Гражданское население Сталинградской области в условиях германской оккупации: июль 1942 г. — февраль 1943 г

Войны XX в., особенно мировые войны, потребовали огромного напряжения экономики воюющих сторон. Необходимость создания материальных средств ведения войны сделала их участниками многомиллионные массы гражданского населения. Идейно-политическое и организационное единство фронтового тыла стало непременным условием достижения победы. В ходе мировых войн XX столетия наиболее ярко проявилась также тенденция неуклонного роста потерь среди гражданского населения. Во второй мировой войне количество жертв среди гражданского населения в 2,2 раза превзошло аналогичные потери 1914;1918 годов1. Особенно велики были жертвы советского народа. Если в первой мировой войне безвозвратные потери российской армии составили 4 млн. человек, а гражданского населения (с учетом начавшейся эмиграции) свыше 1,5 млн.2, то в Великой Отечественной войне Советский Союз безвозвратно потерял 8 668 400 военнослужащих и (только на оккупированной территории) -13 684 692 мирных жителя4. Потери гражданского населения, таким образом, превысили потери действующей армии. В ходе 2-й мировой войны впервые в истории войн непосредственно против мирных жителей применялись такие средства массового истребления как крупнокалиберная артиллерия и бомбардировочная авиация. Фашистская Германия впервые методично осуществляла заранее спланированное уничтожение миллионов «расово неполноценных» людей (военнопленных и гражданских лиц) с помощью террора, голода, преднамеренно внесенных эпидемий и непосильного рабского труда. В результате боевых действий и германской оккупации значительные жертвы понесло и гражданское население Сталинградской области, отношение которого к гитлеровским захватчикам, тем не менее, было неоднозначным.

Актуальность темы

исследования обусловлена рядом обстоятельств. В наши дни, когда противоречия внутри российского общества становятся все более заметными, а для прогрессивного развития страны напротив необходима его консолидация, весьма актуальным является исследование факторов, влиявших на укрепление общественного единства в годы Великой Отечественной войны. Вместе с тем постановка задачи воспитания молодежи в духе патриотизма предполагает не только пропаганду героизма воинов фронта и тружеников тыла, но и исследование причин возникновения коллаборационизма, нравственной оценки этого явления. Распространение в нынешнем российском обществе националистических настроений (вплоть до появления неонацистских организаций) делает необходимым проведение воспитательной работы в молодежной среде на основе разоблачения природы и человеконенавистнической сути фашизма. В связи с этим особую значимость приобретает всеобъемлющее исследование преступлений гитлеровских захватчиков на временно оккупированной территории СССР.

Степень изученности темы. Проблема, сформулированная в теме настоящей диссертации, никогда не становилась предметом специального и комплексного конкретно-исторического исследования, хотя отдельные и весьма важные ее составляющие затрагивались в работах отечественных и зарубежных специалистов.

Исследование различных сторон германской оккупационной политики началось еще в годы Великой Отечественной войны. Появились первые работы о механизме немецко-фашистской диктатуры5, о планах экономического ограбления СССР6., об ограблении его населения посредством налогообложения (на примере Молдавской ССР)7.

В доперестроечный период идеологическая ангажированность, ограниченность доступа к архивам и понятное стремление исследователей сосредоточиться на показе величия народного подвига приводили к тенденциозному и однобокому исследованию поведения гражданского населения на оккупированной территории.

Историки и философы многое сделали для обоснования тезиса о решающей роли морально-политического единства советского общества в достижении победы в Великой Отечественной войне8. Это единство трактовалось ими как закономерный итог построения социализма в СССР. По их мнению, ликвидация всех ранее существовавших в царской России антагонистических противоречий и как следствие единство взглядов и целей дружественных друг другу классов и социальных прослоек социалистического общества прочно сцементировали советский народ уже в предвоенные годы. Благодаря мудрому руководству коммунистической партии это единство превращалось в несокрушимую силу, способную разгромить любого агрессора. Следовательно, в условиях начавшейся войны в СССР не существовало причин для возникновения коллаборационизма и формирования так называемой «пятой колонны». Этой фундаментальной установкой руководствовались и исследователи Сталинградской битвы10, в том числе А. Н. Климов, впервые исследовавший проблему вклада гражданского населения сталинградского региона в разгром врага под Сталинградом11.

Как правило, внимание исследователей акцентировалось на изучении истории партизанского движения. Первые публикации по этой проблеме появились еще в.

1 «У годы войны. Это были, главным образом, статьи и брошюры, авторы которых, (крупные партийные работники И. К. Пономаренко, М. Н. Никитин, историкиИ.И.Минц, Б. М. Волин, Р. И. Сидельский, И. Юдин и др.) стремились отразить героику партизанских боевых будней и раскрыть руководящую роль коммунистической партии в партизанском движении. В их публикациях приводились факты злодеяний оккупантов против мирного населения и расправ партизан с пособниками врага из числа советских граждан, то есть впервые косвенно затрагивалась проблема коллаборационизма. Бесспорной заслугой И. К. Пономаренко была постановка вопроса о необходимости раскрытия мотивов, поднимавших партизан на борьбу с врагом. Однако к его решению он подходил односторонне, признавая партийно-политическую работу единственным фактором, влиявшим на формирование взглядов и настроений партизан и подпольщиков13. Первые военные и послевоенные работы не отличались глубиной анализа и носили в основном описательный характер. К 1960;м гг. по партизанской тематике уже были защищены десятки диссертаций14, вышли специальные монографические работы, подготовленные преимущественно на региональных материалах. Партизанское движение характеризовалось в них, с одной стороны, как массовое и стихийное проявление советского патриотизма, с другой, как результат организационных усилий большевистской партии и военного командования.

Подчеркнем, что и после XX съезда КПСС, когда специалисты получили более широкий доступ к архивным документам, их подходы к анализу истории партизанской борьбы и оценке морально-политического единства советского народа практически не изменились15. Е. М. Малышева, например, в начале 80-х гг. в статье о вкладе рабочего класса в победу под Сталинградом утверждала: «.Лишь объединенными усилиями рабочего класса и колхозного крестьянства во главе с ленинской партией, используя возможности советского общественного строя и уже сложившегося идейно-политического единства народа, можно было добиться создания военного преимущества перед врагом и решить в свою пользу исход величайшего сражения в истории войн — Сталинградской битвы"16.

Параллельно с исследованием партизанского движения началось изучение форм невооруженного сопротивления политике оккупационных властей со стороны гражданского населения17. Т. Золотарева, например, исследовала формы сопротивления населения УССР угону на принудительную работу в Германию18. Вышли в свет работы, в которых рассматривались методы борьбы советского крестьянства с гитлеровскими оккупантами и реконструировалась повседневная жизнь колхозников на оккупированной территории РСФСР, Украинской и Белорусской ССР19.

В целом для советской литературы было характерно преувеличение масштабов народного сопротивления интервентам и замалчивание фактов массового сотрудничества граждан СССР, в том числе казаков, с оккупантами. М. А. Водолагин, к примеру, утверждал, что в Сталинградской области гитлеровцы с первых дней натолкнулись не только на неприязненное отношение, но и на активное сопротивление казачества. Именно это обстоятельство вынудило их сбросить маски «доброжелателей» и перейти от политики «заигрывания» с казаками к политике репрессий. Оккупантов подцержало, якобы, только несколько десятков отщепенцев, в основном не имевших отношения к коренному населению20. В. М. Гриднев заявлял, что казачье население РСФСР «встретило» немцев «враждебно», А. А. Гречко делал безосновательный вывод о том, что «подавляющая часть казачьего населения не сотрудничала с немцами"21.

Целью первых, появившихся лишь во второй половине 1960;х годов, и последующих работ доперестроечного периода о «советском» коллаборационизме был не столько анализ причин этого явления, сколько обличение и осуждение изменников и предателей Родины22. На это основное внимание обращали и Э. Мартинсон и Л. И. Барков, исследовавшие вопрос о преступлениях против человечности, совершенных эстонскими буржуазными националистами, и авторы изданного в 1969 г. в Москве сборника статей о пособниках гитлеровских захватчиков24.

В 1960;1970;х годах продолжилось изучение важнейших характеристик немецко-фашистской оккупационной политики на советской территории, начатое еще в военный период. Заметные успехи в исследовании периода немецкой оккупации были продемонстрированы советскими исследователями в 1963 году в Карловых Варах на 3-ей международной научной конференции «Оккупационный режим нацистов в Европе: его формы, методы и развитие». В выступлениях советских историков, которые через два года были опубликованы, анализировались цели, задачи и методы деятельности оккупантов на Украине, в Белоруссии, Эстонии, Литве и Ленинградской области, нашли освещение такие вопросы как немецкая экономическая политика в зонах оккупации, злодеяния немецко-фашистских захватчиков, принуждение населения к труду (в том числе насильственный вывоз его в Германию), тотальное ограбление мирных граждан25. Аналогичное исследование на латвийских материалах осуществила З.А. Блюмфельд26. В начале 60-х гг. авторы шеститомной «Истории Великой Отечественной войны 1941;1945» впервые попытались воссоздать целостную картину событий, происходивших на оккупированной территории СССР и всесторонне проанализировать проводившуюся там нацистскую оккупационную политику.

В 1970;е годы советской историографией был сформулирован базисный постулат, согласно которому гитлеровская оккупационная политика, основные положения которой были разработаны еще в предвоенные годы, характеризовалась антисоциалистической направленностью и расистской окрашенностью, а главным.

27 методом ее осуществления был террор против гражданского населения. Основными проявлениями фашистского тоталитарного правления на советской земле были повсеместный произвол, нарушение международного права, чудовищные преступления против человечности, массовое истребление советского населения под различными предлогами и различными способами по расовым и политическим мотивам. Данная точка зрения нашла отражение и в начавшей издаваться в начале 70-х гг. двенадцатитомной «Истории второй мировой войны 1939;1945», авторы которой значительное внимание уделяли нацистской оккупационной политике в странах Европы и в СССР.

В 1970 — 80-е гг., наряду с продолжением изучения региональных аспектов германской оккупационной политики отечественные специалисты инициировали конкретно-исторические исследования таких сюжетов как особенности аграрной политики на временно оккупированной советской территории, насильственный угон.

Ifl мирного населения на принудительные работы в Германию, фашистский геноцид. Экономическая составляющая нацистского оккупационного режима нашла глубокое и всестороннее освещение в работах М. М. Загорулько и А. Ф. Юденкова. Этими авторами были также всесторонне рассмотрены такие вопросы как новое административное деление оккупированных советских территорий, оккупационные органы управления, цели и методы их деятельности. Исследователи уделили серьезное внимание показу экономического положения населения в зоне немецкой оккупации, форм и методов его борьбы, направленной на срыв мероприятий оккупационных властей. Важно подчеркнуть, что М. М. Загорулько и А. Ф. Юденков впервые в советской научной литературе рассматривали коллаборационизм в качестве широкомасштабного явления, хотя, справедливо полагали, что коллаборанты, представлявшие, естественно, меньшинство населения, не могли быть выразителями воли и чаяний всего народа29.

