организованной материи. Это непосредственно приведет и к познанию интимных механизмов функционирования человеческой психики, на которых, несомненно, базируется и мистическая жизнь. Естественность мистического процесса — эта и есть одна из основных положений, которое легло в наше диссертационное исследование.
При нашем изучении мистического опыта в работе были использованы свидетельства обладателей этого опыта, различные источники как христианские так и буддистские. И в первую очередь — это труды монахов-исихастов (Григория Паламы, Григория Синаита, Макария Великого, Иоанна Кронштадтского, архим. Софрония Сахорова и др.), а также буддистские трактаты (Сутга-нипата, Абхидхарма, Дхамапада и др.).
Вокруг христианского и буддистского мистицизма сложился обширный круг самой разнообразной исследовательской литературы. Но в большинстве своем она носит описательный характер, т. е. излагает и анализирует основные положения религиозных учений. Например, известны труды таких авторов как К. Эррикер «Буддизм», В. И. Корнев «Буддизм — религия Востока», А. Н. Кочетов «Буддизм». Весьма значительны для нашей работы труды Г. М.Бонгарда-Левина, которые посвящены раннему, классическому буддизму, а также труды выдающихся отечественных буддологов О. Розенберга («Труды по буддизму») и Ф. И. Щербатского («Избранные труды по буддизму»). Проблеме познания в буддистской религиозно-философской системе посвящен ряд работ другого крупного отечественного востоковеда — В. П. Андросова. В своей книге «Буд дизм Нагарджуны» он излагает и интерпретирует основные взгляды одной из философских школ буддизма — мадхьямики и в том числе взгляды, которые касаются проблемы познания. В другой своей работе «Будда Шакьямуни» Андросов пытается показать, как доктриально изменялось восприятие образа Будды в текстах Малой, Великой и Алмазной колесниц, какие откровения оно порождало в умах гениальных последователей Учения, а также раскрывает одно из центральных понятий буддистской философии, связанное с вопросом о сознании человека — понятие «дхармы» .
Подобный вопрос поднимается также в книге знаменитого зарубежного исследователя Э. Л. Гоффманна, который известен миру как Лама Анагарина Говинда, — «Психология раннего буддизма». В своей работе он дает тщательный анализ известному буддистскому трактату, Абхидхарма-питаке, тексты которого предназначены для посвященных и служат основой для медитации, а также рассматривает фундаментальные принципы буддистского учения о сознании. Другая его работа, «Основы тибетского мистицизма», дает раскрытие учения тибетцев о «пути просветления посредством контроля сил в нас самих — пути, ведущего к Освобождению и Самореализации». Эту же тему поднимает и Далай-Лама XIV в своей работе «Буддизм Тибета» .
Весьма огромная исследовательская работа была проделана другими учеными-востоковедами Х1Х-ХХвв. (Ф.М.Мюллер, А. Уотс, Т. Нэльдике, Г. Бюлер, Г. Ольденберг, В. П. Васильев, В. М. Алексеев, В. А. Кожевников, В. К. Шохип, Е. П. Островская, В.И.Рудой).
Существует также много литературы, в которой идет осмысление философских идей буддизма с позиции христианского мировоззрения. Здесь достаточно упомянуть работу о. Александра Меня «Проповедь Гаутамы Будды» и Н. С. Трубецкого «Христианство и религии Индии». Нужно отметить, что сравнительному анализу эти две мировые религии подвергали многие русские мыслители (И.Бердяев, Вл. Соловьев, Трубецкие), но их позиция зачастую была отрицательной по отношению к буддизму, т. е. их исследования имели оценочное суждение.
В настоящее время появляются другие исследовательские работы, в которых пытаются отобразить общие тенденции обеих религий. Достаточно вспомнить статьи И. Смирновой «Сила благодатная» и В. Кандалинцева «Параллели христианства и буддизма». В этом плане следует так же упомянуть такие имена, как В. А. Кожевников, Е. Торчинов, Мирча Элиаде, Судзуки Д. Т., Гол мен Дениел и др.11 Тщательный анализ этике буддизма в сравнении с этикой христианской дает А. Швейцер в своей знаменитой книге «Мировоззрение индийских мыслителей. Мистика и этика».
