Помощь в учёбе, очень быстро...
Работаем вместе до победы

Историко-культурные особенности позднекулайской керамической орнаментики

Диссертация: Историко-культурные особенности позднекулайской керамической орнаментики
ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Опубликованные в литературе немногочислешгые керамические комплексы из Нижнего Приобья позволяют сделать лишь предварительные наблюдения о формировании и развитии кулайской орнаментики данного региона обского бассейна. Проблема автохтонности или аллохтонности кулайских комплексов Нижней Оби, учитывая современное состояние публикации источников, далека от разрешения. Анализ опубликованных… Читать ещё >

Содержание

  • Глава 1. Актуальные проблемы изучения кулайской культурно-исторической общности
  • Глава 2. Орнаментика позднекулайской керамической посуды
  • Саровского городища
    • 2. 1. Структура и синтаксис позднекулайской орнаментики
    • 2. 2. Типы орнаментальных композиций Саровского городища
    • 2. 3. Форма венчиков и варианты их декора на позднекулайской 89 посуде Саровского городища
    • 2. 4. Распределение керамической посуды позднекулайского 93 типа в планиграфии Саровского городища
  • Глава 3. Орнаментика керамической посуды памятников 111 позднекулайской культурно-исторической общности
    • 3. 1. Керамические комплексы Среднего Приобья
      • 3. 1. 1. Керамические комплексы Нарымского Приобья
      • 3. 1. 2. Керамические комплексы Сургутского Приобья
    • 3. 2. Керамические комплексы Новосибирского, Верхнего 140 Приобья и Притомья
    • 3. 3. Керамические комплексы Прииртышья и Барабинской 162 лесостепи
    • 3. 4. Керамические комплексы Нижнего Приобья
  • Глава 4. Анализ структуры и реконструкция орнаментальных текстов 199 позднекулайской культурно-исторической общности

Историко-культурные особенности позднекулайской керамической орнаментики (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

История изучения кулайских древностей в западносибирской археологии насчитывает 80 лет. В историографии кулайской культуры истекшего периода выделяется несколько этапов, характеризующихся постановкой определённого круга вопросов, формулировкой приоритетных задач и вариантов их решения (Чиндина, 2006). Содержание первого этапа (1927 — конец 1960;х гг.) включает открытие в Среднем Приобье специфического комплекса бронзового литья (Мягков, 1927, 1929; Ураев, 1956, 1959), выделение кулайской культуры, которая рассматривалась в рамках концепции этнокультурного развития Западной Сибири в древности и средневековье, разработанной В. Н. Чернецовым и В. И. Мошинской (Чернецов, 1953а, 19 536, 1971; Мошинская, 1953). С учётом состояния источниковой базы данного периода изучения кулайской проблематики, подробная характеристика культуры учёными не давалась. В. Н. Чернецов остановился на проблемах территориальных и хронологических рамок культуры и высказал гипотезу о её принадлежности предкам самодийцев.

Второй этап начался в конце 1960;х гг., когда М. Ф. Косаревым было высказано предположение о связи культового кулайского литья с фигурно-иггамповой керамикой (1964, 1969), которое подтвердилось в ходе исследования Степановского комплекса однослойных археологических памятников Среднего Приобья Л. А. Чиндиной. Впервые в западносибирской археологии был получен полный комплекс кулайских вещей — керамика, оружие, культовое литьё, орудия труда, остатки бронзолитейного производства, — позволивший обосновать выделение культуры и охарактеризовать её. Успешному изучению кулайской проблематики способствовали сдвиги в разработке культурно-исторических процессов раннесредневековой истории в лесном Приртышье, Новосибирском, Томском и Среднем Приобье (Чиндина,.

2006, с. 406). Открытие и анализ погребальных комплексов в этих регионах Приобья позволили датировать комплексы с фигурно-штамповой и гребенчатой керамикой, выявив их неоднородность, и внести коррективы в этнокультурную схему, разработанную В. Н. Чернецовым. Опираясь на результаты собственных исследований и исследований коллег из соседних регионов, Л. А. Чиндина выделила три хронологических типа фигурно-штамповой керамики в Среднем Приобье, связав их с двумя культурами: кулайской (эпохи раннего железа) и рёлкинской (эпохи раннего средневековья) -(Чиндина, 1970,1973,1984а). С кулайской культурой Л. А. Чиндина связала два типа фигурно-штамповой керамики: васюганский и саровский. Выявленная генетическая преемственность между типами фигурно-штамповой керамики в Среднем Приобье и отсутствие её в Верхнем и Нижнем Приобье, а также в Прииртышье позволили археологу высказать гипотезу о миграциях кулайцев в эти регионы из Среднего Приобья (1970, 1973а, 19 736, 1978, 1979, 1984а). Иначе говоря, к середине 1980;х гг. появилось обобщающее исследование, в котором рассматривались проблемы генезиса, хронологии, периодизации кулайской культуры, миграции кулайцев и интеграционные процессы внутри кулайской культурно-исторической общности (КИО). Значительное внимание в исследованиях Л. А. Чиндиной отводится анализу проблемы этнической принадлежности культуры.

Расширение источниковой базы в 1970;1980;х гг. сопровождалось включением в разработку кулайской проблематики археологов Омска, Новосибирска, Томска, Свердловска, Москвы (Чиндина, 2006, с. 408). Таким образом, содержание второго этапа исследования кулайской проблематики сводится к формированию источниковой базы, корректировке культурно-исторической схемы развития Западной Сибири в эпоху раннего железа и раннего средневековья, разработке концепции кулайского историко-культурного феномена. Важным вопросом остаётся проблема этнической интерпретации носителей культуры. Актуальным направлением становится изучение мировоззрения кулайцев.

Третий этап исследования кулайской проблематики, начавшийся с конца 1980;х гг., характеризуется значительным расширением источниковой базы и активизацией внимания исследовательских центров (Чиндина, 2006, с. 412). В настоящее время в западносибирской науке сложилось два направления в решении проблемы культурной принадлежности памятников Приобья, содержащих гребенчато-ямочные и фигурно-штамповые комплексы эпохи раннего железа. Сторонники первого направления развивают откорректированную этнокультурную схему развития региона, предложенную В. Н. Чернецовым и В. И. Мошинской. Исследователи полагают, что в раннем железном веке на указанной территории существовали автономные археологические культуры (Могильников, 1990) или историко-культурные общности (Косарев, 1993) (кулайская и усть-полуйская), каждая из которых имела автохтонную основу.

Сторонники второго направления полагают, что в раннем железном веке в Обь-Иртышском бассейне формируется кулайская КИО. Это, пожалуй, единственный тезис, в котором единодушны все исследователи. По ряду других вопросов позиции учёных расходятся иногда до прямо противоположных. В решении проблемы формирования общности наметилось два подхода. Сторонники первого поддерживают гипотезу, разработанную Л. А. Чиндиной, о формировании общности в результате миграций кулайцев в разные районы Обь-Иртышья из Среднего Приобья — центра формирования культуры. Опираясь на источниковую базу, сформированную в последние годы, Л. А. Чиндина предложила расширить северную и северо-западную границы культуры раннекулайского периода до впадения Иртыша в Обьуглубить начальную дату миграции кулайцев на юг до границ 1У-Ш вв. до н.э.- отказаться от сперановского этапа раннесредневековой потчевашской культуры и объединить его со среднеиртышскими материалами, которые, в свою очередь, рассматривать в рамках саровского этапа культурыэволюцию среднеиртышских материалов вести от раннекулайских — богочановских (2006, с. 412,414).

Идею формирования локальных вариантов кулайской культуры поддерживают Т. Н. Троицкая, JI.M. Плетнёва, Е. М. Данченко (в отношении миграций кулайцев саровского этапа) и алтайские археологи М. А. Дёмин, М. Т. Абдулганеев, В. Н. Владимиров, A.A. Казаков, В. Б. Бородаев, В. В. Горбунов, А. Б. Шамшин. В целом, поддерживая миграционную теорию, ряд исследователей высказывается за выделение самостоятельных культур, сформировавшихся в результате взаимодействия мигрантов с населением осваиваемых регионов. В частности, B.C. Елагин и В. И. Молодин полагают, что в результате межкультурного взаимодействия в Барабе появляются памятники сперановского этапа потчевашской культуры (1991), а Ю. В. Ширин обосновал принципы выделения в Верхнем Приобье и Кузнецком Алатау фоминской культуры (2003). Являясь сторонником направления, выделяющего автономные культуры в Нижнем Приобье и Нижнем Приртышье, В. А. Могильников разделял позицию сторонников миграций кулайцев в южном и юго-западном направлениях. При этом он поддерживал новосибирских и алтайских коллег по вопросу формирования кулайской общности с локальным вариантом в Верхнем Приобье, однако считал, что в Среднем Прииртышье в результате миграций формируется самостоятельная среднеиртышская культура (1995).

Иное решение проблемы происхождения кулайской КИО предложено Ю. П. Чемякиным (Чемякин, Карачаров, 1999; Чемякин, 2005, 2006а). Учёный не возражает против концепции миграций кулайцев в южном и юго-западном направлениях, однако высказывает гипотезу о формировании кулайской КИО, состоящей из кулайской культуры Среднего Приобья и её автохтонных локальных вариантов в Нижнем Приобье, Нижнем Прииртышье и Северном Зауралье уже на раннем этапе раннего железного века. Концепция Ю. П. Чемякина поддержанна рядом исследователей (А.П. Зыков,.

H.B. Фёдорова, B.M. Морозов, К. Г. Карачаров, A.B. Расторопов и др.) и объединяет сторонников второго подхода в решении проблемы формирования кулайской КИО. Позицию о формировании кулайской КИО на раннем (васюганском этапе) разделяют Е. М Данченко (1996) и Н. В. Полосьмак (1987), которые, однако, видят основания для выделения самостоятельных культур (богочановской и новочёкинской).

Таким образом, расширение источниковой базы на третьем этапе изучения кулайской проблематики привело к обострению дискуссий по ряду принципиальных вопросов. В центре внимания историков находится проблема автохтонности или аллохтонности раннекулайских памятников Прииртышья (в том числе и Нижнего Прииртышья), Северного Зауралья, Северной Барабы и Нижнего Приобья. Не менее актуальна проблема культурогенеза отдельных регионов внутри позднекулайской КИО, а также проблема эквивалентности культурных образований, составляющих общность. Происходит переосмысление схем периодизации исторических процессов Обь-Иртышского бассейна, которое напрямую связано с проблемами относительной и абсолютной хронологии памятников общности (Ширин, 2006).

Сложившаяся ситуация объясняется не только несовершенством способов датирования, но и спецификой самой источниковой базы, поскольку, несмотря на её расширение, основной массив источников составляет керамика. Именно керамика, выявленная на втором этапе изучения кулайской проблематики, стала основанием для разработки гипотез о генезисе культуры и общности, периодизации культуры и этнической принадлежности её носителей. Высокая информативность данного вида источников и, в частности, орнаментики неоднократно отмечалась в литературе и не вызывает сомнения. Разнообразию высказанных мнений, как неоднократно отмечалось в литературе, способствует не только отсутствие единого метода обработки данных и методики анализа керамики (Елагин, Молодин, 1991, с. 60), но и методологические проблемы. Изучение древнего гончарства ведётся на основе различных методологических подходов: «эмоциональноописательном», «формальноклассификационном» и «историко-культурном» (Цетлин, 1996, с. 39- 2000, с. 245- 2005, с. 69−75). Несмотря на то, что подходы сформировались в разное время, знаменуя этапы развития научной мысли, современный этап характеризуется тем, что в изучении керамики широко представлены работы, выполненные с позиций всех трёх исследовательских подходов (Цетлин, 2005, с. 73). Широкий круг конкретных исследований, основанных на разных методологических подходах и методах анализа керамических комплексов, терминологически несогласованных, представлен трудно сопоставимыми результатами. Положение усугубляет недостаточная публикация источников. Исследования, в котором на основе единой методики проводился бы анализ и сравнение керамических комплексов из всех регионов кулайской КИО, до сих пор нет.

Осознание сложившейся проблемной ситуации в изучении древнего гончарства происходит в середине прошлого столетия. В рамках «формально-классификационного» методологического подхода были предприняты попытки устранения недостатков изучения массового археологического материала. Применение формально-типологического метода приобрело новую методическую основу с внедрением в археологию статистико-комбинаторных методов исследования. В археологическом сообществе сформировалось представление о том, что использование новых методов анализа материала открывает возможности для его формализации, а выводы, полученные в ходе исследования, могут быть верифицированы и сопоставлены с результатами подобных же исследований. В перспективе виделась методологически обоснованная возможность дифференциации археологических культур и аргументированная интерпретация исторических явлений. Важной вехой на пути широкого внедрения статистико-комбинаторных методов стала разработанная В. Ф. Генингом «Программа статистической обработки керамики из археологических раскопок» (1973). «Программа» послужила методической основой для целого ряда работ, в том числе и по кулайской проблематике (Чиндина, 1984аЕлагин, Молодин, 1991; Данченко, Донцова, Гришаева, 1993; Данченко, Гришаева, 1996; Могильников, Данченко, Горькавая, 1999; Ширин, 2003; Морозов, Чемякин, 2005). Результаты использования «Программы» сыграли важную роль в решении ряда вопросов. Особенно плодотворным представляется опыт сопоставления керамических комплексов из разных регионов Обь-Иртышья (Данченко и др., 1993; Могильников и др., 1999).

Однако возможности применения «Программы» ограничены, если исследуются малочисленные или сильно фрагментированные выборки, а стремление учесть в «Программе» весь комплекс признаков керамической посуды привело к тому, что морфологические и орнаментальные признаки оказались равнозначными, что, на наш взгляд, неочевидно. Используя данный метод изучения керамики, археолог рассматривает орнамент как совокупность элементарных признаков декора, а не как структуру, состоящую из соподчинённых элементов разных уровней. То есть исследуемые компоненты культуры не рассматриваются как системные. Эти особенности применения формально-типологического метода исследования керамики привели к тому, что различия между выделяемыми культурно-историческими образованиями часто сводятся к перечню индивидуальных элементарных признаков изучаемых компонентов объекта. Например, своеобразие ярсалинского керамического комплекса В. А. Могильников видел в распространении в орнаментике отдельных элементов — крестового, ромбического и овального штампов (1990, с. 12). B.C. Елагин и В. И. Молодин, описывая особенности сперановской керамики, перечисляют комплекс признаков, объединяющий морфологию посуды, приёмы техники нанесения орнамента, различия в наборе оттисков фигурных штампов (1991, с. 81). Иногда аргументом, свидетельствующим о своеобразии керамического комплекса, является отсутствие того или иного признака декора, например, отсутствие штампа уточка на новочёкинской (Полосьмак, 1987, с. 70) и почти полное — на богочановской керамике.

