Война между Россией и Швецией 1700−1721 гг. по своим последствиям, повлиявшим на ход развития обеих стран вполне оправдывает принятое в зарубежной историографии название Великой Северной войны. И если для Швеции она стала началом конца эпохи великодержавия, то России победа в ней позволила решить не только ряд прикладных задач, например, получить доступ к Балтийскому морю, но и стратегическую задачу — выйти на международную арену в качестве равноправной европейской державы.
Война — это не только бои, сражения, интриги и переговоры, это — люди. Сотни, тысячи, десятки тысяч воинов выполняют приказы своих начальников, страдают и умирают от ран, попадают в плен. Столь же тяжелая участь постигает, как правило, и мирное население, на территории проживания которого развертываются основные события. Это неминуемое следствие любой войны и в этом смысле Северная война не была исключением.
Так уж происходит, что память потомков гораздо чаще хранит имена героически павших на полях сражения, а о тех, кто волею случая оказался в плену, предпочитает умалчивать, как о чем-то постыдном. В этом смысле не повезло и тем воинам армии Карла XII, которые в большом количестве вынуждены были сдаться под Полтавой и Переволочной летом 1709 г. Тогда в плену оказалось, по разным оценкам от 22 до 25 тысяч каролинов (каролинами называли воинов Карла XI и Карла XII). Это были не только военные и гражданские чины, состоящие при армии, но и женщины, дети, слуги. Практически все они провели в России долгие годы, и лишь немногим удалось вновь ступить на родную землю и увидеть родных. Судьбы этих людей это не только материал для романов и трагедий, но и предмет исторического исследования. Как любое историческое событие, пребывание шведских военнопленных в России и, в частности, в Сибири, имело свои этапы, закономерности и особенности, а также определенные последствия для самих каролинов и для поданных Петра I. Изучение этих и других вопросов давно привлекало внимание отечественных и иностранных, прежде всего, шведских исследователей.
Одной из первых русских работ, в которой говорится о шведских пленных, сосланных в Сибирь, является многотомный исторический труд Ивана Голикова «Деяния Петра Великого», увидевший свет в конце XVIII в.1 Не останавливаясь подробно на оценке содержания этого исследования, необходимо отметить, что именно на его страницах читатель впервые встречает имена некоторых представителей многотысячной армии сибирских пленников. Голиков не пытался подробно рассмотреть их судьбыв первую очередь, он сконцентрировал внимание на воссоздании цепочки событий, последовавших после подписания капитуляций под Полтавой и Переволочной.
В 1840—1841 гг. вышло пятитомное сочинение Вениамина Бергмана «История Петра Великого» 2. В последнем томе автор дал оценку последствий пребывания каролинов в далеком сибирском крае, подчеркнув безусловную пользу их деятельности для развития хозяйства и культуры местного населения.
1 Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. М., 1788−1789. 4.1−12.
2 Бергман В. История Петра Великого. СПб., 1840−1841.
Дальнейшее показало, что даже самое общее содержание этих первых работ на долгие годы определило основные направления научных интересов большинства отечественных историков, в той или иной степени заинтересовавшихся этой тематикой. Среди них: пленение под Полтавой и Переволочной, московское шествие, и последовавшая за ним высылка каролинов. Особой популярностью пользовалась тема деятельности отдельных пленников в Сибири. При этом круг шведов наиболее интересующих исследователей, был весьма ограничен и практически не изменился до сегодняшнего дня. Кроме того, все, кто так или иначе обращался к вопросу пребывания каролинов в Сибири, не оставили без внимания вопрос о той роли и значении, которое они оказали на развитие местной культуры.
Первым отечественным исследователем, написавшим работу, специально посвященную вопросу пребывания шведских пленных в России, был известный филолог и историк профессор Гельсингфорсского университета Яков Карлович Грот3. Он первым в российской историографии использовал информацию, содержащуюся в дневниках, побывавших в русском плену каролинов. На основании полученных сведений, Я. К. Грот обозначил основные этапы пребывания воинов Карла XII в русском государстве, более подробно остановившись на отдельных вопросах этой большой темы. Среди них: порядок пленения под Полтавой и Переволочной, доставка шведов в Москву и участие их в триумфальном шествии, высылка каролинов в центральные и юго-восточные районы.
3 Грот Я. К. О пребывании пленных шведов в России при Петре Великом // Журнал Министерства народного просвещения. М., 1853. 4.77. Февраль. С. 145−178.
России, сущность заговора в Свияжске и Казани, результатом которого, как считал автор, стала отправка пленных в Сибирь.
Единственным недостатком этой работы, на наш взгляд является то, что Грот практически полностью проигнорировал отечественные архивные источники, сконцентрировавшись на каролинских мемуарах и российских законодательных актах. Весьма важно, что при этом исследователь подверг сочинения шведов тщательному анализу, критикуя некоторые, наиболее тенденциозные оценки. Подобный подход автора к этому типу источников был еще более очевиден при знакомстве с комментариями, сделанными им к опубликованному в 1898 г. дневнику прапорщика Густава Абрама Пипера4.
Труд Я. К. Грота был первой серьезной исследовательской работой по вопросу пребывания шведских военнопленных в России. Ссылки на него стали обязательными для всех, кто так или иначе обращался к этой теме. Не обошли ее вниманием и филологи, которые изучают мемуары каролинов не столько как источник исторической информации, сколько, как самостоятельный вид литературного творчества. И вместе с тем, это исследование на долгие годы, практически до середины XX в., предопределило односторонний подход к выбору источников по интересующей нас теме.
На протяжении всего XIX в. продолжалась активная работа по изучению деятельности, отдельных наиболее ярких представителей пленных каролинов. В 1890 г. И. Тыжнов опубликовал исследование, посвященное.
4 Грот Я. К Извлечение из записок прапорщика Густава Абрама Пипера, впоследствии генерал-майора и губернатора. // Труды Я. К. Грота. СПб., 1862. Т.4. С. 122−156. анализу иностранных известий о Сибири второй половины XVII в., в котором приведена довольно подробная биография Ф. И. Стране нберга, автора обширного и интересного описания Сибири5. Несколько ранее о нем и о некоторых других пленных писал А. Сбигнев6. Этому же, а путешественнику посвятил свои работы и Н. Катанов .
Время от времени, некоторые, прежде всего провинциальные исследователи, используя данные местных хроник и архивов, пытались подвергнуть сомнению ряд уже утвердившихся в историографии положений. В частности, преподаватель Вятской гимназии профессор А. Юрьев отрицательно отнесся к тезису о благотворности цивилизаторской миссии шведских военнопленных8. Основанием для подобного сомнения послужили сведения, полученные им в процессе работы с архивными материалами отечественного происхождения. Работая с документами из ведения первого воеводы Вятского края, стольника Степана Даниловича Траханиотова, Юрьев ввел в научный оборот новые и весьма важные данные о времени прибытия в Хлынов-Вятку первых групп военнопленных, установил характерные особенности содержания пленников на местах. Проанализировав большое количество поступивших на имя воеводы от местных жителей челобитных о безобразном поведении ссыльнопоселенцев и ознакомясь с перепиской Траханиотова по этому.
5 Тыжнов И. Обзор иностранных известий о Сибири второй половины 17 века. // Сибирский сборник. Иркутск, 1890. Вып.1.
6 Сгибнев А. С. Охотский порт с 1649 по 1652 гг. (Исторический очерк) // Морской сборник. СПб., 1869. Т. 105.
7 Катанов Н. Швед Филипп Иоган Страленберг // Известия Общества археологии, истории и этнографии. Казань, 1903. Т. 19. Вып.2. С. 105−128.