По христианской аскетике произведено также много исследований. В качестве изучаемого предмета она стала для многих выдающихся богословов и патрологов: В. НЛосского, прот. Иоанна Мейендорфа, Киприана Керна, еп. Василия Кривошеина, С. М. Зарина, Георгия Флоровскго и др. Труды их См. Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. -М.: Грааль, 2002; Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения.-М.: Ладомир, 1999; Элиаде М. Йога: Бессмертие и свобода. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004; Судзуки Д. Т. Основные принципы буддизма махаяны. — СПб.: Наука, 2002; Судзуки Д. Т. Мистицизм христианский и буддистский. М., 1999; Голмен, Дэниел. Многообразие медитативного опыта. -Киев, 1993. отличаются капитальным объемом и огромным охватом литературы, однако по характеру и задачам далеки от нас. Они стремятся либо дать изложение аскетического учения, следуя обычной парадигме высшего расчленяющего описания, и потому строятся в ключе детальной систематизации, схоластических классификаций и схем (Зарин С.М. «Аскетизм по православному христианскому учению», Киприан Кфн «Антропология Григория Паламы») — либо рассматривают духовный опыт православия в историческом ключе (Г.Флоровский «Догмат и история», И. Мейендорф «История церкви и восточно-христианская мистика», Концевич И. М. «Стяжание духа святаго в путях Древней Руси»).
Особо важны для нашей работы труды С. С. Хоружего, такие, например, как: «Глобальная динамика универсума и духовная практика человека», «К феноменологии аскезы», «О старом и новом» и др. В своих работах С. С. Хоружий пытается дать новое осмысление духовному опыту монахов-исихастов, как он сам говорит, «реконструировать практику, представить православный подвиг как целостный подход человека к самому себе, как способ жизни и стратегию деятельности» .
Не менее важны для нашей цели, как уже отмечалось выше, работы психологов и психотерапевтов. Здесь можно перечислять целый ряд имен: С. Гроф, Р. Уолш, К. Уилбер, С. Криппнер, П. Гарфилд, Ю. А. Каптен, А. Ровнер, Т. Сойдла В.Майков, В.Козлов. Существует также ряд исследовательских работ психологов и психотерапевтов, которые целенаправленно посвящены взаимосвязи психологическим аспектам в православной мистике (иерей Вадим.
Коржевский, Братусь Б. В., К. К. Сергеев и др.). Уникальна в этом плане работа советского психиатра, док. мед. наук Мелехова Д. Е. «Психиатрия и проблемы духовной жизни», которая еще недостаточно оценена многими из тех, кто занимается проблемами психического здоровья человека. Будучи.
12 Хоружий С. С. К феноменологии аскезы. -М., 1993. С. 25.
13 Братусь Б. С. Двойное бытие души и возможность христианской психологии. // Вопросы психологии, 1998, № 4- Коржевский Вадим, иерей. Пропедевтика аскетики: компендиум по православной святоотеческой психологии. — М.: Центр Информационных технологий, 2004; Сергеев К. К. Философская психология.-Тольятти: п/п"Современник", 1999. предназначенная как пособие для студентов Духовных Академий и священников, она содержит в себе смелые попытки для того времени «найти общие пути научного и религиозного понимания личности"14, призыв к взаимоуважению и взаимообмену опытом в подходе к вопросам воспитания здорового человека и лечения больных людей.
Таким образом, можно отметить, что на сей день существует много исследовательских работ по буддизму и исихазму, как отечественных, так и зарубежных ученых и мыслителей, но у каждого исследователя можно найти индивидуальную оценку, индивидуальный подход к той или иной проблеме.
Противоречивое отношение со стороны науки к мистицизму и к подходам его изучения делает проблему их рассмотрения актуальной для современного религиоведения. Вышеизложенное и определило выбор темы диссертационного исследования: «Этико-психологические основания мистицизма (На основе анализа мистических учений буддизма и исихазма)» .