Данченко, 1996, с. 100). При этом игнорируются связи, существующие между элементами орнамента разных уровней, все связи рассматриваются как однопорядковые, а элементы разных уровней часто без аргументации рассматриваются как одноуровневые. Иначе говоря, сущность проблемы выделения кулайской культуры и локальных культур внутри КИО лежит в методической проблеме эквивалентности выделенных культурных образований. Однако вопрос о критериях эквивалентности объектов культуры, на наш взгляд, до сих пор чётко не прозвучал, хотя познавательные функции сравнительных исследований как раз и состоят в систематическом установлении сходства и различий в изучаемых объектах в соответствии со ставящимися задачами (Маркарян, 1981, с. 13).

Возможности применения статистико-комбинаторных методов исследования в изучении керамики кулайской общности в таком виде, какой был предложен во второй половине прошлого столетия, на практике оказались ограниченными действием субъективного фактора, который отчётливо проявляется при выборе признаков первичного описания материала, выборе классификационных моделей и отборе признаков для классификации. Таким образом, использование сравнительно-типологического метода, основанного на результатах статистико-комбинаторного изучения керамики, не стало панацеей для кулайской проблематики. Вместе с тем в археологии постепенно складывается отношение к древнему гончарству как специальному направлению исследования, одному из срезов системы «археологическая культура» (Бобринский, 1978; Актуальные проблемы., 1999 и др.). Осознаётся, что гончарная технология и предметная изобразительная деятельность могут быть самостоятельными, взаимно комплементарными направлениями исследования древнего керамического производства (исследования A.A. Бобринского, Ю. Б. Цетлина, В. А. Скарбовенко, И. Н. Васильевой, И. Г. Глушкова, JI.H. Мыльниковой, М. А. Чемякиной, И. В. Калининой, Н. Ф. Степановой и др.). Учитывая, что основанием для этнокультурных гипотез в решении кулайской проблематики является орнаментика керамики, становится очевидным, что изучение данного направления изобразительного творчества создателей кулайской КИО становится актуальной проблемой, связанной с целым комплексом вопросов западносибирской археологии.

Неудовлетворённость методикой, лежащей в основании формально-типологических исследований, активизировала поиск новых методов изучения керамики. Один из них приводит археологов к пониманию орнамента как знаковой системы, служащей целям коммуникации, то есть как языка (Путятин, 1886- Марр, 1931аЛотман, 1970; Гарден, 1983, Клейн, 1981; Сапфиров, 1992; Кочкина, 1995; Актуальные проблемы., 1999; Сенчилов, 2000; Цетлин, 2004; Кирюшин, Панкратова, 2002 и др.). Понятие языка включает и вторичные моделирующие системы, построенные по принципу языка, но «не обязательно воспроизводящие все стороны естественных языков» (Лотман, 1970, с. 16). Наличие синтагматических и парадигматических связей в орнаментике, а также неоднократно фиксированная этнографами семантика орнаментальных узоров позволяет видеть в этом виде искусства семиотическую систему, построенную по принципу языка. Представляется, что данное направление является перспективным, поскольку в его рамках возможно исследование орнаментики как структуры, и в том числе структурной организации орнаментов в рамках общей теории симметрии.

Таким образом, объектом данного исследования является кулайская культурно-историческая общность позднего этапа развития (II в до н.э. — V в. н. э), простирающаяся от нижнего течения Оби на севере до Верхнего Приобья на юге, от междуречья Оби и Енисея на востоке до правобережья Иртыша в его среднем течении и левых притоков Иртыша в его устьевой зоне.

Предметом исследования является орнаментика позднекулайского этапа общности как знаковая система, которая используется обществом для передачи информации о человеке и окружающем его мире между отдельными индивидами и поколениями, между членами разных обществкак система, нацеленная на объединение родственных и различение неродственных индиввдов и целых коллективов.

Целью работы является определение историко-культурных особенностей позднекулайской КИО на основе изучения орнаментики керамики. Для достижения поставленной цели предполагается решение следующих задач:

1) историографический анализ современнх научных концепций о происхождении, эволюции и культурной принадлежности древностей кулайской КИО;

2) разработка методики системного анализа орнамента на глиняной посуде и реконструкция орнаментальных традиций кулайцев Нарымского Приобья (синтагматический и прагматический аспекты исследования орнаментики);

3) выявление общего и локального в орнаментальных традициях районов позднекулайской общности (синтагматический и прагматический аспекты исследования орнаментики);

4) реконструкция орнаментальных текстов позднекулайской КИО (реконструкция утилитарно-прагматического и семантического аспектов функционирования орнаментики).

Исследование орнаментики основано на методологическом принципе историзма, предполагающем изучение явлений и институтов в процессе возникновения, становления и развития, проникновение в специфику соответствующих исторических ситуаций, предполагающем понимание как общих закономерностей истории, так и своеобразия конкретных обстоятельств. Решение поставленных задач возможно при рассмотрении керамики как археологического источника с позиций семиотического метода, который предполагает исследование орнамента как системы. Под системой в данном случае понимается некоторый фрагмент реальности, обладающий свойством целостности, рассматриваемый как в плане взаимосвязанности его элементов, так и в плане отграниченности фрагмента от окружающей среды, с которой он сообщается при помощи внешних связей. Орнамент как система состоит из функционально обособленных элементов, связанных между собой определённым образом. Устойчивые, инвариантные характеристики системы образуют её структуру. Совокупность этих связей, присущих системе, включает как «горизонтальные» связи между элементами одного порядка (синтагматический аспект исследования знаковой системы), так и «вертикальные связи» между компонентами разных степеней сложности и организованности (прагматический аспект исследования знаковой системы). Связи по вертикали отражают иерархически многоуровневый характер организации системы (Актуальные проблемы ., 1999, с. 200, 201). На начальном этапе исследования для систематизации и анализа материала используется сравнительно-типологический вариант сравнительно-исторического метода. При сопоставлении результатов исследования орнаментики из разных регионов кулайской КИО используются сравнительно-генетический и сравнительно-диффузионный варианты сравнительно-исторического метода.

Исследование утилитарно-прагматического аспекта орнаментики лежит в плоскости взаимодействия орнамента как подсистемы с более широкой системой — традиционной культурой. Специфика археологического источника во многом ограничивает возможности изучения их взаимодействия. Однако некоторые стороны взаимоотношений между знаками и их потребителемчеловеческим коллективом — оказываются открытыми для исследования. Обнаружение корреляции между определёнными типами орнаментальных текстов на керамической посуде и определёнными комплексами археологических источников позволяет выявить взаимоотношения между орнаментальными знаками и их потребителями, следовательно, приблизиться к пониманию функций и семантики орнамента.

Очевидно, что «целью изучения любой знаковой системы является определение её содержания», «изучение.знаковых систем в отрыве от проблемы содержания теряет всякий смысл» (Лотман, 1970, с. 47). Но в целом методика семантических реконструкций — слабо разработанное направление научного познания. Существует мнение, что даже общие принципы этого направления исследования в науке не сформулированы (Актуальные проблемы., 1999, с. 202). Некоторое утрирование в постановке проблемы может быть связано с тем, что как отмечал уже Ю. М. Лотман, несмотря на то, что понятие системности знаков лежит в основе структурного понимания этого вопроса, широкое распространение получило более упрощённое толкование — атомарное понимание природы знака. То есть значительно чаще подчёркивается единство означаемого и означающего, в то время как упускается «неизбежность включения знака в более сложные системы. А между тем это первое свойство представляется лишь проявлением второго» (Лотман, 1970, с. 47). Содержание же знаков «может мыслиться лишь как связанные определёнными отношениями структурные цепочки», сущность которых «не может быть раскрыта вне отношения к другим элементам» (Лотман, 1970, с. 48). В целом, примеры реконструкций семантических значений текстов в археологии нередки. Одним из путей поиска семантики древних орнаментов является метод археолого-этнографических сопоставлений и выявления смысловых аналогов. Подчёркивая гипотетичность выводов, полученных на основе использования данного метода, исследователи имеют в виду, что сравниваемые между собой структуры разного типа являются эквивалентными с какой-то долей вероятности. Часто эквивалентность разнотипных структур не обосновывается либо сводится к признакам, не имеющим к эквивалентности никакого отношения. Однако в целом данный метод поиска значений оправдан и имеются многочисленные положительные примеры его использования.

Источниками для написания диссертации стали опорное для саровского этапа развития кулайской культуры Саровское городище (Нарымское Приобье), давшее репрезентативные для анализа кулайской орнаментики материалы, и керамический комплекс саровского типа поселения Малгет (Нарымское Приобье). Памятники исследованы в течение ряда лет JI.A. Чиндиной и послужили источниковой базой для разработки этнокультурной схемы развития Обь-Иртышского региона в эпоху раннего железа (Чиндина, 1970, 1973а, 19 736, 1978, 1979, 1982, 1984а, 1987, 1989, 1991а, 19 916- 2006 и др.). Автор работы выражает глубокую признательность Людмиле Александровне за предоставленную возможность использования неопубликованных материалов памятников, которые являются «золотым фондом» археологического сибиреведения, и многолетнее руководство в овладении профессией.

Использованы опубликованные и неопубликованные материалы из других районов кулайской КИО. Из Сургутского Приобья — карамические комплексы городищ Барсов Городок ¼, Барсов Городок 1/5, Барсов Городок 1/6, Барсов Городок 1/7, Барсов Городок 1/20, селища Барсова Гора IV/13, могильников Барсовского-III и Барсовского-VII. Нижнеобские опубликованные и неопубликованные источники могильника Шеркалы-IX и городища Усть-Полуй. Из Барабинской лесостепи — опубликованные комплексы памятников поселений Кама-3, Кама-4, Кама-8, Туруновка-3, городища Сопка-1, могильников Новочёкино-2, Бергуль, Сопка-2, Старый Сад, Протока. Из Омского Прииртышья использованы неопубликованные материалы городищ Большой Лог, Сперановского и Атачка-IX. Из Нижнего Прииртышьяопубликованные материалы сборов с городища Словцовского на Андреевском озере, сборы на дюне у с. Далматово и городища Ус-Толт, комплекс керамики городища Старый Погост, городища Большая Умытья 36. Из Новосибирского Приобья анализу подвергнуты опубликованные источники могильников Каменный Мыс, Ордынское-1, Ирмень-2- городища Дубровинский Борок-3, поселения Ордынское-9, городища Ирмень-1, городища Ивановка-4, поселения Усть-Ирмень. Использованы материалы опубликованных комплексов могильников Фоминского и Ближние Елбаны-7 — Верхнего Приобья, могильника Степной Чумыш-2 — из междуречья Верхней Оби и Верхней Томииз Притомья — опубликованные комплексы могильников Карлык-1, Усть-Абинского, культового места Казанково-5/1. Таким образом, исследованию подвергнуты керамические комплексы 44 памятников Приобья. Работа базируется на изучении орнаментальных композиций на 2201 сосуде. Материалы ряда памятников Приобья, невошедшие в диссертацию, привлекались для корректировки и верификации выводов.

Научная новизна исследования состоит в том, что проведён анализ современных научных позиций по проблеме происхождения кулайской культуры и КИО, который показал, что причиной разнообразия существующих мнений является отсутствие взаимопонимания по ряду вопросов (районирование Приобья, периодизация и хронология, применяемая терминология, понимание внутреннего содержания современных методологических и методических разработок, отсутствие единой методики обработки керамического материала) и недостаточная публикация источников.

В работе предложена новая для западносибирской археологии методика описания и анализа орнаментики керамики как системы, основанная на принципах структурно-семиотического метода. В отличие от формально-типологического метода, выделяющего типы археологических объектов как устойчивые сочетания признаков и позволяющего установить относительную хронологию и культурную принадлежность памятников, структурно-семиотический позволяет выявить инвариантные характеристики системы, образующие её структуру, установить совокупность устойчивых связей, обеспечивающих сохранение основных свойств исследуемого объекта при различных внутренних и внешних изменениях. Классификация материала по предложенной методике строится на чётко сформулированных принципах и легко воспроизводится. Таким образом, сравнение керамических комплексов из различных регионов кулайской общности с целью выявления систематического сходства и различия ведётся не на уровне элементарных признаков, а на уровне структурных компонентов орнаментики, что позволяет представить внутреннее содержание культуры, многообразие и полноту жизнедеятельности древних обществ. Подобное сравнение позднекулайских материалов из всех регионов общности проведено впервые. Выявленные синтагматические константымотивы — сопоставимы со структурами иных семиотических систем, поэтому они являются основой для исследования утилитарной прагматики и семантики орнаментики (об отсутствии методики исследования которой неоднократно указывалось в литературе). Результаты исследования сопоставлены с выводами учёных, работающих по кулайской проблематике во всех регионах Западной Сибири.

Впервые полностью вводятся в научный оборот позднекулайские керамические комплексы Саровского городища и саровский комплекс поселения Малгет.

Практическая значимость исследования состоит в том, что предложенная методика анализа орнаментики керамической посуды может применяться не только для сопоставления синхронных керамических комплексов, но и для изучения генезиса культур и их контактов. Результаты исследования могут стать импульсом для активизации дискуссии по вопросам этногенеза и этнической истории народов Среднего Приобья и Западной Сибири. Материалы диссертации могут быть полезны при подготовке обобщающих трудов по древней истории Западной Сибири, а также для разработки курсов лекций и спецкурсов для студентов высших учебных заведений, для популяризации древней истории Западной Сибири. Реконструированная керамическая посуда Саровского городища может быть использована при создании музейных экспозиций для более чёткой и наглядной иллюстрации культурной специфики.