Обозначился интерес историков и к проблеме советской контрпропаганды в зонах оккупации. Причем большинство (за редким исключением) авторов преувеличивало как ее влияние на образ мыслей и поведенческие реакции гражданского населения оккупированных регионов, так и эффективность действий участников партизанского движения. Сказанное в полной мере относится и к историко-публицистической работе И. М. Кандаурова о сталинградских партизанах. Факты сопротивления захватчикам со стороны мирных жителей Сталинградской области автор характеризовал, думается, без особых оснований, как широкомасштабное движение, детерминированное чувством советского патриотизма подавляющего большинства населения31. Следует, однако, отметить, что, начиная с 70-х годов, советские авторы рассматривали партийно-политическую работу в качестве главного, но уже не единственного фактора, влиявшего на формирование мировоззрения населения в зонах оккупации. Ю. П. Петров и М. И Семиряга показали, например, что заметное влияние на настроение мирных жителей оказывала политика оккупационных властей, а Ю. Н. Яблочкин обосновал зависимость общественного сознания от сообщений о победах и поражениях Красной Армии32.

В доперестроечное время период частичной оккупации Сталинградской области специально не исследовался. Не были выявлены и обобщены даже патриотические поступки местных жителей, проживавших на оккупированной территории.

Возможности более объективного исследования проблем гитлеровской оккупации сложились только после начала перестройки благодаря введению в научный оборот значительного объема рассекреченных архивных источников и снятию цензурных ограничений.

Однако, несмотря на это, в отечественной историографии, в том числе в историографии Сталинградской битвы, продолжали сохраняться прежние подходы к исследованию разнообразных форм народного сопротивления гитлеровским захватчикам33. «На захваченных врагом территориях [Сталинградской области], -заявлял, например, российский исследователь С. И. Федосеев, — началось активное сопротивление мирных жителей «новому порядку». Повсеместно они саботировали распоряжения фашистских властей, прятали раненых бойцов Красной Армии, помогали советским разведчикам, укрывали от неприятеля продовольствие. Группами и в одиночку советские патриоты уничтожали фашистских солдат и офицеров. Борьба против оккупантов ширилась день ото дня"34. В. Н. Дубков в работе, посвященной партизанам и подпольщикам, действовавшим на оккупированной территории Сталинградской области, писал о том, что бывшие нацистские генералы «не желали признать тот очевидный факт, что советским людям дороги революционные завоевания. Но народ знал силу своего Отечества и, несмотря на неудачи в начале войны, верил в его победу. Поэтому мужественно поднялся против своих врагов.

Tf.

Партизанское движение было закономерным фактором Отечественной войны". Вместе с тем, в период перестройки появились работы, оценивавшие партизанское движение как плохо организованное, слабо управлявшееся и в силу этого недостаточно эффективное36. Однако выводы авторов все еще были недостаточно аргументированными, и они игнорировали целый ряд уже известных архивных свидетельств. Впервые предметами специального анализа стали: нацистская национальная политика, пропагандистское противостояние воюющих сторон на.

17 оккупированной территории, проблемы геноцида евреев, цыган и славян. В российской историографии появились первые работы о депортации ряда советских народов и национальностей, представители которых сотрудничали или, по мнению властей, намеревались сотрудничать с захватчиками38.

Обратило на себя внимание научной общественности системное исследование общественного сознания и мотивов поведения населения оккупированной части.

Северо-Запада РСФСР, предпринятое Н.П. Волоковых39. Автор утверждала, что в начальный период оккупации «население. заняло выжидательную позицию по отношению ко всем новым явлениям действительности». Впоследствии эта позиция изменялась под воздействием целого ряда объективных и субъективных факторов. Объективными факторами, по мнению Н. П. Волоковых, являлись жестокость оккупационной политики (массовые репрессии против населения, попытки его «эвакуации» за пределы СССР), успехи Красной Армии, партизан и подпольщиков, «восстановление Советской власти и довоенного хозяйственно-бытового уклада на освобожденных в тылу врага территориях», субъективными — «развертывание идеологической, агитационно-пропагандистской и контрпропагандистской работы.

40 партизан и подпольщиков среди населения" .

В конце 1980 — начале 1990;х годов, по сути дела, впервые объектом пристального научного интереса и специального анализа стала проблема коллаборационизма части советских граждан41. Появились исследования о широкомасштабном (преимущественно военно-политическом) коллаборационизме российского.

Л’У казачества. Несомненной заслугой отечественных авторов стала постановка вопроса о причинах возникновения коллаборационизма и о его специфике в Советском Союзе. По мнению Ю. Н. Афанасьева, например, специфика «советского» коллаборационизма (в отличие от «европейского») заключалась в том, что он был порожден социально-политическими и национальными условиями, созданными сталинским режимом43. Руководствуясь подобного рода логикой, отдельные отечественные авторы предпринимали попытки оправдать поведение пособников оккупантов на том основании, что те, дескать, руководствовались благородными мотивами: желанием свергнуть тоталитарный режим, освободить Россию от большевизма, решить проблемы национального суверенитета44. Так, например, сборник работ российских авторов о коллаборационизме российских эмигрантов и граждан СССР, вышедший под редакцией А. В. Окорокова имел название, характеризующее это явление как «русское освободительное движение"45. Следует отметить, что сторонники данной точки зрения игнорировали тот очевидный факт, что коллаборационисты активно помогали врагу, целью которого было уничтожение отечественной государственности и истребление миллионов их соотечественников. После распада СССР стремление «обелить» лидеров и рядовых членов националистических движений, активно сотрудничавших с немецкими фашистами, служивших в вермахте, виновных в преступлениях против мирных граждан, в том числе в осуществлении геноцида евреев, особенно отчетливо проявилось на Украине и в странах Балтии46.

Фундаментальное теоретическое и конкретно-историческое исследование природы, типологии и проявлений коллаборационизма в Европе и в СССР в годы.

АП второй мировой войны подготовил М. И. Семиряга. Автор пришел к выводу о том, что истоки коллаборационизма «содержались в тех исключительно трудных и сложных экономических, политических и национальных условиях, порожденных первой мировой войной и Версальским мирным договором, а также тоталитарным строем в ряде стран в 20 — 30-е годы. Одним из истоков коллаборационизма являлись также личные морально-политические качества представителей некоторой части.

АЛ общества оккупированных стран". Ученый выявил четыре основных типа коллаборационизма: бытовой, административный, экономический и военно-политический. Формулируя свое негативное отношение к коллаборационистским проявлениям («практике сотрудничества национальных предателей с гитлеровскими оккупационными властями в ущерб своему народу и родине"49), расценивая действия коллаборантов как измену Родине и в нравственном, и в уголовно-правовом смысле этого понятия, М. И. Семиряга, вместе с тем, полагал, что таким образом следует квалифицировать только военно-политический коллаборационизм. Бытовой же коллаборационизм гражданского населения, по его мнению, в значительной степени оправдывался крайне тяжелыми условиями повседневной жизни и носил вынужденный характер. Автор считал, что по историческому месту и последствиям «коллаборационизм. нанес немалый ущерб борьбе демократических сил против фашизма, продлил на некоторое время войну и содействовал увеличению в ней человеческих жертв"50.

Этапным событием в изучении гитлеровской оккупационной политики на территории СССР явился выход в свет монографии Б. Н. Ковалева (первое издание -2001 г.)51. Автор, глубоко проанализировав деятельность оккупационных властей в области экономики (в аграрном секторе, в частности) и национальной сфере, детально реконструировал условия повседневной жизни советского населения в условиях оккупации, выявил формы и охарактеризовал методы идеологической обработки советских граждан средствами нацистской пропаганды, культуры, искусства, образования и религии, а также рассмотрел проблему создания вооруженных формирований из представителей российского казачества. Предложенную М. И. Семирягой типологию коллаборационизма Б. Н. Ковалев дополнил еще двумя его разновидностями: национальной и духовной. Вместе с тем, автор (также как и многие другие отечественные историки, скажем, М. М. Загорулько и А.Ф. Юденков), был убежден, что реальные масштабы «советского» коллаборационизма не могут поставить под сомнение традиционный вывод о единстве советского общества, как одном из источников нашей победы в Великой Отечественной войне.

В 90-х годах XX в. века появились исторические и историко-психологические исследования Е. Ю. Зубковой, Е. А. Осокиной, Е. И. Пивовара Е.С. Сенявской, и др., посвященные «миру мнений» и повседневной жизни советского человека в экстремальных условиях52.

На рубеже XX и XXI вв. заметно возрос интерес волгоградских историков к исследованию периода частичной оккупации Сталинградской области. Почерпнутые в архивах города отрывочные, не в полном объеме выявленные, недостаточно обобщенные и проанализированные сведения о структуре оккупационной администрации, о нацистской пропаганде среди гражданского населения, о привлечении его к бесплатной работе в пользу Германии, о формировании вооруженных казачьих отрядов и других проявлениях коллаборационизма мирных жителей, а также о злодеяниях оккупантов приводились в публикациях П. Н. Харитоненко, М. Н. Луночкина, Г. Ясковца и, главным образом, в небольшом по объему, но наиболее полном и систематизированном исследовании В.Н. Дубкова53.

За последние два десятилетия российские ученые многое сделали и для уточнения числа жертв войны среди мирных граждан54. Общепризнанная отечественными исследователями численность общих людских потерь населения СССР — 26,6 млн. человек, — была определена методом демографического баланса, при котором за основу брались численность населения в предвоенном 1939 году и его среднегодовая смертность в предвоенные годы55. Общие же потери населения на оккупированной территории — 13 684 448 человек — устанавливались путем суммирования потерь по отдельным регионам56. Однако эти данные не в полной мере подтверждались документальными источниками. Попытка установления масштабов потерь населения на оккупированной территории на основе анализа материалов.

Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков была предпринята А. А. Шевяковым, который установил, что в зонах оккупации погибло (было расстреляно в лагерях и по месту жительства, умерло на немецкой каторге и от ее последствий, а также от организованного оккупантами голода и внесения эпидемий) 20 809 340 гражданских лиц57. В книге «Великая Отечественная Война. Цифры и факты», вышедшей под редакцией Г. Ф. Кривошеева, общая численность людских потерь Советского Союза, установленная расчетным путем, равняется 29,4 млн. человек58, а потери гражданского населения оцениваются в 13 млн. 684 тыс. 448 человек59 Такую же цифру потерь населения (на оккупированной территории от преднамеренно жестоких условий оккупационного режима и на принудительных работах в Германии) приводят и авторы статистического исследования «Россия и СССР в войнах XX века"60.