Несоответствие теоретических установок, философских и богословских принципов мистических практик позволяет нам определить проблему нашего исследования: насколько различны мистические практики буддистской и исихастской традиции.
Поэтому целью исследования является выявление сходные и различные черты этических и психологических основ буддистской и исихастской мистики.
Объектом исследования выступает процесс духовной трансформации человека в христианстве и буддизме.
Предметом исследования — соотношение буддийской и исихастской мистической практики.
В соответствии с целью, объектом, предметом исследования были поставлены следующие задачи:
14 Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни // Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни. -М.: Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, 1997.
1. выявить и раскрыть основные проблемы, которые возникают при изучении и интерпретации самого религиозного опыта, и пути их решения;
2. раскрыть главные подходы изучения мистического опыта и показать их достоинства и недостатки;
3. определить значимость психологической парадигмы в религиоведческом исследовании мистических феноменов;
4. показать возможность познания мистического опыта с помощью науки;
5. показать взаимосвязь этики и психологии в мистических практиках исихазма и буддизма;
6. раскрыть психологические и этические моменты в тренинге тела и тем самым показать психологизм этики;
7. дать характеристику молитве и медитации как двум путям достижения трансцендентной реальности, той реальности, с которой сталкивается мистик в своем экстатическом опытераскрыть основную структуру ментального тренинга в буддистской и исихастской практике.
В основу исследования была положена гипотеза, согласно которой природа мистических состояний не есть нечто сверхъестественное, и тем более не патологическое, а как свойственное человеческой природе и призванное к раскрытию.
Главный метод исследования, который применен в работефеноменологический, поэтому в ней будут отсутствовать ценностные интерпретации религиозных феноменов, как с христианской, так и с какой-либо другой точки зрения. Феноменологический метод позволяет нам соотнести такие несовместимые на первый взгляд духовные традиции, как исихазм и буддизм и выявить общие закономерности молитвы и медитации. Рассматривая духовные практики как явление, с помощью этого метода можно описать их структуру, что позволяет еще глубже понимать природу этих феноменов.
В настоящем исследовании использовался также метод сравнительного анализа буддистского и исихастского учения и их психосоматических и этических предписаний, что имеет целью выявить степень схожести практической составляющей этих мистических традиций.
Кроме того, значительное место отводится диалектическому методу, который позволяет нам выявить взаимосвязь физиологического и психического, этического и психологического.
Данная работа направлена на интеграцию эмпирического материала о мистике буддизма и исихазма, который смогли накопить разные науки (буддология, патристика, этнография, психология и психотерапия) на протяжении большого промежутка времени.
Заключение
и.
Нидерландский мыслитель Иохан Хейзинга, рассматривая жизнь человека и различные ее проявления через категорию Игры, однажды выделил один главный признак последней: она свободна, она есть свобода. «Игра по приказу уже больше не игра, — говорит автор. — В крайнем случае она может быть некой навязанной имитацией, воспроизведением игры"349. Тот же самый незыблемый принцип свободы лежит и в основе главной Игры — духовного перерождения человека, трансформации его сознания, всей его природы. Пока сам человек не в состоянии осознать необходимость самовоспитания, внутренней дисциплины, принудить его насильственно к духовному самораскрытию невозможно. Чтобы эта Игра (или как выражается психолог В. В. Козлов, мета-игра350) была способна полностью захватить играющего, со стороны последнего требуется сознательное и добровольное приятие ее правил. Эти правила довольно отличаются от правил повседневных, материалистических игр, в которые привык играть простой обыватель. Если цель материалистических игр — конкретные вещи мира, особенно «физическая четверка»: деньги, власть, секс, общественное положение, то цель Игры — абстрактные вещи: истина, красота, знание. Ее конечная цель — поиск просветления, освобождения, пробуждения или спасения, глубокое познание своей «истинной природы», ощущение через свой непосредственный опыт ее божественности. Перед вступившим в эту мета-игру разные мистические традиции, как мы могли видеть, ставят одни и те же задачи, этического и психологического содержания, хотя порой и разной формулировки.