Апробация результатов исследования. Отдельные положения и выводы исследования были освещены и обсуждались на региональных археолого-этнографических студенческих конференциях (Томск, 1992, 2003), на Всероссийской научной конференции «Мировоззренческие реконструкции традиционного сознания: стереотипы и трансформация» (Томск, 2003), на Западносибирских археологических конференциях (Томск, 2001, 2005), на Международной конференции «Первые исторические чтения Томского государственного педагогического университета» (Томск, 2005), на II Международном Северном археологическом конгрессе (Ханты-Мансийск, 2006), на Всероссийском археологическом съезде (Новосибирск, 2006). Результаты исследования по теме отражены в 12 статьях и публикациях автора, в том числе в одной, опубликованной в реферируемом журнале «Вестник ТГПУ».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Анализ орнаментики керамических комплексов позднекулайской КИО показывает, что композиции на керамической посуде из всех регионов общности соединяются в иерархической структуре орнамента по одним и тем же правилам синтагматики. Для создания орнаментальных композиций использовался общий набор элементарных орнаментальных знаков («алфавит»). В то же время в разных районах кулайской общности наблюдается либо предпочтение в использовании определённых элементов орнамента (Среднее Приобье, Нижнее Приобье, Барабинская лесостепь и Прииртышье), либо использование специфических знаков (Томское и Верхнее Приобье). Так, например, в Сургутском Приобье и Нижнем Прииртышье большей, чем в других районах кулайской КИО, популярностью пользуются элементы орнамента змейка и птичка (по Ю.П. Чемякину), нанесённые разными способами. В Нижнем Приобье чаще, чем в других регионах использовали в декоре различные варианты меандроидного мотива, в том числе и составные двух-, трёхи четырёхчленные элементы орнамента, а так же крестовый, ромбический и овальный штампы. Среднее Прииртышье и Бараба в рамках общности характеризуются широким использованием в декоре различного вида взаимопроникающих треугольников, уголков, ромбов, арок. В Новосибирском, Верхнем и Томском Приобье при создании орнаментальных композиций используются оттиски трубочки, прямоугольный и серповидный штампы, чаще, чем в других районах общности наносятся горизонтальные оттиски гребёнки, элементы мотива создаются уголками или ребром стека. Однако количество введённых в «алфавит» элементов незначительно и не приводит ни к изменению как общего вида орнаментальных текстов, которые легко распознаются как кулайские, ни к нарушению закономерностей сочетания элементов орнамента внутри композиции. Таким образом, предпочтение тех или иных орнаментальных знаков (элементов низшего уровня в структуре композиции) в разных районах общности является, вероятно, отражением локальной специфики в развитии орнаментики.

Одинаковые повторяющиеся орнаментальные знаки низшего уровня образуют элементы мотива, последовательности которых составляют орнаментальные мотивы. Мотивы являются основными синтагматическими единицами, из которых строятся орнаментальные композиции. Мотивы кулайской орнаментики делятся на два вида — бордюры и розетки. И те, и другие на уровне пространственной организации композиции на поверхности сосуда предстают розетками. Установлено, что принципы сочетания элементов разных уровней в структуре композиции едины, а именно, элементы внутри мотивов сочетаются в определённых последовательностях. Композиции образованы последовательностями мотивов. В зависимости от сочетания мотивов в структуре композиций выделены следующие типы орнаментальных композиций:

• композиции, состоящие из бордюров без окаймления;

• композиции, состоящие из бордюров с окаймлением;

• комбинированные композиции, в которых сочетаются бордюры без окаймления и бордюры с окаймлением;

• композиции, внутри которых вышеперечисленные типы орнаментальных композиций сочетаются с мотивом розетка.

Перечисленные типы орнаментальных композиций распространены повсеместно на посуде позднекулайской КИО. В то же время в развитии орнаментики разных регионов кулайской КИО отмечаются специфические особенности.

Формирование позднекулайского керамического комплекса Сургутского Приобья происходило на местной основе. Его специфика проявляется в сочетании архаических и позднекулайских черт орнаментики. К архаическим признакам декора относятся: использование в качестве разделительного мотива горизонтального ряда жемчужин, преобладание в декоре гладких штампов, высокий процент орнаментированных по срезу венчика сосудов. Сосуды группы 2, орнаментированные ямками, оттиснутыми поверх орнамента, типичные для позднекулайского комплекса Нарымского Приобья, в опубликованных сургутских комплексах встречаются реже. В то же время орнаментальные композиции выполнены в соответствии с позднекулайской синтагматикой. Все типы орнаментальных композиций, выявленные на саровской керамике Нарымского Приобья, обнаружены и на посуде сургутских памятников. Вероятно, на керамике Сургутского Приобья раньше, чем в других районах общности, появился такой морфологический признак позднекулайской посуды, как оформление внутреннего среза венчика карнизом.

Орнаментика керамики из Томского и Новосибирского Приобья также имеет специфические особенности. Наибольшее распространение в регионе получают композиции, орнаментированные бордюрами без окаймления варианта 4. «Правильные» последовательности бордюров без окаймления вариантов 1, 2 и 3 встречаются реже. Посуду, украшенную бордюрами с окаймлением, комбинироватшыми композициями, а также композициями, в которых используется мотив розетка, на памятниках региона обнаруживают не так часто, как в Среднем Приобье, В зависимости от расположения мотива из ряда ямок в структуре композиции керамический комплекс региона разбивается на три группы. Наиболее представительными являются: группа сосудов, орнаментированных рядом ямок в свободной от орнамента зоне (группа 1) и группа сосудов без ряда ямок в декоре (группа 3). Сосуды, орнаментированные ямками, оттиснутыми поверх орнамента (группа 2) в Новосибирском Приобье встречаются реже, чем в Среднем, но чаще, чем в Верхнем Приобье и Среднем и Верхнем Притомье.

Представляется, что проникнувшие в конце васюганского этапа в Нижнее Притомье кулайцы сформировали своеобразный комплекс керамики, орнаментика которого строится в соответствии с принципами кулайского синтаксиса, но развитие происходит в отрыве от эволюционной линии метрополии. Вероятно, уже в сложившемся виде орнаментика распространяется в Новосибирское Приобье и среднее течение Томи. Продвижение кулайцев в Новосибирское Приобье, а затем и в Верхнее, происходило, как показывают исследования Т. Н. Троицкой и её коллег, поэтапно. Причём перемещалось не столько кулайское население из центра формирования культуры, сколько кулайцы из Нижнего Притомья. В то же время, носители кулайских традиций, проживавшие на обском побережье (и особенно в Новосибирском Приобье), поддерживали более или менее стабильные отношения с «центром». Об этом свидетельствуют примеры воспроизведения орнаментальных текстов позднекулайских вариантов и приёмов изготовления сосудов со скошенными внутрь венчиками с карнизами аналогичных среднеобским.

В Верхнем Приобье вариант культуры складывался, на наш взгляд, под влиянием кулайцев разных регионов: с одной стороны, кулайского населения Новосибирского Приобья, с другой, — фоминского населения Притомья. Продвижение кулайского населения на юго-восток по Томи и его взаимодействие с местным населением изучено слабо, но уже во Н-Ш — IV вв. в Притомье складывается своеобразная фоминская культура, орнаментика которой имеет кулайские корни, но проходит собственный путь развития. Орнаментальный канон данного культурного образования, учитывая современное состояние источниковой базы, сводится к преобладанию сосудов группы 3, украшенных лаконичными композициями из бордюров без окаймления варианта 4 и бордюров с окаймлением, вызывающими архаические ассоциации. Вероятно, проникновение именно этой группы населения в Верхнее Приобье привносит «архаизм» в орнаментику региона.

Включение Барабинской лесостепи в состав кулайской КИО происходило, по-видимому, в результате продвижения в этот регион кулайцев саровского этапа развития культуры. В пользу данного предположения свидетельствует тот факт, что орнаментика посуды I тыс. барабинской лесостепи не обнаруживает специфических отличий от позднекулайской среднеобской керамики. Так же как среднеобская посуда, керамика барабипской лесостепи разбивается на две группы в зависимости от расположения мотива из ямок в структуре композиции: сосуды, орнаментированные ямками, оттиснутыми в свободной от орнамента зоне и сосуды, орнаментированные ямками, оттиснутыми поверх орнамента. Посуда группы 3 (без ряда ямок в структуре орнаментальной композиции) в Барабе, так же как и в Среднем Приобье, представительной группы не образует. Орнаментальные композиции барабинской посуды выстроены в соответствий с требованиями кулайской синтагматики. Мотивы, аналогичные среднеобским, образуют типы композиций, идентичные среднеобским. Специфической чертой барабинской посуды является форма небольшой по численности группы сосудов (группа IV по Елагину, Молодину, 1991). Морфология сосудов вызывает саргатские ассоциации и, по-видимому, могла появиться у кулайцев в результате межкультурных контактов с населением Барабинской лесостепи. Однако инокультурного влияния на орнаментику мигрантов не обнаруживается.

Формирование среднеиртышского варианта кулайской культуры происходит если не на васюганском этапе кулайской культуры, как полагает Л. А. Чиндина, рассматривающая правобережье Среднего Иртыша в географических рамках Среднего Приобья, то не позднее раннесаровского времени (1979, 1984а, 2006). Об этом свидетельствует раннесаровский облик керамического комплекса городища Атачка-ГХ. Оставляя открытым вопрос о формировании среднеиртышского варианта кулайской КИО, отметим, что к настоящему времени более изученными оказались памятники с материалами позднекулайского периода, датированные Ш-У вв. Перспективными, на наш взгляд, являются проблемы: автохтонности среднеиртышского варианта КИО, культурной специфики богочановского типа керамики, интенсивности контактов среднеиртышского населения с населением соседних регионов.

Кулайские древности Нижнего Прииртышья только начинают вводиться в научный оборот. Среди опубликованных керамических комплексов преобладают сосуды группы 2, которые характеризуют саровский тип керамики. Однако ряд признаков декора соответствует орнаментике посуды из Сургутского Приобья, сочетающей архаические и позднекулайские черты. К числу ранних признаков можно отнести отсутствие орнамента по краю венчика сосудов, преобладание гладких штампов уточка и волн, выполненных оттисками змейковидного штампа. Архаический облик орнаментики отмечают и коллеги из Омска. Форма и декор некоторых сосудов вызывают синдейские ассоциации. Возможно, некоторый «архаизм» в орнаментике является результатом воздействия синдейского типа керамики, а не связан с хронологией комплекса. К этому выводу склоняет и датировка кашинских древностей региона (И-Ш — V вв.). Взаимодействие кашинцев с кулайцами, нашедшее отражение в симбиозе керамических традиций на посуде пятой группы керамики городища Старый Погост, может свидетельствовать в пользу предположения о том, что кулайцы могли проживать в регионе позднее II в. Таким образом, Нижнее Прииртышье по крайней мере уже в начале саровского этапа было заселено кулайцами. Учитывая фрагментарность доступного для анализа материала, с известной долей вероятности можно предположить, что население региона поддерживало контакты с кулайцами Сургутского Приобья, Вместе с тем проблема происхождения кулайских древностей Нижнего Прииртышья, учитывая современное состояние публикации источников, остаётся открытой. Представляется перспективным изучения вопроса контактов кулайцев Нижнего Прииртышья с кулайским населением соседних регионов.

Опубликованные в литературе немногочислешгые керамические комплексы из Нижнего Приобья позволяют сделать лишь предварительные наблюдения о формировании и развитии кулайской орнаментики данного региона обского бассейна. Проблема автохтонности или аллохтонности кулайских комплексов Нижней Оби, учитывая современное состояние публикации источников, далека от разрешения. Анализ опубликованных позднекулайских керамических комплексов показывает, что керамика, как и среднеобская, разбивается на две группы в зависимости от расположения мотива из ряда ямок в структуре композиции (группа 1 и группа 2). Посуда группы 3 в материалах рассмотренных памятников представительной выборки не образует. Нижнеобской орнаментальный декор демонстрирует все виды организации мотивов и все типы орнаментальных композиций, выявленные на посуде Средней Оби. Так же как на среднеобской посуде, на керамике Нижней Оби преобладают сосуды, орнаментированные бордюрами без окаймления. Около половины массива данного типа орнаментальных композиций по обеим группам представлено сосудами, украшенными композициями упрощённого вида варианта 4. Вторую половину составляют сосуды, орнаментированные композициями первых трёх вариантов бордюров без окаймления. Так же как в среднеобских комплексах, комбинированные композиции типичны для посуды группы 1, в то время как бордюры с окаймлением сочетаются с мотивом из-ямок, нанесённых поверх орнамента (группа 2). Композиции, содержащие мотив розетка, чаще встречаются на посуде группы 1. Отсутствие ярко выраженной специфики в орнаментике региона позволяет предположить существование постоянных контактов с населением Средней Оби, причём, учитывая специфику орнаментики Сургутского Приобья, с населением Нарымского Приобья. Для продолжения исследований и верификации сделанных выводов требуется введение в научный оборот материалов памятников, исследованных значительными площадями.

Таким образом, результаты изучения структуры орнаментальных композиций керамических комплексов позднекулайской КИО свидетельствуют о том, что население кулайской общности использовало для трансляции информации единую знаковую систему. Это означает, что культурные образования Обь-Иртышского бассейна являются подразделениями единой культурно-исторической общности. Степень изученности проблемы происхождения культурных вариантов КИО различна, что во многом связано с введением в научный оборот источников. Степень автономности культурных образований внутри общности также неодинакова и определяется, по-видимому, рядом факторов: особенностями их генезиса (автохтонность или миграции), интенсивностью интеграционных процессов внутри общности, характером взаимодействия с соседним инокультурным населением. Безусловно, изучение этих факторов является перспективным направлением в археологии Обь-Иртышья, требующим привлечения всего круга источников. Вместе с тем, анализ кулайской орнаментики демонстрирует значительное своеобразие южной периферии общности и высокий уровень интеграции других регионов.

Представляется, что знание принципов кулайской синтагматики открывает возможности для изучения вопросов культурогенеза не только кулайской культуры и её локальных вариантов, но и генезиса культур раннего средневековья, а также механизмов межкультурного взаимодействия, материализацией которых являются, в частности, смешанные комплексы керамики.

