Концепция историзма в филологическом наследии Ф.И.Буслаева

Небывалый по интенсивности и глобальный по широте и объемности интерес к истокам отечественной науки XIX в. на рубеже XX-XXI столетий делает все более очевидной необходимость подлинного обновления в гуманитарном знании вообще, и в филологии в частности, через глубокое и всестороннее осмысление отечественного научного наследия. К трудам Ф. И. Буслаева современное филологическое сообщество также обнаруживает все возрастающий интерес. Причин тому множество. Ученый энциклопедических знаний и воззрений, он оказал мощное влияние на развитие и филологии, и искусствознания в России и за рубежом. Многое, сделанное им почти сто пятьдесят лет назад, демонстрирует и жизненность, и методологическую актуальность, и историко-культурную, и историко-литературную продуктивность. Личность Ф. И. Буслаева, человека многогранных культурных интересов, «неистового ученого» позволила ему задать тон всей последующей филологической науке, поэтому и говорить о нем сегодня следует как об ученом не только и не столько прошлого, сколько настоящего и будущего.

Актуальность исследования. Современную филологическую науку M.JI. Гаспаров называет «нарциссической филологией» [Гаспаров 2001, с. 111]. В. П. Аникин отмечает догматизм, бесплодность и малопродуктивность заимствования понятий и метода «из лингвистики в ее структуралистском варианте» [Аникин 1984, с. 115]. Ю. И. Минералов считает введение «нефилологических методик в область литературоведения» своеобразной «агрессией» [Минералов 1999, с. 238−239]. Т. А. Касаткина обращает внимание на односторонность структуралистского подхода заключающуюся в том, что делается «акцент на значении слова, актуализированном волей говорящего» [Касаткина 2004, с. 44], в то время как онтологичность, бытийность, реальность слова упускается. В искусствоведении также утвердилось мнение, что исто-рико-генетический, сравнительно-исторический, формально-стилистический методы являясь универсальными, не могут быть «не подменены и не заменены новейшими методами, такими как иконография, иконология, структурализм и другие» [Ванслов 1994, с. 99]. Ведущие специалисты указывают тем самым, что многие исследователи XX столетия, обратившись к научному аппарату смежных наук, интенсивно используют терминологическую базу западноевропейского или американского происхождения, мало знают или вовсе пренебрегают научными филологическими и культурологическими открытиями отечественной науки. В то время как продуктивность и основательность русской филологической науки безоговорочно признавалась и признается тем же западом [Налепин 2009, с. 102−134], а несостоятельность использования методологии естественных наук в гуманитарной области знаний философски обосновывалась еще в начале XX в. [Карсавин 1993, с. 81]. «Болезненность», может быть, даже «кризисность» состояния современного научного филологического знания требуют вглядеться в отечественное историко-культурное, теоретико-методологическое наследие, чтобы, с одной стороны, определиться с подлинными причинами «болезненных состояний», а с другой, — опереться на то, что жизнестроительно.

Л.И. Емельянов подчеркивал, что «вопросы методологии, а также средства их разрешения находятся сегодня, — как, пожалуй, никогда, — в весьма тесной зависимости от вопросов историографии» [Емельянов 1979, с. 123]. При серьезном оживлении интереса к начальному периоду филологической науки «возрождения критической разработки и продолжения научных традиций дореволюционной поры не произошло» [Аникин 1995, с. 7]. Оно было подменено структуралистскими работами. В то время как именно труды Ф. И. Буслаева «определили собой в основном направление последующей литературоведческой работы» и отличались постановкой «вопросов широкого обобщающего и общетеоретического характера» [Гудзий 1958, с. 49]. П. Н. Сакулин писал: «Буслаев — целая методологическая школа. Дух его научного творчества нисколько не устарел» [Сакулин 1919, 23]. Значимость этих выводов подтверждается и в конце XX в. Ю. И. Минералов прямо указывает, что его книга «Теория художественной словесности» «в своем историко-литературном аспекте преломляет буслаевский и потебнианский подходы на современном уровне» [Минералов 1999, с. 5]. Современные ученые, цитируя Ф. И. Буслаева, с одной стороны, тем самым указывают на необходимость всестороннего постижения его наследия, с другой, — эти обращения к имени и научным позициям Ф. И. Буслаева, доказывают важность его открытий для мировой науки.

Величина личности Ф. И. Буслаева и научный вес его творчества определены уже наукой XIX в. и подтверждены в XX в. Прежде всего, была отмечена широта научных интересов академика. Как оппоненты, так ученики и последователи, а также ученые разных направлений и взглядов безоговорочно признавали этот факт.

Мировое значение самостоятельных разработок Ф. И. Буслаева, высокое «руководящее значение» для русской науки трудов Ф. И. Буслаева было того же порядка, как «произведения Лессинга в Германии и Тэна во Франции» [Айналов 1898, с. 14]. Справедливо мнение Л. П. Вельского, что творчество Ф. И. Буслаева так значительно для становления и развития отечественной и мировой науки, что «для оценки его многочисленных трудов потребуются тома» [Вельский 1889, с. 30].