Для христианина она заключается в восстановлении в себе замутненного грехами образа божьего и в воссоединении со Творцом в союзе любви. Для буддиста эта задача представлена в виде обретения своего Изначального Лица.
34s См. Хейзинга Й. Homo ludens. Человек играющий / Пер. с нидерл. В. В. Ошиса. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001.-2001, с. 20. 344 Там же.
350 Козлов В. В. Психотехнологии измененных состояний сознания. Методы и техники. — М: Изд-во института психотерапии, 2001, с. 32.
— природы Будды, Дхармакаи. Выполнение этой задачи возможно только через путь самоотречения, который по-своему содержанию наполнен парадоксом: достижение вершин самосовершенствования через самоотречение, достижение истинной свободы посредством отречения от своей воли, воспитание воли через ее подавление. Этот путь предполагает борьбу человека с грехом, с его же собственными страстями и желаниями, и полем этой борьбы, как бы выразился Достоевский, становится сердце человека.
Но борясь с эгоистическими установками человека, буддисты провозглашают более радикальные взгляды, касающиеся личности человека, чем исихасты. Будда склонен к отрицанию понятия личности, по крайней мере, той, как ее понимают в западной цивилизации. Исихазм так же склонен признавать за истинным человеческим «я» не обыденного человека, разрушенного грехом, а человека достигшего высших ступеней совершенства. Для исихазма обожженный человек хотя и владеет самостью, но он не выдвигается им на первенствующее положение ни по отношению к другим «я», ни к природе, ни ко вселенной. Оба учения стремятся положить в свою основу «принцип Равностности», тождественности «я» и «не-я», моего и твоего, человека и окружающей его действительности, хотя ее осознание в буддизме более радикально, нежели в исихазме. Постулат со стороны исихастов о сохранении личностного начала в человеке во время обожения есть ни что иное, как дань античному наследию, с которым исихазм не в силах разорвать даже сегодня. Но, не смотря на подобное различие, конечный финал достижения Равностности, конечный результат мета-игры в обеих практиках одинаков: через познание своей истинной природы человек обретает знание о более высшем, духовном начале.
Обе мистические традиции призывают человека отречься от греха эгоизма, обрести истинную свободу посредством изменения вектора направления своей воли от порока, низших страстей к добродетели, сменить аксиологическую ориентацию души от ценностей своего «эго» к ценностям общечеловеческим, от низших ценностей к более высоким, духовным.
Осознание «опасности» греха, и в том числе греха гордости, эгоизма в буддизме и исихазме акцентируется на невозможности достичь высших ступеней самосовершенствования. Но подход к греху в обеих мистических традициях не только юридический, как к преступлению нравственного закона, но и, если можно так сказать, «медицинский». Грех разрушает истинную природу человека. Грех, таким образом, совершается человеком ни сколько против Бога, Дхармы или другого человека, а против его самого. И буддисты, и исихасты смотрят на грех больше в этико-психологическом контексте. Не даром в традиции исихастов грех рассматривается как болезнь души, единственным средством исцеления которой является покаяние351. «Все грехи и страсти, брани и свары суть истина болезнь душевныя, — так и надо смотреть на нихъ» — говорит св. Иоанн Кронштадский.352 Отсюда вытекает и главная этическая задача мистицизма — сохранить целостность человека для духовной трансформации.
Но сохранение этой целостности осуществляется не только в борьбе со страстями, против которых «приписан» аскетизм, т. е. в бдительном отношении духу, но также и в бдительном отношении к телесному составляющему. Эта бдительность выражается прежде всего в отрицании крайнего воздержания и аскетизма, способствующих развитию медицинских заболеваний тела. Но христианское и буддистское нормативное отношение к телу все же характеризуется подчинением его потребностей и инстинктов контролю и управлению его духовной стороны, — его «разуму», т. е. — таким состоянием его психофизической природы, когда эта последняя является не главенствующею, а подчиненною стороною по отношению к его духовной сущности.