8 Юрьев А. Материалы для истории 18 века // Вятская старина. Вятка, 1888. Вып.1. поводу с Москвой, автор пришел к выводу, что именно вызывающее поведение каролинов стало причиной их конфликтов с местными жителями. В конечном итоге, А. Юрьев, а вслед за ним и профессор А. Вештомов, стали настаивать на том, что пребывание шведских военнопленных не принесло «никакой пользы» жителям Сибири9.
После 1917 года разработка интересующей на темы, продолжалась в нескольких направлениях.
Во-первых, введение в научный оборот новых источников, что способствовало расширению диапазона данной тематики. Довольно часто они появлялись в монографиях об отдельных аспектах развития городов и территорий, прежде всего Сибири. Неизвестные или малоизвестные факты можно найти в исследованиях В. Шерстобоева10, А. Эмаусского11, П. Луппова12, М. Алексеева13, Э. Зиннера14, А. Андреева15, А. Копылова16, С. Копыловой17.
Во-вторых, каролинская тема поднимается в работах, посвященных различным направлениям государственного развития, становлению новых учреждений, содержанию внешней политики России в первой четверти.
9 Вештомов А. История Вятчан. Казань, 1907.
10 Шерстобоев B.H. Илимская пашня. Иркутск, 1956. Т.1.
11 Эмаусский A.B. Исторический очерк Вятского края. Киров, 1956.
12 Луппов П. Н. История города Вятки. Киров, 1985.
13 Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей 1317 веков. Иркутск, 1941.
14 Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых в 18 веке. Иркутск, 1968.
15 Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири XVH3 в. (первая половина). МЛ., 1965. Вып.2.
16 Копылов А. Н. Очерки культурной жизни Сибири XVII — начала XVIII в. Новосибирск, 1974.
17 Копылова С. П. Каменное строительство и кадры строителей в Сибири. Новгород, 1978.
XVIII в., культурным связям шведского и русского народов. В этом плане определенный интерес представляют труды Л. Никифорова18, Г. Некрасова19, В. Возгрина20, М. Алпатова21, М. Рабиновича22, В. Огородникова23, Д. Шарыпкина24, русско-шведского историка А. Кана25 и некоторых других авторов.
Отдельно стоит упомянуть исследования, в которых специально разрабатывается вопрос о положении военнопленных разных национальностей, оказавшихся в тот или иной период на территории Российского государства. Первыми в отечественной историографии специальными работами на эту тему были статьи Ю. Гессена26. На основе тщательного анализа развития русского законодательства и содержания внешнеполитических документов, автор пришел к выводу, что пребывание военнопленных на Руси имело важное экономическое и политическое значение и довольно длительную историю. Первым официальным актом,.
18 Никифоров JI.A. Внешняя политика России в последние годы северной войны. М., 1959.
19 Некрасов Г. А. Русско-шведские отношения и политика великих держав в 1721—1726 годах М., 1964. он же: Тысяча лет русско-шведско-финских культурных связей 9−18 веков. М.,.
1993.
20 Возгрин В. Е. Россия и европейские страны в годы Северной войны: История дипломатических отношений в 1697—1710 гг. Л., 1986.
21 Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа 17 — первая четверть 18 веков М., 1993.
22 Рабинович М. Д. Социальное происхождение и имущественное положение офицеров регулярной русской армии в конце Северной войны // Россия в период реформ Петра I М.1973. он же: Полки петровской армии: 1682−1725 гг. М., 1977.
23 Огородников В. И. Из истории вопроса о центральных учреждениях при Петре Великом. Казань, 1917. он же: Очерки истории Сибири. Иркутск, 1920.
24 Шарыпкин Д. М. Русские дневники шведов — полтавских пленников // Восприятие русской культуры на Западе. JL, 1975. С. 5 9−85.
25 Кан А. С. Швеция и Россия в прошлом и настоящем. М., 1999.,.
26 Гессен Ю. Пленные на Руси в период княжеских междоусобицу/ Вестник Красного креста. Петроград, 1917. № 2−3. С.486−504. он же: Жизнь пленных в Русском государстве //Русское прошлое. Петроград, 1923. Т.2. С. 55−73. где говорилось о пленных, был договор Олега с греками 911 г., в котором греки планировали взаимный выкуп пленных и сотрудничество при их обнаружении в других странах. Как считает Гессен, эта практика в силу разных обстоятельств не приобрела широкого размаха27. В период княжеских междоусобиц в официальных политических документах говорилось только об обмене военнопленными, но в действительности на первые роли вышел выкуп и фактическая торговля пленными. Особенно активно развивался этот процесс в отношениях с южными соседями. Необходимость выкупа пленных была официально зафиксирована в Соборном уложении 1551 г. 28. Эта обязанность была принята на себя государством, стали выделять особые «полоняничьи деньги». Со временем обязанность выкупа государство стало делить с церковью и частными лицами. Документально подтвержденная массовая торговля пленными, позволила автору утверждать, что в XVI—XVII вв. она становится весьма серьезным источником экономической прибыли29.
С начала XVII в., по мнению Гессена, ситуация стала меняться. Ежеминутное получение материальной выгоды стало отступать на второй план перед долговременными экономическими интересами и политическими расчетами. Не малую роль в этом сыграло расширение контактов с западными странами. По-прежнему большинство пленных в России считались государственными, что было весьма прогрессивным явлением для того времени30. Часть пленных становились собственностью.
27 Гессен Ю. Пленные в России с древних времен. Петроград, 1918. Вып.1. С. 5.
28 Стоглав. КазаньД 862. С.56−57.
29 Гессен Ю. Пленные в России. С.24−25.
30 Этой точки зрения придерживаются специалисты по международному праву, в частности.
НИванов Характеристика международного отношений и международного права в историческом развитии. Казань, 1874. С. 120. Этот же принцип был закреплен и в первых служилых людей, и это было одной из характерных черт войн средневековья31.
С этого же времени расширяется территория содержания военнопленных в русском государстве. Вслед за завоеванием и присоединением земель на юге и на востоке туда хлынул поток пленных, принудительным трудом которых власти стремились освоить новые территории. Сущность этого процесса и роль деятельности военнопленных по развитию сибирских земель довольно интересно изложены в работах П. Буцинского32 и Ю. Готье33. Весьма важно, на наш взгляд, и то, что глубокий и детальный анализ авторами истории содержания военнопленных в России до XVIII в., позволяет нам сопоставить основные черты этого явления с тем, что было характерно для положения каролинов в России.
Важное значение для решения основных вопросов нашей темы имеет начатая еще дореволюционными историками и архивистами работа по публикации архивных источников. Среди наиболее интересных — серия документальных материалов по истории Сибири XVIII в., подготовленная и выпущенная новосибирскими учеными.
По-прежнему актуален интерес к отдельным наиболее ярким пленникам, деятельность которых оставила определенный след в истории, в частности, в вопросе развития знаний европейцев об огромной и неизвестной России. международных конвенциях по положению военнопленных — Гаагские конвенции 1899 и 1907 г. Ct.IV.
31Гессен Ю. Жизнь пленных в Русском государстве. С. 64.
32Буцинский П. И. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Тюмень, 1999.
33 Готье Ю. В. Замосковный край в XVII в. М., 1937.
Так, в 1966 г. вышла работа М. Новлянской, посвященная все тому же Филиппу Страленбергу34. Автору удалось, на наш взгляд, не только дать довольно полную характеристику личности и деятельности этого неординарного человека, но и показать общий фон, на котором она развивалась.