Изучение парадигматического аспекта функционирования позднекулайской орнаментики, устанавливающего взаимоотношения между знаком и его потребителем, позволило высказать гипотезу о социально-дифференцирующей функции кулайских орнаментальных тестов. Несмотря на то, что корреляции между типами орнаментальных композиций и типами археологических памятников не выявлено, а посуда из поселенческих комплексов и некрополей украшена композициями всех типов декора, в то же время, отмечена корреляция между типами орнаментальных композиций и полом погребённых из некрополей кулайской КИО. Вероятно, композиции, состоящие из бордюров без окаймления, можно интерпретировать как мужские орнаментальные тексты, композиции, включающие мотив с окаймлением, как женские. Вместе с тем, имеются данные, позволяющие предположить, что орнаменты служили для маркирования и возрастных категорий общества. Так, например, в погребения детей чаще всего помещали посуду без орнамента или украшенную композициями, состоящими только из ямок. В погребения пожилых мужчин помещали посуду, орнаментированную композициями, содержащими мотив розетка, расположенный чаще в придонной части сосуда. Способом маркирования определённых социальных категорий, вероятно, был и обычай устанавливать в могилы перевёрнутую вверх дном посуду. Опрокинутые чаши и горшки выявлены в захоронениях пожилых мужчин, реже — женщин, а также в некоторых детских могилах. Предположительно таким способом кулайцы отмечали категории людей, обладающих способностью перемещаться в разных сферах мифологического пространства Вселенной, приобретённой ими разными способами, сопровождающимися символической смертью и обретением особой жизненной силы.

Реконструкция прагматического и семантического аспектов функционирования кулайской орнаментики как знаковой системы дополняется результатами изучения распределения фрагментов разбитых сосудов в планиграфии Саровского городища. Помимо вывода об относительной одновременности функционирования жилищных построек поселения, анализ распределения находок на площади памятника показывает, что фрагменты битых сосудов использовались жителями городища для установления обменных отношений. Сопоставление отмеченной корреляции между половозрастными категориями общества и типами орнаментальных композиций, с одной стороны, и корреляции между постройками поселения и типами композиций, с другой, может быть основанием для интерпретации взаимосвязей как материализованных отношений между социальными категориями внутри общества. Одним из возможных вариантов интерпретации связей может быть способ организации семейно-брачных отношений внутри родоплеменной структуры кулайского общества. Несомненно, установление подобных связей сопровождалось ритуальными действиями. Об этом свидетельствуют как факты ритуальной деятельности на площади памятника, так и за его пределами на Саровском культовом месте. Возможно, городище было местом проведения годового культового праздника, на который собирались члены одной общественной организации. По данным этнографии проведение годового ритуала могло иметь форму потлача и сопровождаться установлением брачных отношений между соответствующими подразделениями родового общества (Кернер, 2006, с. 61).

Структуры, выявленные в позднекулайской орнаментике, обнаруживают аналоги в ряде художественных текстов традиционных культур: в поэзии, в танце, в музыке, а также в структурах таких вторичных моделирующих систем как обряды, ритуалы, что обосновано теорией синкретического обрядового действа, разработанной в исследованиях А. Н. Веселовского и его последователей. Учёные, занимающиеся изучением разных художественных жанров первобытного и традиционного искусства, отмечают их эволюцию, одним из проявлений которой является изменение структуры художественных текстов. Представляется, что изучение эволюции структуры орнаментальных текстов и сопоставление её со структурами других художественных текстов позволит не только установить уровень их развития, но и, возможно, выявить одностадиальные явления. Перспективы видятся и в продолжении исследования как семантики орнаментальных текстов в целом, так и отдельных элементов орнамента, в частности.

Иначе говоря, кулайская орнаментика, будучи невербальной знаковой системой, характеризуется синтагматикой, строящейся по принципам симметрии, ритма и целостности, а её пространственную парадигматику образуют орнаментированные вещи. Орнамент, как знаковая система, неотделим от вещи (в широком смысле слова) и именно в контексте с вещью он выражает свою сущность. Парадигма и синтагма орнамента составляют текст, пространство которого обладает смыслом (семантикой), который может быть воспринят. Распространение единой орнаментальной системы на широком пространстве Обь-Иртышского бассейна в раннем железном веке свидетельствует о том, что население, проживающее на данной территории, обладало общей системой мировосприятия. Поскольку трансляция информации осуществлялась при помощи единого орнаментального кода, организованного в соответствии с общими принципами синтагматики, то уместно предположить, что знание принципов организации орнаментики транслировалось и в пространстве, и во времени, а сохранение данной системы передачи информации было одним из условий поддержания жизнеспособности традиционной культуры.

Авторитетный исследователь традиционного искусства народов Сибири этнограф C.B. Иванов отмечал: «Если некоторые отдельные сходные или одинаковые мотивы могут быть обнаружены в орнаменте различных народов, то комплекс тех или иных определённых мотивов никогда не повторяется и бывает свойственен какой-либо одной народности или группе родственных или территориально близких народностей. Относительная устойчивость и своеобразие типов орнамента и образуемых ими комплексов позволяет видеть в этих типах и комплексах вполне надёжный исторический источник, анализ которого должен приблизить нас к пониманию ряда проблем, связанных с историей отдельных племён и народностей» (1952, с. 87). Сопоставив результаты изучения кулайской орнаментики с наблюдениями этнографа, считаем, что историческая общность людей, обозначенная в археологии как кулайская, представляла собой одну из исторических форм этноса. Данное предположение не исключает возможности существования в рамках древнего социума разных этнических компонентов, особенно если принять во внимание территориальные и хронологические рамки исследуемого явления, а также данные этнографии. Таким образом, исследование проблемы этнической принадлежности создателей археологических культур имеет реальную перспективу.

Вместе с тем, выявленная взаимосвязь между типами орнаментальных композиций и половозрастными категориями кулайцев может быть основанием для предположения об общих принципах социального устройства в пределах всей КИО. Сама же кулайская историко-культурная общность может быть формой социальной организации высокого уровня и степени прочности (Чиндина, 1996). Отмеченные нюансы в способах маркирования социальных категорий на южной периферии общности, возможно, отражают более сложную структуру социума данного региона.