Наибольшее внимание, естественно, было уделено блокадному Ленинграду, городу в котором погибло наибольшее число гражданских лиц. Учет потерь мирного населения в осажденном Ленинграде был организован гораздо лучше, чем на оккупированной территории. Тем не менее, вопрос о численности умерших от голода ленинградцев до сих пор остается предметом дискуссии российских исследователей61. В последние годы отечественными историки, медики и биологи совместными усилиями ведут исследование таких вопросов как борьба с голодом, болезнями и смертностью населения в блокадном Ленинграде. В центре их внимания оказались также проблемы выживания людей в условиях длительного голода и отдаленные последствия блокады для здоровья переживших ее взрослых людей, детей и подростков62.

Тем не менее, установленные к настоящему времени масштабы потерь гражданского населения СССР не являются окончательными. Трудности их определения связаны с плохой организацией учета погибших в годы войны, а также с недостаточной исследованностью региональных аспектов этой проблемы (особенно по Сталинградскому региону63).

Отдельно следует сказать о вкладе западных историков в изучение интересующей нас темы. Нацистская оккупационная политика на территории СССР была объектом пристального научного интереса многих ученых ГДР и ФРГ, Великобритании и США, взгляды и выводы которых отличались значительным многообразием. Однако, как правило, эта проблема не становилась объектом специального конкретно-исторического исследования и затрагивалась в общих трудах по истории Германии, Советского Союза и второй мировой войны, а также в работах о партизанском движении на территории СССР. В публикациях зарубежных специалистов прослеживаются три основные не совпадающие между собой концептуальные линии: отрицание либо оправдание преступлений вермахта и СС против мирного населенияосуждение жестокости оккупационной политики как ошибки, способствовавшей поражению фашистской Германиибезоговорочное осуждение преступлений оккупационных властей, вермахта и СС.

Попытки отрицания фактов нарушения Германией международных законов ведения войны и оправдания преступных по своей сущности действий в отношении мирного населения на протяжении всего послевоенного периода предпринимались в ФРГ. В кампании по «обелению» оккупационных властей, вермахта и войск СС в разные годы принимали участие бывшие генерал-фельдмаршал Э. Манштейн, генерал войск СС Хауссер, статс-секретарь Г. И. Рике, нацистский врач В. Катель, а также историки В. Герлитц, К. Пфеффер, М. Фрейнд, Р. Зульман, Э. Хесс и др.

Хауссер, например, утверждал, что эсэсовцы были «людьми боевого духа, а не преступниками"64, Э. Манштейн заявлял о непричастности вермахта к проведению оккупационной политики, которую А. Гитлер проводил якобы «вопреки стремлению военных кругов. при помощи своих рейхскомиссаров и СД"65. Г. И. Рике беззастенчиво опровергал выводы Нюрнбергского трибунала, утверждая, что ограбление советских территорий осуществлялось фашистской Германией на законных основаниях, так как большая часть изымавшегося продовольствия в соответствии с Гаагской конвенцией использовалась для снабжения дислоцировавшихся там немецких войск. Военной целесообразностью, а именно, необходимостью снабжения продовольствием большого количества находившихся в Германии военнопленных и иностранных рабочих, этот автор оправдывал и вывоз продовольствия с оккупированной территории Советского Союза66. В. Герлитц также оправдывал вывоз продовольствия и трудоспособного населения из СССР военной целесообразностью — необходимостью лишить советскую сторону дополнительных ресурсов для ведения боевых действий67. Много усилий для «обеления» немецких оккупационных властей приложили сотрудники Тюбингенского института существовал до 1961 г.). Опираясь на «гражданские нормы» фашистской Германии, они ловко подтасовывали факты, пытаясь доказать, что немецкие оккупационные власти не только действовали корректно, но даже приносили пользу населению оккупированных территорий68.

Особенно болезненным для немецкой исторической науки был вопрос о преступлениях немецких фашистов против советского гражданского населения. В 5060-е годы отдельные западногерманские историки пытались доказать, что жестокость, проявленная немецкими оккупантами, была вынужденной мерой, или вообще отрицали наличие каких-либо жестокостей и преступлений. Профессор К. Пфеффер, например, утверждал, что жестокость немецкой оккупационной политики была вынужденной ответной мерой на действия советских партизан. Другой западногерманский историк М. Фрейнд, не отрицая актов бесчеловечной жестокости со стороны немецких оккупантов по отношению к мирному населению, заявлял о том, что совершавшиеся в России жестокости следует рассматривать как преступления отдельных садистов, а не как официальную политику оккупационных властей и германского руководства69. В. Катель пытался представить умерщвление гитлеровцами психически больных людей гуманной акцией, призванной «облегчить умирание обезболивающими средствами"70. Р. Зульцман заявлял, что факты злодеяний немцев на территории СССР «по сути дела, выдумки самого дурного ч | пошиба», изобретенные советской пропагандой. Э. Хессе утверждал, что если отдельные проявления жестокости и имели место, то вызывались они «провокацией с.

ТУ советской стороны". В наши дни подобного рода подходы озвучиваются неонацистской пропагандой.

С оценками гитлеровской оккупационной политики как неоправданно жестокой соглашались сторонники теории «упущенного» Германией «шанса» на победу над СССР, зародившейся на Западе в 1950;е гг., то есть в годы «холодной войны». Большая их часть считала, что фашистская Германия могла и должна была использовать на оккупированной территории более щадящие методы. Преувеличивая масштабы распространенности антисоветских настроений и остроту национальных противоречий в советском обществе, авторы, стоящие на подобной точке зрения, считали жестокость оккупантов главным фактором, породившим народное сопротивление. Так полагали: в Великобритании — Ч. О. Диксон, О. Гейбльруни, Б.Х.

Лиддел-Гарт, А. Кларк, А. Ситон, Д. Литглджон и др. в США — И. Армстронг, Е. Ричмонд, П. Карел, Б. Уайли и др.- в ФРГ — бывший сотрудник министерства восточных территорий О. Брайтигам, историки Г. фон Раух, К. Пфеффер, В. Хаупт, И. Хоффман, К. Хильдебрант, А. Якобсон и др.

Бывший сотрудник германского министерства восточных территорий О. Брайтигам, один из «отцов» теории «упущенного шанса», например, считал, что причиной поражения Германии была жестокость немцев к восточным рабочим, так как первоначально советское население доброжелательно относилось к немцам и охотно соглашалось выезжать на работу в Германию73. Другой западногерманский исследователь Генрих фон Раух упрекал нацистскую верхушку за то, что она не сумела извлечь максимальную выгоду из национальных противоречий, существовавших в СССР. «Можно было начать первый ход с освобождения окраинных народов, — заявлял он, — можно было придать борьбе характер крестового похода против большевизма, как этого хотел в 1919 г. маршал Фош. А можно было путем поддержки антибольшевистского режима с фашистским нюансом или беззастенчивой политикой «разделяй и властвуй» расчленить Россию на отдельные национальные государства"74. Уже упоминавшийся выше профессор К. Пфеффер утверждал, что «литовцы, латыши, эстонцы и украинцы приветствовали немецкие войска как своих освободителей», и у немцев «были бы все предпосылки для завоевания» народов Прибалтики, Украины и Белоруссии «на свою сторону», «если бы Германия проводила в отношении этих народов более ясную и дружественную политику"75.

Английские историки Ч. О. Диксон и О. Гейбльруни в трактате «Коммунистические партизанские действия» (в переводе на русский язык опубликован сокращенный перевод под редакцией и с предисловием А.А.Прохорова)76 также как и некоторые их западногерманские коллеги считали, что ошибкой немецких оккупационных властей в России была чрезмерная жестокость к гражданскому населению, ставшая стимулом роста коммунистического партизанского движения, «оттяжка решения об уничтожении колхозной системыреквизиции лошадей, повозок, продовольствия и фуража и даже последней коровы» .

В США одним из главных столпов теории «упущенного шанса» был А.Даллин. Его фундаментальная монография «Немецкое правление в России», специально посвященная немецкой оккупационной политике в захваченных советских областях, была издана в США, Англии и ФРГ, и до сих пор не утратила своего значения. Этот труд базировался на обобщении и анализе большого объема немецкой официальной документации, осевшей после окончания войны в американских архивах, на некоторых американских военных источниках, а также на мемуарах и свидетельствах очевидцев, многие из которых впервые вводились в научный оборот. Помимо этого Даллин опирался на советскую историографию Великой Отечественной войны. Основные усилия автор сосредоточил на освещении следующих вопросов: 1) разногласия в политическом и военном руководстве фашистской Германии по поводу методов проведения «восточной политики" — 2) влияние немецкой оккупационной политики на советское гражданское население. Германскую оккупационную политику в целом Даллин оценивал как глубоко ошибочную, причем закономерно предопределенную ошибочностью ее изначальной концепции. Главную же ошибку и вину руководства третьего рейха он видел в том, что „Германия с самого начала упустила возможность привлечь на свою сторону различные слои советского населения и с помощью соответствующей политической тактики „вбить клин“ между советским государством и гражданским населением“, которое при другой, „более гибкой“ политике могло бы стать „верным союзником“ немцев». Он также не считал возможным характеризовать партизанскую войну, развернувшуюся на оккупированной территории СССР, в качестве войны всенародной78.

В 60-е и 70-е годы на Западе были опубликованы работы таких последователей теории упущенного «шанса» как западногерманские историки В. Хаупт, И. Хоффман, К. Хильдебрандт, А. Якобсон, американские исследователи И. Армстронг и Е. Ричмонд,.

70 английские историки Б.Х.Лиддел-Гарт, А. Кпарк, А. Ситон, Д. Диттлджон и др. Каждый из них предъявлял свои претензии к нацистской верхушке. Вместе с тем, все они, также как их предшественники, осуждая жестокость немецкой оккупационной политики, рассматривали ее не как преступление, а как ошибку, способствовавшую поражению Германии. По их мнению, широкие слои советского общества были недовольны жизнью при советской власти (в особенности колхозной системой) и были готовы поддержать фашистскую Германию. Многие зарубежные исследователи в своих работах указывали на наличие разногласий в гитлеровском руководстве по вопросу о методах проведения оккупационной политики на территории СССР, что, по их мнению, предполагало возможность перехода к альтернативному более гуманному варианту этой политики. Реализация этого «шанса» могла бы привести к иному исходу военного противоборства80.