Отечественные исследователи обратили внимание на деятельность еще одного иностранца, внесшего существенный вклад в развитие русско-китайских отношений первой половины XVIII в. — инженера Лоренца Ланга35. Несмотря на то, что на сегодняшний день, нет беспорных указаний на то, что он был военнопленным, его имя ставят в один ряд с уже известными исследователями-каролинами. Т. Шафрановская, тщательно изучив его дневниковые записи о путешествиях в составе русской дипломатических и торговых миссий в Китай, сделала целый ряд интересных наблюдений и выводов36.
Знакомство с вышеперечисленной литературой показало, что большинство исследователей по-прежнему использовали в своих работах данные, преимущественно, нарративных источников. На этом фоне, особый интерес представляют два доклада, сделанные на российско-шведской конференции в городе Кирове в 1997 г. Позднее, по ее материалам был опубликован сборник. Автор одной, из заинтересовавших нас статей, А. Мусихин, обратился к анализу деятельности первого сибирского.
34Новлянская М.Г. Ф. И. Страленберг: Его работы по исследованию Сибири. М.-Д, 1966.
35 Курц Б. Русско-китайские отношения в XVI, XVII и XVIII столетиях Днепропетровск,.
1929. С. 64−69, Рафиенко В. В. Лоренц Ланг и Восточная Сибирь // Известия СО АН СССР.
Серия Общественные науки. Н., 1977. Вып.2. № 6. С. 145−147.
36 Шафрановекая Т. К. Лоренц Ланг и значение его дневников // Скандинавский сборник.
Таллин, 1971. Т.XIV. С.215−222. губернатора князя М. П. Гагарина. Раскрывая его взаимоотношения со шведскими военнопленными, исследователь не просто в очередной раз признает факт оказания губернатором помощи каролинам. Он существенным образом расширяет доказательную основу этого факта на материалах русского делопроизводства первой четверти XVIII в. Кстати, довольно много о первом сибирском губернаторе написано в вышедшей годом ранее монографии М. О. Акишина, посвященной вопросам проникновения и развития элементов новой бюрократии в сибирском обществе38.
Опубликованная в этом же сборнике статья Г. Чагина, посвящена пребыванию шведских военнопленных в Северном Прикамье39. Привлекая данные «Соликамского летописца», а также материалы Правительствующего Сената и Сибирского приказа, автор детально рассматривает некоторые эпизоды этого события. Среди них: количество, время и порядок прибытия каролинов, принципы их размещения, источники жизнедеятельности, отношения с местными жителями. Даже небольшие объемы этих статей, показывают насколько обширную и разнообразную информацию по вопросу пребывания шведских военнопленных в Сибири можно извлечь из документов отечественного делопроизводства.
37 Мусихин А. Л. Князь М.П.Гагарин в свете русско-шведских отношений начала XVIII века // Шведы и Русский Север. Киров, 1997. С. 197−201.
38 Акишин М. О. Полицейское государство и сибирское общество. Эпоха Петра Великого. Новосибирск, 1996.
39 Чагин Г. Н. Шведы в Северном Прикамье в первой четверти XVIII века // Шведы и Русский Север. Киров, 1997. С.202−206.
И еще одна работа, по случайному стечению обстоятельств, опубликованная в этом же году привлекла наше внимание. Речь идет о результатах исследования А. Зуевым, положения бывших шведских военнопленных, оказавшихся на русской службе в Восточной Сибири40. Достоинство этой работы, на наш взгляд заключается в том, что автор, используя документы РГАДА, РГВИА и ряда местных архивов, попытался проследить судьбы каролинов, оставшихся в России после окончания войны и продолживших трудиться на благо своего нового отечества.
В целом же, изучение отечественной историографии интересующего нас вопроса, позволяет сделать следующие наблюдения:
Российские исследователи проявляли и проявляют довольно устойчивый интерес к изучению данной проблемы.
— В тоже время, ограниченные рамками, в основном, нарративных источников, они сконцентрировали свой интерес лишь на отдельных вопросах этой большой темы. В большинстве исследований основное внимание уделяется вопросам роли и значения пребывания шведских военнопленных в Сибири, деятельности отдельных каролинов, оставивших после себя дневники и заметки. Жизнь подавляющего большинства пленников, таким образом, остается, малоизученной.
— С середины XIX в. по данному вопросу не было создано ни одного обобщающего труда, что, в значительной степени, затрудняет изучение этого эпизода российско-шведских отношений периода Северной войны.
40 Зуев А. И. «В русскую службу шел волею» (Шведские военнопленные периода Северной войны на русской службе в Восточной Сибири) //Историческое, культурное и природное наследие. Улан-Удэ, 1997. Вып. 2. С. 7−17.
Зарубежная историография изучаемой нами темы, представлена исследованиями, прежде всего, шведских авторов. Поражение Швеции, в конечном итоге, повлекшее за собой крушение великодержавия и постепенное превращение когда-то великого государства во второстепенное, на долгое время затормозило изучение большинства вопросов, имеющих отношение к Северной войне.
Ситуация стала меняться лишь в конце XIX в. Это было связано с деятельностью историков «Новой школы», которые, перестав считать Карла XII лишь «гением для лейтенантов», утверждали, «что он был крупным государственным деятелем, лучше кого бы то ни было разбиравшимся в восточноевропейской проблематике» 41. Эта фраза из статьи Харальда Иерне, лидера нового течения, как нельзя лучше отражает начавшиеся изменения в шведской исторической науке.
Изучение деятельности короля, повлекло за собой рост интереса историков к самым разнообразным вопросам периода его правления. Не обошли они вниманием и тему пребывания пленных каролинов в России. И здесь, огромную роль сыграла деятельность Каролинского общества, Ежегодник которого, начиная с 1910 г., начал регулярную публикацию статей авторитетных ученых о разных сторонах жизни Швеции и шведов в период с середины XVII по середину XVHI вв. Немаловажное значение имело и то, что шведские историки и архивисты всегда уделяли большое внимание публикации источников, в том числе, и по интересующей нас теме. Среди особенно значимых работ: 12-томное издание мемуаров.
41 Уредссон С. Карл XII и падение шведского великодержавия в историографии и традиции // Сб: Царь Петр и король Карл. М. Д999. С. 285. дневников каролинских воинов, изданное под редакцией А. Квеннерстедта42.
Все эти факторы создали благоприятные условия для появления серии чрезвычайно интересных исследований по вопросу пребывания шведских военнопленных в России.
Среди первых, наиболее интересных работ, была статья Х. Альмквиста о положении пленных каролинов в России до 1709 г., то есть до Полтавского сражения43. Историк представил подробное описание основных принципов их содержания. Автор, в частности, считал, что активная позиция резидента Книперкроны и плененного под Нарвой генерал-майора Горна, во многом, повлияла на формирование отношения русских властей к «свенским полонянникам». Вполне убедительным кажется вывод Альмквиста о том, что режим содержания пленников до 1709 г. был более мягким, а материальное положение лучшим, чем после Полтавской битвы, когда в России оказалось гораздо большее количество каролинов.
Содержательную и интересную работу о деятельности в плену графа К. Пипера, опубликовал в 1912 г. П. Соренсон44. Умный, расчетливый, сделавший головокружительную карьеру первый министр Карла XII, оказавшись в плену, возглавил Фельд-комиссариат и приложил все усилия, чтобы наладить поступление из Швеции денег для оказания поддержки сотням несчастных соотечественников. Автор статьи не только показал,.
42 Karolinska krigares dagbocker jamteandra samtida skrifter / Utq. av A. Quennerstedt. Lund, 19 011 918. Bd. 1−12.
43 Almquist H. Ryska fangar I Sverige och svenska I Ryssland 1700−1709 // Karolinska Forbundets Arsbok (KFA) 1943. S. 7−191.