На важность исторической методологии Ф. И. Буслаева и утверждение именно им сравнительно-исторического метода указывали как современники (Д.В. Айналов, Д. С. Архангельский, Л. П. Вельский, А. Н. Веселовский, А. И. Кирпичников, В. Ф. Миллер, О. Ф. Миллер, М. Н. Сперанский, A.A. Шахматов и др.), так и ученые XX века (М.К. Азадовский, С. Н. Азбелев, М. В. Алпатов, В. П. Аникин, А. И. Баландин, В. В. Виноградов, Н. К. Гудзий, Л. И. Емельянов, Б. Ф. Егоров, В. И. Еремина, Л. М. Крупчанов, Л.П. Кызласо-ва, В .Я. Пропп, Б. Н. Путилов, Е. И. Семенов, Ф. М. Селиванов, С. А. Токарев, А. Л. Топорков и др.).

Во всех областях научных интересов Ф. И. Буслаева присутствовал «первоочередной интерес» именно к теоретико-методологическим проблемам. Э. Л. Афанасьев обращает внимание, что ответы Ф. И. Буслаева будут всегда интересовать науку, так как «самые вопросы выбраны из тех, которым дано еще долго, — а может быть и всегда — сопутствовать течению национальной жизни и развитию человеческой культуры» [Афанасьев 1987, с. 242]. В связи с этим каждое время будет обращаться к наследию Ф. И. Буслаева и вносить свои уточнения и поправки.

При полном признании заслуг Ф. И. Буслаева мы наблюдаем не просто широкое разнообразие точек зрения относительно наследия ученого, но острую дискуссионность, непримиримость подходов, контрастность оценок. V.

Одни исследователи утверждали наличие эволюции во взглядах Ф. И. Буслаева, другие — ее отсутствиепротиворечивость или цельность его общей концепциипоследовательность или одновременность разных аспектов деятельности ученогозависимость от школы Я. Гримма или независимость общих и конкретных позиций исследователя. Фольклористы (М.К. Азадовский, Ф. М. Селиванов, C.B. Смирнов, и др.) весьма единодушно считают Ф. И. Буслаева принадлежащим к школе немецких романтиков. Искусствоведы (М.В. Алпатов и др.) и литературоведы (Е.И. Семенов) придерживаются прямо противоположного мнения. Они считают, что Ф. И. Буслаев никогда не принадлежал к школе романтиков ни немецких, ни русских.

В итоге разногласия выливаются в прямо противоположные заключения: Ф. И. Буслаев мифолог или вовсе не мифологученый, следующий за чужими открытиями (М.М. Плисецкий, C.B. Смирнов), или новатор, инициирующий развитие разных направлений науки (А.Н. Веселовский,.

A.И. Кирпичников, Е. И. Семенов, А. И. Баландин, С. Н. Азбелев,.

B.П. Аникин, Ф. М. Селиванов, A.JI. Топорков, Ю.И. Минералов). При этом многими подчеркивается органичное сочетание разных точек зрения в наследии исследователя (В.Е. Гусев, Н. К. Гудзий, М. К. Азадовский, А. И. Баландин, Э.Л. Афанасьев), существенное своеобразие его мифологических взглядов (И.Н. Жданов, A.M. Астахова, С. А. Токарев, В. Я. Пропп, С. Н. Азбелев, А.Л. Топорков).

Важными во всей этой массе разнообразных оценок стали суждения ученых о несовпадение «этикетки» и ее содержания применительно к наследию Ф. И. Буслаева [Семенов 1982, с. 57], о необходимости критического освоения как воспоминаний самого исследователя, так и воспоминаний о нем, так как «обширная мемуарная литература о Буслаеве, к сожалению, не дает правильного представления о нем как об ученом и человеке» [Баландин 1988, с. 17]. Наука констатировала также тот факт, что «Ф. И. Буслаеву приписываются взгляды, которых он на самом деле никогда не придерживался» [Топорков 1997, с. 16].

Клишированные определения и штампы в отношении наследия Ф. И. Буслаева, существующие в исследованиях ученых разных направлений, имеют объяснения в истории науки. Причины, прежде тормозившие полноценное изучение трудов ученых-филологов XIX в., исчезли. Это создало возможность более пристального и конкретного их анализа, внесения в сферу научного рассмотрения фактов, ранее остававшихся либо на периферии этой сферы либо вне нее из-за идеологических барьеров. Осмыслению прежних концепций в контексте своего исторического времени, выяснению причин постановки проблем и особенностей приемов их решения была посвящена серьезная историографическая работа Л. А. Топоркова [Топорков 1997]. Однако в ней широкомасштабно исследовалась только теория мифа в русской филологической науке XIX в. и, в частности лишь этот элемент в работах Ф. И. Буслаева.