Единственным исследованием указанного периода, специально посвященным гитлеровской оккупационной политике на территории СССР, была работа Д. Рейтлинжера. Уже само ее название «Дом, построенный на песке» свидетельствовало о том, что немецкий оккупационный режим был обречен на поражение. Это был солидный труд, основанный на документальных источниках, в котором приводились многочисленные факты жестокого обращения гитлеровских захватчиков с советскими людьми. Однако вину за это ученый возлагал исключительно на немецкую гражданскую администрацию, объясняя это тем, что в областях гражданского управления «вермахт потерял все полномочия власти». При этом автор преднамеренно игнорировал тот общеизвестный факт, что размеры оккупированной советской территории, находившейся под военным управлением, намного превышали размеры зоны гражданского управления. Ученый априори утверждал, что советское гражданское население выражало готовность к выезду на работу в Германию, и принижал значение партизанской войны. Вместе с тем он, в отличие от многих других последователей теории «упущенного шанса», не считал, что единственной причиной возникновения партизанского движения была немецкая жестокость, и полагал, что даже если бы германская оккупация была «образцом либерального поведения, партизанская война все равно бы существовала"81.

На теории «упущенного шанса» базировались и исследования представителей российской эмиграции. Наиболее полно их взгляды были выражены в исследовании Д. Карова, пронизанном нескрываемой ненавистью к Советскому Союзу. Автор бездоказательно утверждал, что абсолютно все население СССР ненавидело советскую власть, коммунистическую партию, колхозы и, наконец, самого Сталина. Это население, по мнению Д. Карова, готово было поддержать Германию, но из-за жестокости немецкой оккупационной политики «вынуждено было драться в одном строю со своим грабителем». Автор приводил многочисленные «примеры» морального разложения в рядах советских партизан, доказывал отсутствие их взаимосвязи с гражданским населением. Совсем другая обстановка, по мнению Д. Карова, складывалась на юге СССР, где немцы действовали по отношению к населению «почти гуманно». Поэтому здесь для мирных граждан наибольшим злом оказывались якобы не немцы, а советские партизаны, с которыми население боролось собственными силами. В целом же работа Д. Карова отличалась узостью источниковой базы, явно выраженным стремлением доказать заранее намеченные концепции и содержала множество ошибок и неточностей82.

За безоговорочное осуждение преступлений оккупационных властей, вермахта и СС против мирного советского населения в разные годы в ФРГ выступали бывший генерал СС Г. Киссель, историки X. Умбрайт, Р. Хенкис, С. Хафнер, Ф. Эпштейн и др., в Великобритании — журналист и историк А. Верт и др. Р. Хенкис, например, выступил с резким протестом против кампании 50-х годов по реабилитации бывших нацистов. В своей работе «Национал-социалистические преступления» он рассматривал действия немецкого фашизма как бесконечную цепь преступлений против человечности, открыто солидаризировался с принципами деятельности Нюрнбергского трибунала и заявлял о «необходимости наказания виновных в убийстве миллионов». С. Хафнер в своей книге «Самоубийство германской империи», опираясь на солидную источниковую базу, убедительно показал, что в основе всех действий немецких оккупационных властей и вермахта лежали антикоммунизм, расизм, стремление превратить территорию Советского Союза в «жизненное пространство» для Германской империи84.

В США в 1971 году вышло в свет исследование противника теории «упущенного.

Off шанса" П. Карелла «Гитлер продвигается на Восток», а в 1973 году — его.

О/Г единомышленника Б. Уайли «Кодовое наименование «Барбаросса». Обе работы основывались на материалах захваченных американцами немецких архивов. Авторы убедительно показали, что все попытки немецких фашистов подорвать единство советского народа потерпели поражение. В их работах не содержалось заявлений о том, что население СССР имело «антисоветскую ориентацию» и радушно встречало немецкие войска.

В Англии с наиболее последовательным разоблачением и осуждением преступной политики немецких оккупантов выступил А.Верт. В годы войны он работал в СССР в качестве военного корреспондента и лично видел страшные последствия злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В книге А. Верта (в главе «Преступления немцев в Советском Союзе») приводились достоверные факты, свидетельствовавшие о массовом истреблении советских граждан, об их насильственном угоне на принудительную работу в Германию, о разграблении и уничтожении оккупантами материальных и духовных ценностей советского народа. Автор делал вывод о том, что все преступления немцев на советской земле закономерно вытекали из их «общей философии о «недочеловеках"87.

Резкое осуждение гитлеровской оккупационной политики содержалось во многих работах историков социалистических стран Европы, стремившихся доказать несостоятельность популярной на Западе теории «упущенного шанса». Одним из наиболее ярких представителей этого направления был чешский исследователь Вацлав Краль. Одна из глав его книги «Преступления против Европы» была посвящена немецкой оккупационной политике на территории СССР. Автор подверг критике заявления американских и английских историков о том, что немецкая оккупационная политика могла бы быть успешной в случае победы в немецком руководстве «умеренного направления», находившегося в оппозиции к Гиммлеру. «Эти авторы не видят того, — отмечал В. Краль, — что основной причиной кризиса оккупационного режима была не ошибочная тактика, а сами цели, преследовавшиеся од гитлеровцами в этой войне». Весьма перспективным в работе этого ученого было то, что он одним из первых сделал попытку анализа настроений населения оккупированных районов в их развитии, без чего трудно дать объективную оценку его политической ориентации.

Решительно осуждали преступления немецких оккупантов против советских граждан, естественно, и ученые ГДР (В. Блейер, К. Дрехслер, Г. Фостер, Г. Хасс, Р.

Брюль, Р. Челек, Д. Эйхгольц, В. Шуман и многие др.)89. много сделавшие для разоблачения агрессивных планов гитлеровской Германии, роли немецких монополий в подготовке к войне и в ограблении советских территорий, а также для объективного освещения роли вермахта в проведении преступной оккупационной политики.

Исследования восточногерманских историков показали тесную взаимосвязь вопросов подготовки войны с вопросом о характере немецкой оккупационной политики.

Авторы коллективного труда «Германия во второй мировой войне (1939 — 1945)» В. Блейер, К. Дрехслер, Г. Фостер и Г. Хасс пришли, например, к следующему выводу: «Немецкие фашисты предусматривали не только политическое и экономическое господство над большей частью мира, но также широкое распространение своих человеконенавистнических идеологических концепций. Антикоммунизм, расизм, антисемитизм, милитаризм, постоянные войны, жестокий террор и массовые убийства были их сущностью"91. Восточногерманские исследователи Р. Челек, Д. Эйхгольц и В. Шуман92 впервые ввели в научный оборот многие документы советских и германских архивов и на основе их анализа доказали вину германских монополий в экономическом ограблении СССР, в массовом истреблении его населения, в эксплуатации рабского труда советских граждан, насильственно вывезенных в Германию.

Среди прочих авторов Восточной Германии особо выделим фундаментальную работу Н. Мюллера «Вермахт и оккупация. 1941 — 1944"93. Опираясь на многочисленные документальные источники, этот автор доказывал, что ограбление и голодная смерть миллионов советских людей были запрограммированы руководством рейха еще в предвоенные годычто вермахт активно участвовал в осуществлении оккупационной политики и был повинен в многочисленных преступлениях против мирного населения, что борьба советских граждан против оккупантов с первых дней носила массовый характер. «Советское население, — утверждал он, — дало отпор фашистским оккупантам с самого начала с такой силой и решительностью, какой еще не наблюдалось ни в одной другой стране, подвергавшейся нападению германского империализма. Уже в первые недели и месяцы оккупации оно создало необходимые условия для успешной борьбы против режима угнетения"94.

Одобрение либо отрицание «теории упущенного шанса» вплоть до настоящего времени определяют подходы зарубежных авторов к исследованию нацистской оккупационной политики и поведения гражданского населения на оккупированной советской территории. В 1988 г., например, была издана книга американского историка Т. П. Миллигана «Политика иллюзий и империя. Германская оккупационная политика в Советском Союзе», основанная на том же материале и на тех же принципах, что и уже упоминавшаяся выше работа А. Даллина95.

В последние годы в США и в Израиле ведется серьезная исследовательская работа по проблеме Холокоста96.

Подводя итог всему вышесказанному, подчеркнем, что несколькими поколениями отечественных историков осуществлен глубокий анализ сущности, этапов разработки и особенностей осуществления нацистской оккупационной политики в отдельных регионах СССР. В перестроечный и постперестроечный период российские ученые сумели преодолеть крайности одностороннего подхода к определению мотивов поведения населения в условиях оккупации, смогли более объективно оценить степень организованности и эффективности партизанской действий, на строго научной основе начать рассмотрение вопросов об истоках и формах проявления коллаборационизма.

Что же касается изучения проблем взаимоотношения властных структур (советских либо германских) с гражданским населением в период битвы за Сталинград, то все 1990 — 2000;е годы происходило постепенное накопление фактического материала по истории партизанского движения, злодеяний фашистских оккупантов, деятельности органов оккупационной власти, проявлениях коллаборационизма в регионе97. Перманентно вводившийся в научный оборот большой объем важнейших документов и материалов, правильная постановка и частичное разрешение нашими предшественниками ряда важных вопросов темы создали предпосылки, необходимые и достаточные для того, чтобы приступить к всестороннему теоретическому и конкретно-историческому анализу ситуации с гражданским населением в оккупированной части территории Сталинградской области.

Учитывая актуальность, научную и практическую значимость темы, а также отсутствие целостного анализа и обобщающих трудов по затронутой проблематике, диссертант избрал объектом исследования политику немецко-фашистских оккупационных властей на территории Сталинградской области, а его предметомособенности поведения гражданского населения региона в условиях оккупации.

Диссертант ставит своей целью: исследовать характер взаимоотношений оккупационных органов власти, личного состава гитлеровских войск с мирными гражданами, для чего предполагается решить следующие задачи: выявить цели, задачи, формы реализации оккупационной политики на территории Сталинградской областипроанализировать содержание и изучить методы ведения нацистской пропаганды среди гражданского населения, уточнив степень ее результативностиреконструировать условия жизни и повседневного существования на оккупированной территориираскрыть мотивы и дать оценку эффективности народного сопротивления, проанализировать причины и масштабы проявлений коллаборационизма различных категорий гражданского населения.

Хронологически исследование в основном охватывает время с момента объявления Сталинградской области на военном положении до окончания Сталинградской битвы (12.07.1942 — 2.02.1943 г.). Лишь при рассмотрении отдельных вопросов диссертант выходит за рамки указанного периода.

Территориальные рамки исследования охватывают 15 сельских районов Сталинградской области, оставленных Красной Армией, из которых 12 были оккупированы полностью и 3 — частично.