Таким образом, керамика, являясь массовым, а подчас и единственным источником археологических исследований, по-нашему мнению, не только не исчерпала свои познавательные возможности, но её изучение, основанное на использовании разных методов и подходов, открывает новые перспективные направления реконструкции древних исторических процессов. На уровень исторической интерпретации наблюдаемых явлений удаётся выйти, анализируя орнаментику тех регионов кулайской КИО, где не только ведётся интенсивное накопление материала, но и своевременно публикуется весь комплекс выявленных источников. Результаты анализа орнаментики керамических комплексов позволяют надеяться, что дальнейшее изучение этой древнейшей знаковой системы позволит приблизиться к решению ряда актуальных проблем западносибирской археологии.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Саровское городище // Фонды Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 7046.
  2. Малгет поселение // Фонды Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 6970.
  3. Шеркалы IX могильник // Фонды Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 7438.
  4. Атачка IX городище // Фонды Музея археологии Омского государственного педагогического университета. Б. н.
  5. Большой Лог городище // Фонды Музея археологии Омскогогосударственного педагогического университета. Б. н.
  6. Сперановское городище // Фонды Музея археологии Омскогогосударственного педагогического университета. Б. н.
  7. Усть-Полуйское городище // Фонды ПНИАЛ УрГУ. № 5455, 3500, 3559,4000.
  8. Барсов городок 1/6 городище // Фонды ПНИАЛ УрГУ. № 1306.
  9. Барсов городок 1/5 городище // Фонды ПНИАЛ УрГУ. № 1029.
  10. Барсов городок 1/7 городище // Фонды ПНИАЛ УрГУ. № 1033.
  11. Барсов городок 1/20 городище // Фонды ПНИАЛ УрГУ. № 1759,2139, 3482.1. АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
  12. Е.А. Отчёт о полевых работах Северотаёжного археологического отряда летом 1980 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 837.
  13. Л.А. Дневники раскопок землянок на поселении Малгет (летом 1965 г.) и могильника Рёлка (летом 1966 г.) // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 283.
  14. Л.А. Полевые дневники раскопок поселения Малгет. Экспедиция лета 1971 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 463.
  15. Л.А. Отчёт об археологических работах Проблемной научно-исследовательской лаборатории истории, археологии и этнографии Сибири ТГУ летом 1971 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 487.
  16. Л.А. Общий дневник археологических экспедиций летом 1971 г., проведённых на Малгете, Круглом озере, Тискино, Саровке // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 488.
  17. Л.А. Отчёт об археологических работах проблемной научно-исследовательской лаборатории истории, археологии и этнографии Сибири ТГУ за 1972 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 516.
  18. Л.А. Полевая документация об археологических работах на Малгетском поселении в 1972 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 517.
  19. Л.А. Полевая документация по разведке на Саровском городище и Юторском городище // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 519−2.
  20. Л.А. Отчёт об археологических исследованиях Нарымского отряда в 1973 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 565.
  21. Л.А. Полевые дневники и чертежи археологической экспедиции летом 1973 г. на поселении Малгет // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 599.
  22. Л.А. Общий полевой дневник Нарымского отряда 1973 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 600.
  23. Л.А. Полевой дневник и чертежи экспедиции на Саровском городище 1973 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 601.
  24. Л.А. Отчёт о полевых исследованиях Нарымского археологического отряда летом 1974 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 627.
  25. Л.А. Отчёт о полевых исследованиях Нарымского отряда летом1975 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 667.
  26. Л.А. Полевая документация археологических работ в 1974 г. на Малгете, Юторе, Саровке // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 668.
  27. Л.А. Полевая документация археологических работ в 1975 г. на Малгете // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 669.
  28. Л.А. Полевая документация раскопок Саровского городища летом1976 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 704.
  29. Л.А. Отчёт об археологических работах Нарымского отряда летом 1976 г. на Саровском городище и городище Касагас // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 706.
  30. Чиндина J1.A. Полевая документация раскопок на поселении Малгет (1977 г.) // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 727.
  31. JI.A. Отчёт об археологических исследованиях Нарымского отряда летом 1979 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 793.
  32. JI.A. Полевая документация Нарымского отряда 1979 г. (Малгет, Турбабино) // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 794.
  33. JI.A. Отчёт о полевых исследования Нарымского археологического отряда летом 1980 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 826.
  34. JI.A. Отчёт о полевых исследованиях Нарымского отряда летом 1981 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 877.
  35. JI.A. Отчёт о полевых исследованиях Нарымской археологической экспедиции летом 1984 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 935.
  36. JI.A. Отчёт о полевых исследованиях Нарымской археологической экспедиции Томского университета летом 1987 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 944.
  37. JI.A. Полевая документация за 1991 г. // Архив Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета. № 1096.
  38. М.Т., Владимиров В. Н. Типология поселений Алтая VI—II вв.. до н.э. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1997. -148 с.
  39. М.Т., Казаков A.A. Верхнеобские памятники Иткульских озёр // Охрана и использование археологических памятников Алтая. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1990. — С. 104−108.
  40. М.Т., Казаков A.A. Поселение Чудацкая Гора // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1994. — С. 111−115.
  41. B.C. Раскопки у Сале-Харде в 1935 г. // CA 1936. — № 1. -С. 278.
  42. B.C. Памятники древнего поселения // Советская Арктика. -1936. -№ 8.-С. 111−112.
  43. Актуальные проблемы изучения древнего гончарства. Коллект. монография / Научн. ред. A.A. Бобринский- составители И. Н. Васильева, Н. П. Салугина. Самара: Самарский гос. пед. ун-т, Институт истории и археологии Поволжья, 1999, — 233 с.
  44. М.В. О содержании понятия «археологическая культура» // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981. — С. 18−21.
  45. Е.В. Орнаменты на сосудах и «знаки» на статуэтках анауской культуры (к проблеме значений) // Средняя Азия и её соседи в древности и средневековье (история и культура). М.: Наука, 1981. — С. 5−21.
  46. Е.В. К исследованию места сосудов в картине мира первобытных земледельцев // Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. М.: Наука, 1986. — С. 35−65.4
  47. Е.В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. -М.: Наука, 1990.-286 с.
  48. Е.В. Вещь в контексте обряда: ваза из Урука // Проблемы интерпретации памятников культуры востока. М.: Наука, 1991. — С. 11−22.
  49. В.А., Рогозинникова Ю. В. Сырой Аган, комплекс археологических памятников // Югория. Энциклопедия Ханты-Мансийского автономного округа. Т. 4 (дополнительный). А-Я. Ханты-Мансийск: Б.и., 2005.-С. 38−39.
  50. Археологическое наследие Югры. Пленарный доклад II Северного археологического конгресса. 24−30 сентября 2006 г., г. Ханты-Мансийск. -Екатеринбург Ханты-Мансийск: Чароид, 2006. — 152 с.
  51. А.К. Семиотический статус вещей и мифология // Материальная культура и мифология. Сборник Музея археологии и этнографии. Л.: Наука, 1981. — Т. XXXVII. — С. 215−226.
  52. А.К. К описанию структуры славянского строительного ритуала // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983. — С. 206−227.
  53. А.К. Некоторые общие вопросы реконструкции архаического мировоззрения // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985.-С. 3−4.
  54. А.К. Семиотические аспекты функционирования вещей // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. -С. 63−88.
  55. А.К. Ритуал: своё и чужое // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. Л.: Наука, 1990. — С. 3−36.
  56. A.K. Ритуал в системе знаковых средств культуры // Этнознаковые функции культуры. М.: Наука, 1991. — С. 23−42.
  57. А.К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семиотический анализ восточнославянских обрядов. Спб.: Наука, 1993. -240 с.
  58. Ю.В. К вопросу о взаимоотношении васюганского и саровского типов керамики // Ранний железный век Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — С. 66−70.
  59. Ю.В. Урало-сибирское литьё в мифе и ритуале. Новосибирск: Наука, 1998.-288 с.
  60. Ю.В. Реконструкция древнего мировоззренческого комплекса в производственной сфере: постановка вопроса // Междисциплинарные исследования в археологии и этнографии Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2002. — С. 41−50.
  61. Ю.В. О методах реконструкции традиционного мировоззрения по археологическим материалам // Традиционное сознание: проблемы реконструкции. Колл. монография / Отв. ред. О. М. Рындина. Томск: HTJI, 2004.-С. 35−46.
  62. М.Ю., Круземенг С. А., Кузьмина A.C., Шорин А. Ф. Раскопки новых могильников кулайской культуры в Сургутском Приобье // АО 2004 г. -М.: Наука, 2005. — С. 404−406.
  63. И.В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973. — 270 с.
  64. A.A. Гончарство Восточной Европы. Источники и методы изучения. -М.: Наука, 1978.-272 с.
  65. A.A. Отражение эволюционных и миграционных процессов в особенностях древней гончарной технологии // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. -Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1994. С. 14 -16.
  66. А.И., Яковлев Я. А. Работы в Колпашевском районе Томской области // АО 1995 г. -М.: Наука, 1996. — С. 382−384.
  67. Боброва А. И, Яковлев Я. А. Поселение и могильник Алдыган в Томской области // АО 1997 г. -М.: Наука, 1998, — С. 258−259.
  68. А.И., Яковлев Я. А. Продолжение работ на Алдыгане // АО -1998 г. -М.: Наука, 2000. С. 361−363.
  69. Г. В. Кулайский клад с Барсовой Горы // Клады: Состав, хронология, интерпретация. Материалы тематической научной конференции. -Санкт-Петербург: СпбГУ, 2002. С. 203−206.
  70. В.Б., Томилов H.A. Теоретические и методические аспекты археолого-этнографических исследований // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981. С. 125−128.
  71. В.А., Бельтикова Г. В. Раскопки городищ Барсов Городок 1/3 и 1/20 // Археологические открытия Урала и Поволжья. Сыктывкар: Изд-во Коми НЦ УрО АН СССР, 1989. — С. 136−139.
  72. В.А., Стефанова H.K. Кулайский «посёлок из одного двора» на Барсовой Горе и некоторые проблемы изучения кулайской общности // Материалы по археологии Обь-Иртышья. Сургут: СурГПИ, 2001. — С. 96−106.
  73. В.А., Зыков А. П. Кулайский Барсовский III могильник // Северный археологический конгресс (Ханты-Мансийск, 9−14 сентября, 2002 г.): Тезисы докладов. Екатеринбург- Ханты-Мансийск, 2002. — С. 199−201.
  74. В.А., Зыков А. П. Барсовский III могильник новый кулайский памятник в Сургутском Приобье // Образы и сакральное пространство древних эпох. — Екатеринбург: Аква-Пресс, 2003. — С. 103−112.
  75. В.Б. Новообинцевский клад // Антропоморфные изображения. Первобытное искусство. Новосибирск: Наука, 1987 а. — С. 96−114.
  76. В.Б. О кулайских геральдических композициях // Археологические открытия на Алтае. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1987 б.-С. 158−168.
  77. В.Б., Горбунов В. В. Троицк-1 новое поселение кулайской культуры на левобережье Барнаульского Приобья // Охрана и изучение культурного наследия Алтая. — Ч. 2. — Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1993. -С. 183−189.
  78. В.В. «Пространство» в мировосприятии селькупов // Система жизнеобеспечения традиционных обществ в древности и современности.
  79. Теория, методология, практика. Материалы XI Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1998.-С. 168−170.
  80. Васильева И. Н, О происхождении гончарства // Современные проблемы археологии России. Материалы Всероссийского археологического съезда (23−28 октября 2006 г., Новосибирск). Том I. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2006.-С. 243−245.
  81. А.Н. Эпические повторения как хронологический момент // Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. — С. 76−100.
  82. В.Д. Этапы развития фигурно-штампованной орнаментации на сосудах памятников бассейна р. Тавды // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1970. — С. 254−271.
  83. В.Д. Традиции, обряды и обычаи как формы деятельности и общественных отношений первобытного общества // Археологические исследования Севера Евразии. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1982. — С. 3−12.
  84. В.Д. Туманское I поселение, святилище, костище // Охранные археологические исследования на Среднем Урале. Екатеринбург: Банк культурной информации, 1999. — Вып. 3. — С. 126−153.
  85. В.Д. Синдея, городище- синдейская культура // Уральская историческая энциклопедия. Екатеринбург: Академкнига- УрО РАН, 2000. -489 с.
  86. Гарден Ж.-К. Теоретическая археология. М.: Прогресс, 1983. — 295 с.
  87. И.Е. Опыт изучения письма (основы грамматологии). М.: Радуга, 1982.-368 с.
  88. И.Н., Пелих Г. И. О погребальной обрядности селькупов // Acta Ethnographica Hungarica, 1993. 38 (1−3). — Op. 287−308.
  89. В.Ф. Программа статистической обработки керамики из археологических раскопок // СА. -1973. № 1. — С. 114−136.
  90. В.Ф., Голдина Р. Д. Поселение Большой Лог у г. Омска // V Уральское археологическое совещание: Тезисы докладов и сообщений. -Сыктывкар: Коми книжное изд-во, 1967.-С. 145−148.
  91. В.Ф., Корякова Л. Н., Овчинникова Б. Б., Фёдорова Н. В. Памятники железного века в Омском Прииртышье // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1970. — С. 203−228.
  92. И.Г. Технологическая гончарная традиция как индикатор этнокультурных процессов (на примере керамических комплексов доандроновской бронзы) // Древняя керамика Сибири: типология, технология, семантика. Новосибирск: Наука, 1990. — С. 63−76.
  93. И.Г. О классификационной значимости орнаментальных признаков // Экспериментальная археология. Вып. 1. — Тобольск: Изд-во ТГПИ, 1991.-С. 49−55.
  94. И.Г. Миграции и гончарные традиции // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. -Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1994. С. 18−20.
  95. И.Г. Керамика как археологический источник. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 1996 а. — 328с.
  96. И.Г. Уровни технологической классификации декора // Керамика как исторический источник. Тобольск- Изд-во ТГПИ, 1996. — С. 20−25.
  97. И.Г., Захожая Т. М. Керамика эпохи поздней бронзы Нижнего Прииртышья. Сургут: СурГПИ, 2000. — 200 с.
  98. А.Г. О некоторых особенностях традиционных ненецких импровизаций // Финно-угорский музыкальный фольклор и взаимосвязи с соседними культурами. Таллин: Ээсти раамат, 1980. — С. 205−211.
  99. A.B. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. -Екатеринбург: УрО РАН, 1995. 607 с.
  100. Г. Н. Возрастные категории и погребальный обряд нганасан // Из истории Сибири. Вып. 21-Томск: Изд-во Томского ун-та, 1976. — С. 241−250.
  101. Г. Н. К материалам по духовной культуре нганасан и энцев // Духовная культура народов Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1980. — С. 80−94.
  102. Г. Н. Следы ранних представлений о природных связях у нганасан // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. Л.: Наука, 1990. — С. 98−113.