В обеих мистических практиках методы подчинения тела основываются на представлении о человеке как о единой психофизической сущности, где тело и психика человека сосуществуют в диалектическом единстве. Учет этого.
351 Св. Григорий Палама. К Ксении // Добротолюбие, т5, с. 273- Иноки Калит и Игнатий. Наставления для бсзмолствующих // Добротолюбие, т 5, с. 365- Симеон Новый Богослов. Деятельные и богословские главы // Добротолюбие. T5, с. 26−27- Иером. Софроний (Сахаров). Старец Силуан. -М: Изд-во «Воскресение», 1991, с. 316- Архимацдрит Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть, — М.: Путем зерна, 2000, с. 26.
352 Иоанн Кронштадский. Моя жизнь во Христе.- М., 1991, с. 315. единства очень четко прослеживается в психосоматических практиках. Но если в исихазме телесному дискурсу уделяется меньше, чем в буддизме, то ментальным упражнениям, концентрации внимания, работе над сознанием в обеих практиках отводится огромная роль. Этапы духовности в мистических практиках, как мы могли видеть, напрямую соотносятся с интенсивностью концентрации человеческого внимания во время молитвы или медитации. Анализ двух путей реализации своего «истинного я» позволил нам придти к выводу о схожести их основ. Несомненно, феноменологически обе методики отличаются друг от друга. Для умного делания свойственен диалогизм, обращенность к Богу как к личности. Но подобная установка на человека как на собеседника с Богом перерастает на высоких ступенях духовности в нечто большее, в особое созерцающее состояние духа, захватывающего всю человеческую природу. Человеческое состояние переходит в иное качество: от состояния общения с Богом к состоянию единения с Ним. Это состояние расценивается исихастами в качестве сопричастности божественной благодати и энергии, божественному бытию. В буддизме эти расширенные состояния сознания принято рассматривать как обретение «тела Будды», Дхармакайи.
Анализ поэтапной духовной самореализации в мистических практиках буддизма и исихазма позволяет нам придти к выводу об их идентичности. Однако мы не пытаемся утверждать, что эта идентичность абсолютна, мы лишь отмечаем, что у них много общих важных черт, что в них заложены общие этические и психологические принципы. Эта относительная идентичность уровней обусловлена в первую очередь единой человеческой природой. Как отмечает К. Уилбер, где бы ни жил человек, в его теле 206 костей, две почки и одно сердцеи повсюду человеческий ум развивает способности для оперирования с образами, символами и понятиями. Представляется, что точно так же повсюду человеческий дух развивает в себе интуитивные представления о Божественном, и эти представления тоже имеют много общих черт, причем глубинных, а не поверхностных. Некоторые традиции были более завершенными, чем другиенекоторые были более точными. Но собирая все их воедино, мы получаем общую карту невероятно широкого спектра человеческих возможностей"353.
Осознание мистических переживаний в самих традициях неидентичен, что связано с влиянием социально-культурной среды, в которой формировалась та или иная практика. Особенно прослеживается сильное влияние мифологии, которое выражается даже в осмыслении естественных психических процессов, сопровождающих практику самоуглубления. Переосмысление процесса духовной трансформации человека в свете современной психологической науки позволяет взглянуть на этот процесс без мифологического наслоения. Правда, это всего лишь первые шаги в попытке интерпретировать древние учения с позиции современности. Несомненно, современная наука (в т.ч. отрасли психологии) смогли достичь высокого развития. Однако в человеке до сих пор остается много непознанного и в первую очередь его психика. Человек и в двадцать первом веке продолжает оставаться для себя самого загадкой. Ему единственному в мире из живых существ отведена двоякая роль: роль вопрошающего и отвечающего. Бесспорно, наука рано или поздно раскроет глубинные тайны человеческого «я», и сможет дать внятный ответ «что есть человек». Но не стоит забывать, что полученные знания могут служить во благо человечества только тогда, когда их сила находится в руках людей с высоко нравственной позицией.
353 Уилбср К. Интегральная психология. — М.- АСТ, 2004, с. 31.