В представленной диссертационной работе был использован широкий круг опубликованных и впервые вводимых в научный оборот разноуровневых и многоведомственных документальных и повествовательных материалов, в своей совокупности составляющих источниковую базу диссертации и обеспечивающих возможность перекрестной проверки информации.

Среди опубликованных документальных источников следует выделить: 1) законодательные и распорядительные документы высших органов власти СССР и общественных организаций, характеризующие политику государства в отношении гражданского населения в предвоенные и военные годы и порядок его эвакуации из прифронтовых районов в начальный период Великой Отечественной войны- 2) директивные, отчетные и эпистолярные документы советских, комсомольских и партийных органов Сталинградской области, областного управления НКВД (УНКВД) и штаба партизанского движения на Сталинградском фронте, содержащие сведения об обстановке в прифронтовых районах, оккупационной политике противника, нацистской и советской пропаганде среди гражданского населения, проявлениях патриотизма и коллаборационизма населения в зоне оккупации98.

Диссертант опирался также на анализ опубликованных в переводе на русский язык директивных, распорядительных и эпистолярных документов, дневников, протоколов совещаний и текстов выступлений представителей гражданского и военного высшего руководства гитлеровской Германии по вопросам оккупационной.

QQ политики на территории СССР. На основе анализа этих документальных источников советские авторы сделали фундаментальный вывод о том, что цели, планы и методы немецкой оккупационной политики в захваченных областях СССР были продуманы и утверждены руководством нацистского рейха задолго до начала германской агрессии против Советского Союза.

Широко использовались в работе статьи советских военных корреспондентов. Значительная часть приводившихся в них фактов, касающихся обстановки в районе Сталинграда, в том числе на оккупированной территории, была почерпнута из донесений советской разведки и показаний очевидцев. Однако если фактологическая основа газетных публикаций заслуживает доверия, то имевшая место тенденциозная (в силу политической ангажированности авторов и цензурных ограничений) подборка фактов и их интерпретация не могут быть приняты без дополнительной проверки и переосмысления.

Стремясь использовать все ценное в источниковедческом плане из того, что было сделано его предшественниками, и учесть как можно большее число опубликованных документов, имеющих отношение к теме исследования, диссертант привлек также ранее не публиковавшиеся документальные материалы из 20 фондов трех волгоградских архивохранилищ: Архива управления ФСБ РФ по Волгоградской области (АУФСБ), Центра документации новейшей истории Волгоградской области, Государственного архива Волгоградской области (ГАВО).

Отложившиеся в архивах стенограммы областных партийных и комсомольских конференций и сессий областного Совета депутатов трудящихся Сталинградской области, содержащие многообразные сведения по широкому кругу вопросов, затронутых в диссертации, способствовали не только воссозданию реальной картины исторических событий, но и выявлению приоритетов партийных, советских и комсомольских функционеров в их работе с населением.

Особую значимость для диссертационного исследования представляют недавно рассекреченные директивные и отчетные документы УНКВД по Сталинградской области, а также агентурные донесения, докладные записки, обзоры и сводки разведданных. Аккумулированный в них обширный массив разноплановых свидетельств, позволяет более полно и всесторонне охарактеризовать обстановку в прифронтовых и оккупированных районах области и является основным источником сведений об административном делении оккупированной территории, структуре и кадровом составе оккупационных органов управления, германском оккупационном режиме, политике оккупационной администрации, настроении и поведении гражданского населения. Данная секретная документация предназначалась исключительно для служебного пользования, рассылалась в особый отдел Сталинградского фронта, в НКВД СССР, а также первым руководящим лицам Сталинградского обкома ВКП (б) и облисполкома. Содержавшиеся в ней сведения служили основой для принятия практических решений, в силу чего ее следует считать достоверной. Хотя диссертанту приходилось, конечно, устранять отдельные неточности в написании фамилий и названий населенных пунктов.

К числу бесспорно достоверных документальных источников следует отнести также и использованные диссертантом директивные и распорядительные документы германского военного командования и оккупационных властей по вопросам оккупационной политики и оккупационного режима на территории Сталинградской области. Кроме того, без анализа содержания немецких лозунгов, листовок германского командования и русских эмигрантских организаций было бы невозможно установление целей, задач, характера и методов ведения нацистской пропаганды среди населения в оккупированной части Сталинградской области.

При работе над диссертацией широко использовались документы Государственной чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Сталинградской области (ГЧКСО): акты, фиксировавшие факты преступлений оккупантов против мирных граждан (ранее частично опубликованные100), акты обследования захоронений жертв фашистских захватчиков, протоколы опроса граждан, переживших оккупацию, и итоговые сведения статистического характера о злодеяниях врага и ущербе, причиненном им населению и хозяйству региона. Степень репрезентативности этих документов, по мнению диссертанта, является недостаточной, так как в них не учитывались сведения, содержавшиеся в засекреченной в тот период документации УНКВД, и они основывались исключительно на опросах очевидцев и актах обследования захоронений. Между тем, пребывание на оккупированной территории считалось предосудительным, и некоторые из очевидцев (гражданских лиц и военнопленных), дабы облегчить свою «вину», преувеличивали жестокость фашистских захватчиков. Комиссии удалось достаточно точно определить размеры материального ущерба, нанесенного оккупантами гражданам и хозяйству области, однако потери гражданского населения были установлены далеко не в полном объеме (не производился, например, учет граждан погибших от рук гитлеровских военнослужащих, от голода и болезней, не проверялись и не учитывались сообщения советской разведки).

Важным источником сведений о приблизительной численности пособников врага из числа советских граждан, их социальном происхождении, политической принадлежности и методах их наказания является «Обзор о работе Военного Трибунала войск НКВД Сталинградской области за период с 1 января по 1 июля 1943 г.».

Многочисленные факты, характеризующие поведение коммунистов на оккупированной территории, причины, по которым они заблаговременно не выехали в советский тыл, и методы их наказания, были почерпнуты диссертантом из протоколов собраний районных партийных организаций и заседаний бюро райкомов ВКП (б) освобожденных районов Сталинградской области.

Несомненный интерес представляют также докладные записки лекторов обкома ВКП (б), работавших в освобожденных районах Сталинградской области и зафиксировавших рассказы очевидцев об их жизни в период оккупации. Эти свидетельства в совокупности с другими архивными данными позволяют более точно охарактеризовать настроение и поведение населения во время оккупации и после изгнания врага, а также его взаимоотношения с гитлеровскими захватчиками на оккупированной территории.

В ходе работы с документами, диссертант стремился осуществить комплексный и критический анализ исторических источников, определив степень их репрезентативности (достоверности и точности), а также выявить конкретные формы и характер искажающего влияния на историческую информацию политико-идеологических и корпоративных интересов. Диссертант полагает, что аккумулированный им достаточно обширный корпус источников по избранной теме позволяет провести полноценное научное исследование и сформулировать обоснованные выводы, опирающиеся на разнообразный конкретно-исторический материал.

Теоретико-методологические основы исследования. Конкретно-историческое рассмотрение избранной для диссертационного исследования темы основано на последовательном применении общих теоретико-методологических принципов исторического познания.

Представленная диссертационная работа базируется на принципах историзма, научной достоверности, системности и конкретности рассмотрения фактов, общепризнанных в науке, требующих от исследователя анализировать любое общественное явление в процессе развития, в пространственно-временном контексте с учетом национально-региональной специфики, во всем многообразии его генетических, причинных связей и взаимовлияний с окружающим миром, с позиции конкретного исторического опыта, как продукт определенной эпохи и специфических исторических условий.

Обязательное требование рассматривать любой исторический процесс в системе координат своего времени, естественным образом распространяется и на саму человеческую личность. Понимание сущности человека со всеми его психологическими и психопатологическими (что особенно характерно для переломных моментов истории) свойствами, изучение «духа» той или иной исторической эпохи, проникновение в ее сознание — задача междисциплинарных изысканий на стыке естественных, общественных и культурологических наук, и оно вряд ли возможно без использования достижений социологии, исторической и этнопсихологии, исторической антропологии. Применяя наряду с общенаучными методами познания (такими как метод качественного / содержательного анализа, представляющий собой совокупность аналитических и синтетических процедур, метод описательного анализа, а также индуктивный и дедуктивный методы) и специально-историческими методами (историко-генетическим, сравнительно-историческим, историко-типологически м и пр.), опыт и методики смежных с историей наук, автор стремился достичь сформулированной цели диссертационного исследования.

Не потерял для историка своего обязательного характера и такой методологический принцип как социальный (ценностный) подход.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в отечественной историографии осуществлен комплексный конкретно-исторический анализ политики немецко-фашистских оккупационных властей на примере территории (Сталинградской области), относившейся к зоне военного управления, с преобладавшим казачьим населениемпроведено системное исследование основных факторов, влиявших на характер поведения гражданского населения региона в условиях оккупации.

Проведена систематизация разнообразного и многоаспектного фактического материала, позволяющая по-новому подойти к проблеме коллаборационизма различных категорий гражданского населения.

Значительная часть документов, используемых в диссертации, вводится в научный оборот впервые.

Конкретно-историческое рассмотрение избранной для диссертационного исследования темы основано на последовательном применении общих теоретико-методологических принципов исторического познания.

Представленная диссертационная работа базируется на принципах историзма, научной достоверности, системности и конкретности рассмотрения фактов, общепризнанных в науке, требующих от исследователя анализировать любое общественное явление в процессе развития, в пространственно-временном контексте с учетом национально-региональной специфики, во всем многообразии его генетических, причинных связей и взаимовлияний с окружающим миром, с позиции конкретного исторического опыта, как продукт определенной эпохи и специфических исторических условий.

Обязательное требование рассматривать любой исторический процесс в системе координат своего времени, естественным образом распространяется и на саму человеческую личность. Понимание сущности человека со всеми его психологическими и психопатологическими (что особенно характерно дня переломных моментов истории) свойствами, изучение «духа» той или иной исторической эпохи, проникновение в ее сознание — задача междисциплинарных изысканий на стыке естественных, общественных и культурологических наук, и оно вряд ли возможно без использования достижений социологии, исторической и этнопсихологии, исторической антропологии. Применяя наряду с общенаучными методами познания (такими как метод качественного / содержательного анализа, представляющий собой совокупность аналитических и синтетических процедур, метод описательного анализа, а также индуктивный и дедуктивный методы) и специально-историческими методами (историко-генетическим, сравнительно-историческим, историко-типологическим и пр.), опыт и методики смежных с историей иаук, автор стремился достичь сформулированной цели диссертационного исследования.

Не потерял для историка своего обязательного характера и такой методологический принцип как социальный (ценностный) подход.