Главенствующее же место в творчестве Ф. И. Буслаева занимает феномен и концепция историзма, что уже делает его теоретические взгляды актуальными для современности. Более того, именно историзм в его научном мировоззрении является стержнем, осью, основанием. А. И. Баландин считал, что буслаевский принцип историзма в исследовании фольклора оказал «заметное влияние на формирование и утверждение современных методов изучения народного поэтического творчества» [Баландин, 1988, с. 5]. С. Н. Азбелев подтверждал: «Пророческими, хотя до сих пор не вполне реализованными оказались напутствия Буслаева» относительно историзма эпоса [Азбелев 1991, с. 6]. К сожалению, истоки, глубинная сущность, масштаб концепции историзма Ф. И. Буслаева, создававшейся в течение 50-летней подвижнической деятельности, должным образом и с исчерпывающей характеристикой в литературоведении не рассмотрены. В то время как именно в этой области как нигде обнаруживается насущная необходимость снять штампы предшествующего периода освоения его теории, исторической методологии, выяснить актуальные, но нереализованные идеи, подходы и методы, которые могут дать значительный творческий импульс современным исследованиям.

Историзм как важнейшая философская и теоретико-методологическая проблема постоянно волновала мировую науку. Она активно обсуждалась в конкретных науках как в XIX, так и в XX вв. Можно сказать, что под знаком разрешения этой проблемы развивалось и филологическое знание последних столетий. Об этом говорят дискуссии середины XIX в., 20-х — 30-х гг. и 60-х XX в. Дискуссии же 80-х годов XX в. в отечественной и зарубежной филологии на эту тему прямо указывают на незавершенность обсуждения этой проблемы и апеллируют к истории науки.

Глобальность этой проблемы и непреходящая ее актуальность объясняется тем, что она связана с основными онтологическими и гносеологическими вопросами и в философских концепциях материализма и идеализма трактуется принципиально по-разному. Воспитанный в православной традиции, Ф. И. Буслаев развивал свою историческую концепцию с позиций объективного идеализма, но не немецкой философии, а святоотеческого учения. Все составляющие понятия историзм, т. е. рассмотрение объекта в системе его внутренних связей, выяснение самого процесса качественных изменений структуры во времени, раскрытие законов перехода, обеспечивающих качественное изменение через разрешение внутренних противоречий, реализованы ученым в полной мере в его концепции. Православное мировоззрение исследователя сказалось в целостности подхода, умении связать явления разных сфер (иконографии, живописи, словесности, языка, архитектуры и др.) в единый комплекс, в этой целостности увидеть духовную основу фактов художественной деятельности.

Актуальность проблемы историзма определяется также тем, что с ней связаны важнейшие теоретические установки и исследовательские приемы, выработанные при ее решении и используемые с известными уточнениями и изменениями современной фольклористикой и литературоведением. Сама по себе содержательная и многозначная проблема историзма в той или иной степени давала о себе знать, отражаясь в частных, но точных и справедливых оценках исследователей, в общих суждениях о литературном процессе, в аналитических работах об истории русской литературы, фольклористики, искусствознания. Собственно проблеме историзма посвящен ряд работ, как фольклористических, так и литературоведческих и искусствоведческих, где анализируются современные задачи и с различной степенью глубины и охвата материала представлено историографическое наследие, в том числеФ.И. Буслаева. Это статьи и книги С. Н. Азбелева, В. П. Аникина, J1.A. Астафьевой, A.M. Астаховой, В. М. Гацака, Л. И. Емельянова, В. И. Ереминой, А. И. Баландина, В. Я. Проппа, Б. Н. Путилова, Ф. М. Селиванова, Ю. И. Смирнова, и др., историков и искусствоведов: Б. А. Рыбакова, С. И. Дмитриевой, И. Я. Фроянова, Ю. И. Юдина, М. В. Алпатова, В. В. Ванслова, Б. Ф. Егорова, Л. И. Кызласовой, а также литературоведов М. Л. Андреева, Э. Л. Афанасьева, В. М. Жирмунского, В. И. Гусева, О. В. Евдокимовой, Л. М. Крупчанова, Ю. И. Минералова,.

Д.П. Николаева, Е. И. Семенова, В. Ю. Троицкого, А. Н. Ужанкова, Т. В. Федосеевой и др.

Науке первой половины XX столетия при освоении взглядов Ф. И. Буслаева относительно проблемы историзма пришлось придерживаться штампов советского периода, опиравшихся на мнение позитивистов XIX в., которое долго оставалось генеральным. С другой стороны, шел поиск адекватного подхода к освоению научного наследия Ф. И. Буслаева. В результате, во второй половине XX столетия внесены существенные коррективы относительно общих либеральных схем А. Н. Пыпина о прямолинейном движении дореволюционной науки, что подготовило изменение взгляда и на творчество Ф. И. Буслаева. На односторонность трактовок революционеров-демократов обратил внимание В. Е. Гусев, на полемическую заостренность их формулировок, искажающих факты, — Е. И. Семенов. Наука отметила сходства и различия взглядов Ф. И. Буслаева со взглядами славянофилов, западников, революционеров-демократов (М.К. Азадовский, Л. И. Кызласова, А.И. Баландин), указала на взаимодействие теоретических положений Ф. И. Буслаева и Н. Г. Чернышевского (С.Д. Архангельский, Л. И. Кызласова, А. И. Баландин, Е.И. Семенов), дошла. до отрицания романтических тенденций в концепции Ф. И. Буслаева (В.П. Адрианова, Е. И. Семенов и др.). Категоричное утверждение статичности и антиисторичности концепции Ф. И. Буслаева сменилось указанием на её динамизм (Ф.М. Селиванов, С. Н. Азбелев, В. П. Аникин, А. И. Баландин, А. Л. Топорков, и др.).