  103. Г. Н., Хлобыстин Л. П. Вопросы методики использования данных этнографии в археологических исследованиях // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981. С. 134−138.
  104. Е.В. Этнокультурные процессы первой половины I тыс. н.э. в Верхнем Приобье (к проблеме памятников фоминского типа) // Вопросы археологии и истории Южной Сибири. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1999.-С. 161−173.
  105. М.П. Раскопки Алтайской экспедиции на Ближних Елбанах // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. М.: Изд-во АН СССР, 1949. — Вып. 26. — С. 110−119.
  106. М.П. Археологическое исследование территории одного древнего посёлка (Раскопки Северо-алтайской экспедиции в 1949 г.) // КСИИМК. -Вып. XL. -М: Изд-во АН СССР, 1951. -С. 105−113.
  107. М.П. Некоторые итоги трёхлетних археологических работ на Верхней Оби // КСИИМК. Вып. 48. — М.: Изд-во АН СССР, 1952. — С. 93−102.
  108. М.П. История древних племён Верхней Оби // Материалы института археологии.- М.: НА АН СССР, 1956. № 48. -163 с.
  109. М.Н. К изучению двуязычия в истории народов мира // СЭ. 1977. — № 5. — С. 46−59.
  110. Е.М. Михайловский могильник эпохи pamiero железа южнотаёжного Прииртышья // Древние погребения Обь-Иртышья: Сб. науч. тр. -Омск: Изд-во ОмГУ, 1991 а.-С. 139−142.
  111. Е.М. О связях лесного и лесостепного населения Прииртышья в середине второй половине I тыс. до н.э. // Проблемы изучения саргатской культуры: Тез. докл. к конф. — Омск: Изд-во ОмГУ, 1991 б. — С. 31−35.
  112. Е.М. Ранний железный век южнотаёжного Прииртышья: Автореф. дис. канд. ист. наук. -М., 1991 в. -21 с.
  113. Е.М. К вопросу о формировании потчевашской культуры // Вторые исторические чтения памяти М. П. Грязнова. Ч. 2. Омск: Изд-во ОмГУ, 1992.-С. 80−83.
  114. Е.М. Поселение Копейкино // Памятники истории и культуры Омской области: проблемы выявления, изучения и использования. Омск: Изд-во ОГПИ, 1993.-С. 77−79.
  115. Е.М. К проблеме культурной интерпретациипамятников Тарско-Тобольского Прииртышья эпохи раннего железа // Третьи исторические чтения памяти М. П. Грязнова: Доклады Всероссийской научной конференции. Омск: Изд-во ОмГУ, 1995 б. — С. 103−108.
  116. Е.М. Южнотаёжное Прииртышье в середине второй половине I тыс. до н.э. — Омск: Изд-во ОмГПУ, 1996. — 212 с.
  117. Е.М. К изучению карымских памятников Среднего Прииртышья // Проблемы историко-культурного развития древних и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2005.-С. 149−152.
  118. Е.М., Донцова М. А., Гришаева O.E. К характеристике позднекулайских материалов Прииртышья // Проблемы этнической истории самодийских народов. Часть 1. Омск: ОмГУ, 1993. — С. 50−52.
  119. Е.М., Гришаева O.E. Позднекулайская керамика Сперановского городища // Керамика как исторический источник. Тобольск: Изд-во ТГТ1И, 1996.-С. 53−56.
  120. Д.В., Митяев П. Е. Методика анализа керамического декора // Средняя Азия и её соседи в древности и средневековье (история и культура). -М.: Наука, 1981.-С. 122−150.
  121. К. Самоедский эпос // Труды Томского общества изучения Сибири. -Томск: Б.и., 1915. Т. 3. — Вып. 1. — С. 38−53.
  122. Древний город на Оби: история Сургута. Екатеринбург: Изд-во Тезис, 1994.-336 с.
  123. E.H. Структурный анализ орнамента на керамике // Шестые исторические чтения памяти М. П. Грязнова. Омск: Изд-во ОмГУ, 2004 .-С. 162−165.
  124. И.М. Предисловие / Фридрих И. История письма. М.: Наука, 1979.-С. 9−29.
  125. И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М.: Едиториал УРСС, 2004.-248 с.
  126. B.C., Молодин В. И. Бараба в начале I т. н.э. Новосибирск: Наука, 1991.-125 с.
  127. М.В. Поселения раннего железного века в Сургутском Приобье // Археологические исследования на Урале и в Западной Сибири (ВАУ. -Вып. 14).-Свердловск: УрГУ, 1977.-С. 104−118.
  128. М.В. Новые данные о поселении раннего железного века Сургутского Приобья (к вопросу о культурной принадлежности) // Ранний железный век Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — С. 7177.
  129. Ю.Н. Искусство самусьской культуры. Диссертация на соискание учёной степени к.и.н. // Архив МАЭС ТГУ. № 1245.
  130. А.Д. Методологические проблемы исследования древней керамики // Проблемы средневековой археологии Южной Сибири и сопредельных территорий. Сборник научных статей. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1991.-С. 158−176.
  131. И.С. Системный подход в изучении древнего гончарства // Керамика как исторический источник. Тобольск: Изд-во ТТТ1И, 1996.-С. 9−11.
  132. Т.М. Структурный анализ орнамента керамических комплексов эпохи поздней бронзы (бассейн Конды) // Керамика как исторический источник. Тобольск: Изд-во ТГПИ, 1996. — С. 12−15.
  133. И.И. Артикуляция фольклора как знак этнической культуры // Этнознаковые функции культуры. -М.: Наука, 1991. С. 152−189.
  134. А.П., Кокшаров С. Ф. Раскопки Ендырского VIII поселения в 2004 г. // Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого. Вып. 3. Томск -Ханты-Мансийск: Изд-во Томского ун-та, 2006 а. — С. 114−134.
  135. А.П., Кокшаров С. Ф. Рекогносцировочные раскопки городища Большая Умытья 36 // Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого. Вып. 3. Томск — Ханты-Мансийск: Изд-во Томского ун-та, 2006 б. -С. 137−155.
  136. А.П., Фёдорова Н. В. Холмогорский клад: Коллекция древностей III—IV вв. из собрания Сургутского художественного музея. Екатеринбург: Сократ, 2001.-176 с.
  137. В.В. Об одном типе архаических знаков искусства и пиктографии // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. — С. 105−147.
  138. В.В. Очерки по истории семиотики в СССР. М.: Наука, 1976. -303 с.
  139. В.В. Проблемы этносемиотики // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. — С. 38−62.
  140. В.В. Гончар // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / С. А. Токарев. М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997 а. — Т. 1. -С. 309−310.
  141. В.В. Левый и правый // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / С. А. Токарев. М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997 б. -Т. 2.-С. 43−44.
  142. В.В., Топоров В. Н. Кетская модель мира // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем: Тез. докладов. М.: Изд-во АН СССР, 1962.-С. 99−102.
  143. В.В., Топоров В. Н. Проблема функций кузнеца в свете семиотической типологии культур // Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам I (5). Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1974. -С. 87−90.
  144. C.B. Материалы орнамента к проблеме культурно-исторических связей хантов и манси // СЭ. -1952. № 3. — С. 85−99.
  145. C.B. Народный орнамент как исторический источник (К методике изучения) // СЭ. -1958. № 2. — С. 3−23.
  146. C.B. Орнамент народов Сибири как исторический источник (по материалам XIX начала XX в.). Народы Севера и Дальнего Востока // ТИЭ. -Новая серия.-Т. 81.-М.-Л.: АН СССР, 1963.-500 с.
  147. М.А. Реконструкция некоторых первобытных обрядов методом аналогий // Этнография и археология Средней Азии. М.: Наука, 1979. — С. 1519.
  148. В.Р. Синкретизм первобытного искусства (по материалам австралийского изобразительного искусства) // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. — С. 275−289.
  149. A.A., Дёмин М. А. Аварийные работы в Красногорском районе // Проблемы сохранения, использования и изучения памятников археологии (материалы конференции). Горно-Алтайск: ГАГУ, 1992. — С. 7071.
  150. A.A., Удодов B.C. Поселение Плёсики-1 // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Вып. IX. — Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1998. — С. 70−71.
  151. И.В. Системный подход в изучении орнаментации гребенчатой неолитической керамики Прикамья // ВАУ. Вып. 15. — Свердловск: УрГУ, 1981.-С. 41−43.
  152. И.В. Принципы функционально-технологического подхода в семантических исследованиях // АСГЭ. Спб: Б.и., 1995. — Вып. 32. — С. 7−12.
  153. К.П. К характеристике системы возрастных групп у галла Эфиопии // СЭ. 1969. -№ 4. — С. 136−142.
  154. К.П. К вопросу о соотношении функций и структуры системы возрастных групп галла // СЭ. -1972. № 4. — С. 136−142.
  155. К.П. Возрастные группы как элемент социальной организации консо // СЭ. -1974. № 3. — С. 120−125.
  156. A.M. Изобразительное искусство и письмо в архаических культурах (Китай до сер. I тыс. до н.э.) // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. — С. 445−467.
  157. В.Ф. Образ «чудесной ёмкости» в традиционной культуре народов Севера // Уральский исторический вестник. № 14. Материалы к II Международному Северному археологическому конгрессу. Специальный выпуск. Екатеринбург: УрО РАН, 2006. — С. 51−63.
  158. Ким A.A. Очерки по селькупской культовой лексике. Томск: ТГПУ, 1997. -219 с.
  159. Ю.Ф. К вопросу о происхождении культуры раннего железа в Нарымском Приобье // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1973 а. — С. 211−214.
  160. Ю.Ф. О культурной принадлежности памятников эпохи поздней бронзы в Нарымском Приобье // ИИС. Вып. 7. -Томск: Изд-во Томского унта, 1973 б.-С. 108−116.
  161. Ю.Ф. Нововасюганское поселении // ИИС. Вып. 16. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1975 — С. 29−48.
  162. Ю.Ф. Энеолит и бронзовый век южно-таёжной зоны Западной Сибири. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2004. — 295 с.
  163. Ю.П., Панкратова Л. В. Нововасюганское городище // Труды Музея археологии и этнографии Сибири им. В. М. Флоринского. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2002. — С. 67−96.
  164. Л. С. О языке вещей // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981 а.-С. 16−18.
  165. Л.С. Археолого-этнографические сопоставления // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981 б. — С. 138−140.
  166. В.Б. К изучению орнамента наборных поясов VI IX вв. как знаковой системы // Статистико-комбинаторные методы в археологии. — М.: Наука, 1970.-С. 144−155.
  167. П.М. О древних орнаментальных системах Евразии // Этнознаковые функции культуры. М.: Наука, 1991. — С. 129−151.
  168. М.Н. Томский могильник, памятник истории древних племён лесной полосы Западной Сибири // МИА СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1952. -№ 24.-Т. 1.-С. 7−50.
  169. М.Ф. О некоторых обских орнаментах // КСИИМК. Вып. 101. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1964. — С. 44−48.
  170. М.Ф. К вопросу о кулайской культуре // КСИМК. Вып. 119. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1969. — С. 43−51.
  171. М.Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. М.: Наука, 1974.-167 с.
  172. М.Ф. К вопросу о методике археолого-этнографических сопоставлений // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского университета, 1981.-С. 119−123.
  173. М.Ф. Западная Сибирь в древности. М.: Наука, 1984. — 246 с.
  174. М.Ф. Древняя история Западной Сибири: Человек и природная среда. -М.: Наука, 1991. 302 с.
  175. М.Ф. Из древней истории Западной Сибири. Общая историко-культурная концепция // Российский этнограф. № 4. — М.: Центр прикладной этнографии Института этнографии и антропологии РАН, 1993. — 283 с.
  176. Л.Л., Фёдорова Н. В. Археологическая карта Ямло-Ненецкого автономного округа. Екатеринбург: УрО РАН, 1994. -113 с.
  177. А.Ф. О применении структурно-семиотического подхода при анализе декора керамики волжских болгар // Средневековые памятники Поволжья. Самара: Самарский ун-т, 1995. — С. 139−151.
  178. Т.В. О некоторых особенностях музыкально-строфовой формы в карельских причитаниях // Финно-угорский музыкальный фольклор и взаимосвязи с соседними культурами. Таллин: Ээсти раамат, 1980. — С. 196 201.
  179. В.М. Человек и природа в верованиях хантов. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1991. — С. 98−119.
  180. В.М. Ненцы // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Мир реальный и потусторонний. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1994. — Т.2. -С. 379−383.
  181. В.М. Традиционное мировоззрение // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. С. 180−182.
  182. В.М., Максимова И. Е. Шаманизм // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. — С. 202−208.
  183. М.М. О некоторых музыкальных системах и музыкальных нотациях древности // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. -С. 429−444.
  184. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс, 1999. — 608 с.
  185. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Эксмо-Пресс, 2001. -510 с.
  186. Леви-Строс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. — 384 с.
  187. И. Значение формы и форма значений // Семиотика и искусствометрия. -М.: Мир, 1972. С. 88−107.
  188. Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. -384 с.
  189. Ю.М. Искусствознание и «точные методы» в современных зарубежных исследованиях (вступительная статья) // Семиотика и искусствометрия. -М.: Мир, 1972. С. 5−23.
  190. Ю.М. Динамические механизмы семиотических систем // Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам I (5). Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1974. — С. 76−81.
  191. Ю.М. Феномен культуры // Семиотика культуры. Труды по знаковым системам X. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1978. — Вып. 463. — С. 3−17.
  192. Ю.М. О семиосфере // Статьи по семиотике и типологии культуры. Избранные статьи в трёх томах. Т. 1. — Таллинн: Александра, 1992 а. — С. 1124.
  193. Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур // Статьи по семиотике и типологии культуры. Избранные статьи в трёх томах. Т. I. -Таллинн: Александра, 1992 б. — С. 102−109.
  194. Ю.М. Текст и полиглотизм культуры // Статьи по семиотике и типологии культуры. Избранные статьи в трёх томах. Т. 1. — Таллинн: Александра, 1992 в. — С. 142−147.
  195. Ю. М., Успенский Б. А. О семиотическом механизме культуры // Учёные записки Тартуского гос. ун-та. -Вып. 284. 1971 -С. 144−166.
  196. Ю. М., Успенский Б. А. Миф имя — культура // Труды по знаковым системам VI. Учёные записки Тартуского гос. ун-та. — Вып. 308. -1973.-С. 282−303.
  197. Н.В. О древних чертах орнамента восточных хантов // Культурногенетические процессы в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1993.-С. 154−156.
  198. Н.В., Рындина О. М. Система признаков для описания орнамента // Народы Северо-Западной Сибири. Вып. 10.- Томск: Изд-во Томского ун-та, 2002.-С. 53−64.
  199. М.М. У истоков человеческого языка. М.: Высшая школа, 1995. — 157 с.
  200. О.В., Морозов В. М. Разведочные раскопки 1991 года и коллекция случайных сборов на городище Усть-Полуй // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1997.-С. 190−203.
  201. Н.Я. Языки и письмо // Известия государственной академии истории материальной культуры. Вып. 6. — 1931 а. — Т. VI. — 24 с.
  202. Н.Я. Язык и мышление. М.-Л.: Огиз., 1931 б. — 64 с.
  203. А.И., Шер Я.А. Методы археологического исследования. М.: Высшая школа, 2002. — 240 с.
  204. В.И. О соотношении археологических и этнографических материалов в исторических исследованиях // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981. С. 123−125.
  205. Между Эдипом и Озирисом: Становление психоаналитической концепции мифа / Сборник. Переводы с нем. Львов: Инициатива- М.: Совершенство, 1998.-512 с.
  206. Е.М. Первобытные истоки словесного искусства // Ранние формы искусства. -М.: Искусство, 1972. С. 149−189.
  207. Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. — 388 с.
  208. Мифология манси. Энциклопедия уральских мифологий, T. II / A.B. Бауло, И. Н. Гемуев, A.A. Люцидарская, A.M. Сагалаев, З. П. Соколова, Г. Е. Солдатова. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2001.-196 с.
  209. Мифология селькупов / H.A. Тучкова, А. И, Кузнецова, O.A. Казакевич, A.A. Ким-Малони, C.B. Глушков, A.B. Байдак / Научн. ред. В. В. Напольских. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 2004. 382 с.
  210. Мифология хантов. Энциклопедия уральских мифологий. Т. III / В. М. Кулемзин, Н. В. Лукина, Т. А. Молданова. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. -310с.