Основные положения диссертации были обсуждены на заседании кафедры истории России и зарубежных стран Российского гуманитарного института Санкт-Петербургского государственного университета (РГУ СПбГУ). О результатах исследования диссертант докладывал с трибуны российской научно-практической конференции «История Великой Отечественной войны и актуальные проблемы формирования гражданского патриотизма поколения XXI века» (Волгоград, 2000 г.), международной научной конференции «Война и мир в историческом процессе (XVII — XX вв.», посвященной 60-летию Сталинградской битвы (ВГПУ, 2003 г.) и на городской межвузовской научной конференции (ВолгоградВГПУ, 2005 г). Выводы и обобщения, содержащиеся в данной работе, имеют прикладное значение. Материалы диссертации могут лечь в основу специальных разделов при написании фундаментальных работ, учебников и учебных пособий по отечественной общероссийской и региональной истории, а также быть использованы при чтении общих / специальных лекционных курсов в вузах (в т.ч. по проблемам военной истории и исторической психологии) и при подготовке музейных экспозиций. Выводы и обобщения автора могут оказаться полезными для проведения работы по патриотическому и антифашистскому воспитанию подрастающего поколения.

1 Проектор Д. М. Мировые войны и судьбы человечества. М., 1986. С. 122.

2 Морозов С. Д. Население России в 1914;1918 гг.: численность и потери // Военно-исторический журнал. 1999. № 3. С. 34.

3 Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: статистическое исследование. М., 2001. С. 595.

4 Там же. С. 233.

5 Трайнин И. П. Механизм немецко-фашистской диктатуры. Ташкент, 1942.

6 Трайнин А. Н. Уголовная ответственность гитлеровцев / под ред. A.JI. Вышинского. М., 1944.

7 Леонтьев А. «Зеленая папка Геринга. М., 1942.

8 Лаптев И. Налоговое обложение молдавского крестьянства румыно-немецкими оккупантами. Кишинев, 1945.

9 Доценко И. Роль морально-политического единства советского общества в достижении победы в Великой Отечественной войне Советского Союза: дис. .канд. ист. наук. Л., 1955; Роль морально-политического единства советского общества в разгроме фашистской Германии в Великой Отечественной войне Советского Союза: учеб. пособие. Монино, 1959 и др.

10 Проскурин М. П. Сталинградская партийная организация в период Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг. автореф. дис. .канд. ист. наук. М.: МГУ, 1956 и др.

11 Климов А. Н. Трудящиеся города Сталинграда и области в борьбе за разгром немецко-фашистских оккупантов под Сталинградом (июль 1942 — февраль 1943): дис. .канд. ист. наук. М., 1955. С. 60.

12 Волин Б. М. Всенародная партизанская война. М., 1942; Минц И. Партизанская война. М., 1942; Сидельский Р. Борьба советских партизан против фашистских захватчиков. М., 1942; Никитин М. Партизанская война в Ленинградской области. М., 1943; Юдин И. Партизаны Кубани. Краснодар, 1944 и др.

13 Пономаренко П. К. 1) Партизанское движение в Великой Отечественной войне. М., 1943; 2) В тылу врага. // Новое время. 1965. № 19- 3) Некоторые вопросы организации руководства партизанским движением. // Вторая мировая война. Кн. 3. М., 1966; 4) Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков 1941 -1944. М., 1986.

14 Ильюшенко Т. История 3-ей Ленинградской партизанской бригады (1941;1945 гг.): дис. .канд. ист. наук. Л., 1949; Шахматова М. Большевистское подполье во временно оккупированном городе Таганроге в 1941;1943 гт.: дис. .канд. ист. наук. Л., 1950; Береза А. И. Борьба трудящихся Кировоградской области под руководством большевистских организаций против немецко-фашистских оккупантов (1941;1944): дис. .канд. ист. наук. Киев, 1951; Быстрицкая Н. Смоленские коммунисты в партизанском движении в период Великой Отечественной войны 1941;1945: дис. .канд. ист. наук. Ереван, 1952; Радченко А. Партизанское движение на Львовщине в период Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944 гг.): дис. .канд. ист. наук. Киев, 1953; Омельченко И. Партизанское движение в период Великой Отечественной войны (октябрь 1941 -сентябрь 1943 гг.): дис. .канд. ист. наук. М., 1954; Колесников Г. Партизанское движение на Житомирщине (1941;1943): дис. .канд. ист. наук. Киев, 1956; Демьянчук И. Печать подпольных партийных организаций и партизанских отрядов Украины в борьбе против фашистских захватчиков: дисканд. ист. наук. Киев, 1958 и др.

15 Шевердалкин П. Р. Ленинградские партизаны. Л., 1947; Гуторов И. Борьба и творчество народных мстителей. Минск, 1949; Виноградов И. В. Партизанская война на Псковщине (1941;1944 гг.). Псков, 1950; Краученко I.C. Подпольны большэв1цк1 друк у Беларуа у гады Вял|'кай Айчыннай вайны. MiHCK, 1950; Петрушенко Т. К. Молодые партизаны Брянщины. Брянск, 1951; Самсон В. П. Партизанское движение в Северной Латвии в годы Великой Отечественной войны (Исторический очерк). Рига, 1951 и др.

16 Малышева Е. М. О роли рабочего класса и крестьянства СССР в победе под Сталинградлом // Исторический подвиг Сталинграда: сб. ст. М., 1985. С. 285.

17 Коваль М. В. Борьба населения Украины против фашистского рабства. Киев, 1979. и др.

18 Золотарева Т. Борьба украинского народа под руководством коммунистической партии против угона граждан УССР на фашистскую каторгу в Германию: автореф. дисканд. ист. наук. М., 1950.

9 Залесм A.I. Быт беларусмх селян у партизански Kpai. MiHCK, 1960; Залесский А. И. В партизанских краях и зонах. Патриотический подвиг советского крестьянства в тылу врага (1941;1944 гг.). М., 1962; Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики. 1941;1944. М., 1976; Факторович А. А. Крах аграрной политики немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии. Минск, 1979; Коваль М. В. Борьба населения Украины против фашистского рабства. Киев, 1979.

20 Водолагин М. А. Очерки истории Волгограда. М., 1968. С. 342 и др.

21 Гриднев В. М. Борьба крестьянства оккупированных областей РСФСР против немецко-фашистской оккупационной политики. С. 178- Гречко А. А. Битва за Кавказ. М., 1967. С. 205.

22 Неотвратимое возмездие: По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок: сб. М., 1979 и др.

2 Мартинсон Э. Слуги свастики. Таллин, 1962; Барков Л. И. Переход эстонских буржуазных националистов в сферу влияния фашистской Германии и их участие в преступлениях против человечности в период Великой Отечественной войны. 1941;1945 гг.: дис. .канд. ист. наук. Таллин, 1968.

24 Они среди нас: сб. ст. М., 1969.

25 Немецко-фашистский оккупационный режим (1941;1944 гг.): сб. ст. / под общ. ред. Е. А. Болдина. М., 1965.

26 Блюмфельд Э. А. Гитлеровский оккупационный режим в Латвии (1941;1945 гг.): дис. .канд. ист. наук. Рига, 1967.

27 Розанов Г. Л. План «Барбаросса»: замысел и финал. М., 1970; Безыменский Л. А. Генеральный план «Ост»: замысел, цели и результаты // Вопросы истории. 1978. № 5 и др.

28 Юденков А. Ф. Политическая работа среди населения оккупированной советской территории (1941 — 1944). М., 1971; Макаров Н. И. О содержании и формах всенародной борьбы на оккупированной советской территории в годы Великой Отечественной войны // Вопросы истории КПСС. 1977. № 1- Щуплецов В. М. Насильственный угон мирного населения с оккупированной территории СССР для принудительного труда в фашистскую Германию (1941;1945 гг.): дис. .канд. ист. наук. Пермь, 1983; Нацистская политика геноцида н выжженной земли в Белоруссии 1941;1944 гг. / под ред. В. Е. Лобанока. Минск, 1984; ПершинаТ.С. Фашистский геноцид на Украине. 1941;1944: дис. .канд. ист. наук. Одесса, 1985. ПершинаТ.С. Фашистский геноцид на Украине. 1941;1944 гг. Киев, 1985 и др.

29 Загорулько М. М., Юденков А. Ф. 1) Крах экономических планов фашистской Германии на временно оккупированной территории СССР. М., 1970; 2) Крах плана «Ольденбург». М., 1974; 3) Крах плана «Ольденбург». М., 1980.

30 Петров Ю. П. Программа развертывания партизанского движения в годы Великой Отечественной войны // Вопросы истории КПСС. 1970. № 5- Первые удары ленинградских партизан (1941 г.) // Военно-исторический журнал. 1973. № 1- Партизанское движение в Ленинградской области. 19 411 944. Л., 1973; Семиряга М. И. Фашистский оккупационный режим на временно захваченной советской территории // Вопросы истории. 1985. № 3.

31 Кандауров И. М. Стойкость. Волгоград, 1982. Вместе с тем, в книге впервые был обнародован факт гибели партизанского отряда по доносу одного из местных жителей.

32 Петров Ю. П. Программа развертывания партизанского движения в годы Великой Отечественной войны // Вопросы истории КПСС. — 1970. — № 5- Первые удары ленинградских партизан (1941 г.) // Военно-исторический журнал. 1973. № 1- Партизанское движение в Ленинградской области. 19 411 944. Л., 1973; Семиряга М. И. Фашистский оккупационный режим на временно захваченной советской территории // Вопросы истории. 1985. № 3- Яблочкин Ю. Н. Под Ленинградом после Курской битвы // История СССР. — 1965. № 3.

33 Волоковых А. А. Объективный фактор и партизанское движение на оккупированной территории Ленинградской области в 1941 — 1944 гг. // Вторая мировая война: история и современность: сб. статей. Вып. 1. СПб., 1999; Демографический фактор и массовый героизм партизан Ленинградской области в годы Великой Отечественной войны. // IV Царскосельские чтения. Т. 1. СПб., 2000; Герасимов В. И. Партизанское движение в Сланцевском районе // Ленинградская область в Великой Отечественной войне по документам муниципальных архивов и музеев. Кириши, 2000; Макуров В. Г. Подпольная борьба в Карелии в годы Великой Отечественной войны. 1941 — 1944 // Вторая мировая война: история и современность. СПб., 2000; Филиппов Э. М. Пограничники Северо-Западаактивные участники партизанского движения // Воинский подвиг защитников Отечества. Вологда, 2000; Чмырев В. А. Некоторые вопросы организации партизанской войны в тылу врага // Патриотизм Советской Армии и народа — важнейший источник Победы в Великой Отечественной войне. СПб., 2000.

34 Федосеев С. И. Действия партизан в Сталинградской области (1942;1943 гг.) // Вопросы краеведения: Материалы VI и VII краеведческих чтений, посвященных 50-летию победы советского народа в Великой Отечественной войне. Вып. 4−5. Волгоград, 1998. С. 168.