При этом историографический обзор трудов, посвященных анализу феномена Ф. И. Буслаева и его творческого наследия, дает основания для вывода о том-, что они не создают полного целостного представления о сущности концепции историзма Ф. И. Буслаева, глобальности замысла ученого, его уникальной реализации в научном наследии исследователя. Единодушное признание мирового уровня наследия Ф. И. Буслаева, актуальности подходов и выводов, с одной стороны, с другой, — дискуссионность оценок относительно конкретных и общих положений взглядов Ф. И. Буслаева, говорит о насущной необходимости подробно и всесторонне рассмотреть его историческую концепцию в целом. Более того, осмысление этой проблемы во всей её полноте в литературоведении* до сих пор не предпринималось. Между тем её решение представляется актуальным по целому ряду обстоятельств:

1. Выявление сущностных качеств системы представлений академика Ф. И. Буслаева, формирующей все векторы исследований самого ученого, центральных направлений филологического знания его современности, последующих ведущих течений в литературоведении, искусствознании, фольклористике, лингвистике, позволяет уточнить и конкретизировать истоки и особенности русского научного филологического процесса середины XIX века.

2. Постижение открытий Ф. И. Буслаева в исследовании круга вопросов, связанных с проблемой историзма в их социально-нравственном и духовно-нравственном плане дает возможность указать на некоторые важные закономерности в развитии не только литературоведения, фольклористики, искусствознания, лингвистики, но и обратить внимание на тенденции в развитии методологии указанных наук, на широкий пласт сравнительно-исторических методик, который нуждается не только в самостоятельном, но и контекстном осмыслении.

3. Побудительной причиной «пойти вглубь», к самому началу отечественной филологической науки — стало понимание «схожести» проблем, к которым исследования XX в. возвращены и не решать которые мы права не имеем. При этом научная методология Ф. И. Буслаева, нравственные основы которой забыты его современниками и последователями, дает не только филологически глубокие, но и философски доказательные и нравственно безупречные ответы на многочисленные вопросы, поставленные перед нами сегодня.

4. Задача целостного изучения феномена научного наследия Ф. И. Буслаева предполагает учёт и характеристику всех его эмпирических проявлений, и как результат — выявление и анализ закономерностей его концепции историзма. Эту задачу плодотворнее осуществить, сосредоточив внимание на хотя и относительно локальном, но принципиально важном материале. Именно поэтому в центре нашего внимания оказалось его филологическое творчество. Речь идёт о литературоведческом, фольклористическом и отчасти искусствоведческом аспектах деятельности ученого. При всем различии указанных специальностей ученый смог научно глубоко, методологически выверено, выразительно представить в своем наследии и запечатлеть тенденции культурной эпохи в целом.

5. Принципиальное своеобразие концептуального взгляда Ф. И. Буслаева обнаруживается при рассмотрении его наследия с точки зрения тех позиций, с которых изучал многообразные явления русской культуры сам Ф. И. Буслаев. Исследование концепции историзма Ф. И. Буслаева значительно углублено благодаря изучению особенностей философского осмысления претворения им святоотеческого учения в его научной системе, определившего особенности концепции историзма Ф. И. Буслаева, характер сравнительно-исторического метода, а также комплексный междисциплинарный подход.

Объектом диссертационного исследования стало филологическое наследие Ф. И. Буслаева, в частности, неопубликованные материалы 45-ти фондов 8-ми российских архивовопубликованные работы ученого как в отдельных монографиях, сборниках, так и журналах, газетах и отдельных оттисках общим числом 231 наименованийработы современников и ученых ХХ-ХХ1 вв. разного профиля, философская и христианская аскетическая литература.

Предметом исследования стали методы, идеи, основополагающие принципы и содержание концепции историзма Ф. И. Буслаева в его филологическом наследии как отражение целостности его мировоззренческих позиций, представленной на теоретико-методологическом уровне.