44 P. Sorensson Greve Carl Piper och svenskarna i fangenskapen // KFA. 1912. S. 1−76. каких усилий стоило осуществление этой задачи, но и довольно резким образом раскритиковал Королевский Совет за постоянные задержки и недостаточную активность при организации помощи пленным каролинам.
Перу Соренсона принадлежит еще одно интереснейшее исследование, увидевшее свет на страницах Ежегодника в 1923 г45. Статья посвящена сложному и важному вопросу возвращения пленных на родину после заключения Ништадтского мира. И в этом случае автор пришел к выводу, что, в конечном итоге, заслуга преодоления всех трудностей вставших на пути каролинов принадлежала, прежде всего, конкретным людям, а не явилась результатом совместных усилий русского и шведского правительств.
И, если Соренсона заинтересовал процесс возвращения, то Фольке Вернштедт сосредоточил свое внимание на первых годах сибирской ссылки46. В основе его исследования лежат воспоминания драбант-капрала Брура Роламба о годах пребывания в России. Весьма интересными являются сведения о материальном положении пленных, об отношении к ним местных жителей. Автор уделяет большое внимание личности своего героя, его деятельности по поддержанию духа сибирских пленников (в частности Роламб даже в ссылке на каждый день рождения своего короля сочинял и читал своим товарищам торжественные речи). Не обошел вниманием исследователь и борьбу за лидерство, которая развернулась между капралом Роламбом и ольдерманом шведской общины в Тобольске подполковником Кульбашем.
45 P. Sorensson De karolinska krigsfangarnas hemfard fran Ryssland.//KFA. 1923. S. 120−200.
46 F. Wernstedt Bror Ralamb och fangarra i Tobolsk // KFA. 1948. S.31−110.
К 60-м годам XX в. шведская историческая наука накопила довольно большое количество фактического материала по истории пребывания каролинов в России. Задачу воссоздания целостной картины этого трагического эпизода Северной войны взял на себя профессор Альф Оберг. В его первой небольшой монографии 1967 г. намечены практически все основные этапы и проблемы существования шведских военнопленных в российском плену47. Исследование основывалось исключительно на шведских источниках — дневниках и мемуарах каролинов, а также на немногочисленных документах, хранящихся в архивах и библиотеках Швеции. Наибольший интерес, на наш взгляд, представляют главы о причинах высылки в Сибирь, о жизни шведской общины в Тобольске, о порядке и особенностях возвращения на родину.
В последующие годы шведские исследователи продолжили разработку отдельных вопросов интересующей нас темы. Удивительные судьбы наиболее ярких и неординарных каролинов предстают перед нами после знакомства с работами Г. Яринга48. Автор сконцентрировал внимание на изучении исследовательской деятельности шведских военнопленных, результатом которой стало расширение представлений европейцев о многообразии окружающего мира. Неоднократно исследователи.
47 Aberg A. Karolinerna och Osterlandet: Karl XII: s krigare i rysk fangeskap och pa. upptacktsfarder i Orienten och Sibirien. St. 1967.
48 G. Jarring Nytt material om de svenska krigsfangarna I Sibirien, KFA. 1975. S. 77 101. Karoliner i nyutkommen sovjetisk aktpublikation //KFA 1978 S.24−49- Brigitta Scherzenfeldt och fangeskap hos kalmuckerna // KFA. 1983. S. 88−118. обращались к оценке роли, которую сыграл в жизни сибирских пленников пиетизм. Этому, в частности, посвящены статьи С. Бринга и Е. Санстедта49.
Тем временем, директор Военного архива Швеции А. Оберг в 1991 г. опубликовал новую монографию, которая содержала большое количество, ранее не использовавшегося документального материала50. Автор, сделал попытку представить более разностороннюю картину русской эпопеи несчастных каролинов. Начав с анализа положения первых пленных, которыми, как считает Оберг, были резидент Книперкрона, комиссары торговых факторий в Новгороде и Пскове и два молодых студента, приехавшие в Москву изучать русский язык, он подробно шаг за шагом освещает все основные этапы невольного пребывания шведов в России. Появились новые, ранее мало изученные темы. Безусловный интерес представляет описание участи депортированных жителей прибалтайских провинций, оценка места и роли пиетистского учения, исследование положения женщин-каролинок. Кстати, последнему вопросу Оберг посвятил специальную монографию, которая вышла в свет в 2000 г. 51. При этом автор не просто отдал дань современной моде на тендерные исследования, но и открыл читателю новые грани истории пребывания шведов в плену.
Необходимо отметить важное достоинство последних исследований А.Оберга. Они удачно сочетают в себе сведения, почерпнутые из самых.
49 Bring S. En svensk gudfructig fangas hiertroriga bref, skrifwit utur Sibiren: — och nagon om fangarnas ofversattningsarbete. // Kyrkohistorisk arsskrift 1912. S. 166−172. SanstedtE. Jo ran Nordberg verksamhet som framste svensk prast i Moskva // KFA. 1989. S.146−201.
50 Aberg A. Fangars elande. Karolinerna i Ryssland 1700−1723. Lund.1991.
51 Aberg A. Karolinska kvinnooden. St.2000. разнообразных источников, доступное изложение, а также богатый иллюстративный материал, что делает их интересными не только для специалистов, но и для широкого круга читателей.
Подводя итог анализу изучения шведской историографией вопроса пребывания каролинов в Сибири, необходимо сделать следующие замечания:
— Шведскими исследователями на протяжении многих лет достаточно подробно разрабатывались отдельные аспекты данной тематики.
— Вместе с тем, использование, преимущественно, мемуарных и немногочисленных документальных источников шведского происхождения не может не вызвать вполне закономерное сомнение в полной адекватности отражения реальных событий. Это замечание особенно актуально для исследований общего характера.
В целом, анализ состояния изученности данной проблемы в российской и шведской исторической литературе привел нас к следующему заключению. Сложилось весьма парадоксальное положение, когда две исторические школы, развиваясь большую часть XX в., по известным причинам, достаточно изолированно, оказались в весьма сходной ситуации. Суть ее заключается в активном использовании данных, прежде всего, мемуарных источников и определенной пассивности в разработке материалов делопроизводства, связанных с пребыванием каролинов в плену. И если возможности шведских архивов в этом смысле весьма ограничены, то российские архивохранилища располагают весьма обширной информацией, способной, если не опровергнуть устоявшиеся положения данной темы, то, во всяком случае, существенным образом их дополнить.
Исходя из состояния историографии вопроса, основной целью предлагаемого диссертационного исследования является комплексное изучение всего периода пребывания шведских военнопленных в Сибири на основе данных, прежде всего, отечественного делопроизводства. Это, на наш взгляд, имеет важное научное значение, так как, должно способствовать расширению представлений о данном эпизоде русско-шведских взаимоотношений в период Северной войны, оказавшем серьезное воздействие на формирование представлений двух народов друг о друге.
Соответственно, в диссертации предполагается решить следующие задачи:
— изучение всех этапов пребывания каролинов в Сибири, начиная с момента их высылки из центральных районов России, заканчивая последним — отъездом на родину после заключения Ништадтского мира.
— выделение источников материального положения военнопленных, определение роли и значения каждого их них.
— выяснение сущности и особенностей процесса адаптации каролинов к меняющимся условиям плена, взаимодействия с чужеродной средой через деятельность направленную на выживание (работа по найму, торговля и предпринимательство).
— установление роли, которую сыграла в жизни пленных политика Петра I, направленная на привлечение иностранцев к решению задач общегосударственного строительства.
— определение соответствия данных архивных источников некоторым устоявшимся в историографии положениям, в частности, о наличии принципиальной разницы в судьбах природных и неприродных шведов, оказавшихся в плену, о значении участия губернатора Гагарина в жизни ссыльных каролинов.