  211. Мифы и предания ненцев Ямала / Автор-составитель Л. А. Лар. Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2001. — 300 с.
  212. Мифы, предания, сказки хантов и манси / Составитель Н. В. Лукина. М.: Наука, 1990.-568 с.
  213. Ю.И. Орнамент андроновского керамического комплекса (проблемы анализа и интерпретации): Автореф. дисс.. канд. ист. наук. -Кемерово, 1990. 18 с.
  214. Т.А. Орнамент хантов Казымского Приобья: семантика, мифология, генезис. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1999. — 60 с.
  215. В.А. К вопросу о контактах населения Среднего Приобья и Прииртышья в раннем железном веке // Ранний железный век Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — С. 84−92.
  216. В.А. О западной границе кулайской культуры // CA. -1984. -№ 3.-С. 28−34.
  217. В.А. Взаимоотношение кулайской и саргатской культур // КСИИМК. Вып. 186. — М.: Изд-во АН СССР, 1986 — С. 25−29.
  218. В.А. Некоторые проблемы этно-культурной ситуации в лесном Приобье I тыс. до н.э. I тыс. н.э. // Скифо-сибирская культурно-историческая общность. Раннее и позднее средневековье: Тез. докл. к конф. -Омск: ОмГУ, 1987. — С. 83−87.
  219. В.А. К этническому составу Омского Прииртышья в раннем железном веке // Археология Западной Сибири (история, краеведение и музееведение Западной Сибири): Тез. докл. к конф. Омск: ОмГУ, 1988. -С. 27−30.
  220. В.А. Этнокультурная история Западной Сибири в средние века: Автореферат дис.. докт. ист. наук. М.: Институт археологии АН СССР, 1990.-48 с.
  221. В.А. Некоторые особенности процесса миграции древних самодийцев // «Моя избранница наука, наука, без которой мне не жить.». -Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1995. С. 120−130.
  222. В.А. К генезису культур Западной Сибири в эпоху раннего железа // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. -Томск: ТГУСУР, 1997.-С. 126−132.
  223. В.А. Предметы бронзового литья с городища Старый Погост // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып. 3. Тюмень: Институт проблем освоения Севера СО РАН, 2001. — С. 114−121.
  224. В.А., Данченко Е. М., Труфанов, А .Я. Богочановское городище и проблемы культурной стратификации лесного Прииртышья в эпоху поздней бронзы и раннего железа // CA. -1991. № 3. — С. 196−220.
  225. В.А., Данченко Е. М., Горькавая O.E. Керамические комплексы эпохи раннего железа с городища Старый Погост // Гуманитарное знание. Серия «Преемственность». Вып. 3. Омск: Изд-во ОмГПУ, 1999. — С. 120−142.
  226. В.И., Чемякина М. А. Ещё раз о трансформации сперановского этапа потчевашской культуры в горносталёвский // «Моя избранница наука, наука без которой мне не жить». Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1995.-С. 130−135.
  227. В.М. Памятники археологии у пос. Перегребное на Оби // Памятники древней культуры Урала и Западной Сибири. Екатеринбург: Наука, 1993.-С. 207−222.
  228. В.М. Новое в изучении усть-полуйской культуры // XIII Уральское археологическое совещание (Уфа, 23−25 октября 1996 г.): Тез. докл. Уфа: Вост. университет, 1996. — Ч. II. — С. 40−41.
  229. В.М. Нижнее Приобье в эпоху железа (о перегребнинском типе памятников) // Северный археологический конгресс (Ханты-Мансийск, 9−14 сентября, 2002 г.): Тез. докл. Екатеринбург, Ханты-Мансийск: Изд-во Академкнига, 2002. — С. 63−64.
  230. В.М. Охранные раскопки в Сургутском районе: исследование археологического комплекса на р. Глухой // Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого. Вып. 1. — Томск — Ханты-Мансийск: Изд-во Томского ун-та, 2003. — С. 250−252.
  231. В.М., Кондрашёв А. Н. Результаты предварительного обследования поселения Амтунъюх 3 // Памятники Югры: вчера, сегодня, завтра. Вып. I.- Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. — С. 72−85.
  232. В.М., Пархимович С. Г. О культурной и этнической принадлежности поселений р. Тром-Аган // Древние поселения Урала и Западной Сибири (Вопросы археологии Урала. Вып. 17). — Свердловск: Изд-во УрГУ, 1984.-С. 150−157.
  233. В.М., Чемякин Ю. П. Береговые кулайские городища на Барсовой горе // Археология Урала и Западной Сибири. К 80-летию со дня рождения В. Ф. Генинга. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2005. — С. 201- 230.
  234. М. Социальные функции священного / Избранные произведения. Перевод с французского под общей редакцией Утехина И. В. СПб.: Евразия, 2000.-448 с.
  235. В.И. Керамика усть-полуйской культуры // МИА СССР. -№ 35. М.: ИА АН СССР, 1953 а. — С. 72−106.
  236. В.И. Городище и курганы Потчеваш (К вопросу о потчевашской культуре) // МИА СССР. № 35. — М.: PIA АН СССР, 1953 б. -С. 189−220.
  237. В.И. Жилище усть-полуйской культуры и стоянка эпохи бронзы в Сале-Харде // МИА СССР. № 35. — М.: ИА АН СССР, 1953 в. -С. 179−188
  238. В.И. Археологические памятники Севера Западной Сибири // САИ. -Вып. ДЗ-8. -М.: ИА АН СССР, 1965. 88 с.
  239. В.И. Современное состояние вопроса о роли южного компонента в древней культуре населения Крайнего Севера и Западной Сибири // Этнокультурная история населения Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — С. 56−72.
  240. Музыка и танец в культуре обско-угорских народов / Под ред. Н. В. Лукиной. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. — 66 с.
  241. A.M. Поселения бичевницкого типа на Печоре и Вычегде и их место в истории северо-уральского населения // Археологические памятники Северного Приуралья (МАЕСВ. Вып. 9). Сыктывкар: Коми НЦ УрО АН СССР, 1985.-С. 81−97.
  242. H.H., Чемякина М. А. Керамика эпохи поздней бронзы Центральной Барабы (по материалам поселенческого комплекса Омь-1) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып. 3. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2001. — С. 86−97.
  243. JI.H., Чемякина М. А. Традиции и новации в гончарстве древних племён Барабы (по материалам поселенческого комплекса Омь-1). -Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2002. 200 с.
  244. И.М. Находки на горе Кулайка // Труды Томского краевого музея. Т.1. Томск: Красное знамя, 1927. — С. 59−65.
  245. И.М. Древности Нарымского края // Труды ТКМ. Т. 2. Томск: Красное знамя, 1929. — С. 51−86.
  246. A.B. Технологический анализ керамики. Возможности метода // Памятники истории и культуры Омской области / Тез. докл.: Археология. -Вып. 2. Омск: ОГПИ, 1989. — С. 46−48.
  247. A.B. Технология керамического производства лесостепной полосы Западной Сибири в эпоху средневековья: Автореф. дис.. канд. ист. наук. Новосибирск, 1990. — 23 с.
  248. A.A. Особенности сырьевой базы древнего керамического производства в лесостепной зоне Западной Сибири // Культурногенетические процессы в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1993. — С. 87−88.
  249. JI.B. Древнее искусство керамики // Этносы Сибири. Прошлое. Настоящее. Будущее. Материалы международной научно-практической конференции. В 2-х частях. Ч. 1. Красноярск: Красноярский краевой краеведческий музей, 2004. — С. 131−138.
  250. Ю.И., Яковлев Я. А. Археологическая карта Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1993. -Т. 2. — 202 с.
  251. И.В. Керамика с фигурно-штампованной орнаментацией в Среднем Пригомье // Археология Южной Сибири. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. — С. 49−50.
  252. Очерки культурогенеза Народов Западной Сибири. Т.1. Кн. 1. Поселения и жилища. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1995. — 485 с.
  253. Л.В. Орнамент и композиция (к проблеме дефиниций) // Культура Сибири и сопредельных территорий в прошлом и настоящем. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 2003. С. 69−71.
  254. Л.В. Терминология и синтаксис позднекулайской орнаментики // «Первые исторические чтения Томского государственного педагогического университета». Томск: Изд-во ТГПУ, 2005. — С. 260−267.
  255. В.З. Взаимоотношения языка и мышления. М.: Наука, 1971. — 232 с.
  256. С.К. Стародавняя жизнь остяков и их богатырей по былинам и сказаниям //Живая старина. 1891. — Вып. 4. — С. 67−108.
  257. Г. И. Кольцевая связь у селькупов Нарымского края // ТИЭ. Новая серия. (Сибирский этнографический сборник, 4). -1962. Т. 78. — С. 176−196.
  258. Г. И. Происхождение селькупов. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1972.-424 с.
  259. Г. И. Материалы по селькупскому шаманству // Этнография Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1980. — С. 5−70.
  260. Первобытное искусство: проблема происхождения / Н. С. Беднова, Л. Б. Вишняцкий, Е. С. Гольдшмидг, Т. Н. Дмитриева, Я. А. Шер / Под общей редакцией Я. А. Шера. Кемерово: Кемеровский гос. инст-т искусства и культуры, 1998.-211 с.
  261. Е.В., Карачаров К. Т. Река Аган и её обитатели. Екатеринбург, Нижневартовск: УрО РАН- Студия «ГРАФО», 2006. — 352 с.
  262. JI.M. Памятники кулайского типа в Томском Приобье // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Материалы совещания 25−31 мая 1970 года. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 1970. С. 164−174.
  263. JI.M. Томское Приобье в конце I тыс. до н.э. начале н.э. // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. — Томск: Изд-во Томского унта, 1973.-С. 198−199.
  264. JI.M. Томское Приобье в конце VIII—III вв.. до н.э. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1977. — 142 с.
  265. JI.M. Томское Приобье в кулайское время // Ранний железный век Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — С. 51−58.
  266. Н.В. К вопросу о выделении новочёкинской культуры // Урало-Алтаистика (Археология. Этнография. Язык.). Новосибирск: Наука, 1985 а. -С. 77−82.
  267. Н.В. К характеристике раннего железного века Севера Барабы // Археология Южной Сибири. Кемерово: Изд-во Кемеровского ун-та, 1985 б. -С. 65−72.
  268. Н.В. Могильник Новочёкино-2 в Северной Барабе // КСИА, 1985 в.-Вып. 184.-С. 76−82.
  269. Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. Новосибирск: Наука, 1987.-144 с.
  270. A.A. Материалы по родовому строю долган // СЭ. 1934. — № 6. -С. 116−139.
  271. Е.Д. Костюм селькупского (остяко-самоедского) шамана // Сборник Музея антропологии и этнографии, 1949. Т. XI. — С. 335−375.
  272. Е.Д. Представления селькупских шаманов о мире (по рисункам и акварелям селькупов) // Сборник Музея антропологии и этнографии, 1961. -Т XX. С. 54−74.
  273. Е.Д. Старые представления селькупов о мире // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX начало XX в.). — JL: Наука, 1976. — С. 106−129.
  274. Е.Д. Некоторые религиозные культы тазовских селькупов. Памятники культуры народов Сибири и Севера (вторая половина XIX начало XX в.) // Сборник Музея антропологии и этнографии, 1977. — Т. XXXIII. -С. 86−79.
  275. Е.Д. Материалы по шаманству селькупов // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири: (По материалам второй половины 19 начала 20 в.). — Л.: Наука, 1981. — С. 42−68.
  276. Пропп В, Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. — 512 с.
  277. П.А. Орнаментация древнего гончарства // Труды VI Археологического съезда в Одессе (1884 г.). Одесса: Б.и., 1886. — Т. 1. -С. 72−85.
  278. РакуцН.В. Кипу: не письмо, но. //ЭО. -2001. -№ 2. С. 52−68.
  279. A.B. Исследования на Средней Конде // АО 1985 г. — М.: Наука, 1987.-С. 278.
  280. A.B. Этнокультурная интерпретация археологических памятников лесного и лесостепного Зауралья // Кочевники Урало-Казахстанских степей. Екатеринбург: Наука, 1993.-С. 144−153.
  281. И.В. Андроновский орнамент как система // Вопросы периодизации археологических памятников Центрального и Северного Казахстана. Сборник научных трудов (межведомственный). Караганда: Изд-во КарГУ, 1987.-С. 48−56.
  282. И.В. Мотивы в орнаментике // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: ТГУСУР, 1997. — С. 119−125.
  283. Русская народная песня для детей: В помощь музыкальным работникам дошкольных образовательных учреждений, учителям пения начальной и средней школы / Сост. Е. И. Яковишина. Спб.: Детство-Пресс, 1999.-40 с.
  284. О.М. Орнамент // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Т.З. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1995. — 639 с.
  285. Рындина О.М. .Системное исследование орнаментики или к вопросу об истоках «уточки» // Керамика как исторический источник. Тобольск: Изд-во ТГПИ, 1996.-С. 26−28.
  286. A.M. Урало-алтайская мифология: Символ и архетип. -Новосибирск: Наука, 1991. 150 с.
  287. Э.В. Техника и технология керамического производства в историческом развитии. М.: Наука, 1982. — 212 с.
  288. Д.А. Семиологический анализ археологической орнаментации (введение в метод) // Проблемы археологии, этнографии, истории и краеведения Приенисейского края. Сборник научных трудов. Т. 1. -Красноярск: Красноярский гос. ун-т, 1992. — С. 125−128.
  289. Д. Мир вещей и семиотика (Субъективные заметки) // Декоративное искусство СССР. -1968. № 4. — С. 38−41.
  290. Селькупская мифология / Составитель Г. И. Пелих. Томск: Изд-во HTJI, 1998.-80 с.
  291. Сенкевич-Гудкова В. В. Некоторые музыкальные и поэтические особенности саамских и хантыйских песен о зверях и птицах // Финно-угорский музыкальный фольклор и взаимосвязи с соседними культурами. Таллин: Ээсти раамат, 1980. — С. 249−265.
  292. А.П. Геометрический орнамент эпохи бронзы (проблемы локальной идентификации). Белово: Беловский полиграфист, 2000. -145 с.
  293. Ю.Б. Нганасанские орнаменты // СЭ. -1963. -№ 3. С. 166−171.
  294. Ю.Б. Терминология родства ненцев, энцев, нганасан, юкагиров // Социальная организация и культура народов Севера. М.: Наука, 1974.-С. 270−291.
  295. Ю.Б. Традиционные верования нганасан. М: Институт этнологии и антропологии РАН, 1996. — 4.1. — 215 с.
  296. Ю.Б. Традиционные верования нганасан. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1996. — Ч. 2. -193 с.
  297. Сказки оленевода. Рассказы-сказки народа Сосьвы-Сыгвы / Перевод, составление, предисловие, примечания С. А. Поповой. ~ Вып. 1. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. -104 с.
  298. В.А. Структурные уровни орнамента // Актуальные проблемы изучения древнего гончарства. Самара: Самарский ун-тет. — С. 199−212.
  299. Словарь иностранных слов / Под ред. И. В. Лёхина, С. М. Локшиной, Ф. Н. Петровой (гл. ред.) и Л. С. Шаумяна. Изд-е 6-ое, переработанное и доп. М.: Советская энциклопедия, 1964. — 784 с.
  300. Словарь селькупско-русский и русско-селькупский / В. В. Быконя, A.A. Ким, Ш. Ц. Купер. Томск: ТГПЙ, 1994. — 94 с.
  301. Ю.В. Орнамента как выражение символических функций // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: ТГУСУР, 1997.-С. 348−351.
  302. О.В., Савинкина М. А., Ламихов Л. К., Кокаулина Э. В. Реконструкция технологии древней керамики поселения Каргат-6 // Методические проблемы археологии Сибири. Новосибирск: Наука, 1989. -С. 155−173.
  303. З.В. О механизме определения значимыхорнаментальных признаков // Экспериментальная археология, Вып. 2-Тобольск: Изд-во ТГТТИ, 1992. — С. 85−93.
  304. Ю.С. Семиотика. М.: Наука, 1971.-166 с.
  305. И.А. К вопросу о методике интерпретации археологических источников по духовной культуре // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: Изд-во Томского унта, 1985.-С. 11−13.
  306. А. М. Орнамент и вещь в культуре хантов Нижнего Приобья. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. 248 с.
  307. В.И. Танец и обряд в культуре обских угров // Народы СевероЗападной Сибири. Вып. 10. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 2002. — С. 49−52.
  308. С.П. К истории древнетюркской социальной терминологии // ВДИ. 1938.1.-С. 72−81.
  309. А.Л. Гончарство: мифология и ремесло // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л.: Наука, 1984.-С. 41−47.
  310. А.Л. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989.-С. 89−101.
  311. В.Н. К происхождению некоторых поэтических символов. Палеолитическая эпоха // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972 а. -С. 77−103.
  312. В.Н. О происхождении нескольких русских слов // Этимология-1970. -М.: Наука, 1972 б. С. 21−45.
  313. В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983.-С. 227−284.