Цель работы: определение содержания, форм и научных способов проявления феномена историзма (система, процесс, переход) в концепции Ф. И. Буслаева. Цель работы достигается благодаря подробному анализу концепции историзма словесно-художественного творчества в научном наследии Ф. И. Буслаева с помошью решения следующих задач:

— выявления самобытности мировоззренческих основ феномена историзма, их конкретного отражения в содержательной ткани литературоведческой и фольклористической проблематике ученого, в том числе конкретных элементов святоотеческого взгляда в общей методологии Ф. И. Буслаева;

— определения роли и места исторических взглядов Ф. И. Буслаева в системе воззрений культурно-научного сообщества XIX века, в том числе западников, славянофилов, революционеров-демократов, западноевропейской философии, в связи с этим подробного рассмотрения дискуссий, в которых участвовал Ф. И. Буслаев;

— выяснения и анализа системы ключевых терминов понятийного аппарата как отражающих основные элементы исторической концепции Ф. И. Буслаева;

— определения роли и значения сравнительно-исторического метода и сравнительно-исторических методик в выяснении генезиса, типологии, заимствований, миграций, элементов национальной истории;

— выявления специфики комплексного подхода ученого, характеристики взаимодействия литературоведческих, искусствоведческих, фольклористических взглядов ученого- ,.

— раскрытия главенствующих компонентов концепции историзма в феномене литературного стиля и исторической поэтики Ф. И. Буслаева, определение роли ученого в формировании исторической поэтики.

Методологические основания и теоретические источники диссертации. Исследование базируется на подходе, включающем использование сравнительно-исторического, историко-культурного, историколитературного, сравнительно-типологического, историко-функционального и биографического методов. Теоретическими и методологическими основами настоящего исследования стали разработки в области исторической поэтики, типологии культур, комплексного подхода и сравнительно-исторического метода, теории словесности и стилей. Существенную методологическую значимость для настоящей работы имели труды А. Ф. Лосева, П. Н. Сакулина,.

B.М. Жирмунского, М. В. Алпатова, В. П. Аникина, Ф. М. Селиванова,.

C.Н. Азбелева, Е. И. Семенова, Л. И. Емельянова, В. И. Ереминой, Э. Л. Афанасьева, С. С. Аверенцева, М. Л. Андреева, М. Л. Гаспарова, П. А. Гринцера, В. И. Гусева, О. В. Евдокимовой, Л. М. Крупчанова, Ю. И. Минералова, A.B. Михайлова, В. Ю. Троицкого, А. Н. Ужанкова, Т. В. Федосеевой, а также философские сочинения В. В. Зеньковского, Л. П. Карсавина, Г. В. Флоровского, П. А. Флоренского, И. А. Ильина, святоотеческие труды святителя Игнатия Брянчанинова, святителя Феофана Затворника, преподобного Никодима Святогорца, преподобного Аввы Доро-фея, преподобного Исаака Сирина и др.

Предыдущие исследования подходили к наследию Ф. И. Буслаева с мерками мифологического или исторического направления. Концептуальной позицией автора стало изучение теоретических взглядов Ф. И. Буслаева имманентно, с тех позиций, с которых выстраивал свою систему сам ученый. Это направило научный поиск, который позволил выявить особенности концепции историзма Ф. И. Буслаева, специфику и полноту понимания им всех аспектов изучения словесности (генетический, исторический, сравнительный), учесть богословско-православную направленность взглядов исследователя на историко-литературный процесс.

Положения, выносимые на защиту:

1. Мировоззрение ученого является фундаментом его научных филологических и культурологических идей. Глубокое и органическое использование святоотеческого учения о страстях и добродетелях, внедрение его основ в научную методологию отчетливо прослеживается в трудах как искусствоведческого, так и филологического направлений.

2. Самостоятельность и оригинальность исторической концепции Ф. И. Буслаева формировалось в диалоге с немецким романтизмом и его выразителями в русской науке. Историзм постигался Ф. И. Буслаевым и его современниками через призму ключевых проблем эпохи, чем определял его доминантные выходы в современность.

3. Историческая проблематика выясняется из обширного комплекса проблем, решаемых ученым в истории словесности и культуры. Идея историзма и феномен историзма связан у Ф. И. Буслаева с основами тео- -ретического и практического изучения художественной словесности. Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые в литературоведении и фольклористике осмыслен феномен Ф. И. Буслаева и его концепция историзма в целом. В результате системного исследования феномена историзма в диссертационной работе выявлены новые грани философских и эстетических представлений Ф. И. Буслаева, что дает возможность дополнить совокупность знаний об общих чертах развития русской филологической науки XIX века.

Новизна работы обусловлена также выбором объекта и предмета исследования, новыми подходами в осмыслении научного творчества Ф. И. Буслаева, анализом ранее не привлекавших внимания литературоведов произведений, а также ракурсом, который систематически не апробировался на представленном в диссертации архивном материале:

— в научный оборот вводятся архивные материалы, прежде никогда не рассматривавшиеся в подобном объеме и с избранным научно-филологическим вектором;

— анализ литературоведческо-фольклористических трудов Ф. И. Буслаева предпринят с привлечением православно-богословских позиций, адекватно мировоззренческим взглядам ученого;

— сделана попытка выяснить связь богословского подхода ученого с решением им проблемы историзма в словесности;

— проводится комплексное исследование творчества с точки зрения феномена историзма. Важность и серьезность внимания к этой проблематике обуславливается еще и тем, что речь идет не только о Ф. И. Буслаеве, но в его лице отечественном литературоведении, фольклористике, искусствознании в период их становленияв контексте целостной историко-литературоведческой концепции ученого представлена широкая картина исторической концепции Ф. И. Буслаева в ее подробных системных связях, процессе, переходных явлениях;

— рассматривается понятийный аппарат концепции историзма ученого и терминология Ф. И. Буслаева.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что её выводы о специфике содержания и формах реализации феномена историзма в творчестве Ф. И. Буслаева вносят вклад в разработку теоретических и методологических проблем историко-литературного процесса, в частности при осмыслении сущности эстетических и философских принципов историзма как художественно-мировоззренческой системы.