Предлагаемое диссертационное исследование основано на комплексном изучении всех видов источников по данной теме. Весьма важную часть используемых источников составили сочинения побывавших в разные годы в России иностранцев. Это дипломатические донесения и переписка, краткие дневниковые записи, рассуждения и пространные мемуары. Среди тех, чьи произведения привлекли наше внимание в первую очередь: датский посланник Юст Юль52, брауншвейгский резидент Христан Вебер53, представитель герцога Голштинского граф Геннинг-Фридрих Бассевич54, камер-юнкер свиты герцога Фридрих фон Берхгольц55, английский посол Чарльз Уитворт56. То, что большая часть, передаваемых этими авторами.
52 Юль Ю. Записки Юста Юля — датского посланника при Петре Великом (1709−1711) М, 1899.
53 Вебер Х. Ф. Записки брауншвейгского резидента Вебера о Петре Великом и его преобразованиях (1714−1719) //Русский архив. МД872. Вып.6.
54 Бассевич Г. Ф. фон. Записки графа Бассевича, служащие к пояснению некоторых событий из времен царствования Петра Великого (1713−1725) // М., 2000.
53 Берхгольц Ф. В. Дневник камер-юнкера Фридриха Вильгельма Берхгольца 1721−1725. М., 2000. 4.1−2.
56 Россия в начале ХУ1П века: Сочинение Ч.Уитворта. M. JL, 1988. известий о пленных кар о линах, была получена ими со стороны, т. е. от других лиц, из официальных каналов, слухов и т. п., нисколько не умаляет их ценность. Особый интерес представляют дневниковые записи Ф. В. Берхгольца, который тщательно фиксировал не только мельчайшие детали жизни двора герцога Голштинского в Москве и Санкт-Петербурге, но и непосредственные впечатления от встреч со шведскими пленниками, которые на пути домой, довольно часто обращались к герцогу за помощью.
Вторую группу источников, уже чисто нарративного характера, можно условно назвать «внутренней». Ее составили дневники и мемуары непосредственных участников событий — каролинов, проведших много лет в русском плену в разных районах европейской части России и Сибири. После возвращения домой некоторые из них записали свои воспоминания, большая часть, которых, впоследствии, была опубликована.
Как мы уже отмечали, отечественные исследователи, как историки, так и филологи, довольно активно изучали мемуары шведских военнопленных. Среди интересных работ можно назвать статью Д. М. Шарыпкина, специально посвященную этому вопросу.
В начале исследования автор подчеркивает, что в иностранных писаниях предшествующих каролинским мемуарам можно обнаружить «композиционный и фабульный трафарет». Среди прочих элементов, в него входят: описание трудностей пути, плохих дорог и грубость и лихоимства местных чиновников, торжественный въезд в столицу, прием и обед у царя, экскурсия по Кремлю с обязательным упоминанием грязи на улицах. Составной частью сочинений является исторический очерк Руси, заимствованный, как правило, из Герберштейна57. В этом смысле мемуары шведских военнопленных выгодно отличаются от сочинений других иностранцев. Условия пребывания военнопленных в России привели к тому, что содержание их описаний и дневников оказалось даже исторически и этнографически богаче, чем подобные записи отдельных путешественников по той или иной надобности, оказавшихся в России. Помимо прочего, как считает автор, записи каролинов представляют собой особой вид памятника языка Руси конца XVII начала XVIII вв.58.
Будучи филологом, автор, не мог обойти вниманием и роль, которую оказали дневники каролинов на развитие шведской литературы. По его мнению, эти сочинения были предшественниками плутовского и авантюрного романа, приобретшими большую популярность в Швеции с середины XVIII в.59.
Одним из наиболее интересных и содержательных мемуарных источников является дневник лейтенанта Леонарда Ката60. Начиная с печально известного московского шествия, этап за этапом автор фиксировал все изменения в своей участи и в судьбах своих товарищей по несчастью. А, оказавшись, в августе 1711 г. в Сибири, Каг стал летописцем жизни тобольской колонии пленных. Рождения, смерти, отъезды, получение денег, поиск работы, поступление на службу — все это было тщательно воспроизведено автором. Неслучайно, что сведениями из его.
57Шарыпкин ДМ. Указ.соч.С. 61.
38 Шарыпкин ДМ. Указ.соч.С.79.
59 Шарыпкин Д. М. Указ.соч.С. 82.
60 Leonhard Kaggs Dagbok 1698 — 1722 // Historiska handlingar (HH). Del. 24., St. 1912. S. 145.
283. дневника, активно пользовались составители разнообразных биографических словарей.
Столь же интересны, хотя и не столь подробны, записки лейтенанта Олофа Хорда62. Трагические подробности Полтавской битвы, первые месяцы в плену, пребывание в Москве описал лейтенант — кавалерист Сконского драгунского полка Йоаким Лют63. Его записи по сибирскому периоду пребывания в России содержат важные сведения о том, как складывались отношения между пленными и местным населением.
Андэш Вестерман до Полтавы несколько лет был батальонным проповедником. Историк П. Энглунд считает, что «. Вестерман и его коллеги были важной деталью в механизме армии Карла XII. Они строго надзирали над образом жизни воинов и отвечали за соблюдение всех религиозных обрядов» 64. То, что это было именно так, подтверждает дневник Вестермана65. Находясь в тяжелейших условиях, бывший ученый, с 1712 г. аккуратно записывал сведения об умерших и фиксировал содержание, регулярно проводимых им и его коллегами, религиозных служб.
Плененный под Полтавой, капитан Бьенеборгского полка Хенрик Споре участвовал в триумфальном шествии, а далее ему довелось пережить все перипетии судьбы пленного. Владимир, Муром, Арзамас, Казань, Вятка, Соликамск, Тобольск, Тюмень — через эти города проходил его «крестный.
62 Olof Hards Kort anteckningar ofwer mitt fangeskap uti Ryssland/// Karolinska Krigares Dagbocker.
KKD). 4. S.340−369.
63 Lyth J. Joachim Mathias Lyths dagbok. St. 1986.
64 Энглунд П. Полтава. Рассказ о гибели одной армии. М. Новое литературное обозрение.
1995. С. 18.
65 Anders Westermans dagbok ar tryckt I Karolinska dagbqcker, 1958. S.289−303. путь" в Сибирь, и все дальше оказывался он от родного города Або, куда смог вернуться только в середине сентября 1722 г. Его мемуары содержат немало важных и интересных деталей из жизни всей сибирской колонии66.
Ротмистр Георг Малин был одним из тех пленников, которые смогли, находясь в ссылке, не потерять присутствие духа и найти дополнительные источники выживания. Несколько лет он проработал ювелиром и художником под руководством корнета Эннеса, слава о мастерстве, которого, в свое время, достигла царского двора. Наблюдая, происходящее вокруг него, Малин писал стихи, большая часть которых была опубликована в начале XX в. и стала своеобразным и весьма интересным источником67.
Немало важных фактов и деталей о пребывании каролинов в России можно извлечь из сочинений полковника Бонде, основателя тобольской школы — капитана Вреха, лейтенанта Роланда, ротмистра Бьерка, капрала Смепуста и ряда других авторов. Воспоминания капитана Шничера68, прапорщика Пипера69, полкового священника Седерберга70, капитана.
66 Dagboksanteckningar af Kaptenen vid Bjqrneborgs regemente Henrik Spere // KKD, VII. Lund, 1912.
67 Georg Malliens Sanger // KKD.VI. S.372−374.
68 Шничер И Х. Записка шведского капитана Иоанна Христиана Шничера, который был у китайских посланников, бывших в 1714 году у Аюки хана в провожатых // Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах. СПб., 1764. Ноябрь. С.428−440.