35 Дубков В. Н. Непокоренные. Партизанская и подпольная борьба на территории Сталинградской области в 1942 — 1943 гг. Волгоград, 2004. С. 15.

36 Потапов А. А. Бой в сумраке леса // Спецназ. 1997; Старинов И. Г. Почему мы победили только в сорок пятом? // Солдат удачи. 1995. № 5- Ошибки партизанской войны // Малая война. Минск, 2000 и ДР.

Черная книга: О злодейском повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими захватчиками во временно оккупированных районах Советского Союза и в лагерях Польши во время войны 19 411 945 / под ред. В. Гроссмана, И.Эренбурга. Запорожье, 1991; Елисаветский С. Я. Бердичевская трагедия. Киев, 1991; Книга Памяти: Посвящается жертвам Бабьего Яра. Киев, 1991; Розенблат Б. Жизнь и судьба Брестской еврейской общины XVI — XX вв. Брест, 1993; Ковалев Б. Н. Антифашистская борьба: Анализ пропагандистского противостояния (1941;1944 гг.). На материалах.

Северо-Запада РСФСР: автореф. дис. .канд. ист. наук. СПб., 1993; Еврейский геноцид на Украине в период оккупации в немецкой документалистике. 1941;1944. М., 1995; Филатов В. И. Машина смерти. М., 1995; Бочкарев А. А. Критика чистого чувства: национал-социализм. Перестройка большевистской России. Пропаганда германской военной оккупации (1941 — 1944 гг.): метафизические этюды. Ставрополь, 1996; Холокост. «Еврейский вопрос» и современное украинское общество. Киев, 1996; Национальная политика финских оккупационных властей в восточной Карелии // Вторая мировая война: история и современность. СПб., 2000.

38 Башкау Н. Э. Трудовая армия советских немцев на стройках Урала в годы Великой Отечественной войны // Сталинградская битва в истории России. Спб., 1997; Курочкин А. Н. Трудармейские формирования из граждан СССР немецкой национальности в годы Великой Отечественной войны (1941;1945): автореф. дис. .канд. ист. наук. Саратов, 1998; Земсков В. Н. Спецпереселенцы из Крыма (1944;1956 гг.) // Крымский музей. Симферополь, 1995; Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997; Козыбаев М. Принудительный труд в СССР: трудармейцы Казахстана на защите Отечества //Феникс. № 3. Алмааты, 1996; Сорокина О. М. Национальный вопрос в условиях окончания второй мировой войны (1941;1945 гг.) // Армагеддон: актуальные проблемы истории, философии, культурологи. Кн. 4. М., 1999 и др.

Волоковых Н. П. Общественное сознание граждан СССР на оккупированной территории Северо-Запада Российской Федерации в годы Великой Отечественной войны: автореф. дис. .канд. ист. наук. СПб., 2002.

40 Там же. С. 21−22.

41 Вооруженное националистическое подполье в Эстонии в 40 — 50-х гг. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 8- Кого мы должны помнить? // Военно-исторический журнал. 1990. № 6- Под маской независимости: документы о вооруженном националистическом подполье в Латвии в 40 — 50-х гг. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 11- Палачи // Военно-исторический журнал. 1990. № 6- Соловьев А. К. Белорусская Центральная Рада: создание, деятельность, крах. Минск, 1995; Туркестанские легионеры // Военно-исторический журнал 1995. № 2- Степаненко О. Откуда корни, господа? Летопись предательства национал — «демократов» // Правда. 1998.30 июня.

42 Катусев А. Ф., Оппоков В. Иуды // Военно исторический журнал. 1990. № 4- Движение, которого не было, или история власовского предательства // Военно-исторический журнал. 1991. № 4, 9, 12- Дзезинкевич С. И. Казачьи части в составе вермахта // Материалы по истории русского освободительного движения. 1941 — 1945 гг. М., 1992; Окороков А. В. Казаки и русское освободительное движение // Материалы по истории русского освободительного движения. 1941 -1945 гг. М., 1992; Трагедия казачества. М., 1993; Поздняков В. В. Андрей Андреевич Власов. Сиракузы, 1993; Кириенко Ю. Н. Казачество в эмиграции: споры о его судьбах (1941 — 1945 гг.) // Вопросы истории. 1996. № 10- Александров К. М. Трагедия русского казачества 1943;1944 // Новый часовой. 1996. № 4- Дудников B.C. Далеко от родных станиц. Трагедия казаков Северного Кавказа // Дворянское собрание (Москва). 1997. № 7- Александров К. М. Казачество России во второй мировой войне: к истории создания Казачьего Стана (1942;1943 гг.) // Новый часовой (СПб.). 1997. № 5- Антропов О. О. Астраханские казаки в эмиграции // Вопросы истории. 1997. № 11- Вторая мировая война. Русская освободительная армия. М., 1998; Дробязко С. И. Восточные легионы и казачьи части в вермахте. М., 1999; Кринко Е. Ф. Жизнь за линией фронта: Кубань в оккупации (1942 — 1943 гг). Майкоп, 2000; Окороков А. В. Антисоветские воинские формирования в годы второй мировой войны. М., 2000; Крикунов П. Н. «.начальникам, как немецким, так и своим казачьим во всем буду послушен.» // Военно-исторический журнал. 2002. № 2 и др.

43 Другая война. 1939 — 1945 гг. / под ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996. С. 322.

44 Коренюк Н. Трудно расстаться с мифами // Огонек. 1990. № 46- Кудряшов С. В. Предатели, «освободители» или жертвы режима? Советский коллаборационизм (1941;1942) // Свободная мысль. 1993. № 14- Решин Л. Коллаборационисты и жертвы режима//Знамя. 1994. № 8 и др.

45 Материалы по истории русского освободительного движения. 1941 — 1945 гг.: Статьи, документы, воспоминания. Под общ. Ред. А. В. Окорокова. Вып.1. М., 1997.

46 Тинченко Я. Памятник полицейским, сжегшим Хатынь, уже три года тихо стоит в Черновицах // Киевские ведомости. 1998.21 апр. и др.

47 Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны. М., 2000.

48 Там же. С. 21−22.

49 Там же. С. 9.

50 Там же. С. 22.

31 Ковалев Б. Н. !) Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России (1941;1944 гг.). Великий Новгород, 2001; 2) Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России. 19 411 944. М., 2004.

32 Лельчук B.C., Пивовар Е. И. Менталитет советского общества и «холодная война» // Отечественная история 1993. № в 6- Осокина Е. А. 1) Иерархия потребления: О жизни людей в условиях сталинского снабжения. 1928;1935 гг. М.: Изд-во МГОУ. 1993; 2) За фасадом сталинского изобилия: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927;1941. М.: РОССПЭН, 1998; Сенявская Е. С. 1) Человек на войне: Опыт историко-психологической характеристики российского комбатанта // Отечественная история. 1995. № 3- 2) Человек на войне. М.: Изд. центр ИРИ, 1997; 3) Психология войны в XX веке: исторический опыт России М.: РОССПЭН, 1999. 4)1941;1945 гг.- Фронтовое поколение: историко-псиологическое исследование. М.: Изд. Изд. центр ИРИ, 1995.

53 Харитоненко П. Н. Земля Капачевская. Волгоград, 1998; Ясковец Г. 1) Забвению не подлежит // Волгоградская правда. 1995.3 марта- 2) Не уступая родной земли // Отчий край. 2004. № 1. С. 91−99- Луночкин М. Н. Оккупация Чернышковского района.// 60 лет Сталинградской битве в Великой Отечественной войне. Уроки и выводы: Материалы научно-практической конференции 19 ноября 2002 г. М., 2003. С. 196— Дубков В. Н. Непокоренные.

54 Всероссийская Книга Памяти. 1941 — 1945: обзорный том. М., 1995; Великая Отечественная война. Цифры и факты: кн. для учащихся старших классов и студентов. М., 1995; Россия и СССР в войнах XX века. Статистическое исследование. М., 2001.

35 Там же. С. 396.

56 Там же. С. 407.

57 Шевяков А. А. Жертвы среди мирного населения в годы Отечественной войны. // Социологические исследования. — 1992. — № 11. С. 17.

38 Великая Отечественная война. Цифры и факты: Кн. для учащихся старших классов и студентов. М., 1995. С. 14.

59 Там же. С. 89.

60 Россия и СССР в войнах XX века. С. 233.

61 Соболев Г. Л. Блокада Ленинграда в свете перестройки исторической науки: Вопросы истории и историографии Великой Отечественной войны. Л., 1989; Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. СПб. 1994; Дзезинкевич А. Р. Блокада и политика. Оборона Ленинграда в политической конъюнктуре. СПб., 1998; Ковальчук В. М. Трагические цифры блокады: К вопросу об установлении числа жертв блокированного Ленинграда // Россия XIX — XX вв.: сб. ст. к юбилею Р. Ш. Ганелина. СПб., 1998; Иванов В. А. Миссия Ордена. СПб., 1997; Фролов М. И. В блокадном Ленинграде умереть должны были все. Почему большинство его жителей не погибло? // Военно-исторический журнал. 2000. № 6- Висер А. З. Политические и экономические катаклизмы в России XX века и население ПетроградаЛенинграда — Санкт-Петербурга: сб. ст. к 70-летию Р. Ш. Ганелина. СПб., 1998; Бизев С. Б. Смертность гражданского населения Ленинграда в годы блокады 1941;1944 гг. (на материалах Ленинградской городской комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников): автореф. дисканд. ист. наук. СПб., 2001.

Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. Материалы международной научной конференции 26−27 апреля 2001 г. СПб., 2001; Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде. Историко-медицинский аспект / под ред. Дж. Д. Барбера, А. Р. Дзезинкевича. СПб., 2001.

63 Мишаткин Ю. Прозрение фельдмаршала // Спутник, 1995. 7 апреля С. 12- Афанасьев Г. С. Имена не должны уйти // Вечерний Волгоград. 1995.14 января. С. 5.

64 Сапов В. И. Современная западногерманская историография. Некоторые проблемы новейшей истории. М., 1968. С. 325.

63 Манштейн Э. Утерянные победы. М., 1967. С. 162.

66 Рике Г. И. Продовольственная проблема и сельское хозяйство // Итоги второй мировой войны: сб. ст. М., 1957. С. 456−457.

67 Gorlitz W. Derzweite Welkrieg. Bd/ II. Stuttgart, 1959. S.221.

68 Herdeg W. Grundzuge der deutschen Besatzungsverwaltung in den west und norduropeischen Landern wahrend des Zweiten Weltkrieges. Tubingen, 1953 и др.

Freund M. Deutsche Geschichte. Gutersloh, 1960. S.713.