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы при создании учебников, учебных и учебно-методических пособий по истории и теории литературы и фольклора, при чтении общих курсов этой тематики, а также лекций по литературной критике, спецкурсов по исторической поэтике, типологии культур, при разработке энциклопедических статей, связанных с именем Ф. И. Буслаева.

Новый взгляд на наследие Ф. И. Буслаева является концептуальным и может быть использован при подготовке к изданию Полного собрания сочинений Ф. И. Буслаева, насущную необходимость которого для современной науки данное исследование ярко подтверждает.

Апробация работы. Результаты диссертации отражены в монографии «Концепция историзма в филологическом наследии Ф.И. Буслаева» (М., 2010), в отчетах по научному проекту в рамках Государственного контракта № П 732 «Творческое наследие Ф. И. Буслаева в истории филологии и искусствознании» (шифр «НК-158П») от 12 августа 2009 г. федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009;2013 годы. По теме диссертации опубликовано 29 работ, 8 из которых опубликованы в журналах, рекомендованных ВАК РФ. Основные положения также неоднократно излагались диссертантом в докладах на ежегодных всероссийских конференциях по проблемам гуманитарных наук и православной культуре «Пасхальные чтения» (Москва, МШ’У, 2005, 2006, 2007, 2008, 2010), в выступлениях на международных, всероссийских, региональных конференциях и научных форумах в вузах Москвы, (более 30 раз), научных семинарах кафедры русской литературы, сессии филологического факультета Mill У, кафедры теории литературы и литературной критики Литературного института имени A.M. Горького. Основные положения диссертации были представлены в виде научных докладов на Международной научной конференции «Наука о фольклоре сегодня: междисциплинарные взаимодействия» (Москва МГУ им. М. В. Ломоносова, 1997), XIII Богословской конференции (Москва ПСТБИ, 2003), II Международной конференции «Феномен творческой личности в культуре» (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, 2006), Международной научной конференции «Российская славистическая фольклористика: пути развития и исследовательские перспективы» (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, 2006) — научно-практической конференции «Наследие Д. С. Лихачева в культуре и образовании России» (Москва, МГПИ, 2006), конференции «170 лет академику А.Н. Веселовскому» (Москва, МПГУ, 2008), VIII Всероссийском студенческом фестивале «Учитель русской словесности», посвященного 190-летию Ф. И. Буслаева (Москва, МПГУ, 2008) научно-практической конференции «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (Москва, МПГУ, 2009) и других конференциях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав: «Проблема историзма в методологии филологического наследия Ф.И. Буслаева», «Проблемы художественного стиля и исторической поэтики», заключения, указателя трудов (231 наименование, включая современные переиздания, и 172 рецензии современников) и указателя эпистолярного наследия (987 номеров) Ф. И. Буслаева, литературы, насчитывающей 514 единиц.

Заключение

.

Свою концепцию историзма Ф. И. Буслаев вырабатывал в диалоге с культурно-научным сообществом XIX века, в том числе западниками, славянофилами, позитивистами, западноевропейской философией. С точки зрения общефилософской, ученый стоит на позиции объективного идеализма, но не западноевропейской, а святоотеческой традиции. Онтология, т. е. объяснение сущностной бытийной природы явлений, в русской и западной философской идеалистической мысли разная. Для Ф. И. Буслаева был принципиально неприемлем и «мистериально-оргаистический» историзм романтиков, в то время как включение фольклора в историю словесности, стремление исследовать «местные» варианты, сравнительно изучать мировую словесность нашли свое подтверждение и свое развитие в концепции ученого.

Трансцендентализм западного идеализма и внутренняя раздвоенность, т. е. совмещение онтологизма и трансцендентализма в гносеологии славяно> филов Ф. И. Буслаеву были чужды, чем и объясняется его неприятие позиций славянофилов. Не совместимы с мировоззрением Ф. И: Буслаева были и близкие атеизму взгляды революционеров-демократов и позитивистов, которые рассматривали историзм как выход в практику революционного движения.