69 Пипер Г. А. Извлечение из записок прапорщика Густава Абрама Пипера, впоследствии генерал-майора и губернатора // Грот Я. К. Труды T.IV. Из русской истории: Исследования, очерки, критические заметки и материалы (1845−1890). СПб., 1891. С.122−156.
70 Седерберг Г. Бывшего полкового священника, магистра Генриха Седерберга заметки о религии и нравах русского народа во время пребывания его в России с 1709 по 1718 год.М., 1873, — несмотря на вторичность и компилятивность сведений, изложенных автором, они все-таки представляют определенный интерес.
Страленберга71 в разное время были переведены на русский язык и опубликованы. У.
Довольно большое количество биографических данных, содержащееся в дневниках, позволило, шведским ученым, как мы уже говорили, составить словари и справочники по истории жизни воинов Карла XII. В результате они составили еще один вид источников весьма важный для тех, кто обращается к изучению каролинской эпохи. Самыми известными из них являются справочники, составленные потомками непосредственных участников событий Бартольд Энесс и Адам Левенгаупт. Несомненный интерес представляют также сведения Шведского биографического словаря и справочника «Шведские мужчины и женщины» .
Оценивая достоверность сведений иностранных официальных и нарративных источников, необходимо четко представлять идейную установку авторов, политическую ориентацию страны, из которой они прибыли, уровень культуры и образованности и еще целый ряд важных моментов. Большой специалист по этому вопросу Ю Н. Беспятых считает необходимым учитывать также: «цели путешествия автора в Россию и мотивы, побудившие его взяться за перо» 74. И, если анализировать.
71 Страленберг Ф. И. Записки капитана Филиппа Иоганна Страленберга об истории и географии Российской империи Петра Великого: Северная и восточная часть Европы и Азия / Сост. Е. А. Савельева, Ю. Н. Беспятых, В. Е. Возгринстатья Е.А.Савельевой. М.- Л., 1885 Вып. 1. 1986 Вып.2.
72 В частности, Ennes В. A. Biografiska minnen af konung Carl: s krigare, samf andre ambetsman och personer under denna konungs tid fangne i Ryssland, flygtige i Turkiet, eller dodskjutne i fait / Med bilagor afB.A.Ennes. Stockholm. 1818. Bd. 1−2. Lewenhaupt A. Karl: s officerare. Biografiska anteckningar. Bd. I-II., ny upplaga 1977.
73 Svenskt biografiskt lexicon St. 1918 -. — Svenska man och kvinnor. Biografisk uppslagsbok. St. 1942; 1945.
74 Беспятых Ю. Н. Иностранные источники по истории России первой четверти ХУШв. Санкт-Петербург, 1998. С. 19.
29 воспоминания бывших пленников с учетом всех этих оговорок, то можно заранее предположить определенную пристрастность, вполне оправданный пессимизм и, на фоне всего этого, некоторое искажение действительности.
Помочь исследователю добиться максимального соответствия с реальностью может не только сравнительный анализ сведений самих нарративных источников, но, в первую очередь, соотношение их с данными как отечественного, так и иностранного делопроизводства. В этом смысле начало XVIII в., в отличие от более ранних периодов, предоставляет историкам реальные возможности. Принципиально больший объем дошедшей до нас документации/ привел к тому, что исследователи уже не столь зависимы от иностранных свидетельств о петровском времени.
Предлагаемое диссертационное исследование основано, прежде всего, на изучении широкого круга документов отечественного происхождения. Часть из них опубликована, часть находится в архивных фондах.
Основные архивные источники, по интересующей нас теме, хранятся в Российском Государственном Архиве Древних Актов (РГАДА). Этопереписка центральных и местных органов петровской эпохи, судебно-следственные материалы, документы приказов и коллегий, многочисленные делопроизводственные бумаги различных учреждений.
Из законодательных материалов, касающихся пребывания шведских военнопленных в России, в диссертации использованы акты и указы, входящие в Полное собрание законов Российской империи75, а также указы Правительствующего Сената и Святейшего Синода. Часть делопроизводственных и судебно-следственных дел Сената была взята из публикаций76, часть — из соответствующих архивных дел (Ф.248).
Большое количество документов, характеризующих пребывание каролинов в Сибири, находится в фонде Сибирского приказа (Ф.214). Царские распоряжения и указы, приказы губернаторов, отчеты воевод и комендантов, прошения, записки и жалобы самих шведов — все это вошло в собрание огромной сибирской коллекции.
Безусловный интерес для темы данной работы представляют документы, собранные в делах 2658 и 2659 данного комплекса77. История их появления такова. Именной указ от 9 декабря 1717 г. содержал обвинения бывшего губернатора князя М. П. Гагарина в целом ряде преступлений, в том числе, и в растрате казенных денег78. Была создана особая следственная комиссия под руководством И.И.Дмитреева-Мамонова, которая затребовала все сведения о раздачах, как денежных, так и материальных, пленным шведам, находившимся во время губернаторства Гагарина в Сибири. Для сбора этих материалов в Сибирскую губернию были посланы лейб-гвардии майор Лихарев и капитан Шамордин. Они должны были отправить в Санкт-Петербург все расходные книги и.
75 Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1839. Т.2−21.
76 Доклады и приговоры Сената, состоявшиеся в правительственном Сенате в царствование.
Петра Великого. СПб., 1881−1901. Т. 1−6.
77 РГАДА. Ф.214. Оп.5. провести дознание на местах. Благодаря их усилиям, до современников дошел уникальный по своему разнообразию источник по истории сибирской ссылки каролинов. В его состав входят материалы финансовой деятельности местных властей, сведения об окладных и неокладных расходах, отчеты, выписки и прочая переписка с центральными органами, материалы допросов самих шведов — т. е., все, что, по мнению следователей хоть как-то касалось взаимоотношений опального губернатора и шведских военнопленных.
К сожалению, часть дел Сибирского приказа по причине своей ветхости не доступна исследователям. Кроме того, неоднократные пожары, затопления и прочие бедствия в местных архивах, в частности, в Красноярске и Иркутске, уничтожили часть документов первой половины XVIII в., в том числе, и по интересующей нас проблеме. В тоже время, благодаря тематическим публикациям по истории отдельных городов, областей и краев удалось не просто сохранить некоторые фонды местных архивов, но и значительно расширить источниковедческую базу исследователей истории Сибири. В частности, деятельность Вятской ученой архивной комиссии в начале прошлого века позволила ознакомиться с рядом интересных документов по истории пребывания шведских военнопленных в этом крае79. Они существенно дополняют содержание сведений полученных при работе с фондом Вятской провинциальной канцелярии (Ф.425).
Разнообразны и интересны данные о положении каролинов, которые удалось обнаружить в делах фонда «Кабинет Петра I» (Ф.9). Часть.
78РГАДА Ф.214. Оп.5. Д. 2659. Л.2−3.
79 Труды Вятской ученой архивной комиссии. Вятка, 1910. В. 1−2. документов этого собрания в свое время была опубликована в многотомном издании «Письма и бумаги Петра Великого» 80. Среди них, в частности, победные Полтавские реляции, списки плененных, указы Петра А. Д. Меншикову, Т. Н. Стрешневу, М. П. Гагарину, П. М. Апраксину о приеме, размещении, возможном размене шведов.