  314. В.Н. Гора // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / С. А. Токарев. М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997 а. — Т. 1. -С. 311−315.
  315. В.Н. Пространство // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / С. А. Токарев. М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997 б. — Т. 2. -С. 341−342.
  316. Традиционное сознание: проблемы реконструкции. Колл. монография / Отв. ред. О. М. Рындина. Томск: Изд-во НТЛ, 2004. — 368 с.
  317. Т.Н. О культурной принадлежности могильника Каменный Мыс // Из истории Сибири. Вып. 7. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1973. — С. 152 160.
  318. Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье // Ранний железный век Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — С. 918.
  319. Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье. -Новосибирск: Наука, 1979. -124 с.
  320. Т.Н. Некоторые вопросы развития кулайской культуры // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып. 7. — Тюмень: ИПОС СО РАН, 2006.-С. 85−86.
  321. Т.Н., Молодин В. И., Соболев В. И. Археологическая карта Новосибирской области. Новосибирск: Наука, 1980. -183 с.
  322. Т.Н., Солодская О. В. Некоторые аспекты кулайской миграции // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. Сборник научных трудов. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2004. — С. 69−72.
  323. А.Я. Закрытые комплексы городища Ямсыса-УИ // Скифо-сибирская культурно-историческая общность. Раннее и позднее средневековье: Тез. докл. к конф. -Омск: ОмГУ, 1987. С. 127−130.
  324. H.A. Селькупы // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. — С. 132−137.
  325. P.A. Кривошеинский клад // Труды Томского областного краеведческого музея. T. V. Томск: Красное знамя, 1956. — С. 329−345.
  326. P.A. Кулайская культура Среднего Приобья // Некоторые вопросы древней истории Западной Сибири. Томск: Красное знамя, 1959. — С. 22−24.
  327. .А. О семиотике искусства // Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Изд-во АН СССР, 1962. -С. 125−128.
  328. .А. Поэтика композиции. Спб.: Азбука, 2000. — 352 с.
  329. Н.В. Новые исследования на городище (жертвенном месте) Усть-Полуй // АО 1994 г. — М: Наука, 1995. — С. 309−310.
  330. Н.В., Зыков А. П., Морозов В. М., Терехова JI.M. Сургутское Приобье в эпоху средневековья // ВАУ. Вып. 20. — Свердловск: УрГУ, 1991. -С. 126−145.
  331. И. История письма. -М.: Наука, 1979. 463 с.
  332. C.B. О семантике перевёрнутых сосудов в андроновском погребальном обряде // Интеграция археологических и этнографических исследований. Владивосток — Омск: Изд-во ОмГПУ, 2000. — С. 217−219.
  333. М.Д. Археология как источник мифологических реконструкций // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985.-С. 13−17.
  334. Ю.П. Археологическая культура как объект формального анализа // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981. -С. 21−24.
  335. Л.В. Религиозные культы у ненцев // Памятники культуры народов Сибири и Севера (вторая половина XIX начало XX в.) — Сборник музея антропологии и этнографии. — Т. XXXIII. — Л.: Наука, 1977. — С. 5−28.
  336. Ю.Б. Некоторые культурные традиции в гончарстве племён с присваивающими и производящими формами хозяйства // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. -Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1994. С. 16−18.
  337. Ю.Б. Общие принципы декорирования древней глиняной посуды (к постановке проблемы) // Тверской археологический сборник. Вып. 2. — Тверь: ТГОМ, 1996.-С. 39−49.
  338. Ю.Б. Гончарство как система // Тверской археологический сборник. Вып. 4. — Тверь: ТГОМ, 2000 а.- Т.1. — С. 245−250.
  339. Ю.Б. Критерий отделения орнамента от неорнамента на глиняной посуде // Тверской археологический сборник. Вып. 4. — Тверь: ТГОМ, 2000 б. -Т.1.-С. 251−259.
  340. Ю.Б. Предметная изобразительная деятельность древнего человека: её природа и содержание // РА. 2004. -№ 2. — С. 87−95.
  341. Ю.Б. Современное состояние и некоторые задачи изучения древней керамики // РА. 2005. — № 3. — С. 69−75.
  342. Ю.Б. Неолит центра Русской равнины. Орнаментация керамики и методика периодизации культур: Автореф. дис. д.и.н. -М., 2007. 29 с.
  343. A.C. О хронологии памятников Чувашского мыса // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1970. — С. 229−237.
  344. Ю.П. Городища Барсов городок 1/13 и 1/14 // Проблемы западносибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск: Наука, 1981. -С. 62−69.
  345. Ю.П. Сургутское Приобье в эпоху бронзы и раннего железа // Культурные и хозяйственные традиции народов Западной Сибири. -Новосибирск: Наука, 1989. С. 60−74.
  346. Ю.П. К вопросу о белоярско-васюганском этапе в раннем железном веке таёжного Обь-Иртышья // Археологические культуры и культурно-исторические общности Большого Урала. ХП УАС: Тез. докл. -Екатеринбург: УрГУ, 1993 а С. 218−219.
  347. Ю.П. Селище Барсова Гора 1/43 памятник калинкинской культуры // Памятники древней культуры Урала и Западной Сибири. -Екатеринбург: Наука, 1993 б. — С. 158−182.
  348. Ю.П. К вопросу об этнической принадлежности кулайской культуры // Узловые проблемы современного финно-угроведения. Йошкар-Ола: Изд-во научного центра финно-угроведения, 1995 а. — С. 86−88.
  349. Ю.П. Ещё раз об усть-полуйской культуре // Методика комплексных исследований культур и народов Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1995 б. — С. 201−203.
  350. Ю.П. Кулайское поселение на Средней Оби // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: ТГУСУР, 1997. -С. 179−189.
  351. Ю.П. Кулайская общность: локальные варианты и миграции // Северный археологический конгресс (Ханты-Мансийск, 9−14 сентября 2002 г.): Тезисы докладов. Екатеринбург, Ханты-Мансийск: Изд-во Академкнига, 2002. — С. 74−76.
  352. Ю.П. Кулайская культурно-историческая общность // II Международный Северный археологический конгресс (Ханты-Мансийск, 24−30 сентября, 2006 г.). Доклады. Екатеринбург — Ханты-Мансийск: Чароид, 2006 а.-С. 376−403.
  353. Ю.П. Кулайский могильник на Барсовой Горе // Современные проблемы археологии России. Материалы Всероссийского археологического съезда (23−28 октября 2006 г., Новосибирск). Том И. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2006 б. — С. 102−104.
  354. Ю.П., Зыков А. П. Барсова гора: археологическая карта. Сургут — Омск: ОАО «Омский дом печати», 2004. — 208 с.
  355. Ю.П., Карачаров К. Г. Древняя история Сургутского Приобья // Очерки истории традиционного землепользования хантов (Материалы к атласу). Екатеринбург: Тезис, 1999. — С. 5−74.
  356. Ю.П., Кокшаров С. Ф. Новое поселение барсовской культуры (предварительная публикация) // Жилища народов Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1991. — С. 106−114.
  357. Ю.П., Морозов В. М., Шатунов Н. В. Исследования кулайского могильника на Барсовой Горе // АО 1996 года. — М.: ИА РАН, 1997. — С. 370 371.
  358. Ю.П., Степанова Г. А. Новый стратифицированы памятник раннего железного века на Барсовой Горе // Сургут. Сибирь. Россия. -Екатеринбург: Б.и., 1994.-С. 215−219.
  359. Ю.П., Шатунов Н. В. Охранные раскопки кулайского могильника на Барсовой горе // 275 лет сибирской археологии: материалы XXXVIIРАЭСК вузов Сибири и Дальнего Востока. Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. — С. 3536.
  360. В.Н. Опыт этногенеза обских угров // КСИИМК. Вып. IX. — М.: АН СССР, 1941.-С. 18−28.
  361. В.Н. Основные этапы истории Приобья от древнейших времён до X в. н.э. //КСИИМК. -Вып. XIII. -М.: АН СССР, 1946. -С. 153−156.
  362. В.Н. Древняя история Нижнего Приобья // МИА СССР. № 35. -М.: АН СССР, 1953 а.-С. 8−71.
  363. В.Н. Бронза усть-полуйского времени // МИА СССР. № 35. — М.: АН СССР, 1953 б.-С. 121−178.
  364. В.Н. Усть-полуйское время в Приобье // МИА СССР. № 35. -М.: АН СССР, 1953 в.-С. 221−241.
  365. В.Н. Нижнее Приобье в I тысячелетии нашей эры. Обзор и классификация материала // МИА СССР. № 58. — М.: АН СССР, 1957. -С. 136−245.
  366. В.Н. Представления о душе у обских угров // ТИЭ. М., 1959. -Новая серия.-Т. 51.-С. 114−156.
  367. В.Н. Опыт выделения этно-культурных ареалов в СевероВосточной Европе и Северной Азии // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1969. — С. 112−118.
  368. В.Н. Наскальные изображения Урала // САИ. Вып. В 4−72(2). -М.: ИА АН СССР, 1971. -120 с.
  369. В.Н. Медвежий праздник у обских угров / пер. с нем. Н. В. Лукиной. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. — 47 с.
  370. В.Н., Мошинская В. И. Городище Большой Лог // КСИИМК. Вып. XXXVII. — М., Л: АН СССР, 1951.-С. 78−87.
  371. Я.В. Проглоченное знание и этнический облик // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. Л.: Наука, 1990.-С. 169−180.
  372. Л.А. Культурные особенности среднеобской керамики эпохи железа // ИИС. Вып. 7. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1973 а. — С. 161−174.
  373. Л.А. О кулайской культуре // Проблемы этногенеза народов Сибири и Дальнего востока (Тез. докл. всесоюзной конференции). -Новосибирск: СО АН СССР, 1973 б. С. 67−68.
  374. Л.А. Могильник Рёлка на Средней Оби. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1977. -191 с.
  375. Л.А. Саровское городище// Вопросы археологии и этнографии Сибири. Томск: Изд-во Томского университета, 1978. — С. 51−80.
  376. Л.А. О миграциях кулайцев // Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1979. — С. 48−51.
  377. Л.А. О методике социальных реконструкций по некоторым археологическим источникам // Методологические аспекты археологических и этнографических исследований в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1981.-С. 115−118.
  378. Л.А. Культурные особенности Приобья в эпоху железа // Археология и этнография Приобья. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1982. -С. 14−22.
  379. Л.А. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа (кулайская культура). Томск: Изд-во Томского ун-та, 1984 а. — 255 с.
  380. Л.А. Орнамент керамики степановских памятников // Искусство и фольклор народов Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1984 б. -С. 30−51.
  381. Л.А. Проблемы культурно-хронологического определения усть-полуйских памятников // Урало-Алтаистика. Археология, этнография, язык. -Новосибирск: Наука, 1985. С. 38−43.
  382. Л.А. Факторы культурогенеза в лесном Приобье в эпоху железа // Смена культур и миграции в Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского унта, 1987.-С. 34−36.
  383. Л.А. Этнокультурные процессы в Приобье в эпоху железа // Материалы VI Международного конгресса финно-угроведов. -Т.1. -М.: Наука, 1989.-С. 131−133.
  384. Л.А. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья (рёлкинская культура). Томск: Изд-во Томского ун-та, 1991 а. -184 с.
  385. Л.А. Время и пути культурных контактов на юго-востоке Западной Сибири в эпоху железа // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1991 б.-С. 146−148.
  386. Л.А. О войне и мире у охотников и рыболовов южной тайги Западной Сибири // Материалы и исследования культурно-исторических проблем народов Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1996 — С. 86−116.
  387. Л.А. Головные уборы в металлопластике кулайского времени // Международная конференция по первобытному искусству. Кемерово: САИПИ, 1999. — Т. 1.-С. 188−194.
  388. Л.А. Кулайская культура // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 а. — С. 78−81.
  389. JI.A. Кулайское культовое место (святилище) // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 б. — С. 81−83.
  390. Чиндина J1.A. Малгет, комплекс археологических памятников // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 в. — С. 94−95.
  391. Л.А. Раннего железа эпоха // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 г. — С. 11−114.
  392. Л.А. Степановский комплекс археологических памятников // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 д. — С. 158−160.
  393. Л.А. Из истории междисциплинарного синтеза западносибирской археологии // Междисциплинарные исследования в археологии и этнографии Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2002. — С. 5−17.
  394. Л.А. Проблемы кулайской культуры: вчера и сегодня // II Международный Северный археологический конгресс (Ханты-Мансийск, 24−30 сентября, 2006 г.). Доклады. Екатеринбург — Ханты-Мансийск: Чароид, 2006. -С. 404−420.
  395. Л.А., Яковлев Я. А., Ожередов Ю. И. Археологическая карта Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1990. — Т. 1. — 338 с.
  396. Л.А., Трёхин С. А. О кулайском компоненте на Усть-Киндинском курганном могильнике // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. -Томск: Изд-во Томского ун-та, 1992. С. 61−65.
  397. А.Б., Казаков A.A. Аварийные археологические раскопки в Тальменском районе // Проблемы сохранения, использования и изучения памятников археологии (материалы конференции). Горно-Алтайск: ГАГУ, 1992.-С. 61−62.
  398. М. Некоторые проблемы семиотики визуального искусства. Пространство изображения и средства создания знака-образа // Семиотика и искусствометрия. -М.: Мир, 1972. С. 136−163.
  399. Ю.В. К проблеме культурного своеобразия фоминских памятников // Исторические чтения памяти М. П. Грязнова. Часть 2. Омск: ОмГУ, 1992. -С. 75−76.
  400. Ю.В. Верхнее Приобье и предгорья Кузнецкого Алатау в начале I тысячелетия н.э. Новокузнецк: Изд-во Кузнецкая крепость, 2003. — 288 с.
  401. Ю.В. О ранних кулайских памятниках Верхнего Приобья // РА. -2004.-№ 2.-С. 51−60.
  402. Е. Проблемы современного фольклора северных обских угров // Искусство и фольклор народов Западной Сибири. Томск: Изд-во Томского унта, 1984.-С. 95−108.
  403. А.И. Археология и этнография: проблемы корреляции // «Моя избранница наука, наука, без которой мне не жиггь.». Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1995.-С. 141−152.
  404. А. Ф. Могильник кулайской культуры Сырой Аган 16 в Сургутском Приобье // Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого. Вып. 3. Томск — Ханты-Мансийск: Изд-во Томского ун-та, 2006. — С. 156−164.
  405. Л.Я. Первобытная религия в свете этнографии. Л.: Изд-во Института народов Севера. 572 с.
  406. A.B. Гармония в природе и искусстве // Природа, 1927. -№ 7−8. -С. 610−622.
  407. Ю.Л. Введение в вещеведение: естественнонаучный подход к изучению древних вещей. М.: Изд-во Московского ун-та, 2000. -142 с.
  408. М. Миф о вечном возвращении: архетипы и повторяемость. Пер. с франц. Спб.: Алетейя, 1998 а. — 249 с.
  409. М. Священные тексты народов мира / Пер. с англ. В. Федорина. -М.: КРОН-ПРЕСС, 1998 б. 624 с.
  410. М. Шаманизм: архаические техники экстаза. Пер. с англ. К.: София, 2000.-480 с.
  411. Юнг К. Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Божественный ребёнок: Аналитическая психология и воспитание: сб. М.: Олимп- ООО Изд-во АСТ-ЛТД, 1997.-400 с.
  412. Юнг К. Г. Символы матери и возрождения // Между Эдипом и Озирисом: становление психоаналитической концепции мифа / Сборник. Пер. с нем. -Львов: Изд-во Совершенство, 1998. С. 313−378.
  413. Язык, музыка, математика: Пер. с венгер. Данилова Ю. А. / Варга Б., Димень Ю., Лопариц Э. М.: Мир, 1981. — 248 с.
  414. Р. К вопросу о зрительных и слуховых знаках // Семиотика и искусствометрия. -М.: Мир, 1972. С. 82−87.
  415. Я.А. Карбинское городище I памятник раннего железного века Среднего Приобья // Жилища народов Западной Сибири. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1991.-С. 115−142.
  416. Я.А. Иллюстрации к ненаписанным книгам: Саровское культовое место. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 а. — 274 с.
  417. Я. А. Алдыган, комплекс археологических памятников // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 б. — С. 7−10.
  418. Я.А. Карбинское-1 городище // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 в. — С. 67−69.
  419. Я.А. Саровское городище. Саровское культовое место // Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001 г. -С. 130−131.
Заполнить форму текущей работой

Пора сдавать?