В исторической концепции Ф. И. Буслаева связь познавательных процессов со всей духовной сферой человека, т., е. цельностью духа, сохраняет близость к бытию в познании. Для Ф. И. Буслаева был характерен анализ словесности и искусства на уровне исходного онтологического содержания, поэтому в его терминологии наблюдаем литературоведческий инструментарий, близкий философским категориям святоотеческого учения. Этим объяснятся опора на такие общие категории как духовность, и привлечение’понятий из области нравственного богословия, таких как христианская любовь, благочестие, благоговение, смирение, благодать, своеволие, пристрастие, душевность, др. и противоположные им духовные категории, в том числе мода, поспешность, опрометчивость, легкомысленность, сентиментальность, чувственность, мечтательность, насмешка, сатира и др. Система терминов Ф. И. Буслаева была достаточно стройной, однако на его терминологию наложил отпечаток начальный этап науки, для которого характерна незаконченность формирования метаязыкаособенности мировоззрения ученого, которые выразились в освещении фактов с точки зрения православной духовностиширота научных воззрений, не укладывавшихся в одну теорию. Следствием вышеизложенного явился подбор ключевых терминов из близкой ученому области нравственного богословия, многозначность термина, отсутствие терминологической спецификации обыденного слова, используемого в качестве термина, наличие описательных названий — терминов-фраз.

Наше прочтение трудов Ф. И. Буслаева обнаружило, что в его концепции термин «былина» используется в трех значениях: былина — факт, былина — обозначение жанра былины, былина — обозначение жанра исторической песни. Объединение в один термин трех значений тесно связано с концептуальным представлением об историзме фольклора, как той части, которая идет от мифологических времен, так и части, отражающей период истории христианской. В системе Ф. И. Буслаева отсутствуют условные, немотивирован- -ные термины. В качестве термина используются слова, имеющие «живую внутреннюю форму», т. е. мотивированные термины.

Ф.И. Буслаев не довольствовался разрозненными наблюдениями, но стремился свести отдельные явления в систему и выяснить существование внутренних законов, управляющих жизнью этих самостоятельных феноменов. Ф. И. Буслаев убедительно доказывал, что культура рождается культом и является его плодом, в выводах опирался на весь ряд явлений эпохи или периода. Ученый противопоставлял системность простой хронологии, пытался охватить литературный процесс на протяжении всей его истории и выяснить особенности поэтических систем разных эпох: мифологического периода древней классической литературы, средневековья (зарубежной, древнерусской литератур, эпох Возрождения и Просвещения), современной ему литературы. Он выяснял духовные законы переворотов художественных систем и смены литературных направлений, систем жанров, стилей. Историю словесности Ф. И. Буслаев понимал как детерминированную историю стилей. Он использовал это понятие в широком и узком значении: культуры в целом и как стиль отдельного периода историко-литературного процесса. От поэтики фольклора до современного романа — таков размах научного внимания ученого.

Ученый сверял однотипные явления разных художественных систем: словесности, искусствоведения, лингвистики. Комплексный подход к историко-литературному и историко-культурному материалу как методологическая база историзма был для него обязательным условием научного метода. Если формально подходить к вопросу соотношения разных дисциплин в кругу научных интересов исследователя, то последовательность перехода от лингвистики к фольклору и литературе отмечает смену названий трудов ученого. Если рассматривать содержательную сторону всех работ исследователя, то вывод напрашивается прямо противоположный: а именно — с первого до последнего своего труда Ф. И. Буслаев работал над одними и теми же проблемами, привлекая для аргументации и доказательств выводы и материал разных наук. При сопоставительном анализе разных искусств ученый уточнял идейную, духовную основу направлений эпохи. В нерасторжимой связке друг с другом находятся лингвистические, фольклористические, искусствоведческие, литературоведческие взгляды и каждый на своем месте поддерживал и дополнял историческую концепцию Ф. И. Буслаева в целом. Так, фольклористические изыскания Ф. И. Буслаева является органической частью литературоведческой теории в целом. Объединяющими все направления научной деятельности являются мировоззрение и методология.

Рассматривая историко-художественный процесс как результат внутреннего развития, Ф. И. Буслаев формулировал законы движения этого процесса, которые он связывал с духовно-нравственными законами в святоотеческой трактовке. Ф. И. Буслаев видел духовные причины, которые позволяли органически объединять внешне противоречивые факты. Картина этого процесса создается им путем обобщений эмпирических, типологических и номо-логических, но сам процесс рассматривается как ряд конкретных явлений.

Большое внимание он уделял переходным состояниям художественных систем разных исторических эпох. Ф. И. Буслаев, используя понятие двоеверия, характеризовал категорию переходности как закономерное явление в становлении, развитии художественных стилей и их дальнейшего синтеза. На этом пути ученый намечал исследование литературно-фольклорных связей, типологию культурного и историко-литературного развития Востока и Запада. Для изучения типологии культур Ф. И. Буслаев использовал сравнительный метод, с помощью которого показал, что древнехристианский источник при развитии в разных культурах дал прямо противоположные результаты.