Большой комплекс источников по истории международных отношений как официального, так и частного происхождения, содержится в коллекции Посольского приказа. Основное внимание было уделено документам фонда № 96 «Сношения России со Швецией». Дела, собранные там, содержат много информации по истории взаимоотношений России и Швеции в разные годы, в том числе, в период Северной войны. Особый интерес представляет обширное собрание экстрактов писем пленных каролинов. Составленные переводчиками экстракты, т. е. краткие описания содержания посланий, тщательно изучались чиновниками на предмет наличия запрещенных к передаче сведений за границу и только при соответствующей благонадежности письма уходили по адресату.
Большое значение в подготовке диссертационной работы имели документальные публикации по истории внешнеполитических связей русского государства. Речь идет, в первую очередь, о многотомном издании, подготовленном Н.Н. Бантыш-Каменским81.
Подборка документов, характеризующих русско-китайские отношения в XVIII веке, содержат интересные свидетельства об участии ряда каролинов.
80 Письма и бумаги Петра Великого. СПб.- М., 1887−1950. Т. 1−9.
81 Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (до 1800 г.) М., 1894−1902. 4.14. в этом процессе82. Опубликованные в этом же издании отрывки из дневников Белла и Ланга, дали нам возможность получить интересные данные о жизни шведских военнопленных в Сибири.
Большое значение для изучения положения пленных каролинов имела работа с делами из портфелей Г. Ф. Миллера (Ф. 199). Огромная ценность этого фонда заключается в том, что во время своих путешествий по Сибири Герард Миллер делал списки с документов, хранящихся в местных канцеляриях. Тем самым, он сохранил для потомков бесценные исторические свидетельства. Часть актового материала из портфелей не так давно опубликовали новосибирские историки в серии «Памятники сибирской истории» 83. В неопубликованной части фонда, кроме всего прочего, содержится часть следственного дела М. П. Гагарина. При этом список Миллера гораздо более полон, чем сведения, собранные в фонде № 6 «Уголовные дела по государственным преступлениям» .
В архивных источниках и мемуарах не раз упоминаются связи шведских пленников с различными иностранцами, служившими, торговавшими или путешествовавшими по России. В ходе работы над диссертацией была сделана попытка выявления сведений об этих людях, чему немало способствовало изучение дел Аптекарского приказа (Ф.143), Оружейной палаты (Ф.396), Ижорской канцелярии (Ф. 26), а также дел «по внутреннему управлению» (фонды 150,158,159)84.
82 Русско-китайские отношения в ХУШ веке. М. Д978. Т.1. 1700−1725 гг.
83 Актовые источники по истории Сибири XVI — ХУШ вв. в фонде Г. Ф. Миллера. Новосибирск, 1993;1995. Т.1−2.
84 Часть была опубликована: Сборник выписок и архивных бумаг о Петре Великом (сост. Г. В.Есиповым) М., 1872 Т.1−2. Викторов А. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов. Документы ХУШXIX вв. бывшего архива Оружейной.
Помимо документов РГАДА, в исследовании были использованы также документы, хранящиеся в Российском Государственном Военно-Историческом Архиве. Интересные сведения находятся, в частности, в фонде № 410 (Эпоха ПетраГ) и фонде Военно-учетного архива, собранные под номером 456 «Северная война». Многочисленные списки, формуляры и учетные записи коллекции офицерских сказок (фонд 490) позволяют судить о количестве каролинов, перешедших на русскую военную службу, а также покинувших ее после заключения мирных кондиций.
Фонды Государственного архива ВМФ также содержат некоторое количество довольно разнообразных документов по интересующей нас теме. Так, дела фондов №№ 212 и 213 существенным образом дополняют наши сведения об обмене пленными между обеими воюющими сторонами. А документы фонда № 177 «Пленные шведы в Азове» могут позволить исследователям не только глубже изучить этот вопрос, но и провести определенные сравнения положения каролинов в разных местах ссылки. Не меньший интерес вызывает содержание фонда № 234, в котором собраны документы о деятельности школы, организованной пленными шведами в Тобольске.
Списки попавших в плен под Полтавой и Переволочной, первые приказы, касающиеся дальнейшей участи пленных, собраны в фонде № 2 архива Артиллеристского музея в Санкт-Петербурге. Тот факт, что большинство дел собрания дает характеристику пребывания каролинов именно в этом городе, нисколько не умаляет его ценности для нашего исследования. Дело палаты. М., 1905. Документы московских архивов, собранных С. А. Белокуровым и А. Н. Зерцаловым // ЧОИДР. М., 1907 Кн. 1. Отд.1. С. 1−244. в том, что наличие определенной информации об условиях содержания и работы военнопленных в новой царской столице позволяет провести пусть приблизительное, но все же, сравнение, их положения с положением сибирских ссыльных.
Перед тем, как приступить к изложению непосредственно диссертационного исследования, необходимо сделать ряд важных, на наш взгляд, оговорок.
Основные хронологические рамки предлагаемой работы не ограничиваются периодом Северной войны, то есть 1700 — 1721 гг. Изучение, в частности, этапа возвращения каролинов на родину после Ништадтского мира отодвинуло крайнюю временную границу исследования вплоть до 30−40 гг. XVIII в.
Территориальные рамки предлагаемого исследования определены в самом его названии и ограничены Сибирью. Но к началу XVIII в. та территория, которую называли Сибирской, определенным образом отличалась от современных географических представлений. Административным центром был город Тобольск, население, которого к 1719 г. составляло 77 863 человека85. Крупными городами считались Верхотурье, Томск, Тюмень. Кроме того, до 1722 г. Сибирская губерния включала в себя ряд крупных провинций, расположенных к западу от Уральского хребта. Речь идет о Вятской провинции с крупными городами Вяткой и Кунгуром, и Соликамской с Соликамском, Чердынью,.
85 Водарский Я. Е. Численность русского населения Сибири. С.200−204.
Кайгородом. Вместе с тем, русские власти называли «сибирскими» еще ряд городов, относящихся к европейской части Российского государства, в частности, Симбирск и Уфу86. Представляется вполне уместным приравнять к ним, город Солевычегодск, что вполне оправдывается, на наш взгляд, тем фактом, что большая часть пленных там находившихся, была отправлена туда из центральной России именно в период сибирской высылки.
Действующие лица предлагаемого исследования — шведские военнопленные. Основное внимание было уделено анализу положения офицерского состава пленных каролинов. Главная причина этогосостояние источниковедческой базы. Большинство из попавшего в плен рядового и унтер-офицерского состава шведской армии было использовано российским правительством в качестве практически бесплатной рабочей силы. Многих из них перекрещивали, соответственно, они получали новые имена и фамилии и исчезали из поля зрения историков. В подобном положении оказались и те многочисленные пленники, которые попали в частные руки. Все это усугублялось тем обстоятельством, что ни шведское, ни русское правительство не располагало списками попавших в плен рядовых. Таким образом, в нашем распоряжении имеются лишь отрывочные архивные данные и редкие дневниковые записи о положении этой части пленных, что пока не позволяет делать сколько-нибудь достоверные выводы, но вместе с тем, является предпосылкой для проведения специальных исследований по этому вопросу.
86 РГАДА. Ф.214. Оп.5. Д. 2052. Л.6−8.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Подводя итог изложенному выше материалу, необходимо сделать следующие выводы:
Предлагаемое диссертационное исследование основано, прежде всего, на архивных материалах отечественного происхождения. Этот подход к выбору источников, как нам кажется, оправдан, по крайней мере двумя соображениями. Во-первых, анализ историографии интересующего нас вопроса, показал, что в большинстве работ использованы преимущественно данные мемуарных источников авторами, которых являлись сами каролины. Этот фактор не только не может гарантировать достоверность воспроизводимой ими картины, но и, как оказалось, оставляет не раскрытыми многие важные вопросы пребывания шведов в Сибири. Во-вторых, это потенциальные возможности отечественных архивов. Большое количество новой и ранее не использовавшейся информации позволило восполнить проблемы в наших знаниях о сибирском периоде пребывания каролинов в России. А соотношение архивных и мемуарных данных дало возможность воссоздать наиболее полную картину этого эпизода российско-шведских отношений периода Северной войны.