В своей концепции Ф. И. Буслаев доказывал преемственность художественных форм разных эпох и очень подробно рассматривал все исторические срезы, формирующие двоеверие как переходное состояние от одной художественной системы к другой. Причем двоеверие в теории Ф. И. Буслаева носило скорее не идеологический характер, но связывалось им с понятием художественного стиля переходных эпох. В это понятие исследователь включал разные варианты сочетания художественных элементов, сформировавшихся в мифологическую и историческую эпохи. В концепции ученого понятие двоеверия имеет ключевое значение при решении проблемы историзма, эволюции поэтических систем и развитии всего историко-литературного процесса.

Концепция переходности Ф. И. Буслаева зиждется на святоотеческом понятии благоговения. Это благочестивое состояние духа заставляет сохранять предыдущую традицию, как при смене мифологических систем, так и при переходе к христианскому миропониманию. Взгляды Ф. И. Буслаева не только вливаются свежей струей в современное осмысление понятия двоеверия, но и дают импульс освоению многих вопросов фольклористики и смежных с нею наук.

Ф.И. Буслаев подчеркивал три уровня историзма эпоса: в эпосе изображаемое исторично в том смысле, что оно отражает обобщенные типы-идеалы", «типических представителей быта» народной жизни [198, с. 219], во вторых, — историческое сознание народа, комплекс исторически меняющихся представлений, в-третьих, — местные, локальные явления при описании природы страны, этнографического быта, исторических личностей конкретного народа.

Ф.И. Буслаев расширял понятие историзма, вводил в его содержание духовно-нравственные элементы. Эволюция духовных ценностей вела к эволюции художественных средств, к изменениям в художественных образах, сюжетах, мотивах, тропах. В исторической последовательности возникновения тропов отражается история становления поэтического фонда художественной системы словесности. Художественно-поэтические средства, каждое из которых формируется в определенную эпоху и отражает категории этих эпох, становятся в филологической научной концепции Ф. И. Буслаева маркером эпохи создания самих образов, мотивов, сюжетов, ученый показывает, как каждая из названных категорий «работает» на историзм. Форма рассматривалась Ф. И. Буслаевым как слепок духовного содержания определенного исторического времени. Важными приемами определения древности-новизны образа или сюжета было наличие постоянного эпитета, наличие связи с мифологическими родственниками, связей с природными явлениями. Функции персонажей помогали установить происхождение как образов, так исюжетов.

В своих теоретических рассуждениях о художественных системах ученый опирался на понятия реализм и идеализм. Он считал, что как реализм, так и идеализм условны и субъективны: реализм может присутствовать как в произведениях идеалиста, так и материалиста. Не последовательная смена идеалистического и материалистического элементов раскрывается Ф. И. Буслаевым в историко-литературном процессе, но параллельное существование этих подходов к изображению действительности. Эти два больших типа мыслятся им как обобщение черт, принадлежащим конкретным стилям. Правда жизни для Ф. И. Буслаева — это современное воплощение благочестия. Поскольку в современном искусстве отсутствует религиозное благочестие, как критерий всякой истинности, то этим критерием становится правдивость в изображении действительности.

Ф.И. Буслаев использовал сравнительно-исторический метод для разных исследовательских целей: для изучения одинаковых историко-литературных процессов разных народов, разных эпох и направлений в историко-литературном процессе одного народа, что позволяло определять генезис, национальную специфику, мигрирующие, заимствованные элементы тех искусств, к которым он обращался, типологию художественного творчества. Историзм — это отражение в художественных формах прежде конкретной исторической действительности эпохи, позже ставшей художественным обобщением, закрепившейся в исторических типах персонажей, сюжетов, художественных тропах. Ф. И. Буслаев утверждал включенность в современную «нравственную физиономию» народа всех этапов исторического развития народа и взглядов всех поколений и сословий. Историзм Ф. И. Буслаев понимал как художественную достоверность и нравственную истину. Содержание проблемы историзма обогащается сближением с элементами структурно-функционального и системного подходов. Ф. И. Буслаев преодолел многое из культурологической умозрительности более ранних искусствоведческих и литературоведческих взглядов, при этом он гибко воспользовался методологическими принципами предшествовавшего ему искусствоведения, где искусства рассматривались как единство литературного процесса во всемирном масштабе. Несмотря на недальновидную критику современников, исследователь постоянно работал в историческом русле и рассматривал тропы как отражение определенного уровня развития мышления и определенного исторического среза действительности и духовного факта.

Итак, все понятия (система, закон развития, закон переходности, комплексность и др.), важные для раскрытия принципа историзма, были задействованы в исторической концепции Ф. И. Буслаева, особенностью которой является опора на святоотеческое учение о духовных основах любого развития. Ф. И. Буслаев стремился постичь словесность как диалектический процесс и охватить проявление категории историзма во всей ее философско-эстетической и филологической сложности. Многие идеи Ф. И. Буслаева вошли в плоть и кровь современной науки, выводы его актуальны, подходы перспективны, концепция непротиворечива и открывает широкие возможности исследования новых фактов. Личность Ф. И. Буслаева, человека многогранных культурных интересов, позволила ему задать тон всей последующей филологической науке и говорить о нем как об ученом не только и не столько прошлого, сколько настоящего и будущего.