В предлагаемой работе сделана попытка изучения всех основных вопросов, связанных с пребыванием каролинов в Сибири, начиная с момента их высылки из центральных районов России, заканчивая последним — отъездом на родину после заключения Ништадтского мирного договора. Тщательное изучение, имеющихся в нашем распоряжении, архивных источников позволило сделать несколько, на наш взгляд, важных выводов.
Анализ содержания документов фондов Правительствующего Сената и местных канцелярий дает основание утверждать, что массовая высылка каролинов в Сибирь началась уже в 1710 году и была вызвана угрозой турецкого вторжения. Утвердившаяся в литературе точка зрения, что причиной подобного ухудшения положения шведов являлся офицерский заговор в Свияжске и Казани весной 1711 г., как показано в диссертации, не совсем соответствует действительности. Царский приказ об отправке рядовых из юго-восточных районов России (а их там было несколько тысяч) был отдан в конце декабря 1710 г. Свияжский заговор, таким образом, не мог быть первопричиной, он выступил в качестве катализатора, ускорившим ссылку на восток.
Содержание каролинов в Сибири практически не отличалось от их положения в центральной России. В основе его лежали общепринятые нормы обхождения с военнопленными. Основные ограничения были связаны со свободой передвижения и обменом корреспонденцией. Это было вызвано вполне понятным стремлением государства, защитить интересы своих граждан, и соответствовала нормам европейской практики. Многолетнее пребывание каролинов в Сибири, изменение внешнеполитической ситуации, конкретные местные условия, в конечном итоге, привели к тому, что эти ограничения со временем ослабевали. Проявились они наиболее наглядно в относительной свободе передвижения военнопленных внутри сибирского региона.
Огромную роль в жизни каролинов сыграл еще один фактор, ставивший Россию на уровень наиболее развитых стран — объявленная.
Петром I свобода вероисповедания. Справедливости ради, стоит отметить, что при соблюдении этого права на государственном уровне, частные лица довольно часто нарушали его, что со всей очевидностью выяснилось в период возвращения шведов на родину.
Сибирский плен, как нам представляется, не отличался какой-то особенной жестокостью. Как доказывается в диссертации, неверным является абсолютизация данных мемуаров каролинов о неоднократном столкновении с местным населением. Внимательное изучение случаев всплесков агрессии, направленной против военнопленных показывает, что они были тесно связаны с конкретными событиями, обострявшими в определенный момент реакцию населения. Вместе с тем, и это подтверждается документально, многолетнее пребывание в плену, совместная деятельность, если не примирило русских и шведов, то содействовало приспособлению к вынужденному соседству.
Специфичность сибирской ссылки, определялось, в первую очередь, удаленностью этих мест от центра государства. Влияние этого фактора на все стороны жизни военнопленных, как удалось установить, несколько недооценен в исторической литературе. А ведь именно он существенно влиял на скорость поступления денег и писем из Швеции, на практически полное отсутствие случаев побегов шведов из Сибири. Опосредованное значение этот фактор оказал на недоступность для сибирских пленников таких способов досрочного освобождения, как обмен или отпуск «на поруки» .
Естественно, что основным вопросом для каролинов, находившихся в плену, был вопрос материального обеспечения. Наиболее актуален он был для шведских офицеров и статс-служителей, которые, как известно, не получали содержание от русского царя. Хранящееся в фонде Сибирского приказа РГАДА дело губернатора М. П. Гагарина позволило нам четко выделить все источники материального положения этих категорий военнопленных. При этом их многообразие было обусловлено бедственным состоянием каролинов, в котором они оказались в результате недостаточного и нерегулярного поступления денег из Швеции. Вопрос выживания в этих условиях стал основным. Пытаясь получить хоть какие-нибудь средства к существованию, шведские военнопленные широко использовали свои умения и навыки. Спектр их занятий был чрезвычайно разнообразен: от высококвалифицированных ремесел до работы по найму. Русские власти не оказывали им практически никакой поддержки, но и препятствовали их профессиональной и предпринимательской деятельности. И этот последний фактор имел, на наш взгляд, огромное значение, так как потенциально способствовал развитию хозяйственных навыков и культуры местного населения.
Более целенаправленной была политика Петра I, который в своем стремлении совершенствовать русское государство, активно приглашал к сотрудничеству попавших в плен каролинов. В этом смысле Полтава и Переволочна создали весьма благоприятные условия. Определенную роль сыграло и тяжелое материальное положение пленных и конкретные обстоятельства жизни каждого из них. И тем не менее, переход каролинов на русскую службу не принял массового характера. А большинство из тех, кто принимали приглашение, заранее оговаривали временный характер службы.
Ряд исследователей, прежде всего шведских, уделяют особое внимание тому факту, что большинство из принявших русскую присягу каролинов были не шведского происхождения. Нам представляется, что это было обусловлено совершенно определенными причинами. Во-первых, психологией наемного воина, неоднократно продававшего за годы военной карьеры свои услуги разным государствам. Подобным фактом не преминул воспользоваться Петр, приглашая немецких и саксонских воинов армии Карла XII. Во-вторых, завоевание прибалтийских областей создало условия, которые способствовали активному вступлению уроженцев этих областей на русскую службу, на которой они и остались после заключения Ништадтского мира.
Работая с документами по вопросу пребывания шведских военнопленных в Сибири, мы со всей очевидностью могли наблюдать, насколько большую роль в их судьбе играли отдельные личности. Протекционизм Петра, жестокость Апраксина, активность графа Пипера во многом определяли важнейшие события в жизни каролинов. Но наибольшую роль в судьбе сибирских пленников сыграл сибирский губернатор князь М. П. Гагарин. Материальная помощь и моральная поддержка с его стороны спасли жизни многих сотен военнопленных. И этот факт заслуживает признания сам по себе, независимо от того, каковы были причины поведения Гагарина.
Субъективный фактор сыграл роль, в данном случае отрицательную, в процессе возвращения каролинов на родину после подписания Ништадтского мира. Швеция и Россия оказались неспособными справиться с нарушениями основных его условий на частном уровне. Вполне вероятно, что русские власти не проявили достаточной активности, потому что сложившееся положение в конечном итоге соответствовало их желанию оставить у себя бывших пленников.
Пребывание шведских военнопленных в Сибири было определенным этапом в развитии этого края. Трудно утверждать, что.
Петр I, отправляя каролинов в Сибирь, руководствовался четкими цивилизаторскими планами. Но в действительности случилось, что повседневная деятельность оказавшихся за тысячи верст от дома ссыльных, безусловно, оказала благоприятное влияние на развитие сибирских народов. Совершенствование трудовых навыков местных жителей, их знакомство с новыми профессиями, невольное соприкосновение с культурой более развитых стран, — все это последствия сибирской ссылки каролинов. Более целенаправленный характер носила исследовательская деятельность отдельных пленных. Их заслугой явилось расширение научных представлений европейцев о природе, истории и жизни народов, населяющих Сибирь.
Таким образом, данное диссертационное исследование показало, что отечественное делопроизводство представляет собой серьезную источниковедческую базу для рассмотрения практически всех вопросов пребывания шведских военнопленных в Сибири в первой четверти XVIII века. Это позволило значительно расширить наши знания о данном эпизоде русско-шведских отношений, оказавшем серьезное воздействие на формирование представлений двух народов друг о друге.