70 Catel W. Grenzsituation des Gebens. Reitrag zum Problem der begrenzten Euthansie. Nurnberg, 1962.

71 Зульцман P. Пропаганда как оружие в войне / Итоги второй мировой войны: сб. ст. М., 1957. С. 521.

72 Hesse Е. Der sowjetrussische Partisankrieg 1941 bis 1944 in Spiegel deutscher Kampfanwiesungen und Befehl. Gutersloh, 1969. S.14.

73 Brautigam O. Uberblick uber die besetzten Ostgebiete warend des zweiten Weltkrieges. Tubingen. 1954. S.90.

74 G. von Rauch. Geschichte des bolschewistischen Russland/ Wiesbaden, 1955. S. 420.

75 Пфеффер К. Г. Немцы и другие народы во второй мировой войне / Итоги второй мировой войны. С. 507.

76 Диксон Ч.-О., Гейбльруни О. Коммунистические партизанские действия. М., 1957.

77 Там же. С. 66.

78 Dal 1 in А. 1) German Rule in Russia. 1941;1945. London, 1957; 2) Deutsche Herschaft in Russland/ 19 411 945; 3) Eine studie uber Besatzungspolitik. Dusseldorf, 1958.

79 Jacobsen H.A. Misstrausche Nachbarn. Deutsche Ostpolitik 1919;1970/ Dokumentation und Analyse. Dusseldorf, 1970; Soviet Partisan in Word war II. Ed. Bi J. Armstrong. Madison, 1964; Raimond E. The Soviet State. New-Jork-London, 1968; Seaton A. The Russian-German War. 1941;1945/ London, 1971; Littlejon D. The Patriotic Traitors. A. History of Collaboration in German-Occupid Europa. 1940;1945. London, 1972; Кларк А. Барбаросса. Лондон, 1966; Hoffman J. Die Ostlegionen. 1941;1943. Freiburg, 1976.

80 Аморт Ч. Нацистские планы порабощения и истребления народов СССР: По документам секретного архива Г. Гиммлера // История СССР. 1966. № 2 и др.

81 Reitlinger G/ The House Build on Sand. The Conflicts of German Policy in Russia. 1939 — 1945. London, 1960.

82 Каров Д. Партизанское движение в СССР в 1941;1945 гг. Мюнхен, 1954.

83 R.Henkys. Die nationalsozialistischen Gewaltverbrechen. Geschichte und Gericht. Stuttgart, 1964.

84 Хаффнер С. Самоубийство Германской империи. М., 1972.

85 Carell P. Yietler Moves East. 1941;1943/N.-Y., 1971.

86 Whaley В. Codeword «Barbarossa"/ Cambrige (Mass), 1973.

87 Верт А. Россия в войне 1941;1945. Военно-исторический очерк. М., 1958.

88 Краль В. Преступления против Европы. М., 1968. С. 278.

89 Deutschen Besatzungregimes in den bltischen Sowjetrepubliken warend des zweiten Weltkrieges. Berlin, 1974; Анатомия войны. Новые документы о роли германского монополистического капитала в подготовке и ведении второй мировой войны / сост. Д. Эйхгольц, В. Шуман. М., 1971; Блейер В., Дрехслер К., Ферстер Г., Хасс Г. Германия во второй мировой войне (1939;1945). М., 1971; Брюль Р. Военная подготовка нападения германского империализма на Советский Союз // Вопросы истории. 1971. № 12 и др.

90 Bleyer W., Forster К., Hass G. Deutschland von 1939;1945: Deutschland verlah der zveiten Weltkrieges. Berlin, 1969; Блейер В., Дрехслер К., Ферстер Г., Хасс Г. Германия во второй мировой войне (19 391 945). М&bdquo- 1971.

91 Блейер В., Дрехслер К., Ферстер Г., Хасс Г. Германия во второй мировой войне. С. 66.

92 Czollek Roswitha/ Faschismus und okkupation. Wirtshaftspolitische Zielsetzung und Praxis des faschistischen deutschen Besatzungregimes in den bltischen Sowjetrepubliken warend des zweiten Weltkrieges. Berlin, 1974.

93 Muller N. Wehrmacht und okkupation. 1941 — 1944. Zur Rolle der Wermacht und ihrer Fuhrunsrogane in Okkupationsregime des faschistishen deutschen Imperialismus auf sovjetischen Territorium. Berlin. 1971; Мюллер H. Вермахт и оккупация (1941;1944). О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории. М., 1974.

94 Там же. С. 119.

95 Ковалев Б. Н. Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России. С. 24.

96 Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации. Иерусалим, 1992; Dean М. Collaboration in the Hjlocaust. N.Y., 2000 и др.

97 Федосеев С. И. Действия партизан в Сталинградской области (1942;1943 гг.) // Вопросы краеведения: материалы VI и VII краеведческих чтений, посвященных 50-летию победы советского народа в Великой Отечественной войне. Вып. 4−5. Волгоград, 1998; Харитоненко П. Н. Земля КалачевскаяДубков В.Н. НепокоренныеЯсковец Г. Не уступая родной земли // Отчий край. 2004. № 1.

98 Листовки Сталинградской областной партийной организации. Астрахань, 1943; В дни великого сражения: сб. док. и материалов о Сталинградской битве. Сталинград, 1958; Сталинградская битва: Хроника, факты, люди: сб. док. Кн. 2. М. 2002; Кандауров И. М. СтойкостьСталинградская эпопея: материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000; Чекисты в Сталинградской битве: документы, воспоминания, очерки. Волгоград, 2002; Сталинградский городской Комитет Обороны в годы Великой Отечественной войны: док. и материалы. Волгоград, 2003; Беледин Ю. М. «Не последнее слово мое и ваше.». Волгоград, 2005 и др.

99 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 3-е изд. испр. Т. 1−2. М., 1955; Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: сб. материалов. Т. 1−7. М., 1957;1961; Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: сб. материалов. Т. 1−3. М., 1965;1967; Преступные цели — преступные средства: док. об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941 — 1944гг.). М., 1963; Анатомия войны: новые документы о роли германского монополистического капитала в подготовке и ведении второй мировой войны. М., 1971; СС в действии: док. о преступлениях СС. М., 1969; Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза. М., 1987; Война гитлеровской Германии против Советского Союза. М., 1987; Война Германии против Советского Союза: док. экспозиция 1941 — 1945. Берлин, 1992.

100 Зверства немецко-фашистских захватчиков в районах Сталинградской области, подвергавшихся немецкой оккупации: сб. док. Сталинград, 1945.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В данном исследовании была предпринята попытка проследить процесс становления различных германских оккупационных служб в оккупированной части Сталинградской области, раскрыть основные направления их деятельность по реализации нацистской оккупационной политики, выявить характерные особенности периода оккупации области и поведения гражданского населения в условиях оккупации.

Прежде всего, следует отметить, что некоторые принципиально важные особенности периода оккупации Сталинградской области предопределялись тем, что на ее территории развернулось одно из решающих сражений Великой Отечественной и второй мировой войн. Этот факт осознавался обеими противоборствующими сторонами, боевые действия которых носили крайне упорный и ожесточенный характер. Упорное сопротивление частей Красной Армии не позволило противнику оккупировать все сельские районы области.

Частично занятая им территория, находившаяся в сравнительной близости от линии фронта, получила статус зоны военного управления. В сложившихся условиях роль командования 6-й немецкой армии в руководстве оккупационной политикой закономерно возрастала. Приоритетными задачами оккупационной администрации становились: исполнение приказов военного командования, обеспечение безопасности немецкого тыла, бесперебойная доставка людских и материальных ресурсов фронту, а также улучшение снабжения гитлеровских войск (особенно 6-й полевой и 4-й танковой немецких армий) за счет местных ресурсов. Следует отметить, что в отличие от других оккупированных регионов РСФСР, для оккупационных служб Сталинградской области реализация этой задачи была особенно актуальной, что, образно говоря, отодвигало на второй план остальные задачи оккупационной политики.

Характерной особенностью рассматриваемого периода была его непродолжительность. Для отдельных территорий и населенных пунктов сроки оккупации колебались от нескольких дней до полугода. Различные оккупационные службы, прибывавшие на места незамедлительно, но не в полном составе и в разной временной очередности, вынуждены были выполнять не свойственные им функции служб отсутствовавших, что позволяло, начиная с первых дней, обеспечивать проведение единообразной оккупационной политики на всей захваченной территории. Кратковременность периода оккупации помешала захватчикам ввести в Сталинградской области гражданское судопроизводство, наладить производство товаров широко потребления, организовать торговлю продуктами питания (в магазинах и на рынке), открыть аптеки и больницы, как это делалось в других подвластных им регионах РСФСР, период оккупации которых был более длительным.

Закономерная слабость партизанского движения в степной местности, плотно насыщенной боевой техникой и личным составом войск противника (еще две особенности периода оккупации), в совокупности с преобладанием в зоне оккупации «дружелюбных» казаков и малочисленностью граждан еврейской национальности делали излишним проведение в районе Сталинграда широкомасштабных казней мирных граждан и поисково-карательных операций. Вследствие этого в Сталинградской области, в отличие от других захваченных противником советских регионов, оккупационная политика осуществлялась без участия войск СС и зондеркоманд. В области значительно реже, чем в других оккупированных советских регионах, осуществлялись казни местных жителей (особенно через повешение). Достаточно вспомнить о том, что в Сталинградской области (по неполным данным) было расстреляно 429 мирных граждан, а в Бабьем Яру под Киевом (в зоне ответственности 6-й немецкой армии) — более 100 тысяч.

Тот факт, что в зоне оккупации оказались главным образом районы компактного проживания донского казачества, также является характерной особенностью оккупации Сталинградской области. Как уже отмечалось ранее, часть правящей верхушки Германии рассматривала казаков в качестве якобы кровнородственных потенциальных союзников немецкого народа, готовых незамедлительно вступить в непримиримую борьбу с большевизмом. Вследствие этого, одной из важнейших задач политики оккупационной администрации в отношении гражданского населения Сталинградской области было привлечение на свою сторону казачества. При этом захватчики нуждались в поддержке не только казаков, пострадавших от революции и советской власти, но и более широких слоев казачества, особенно молодежи.

Казалось бы, у них была реальная возможность успешной реализации этой задачи, так как жители Сталинградской области в начальный период оккупации не представляли собой монолитно сплоченной массы дружественных друг другу и объединенных стремлением к единой цели (победе над врагом) крестьян, рабочих и интеллигенции. Напротив, еще до оккупации они, как и в годы гражданской войны, разделились на пострадавших от революции и политики построения социализма «белых» (последовательных сторонников Германии) и готовых защищать завоевания революции «красных» (ее непримиримых противников). Кроме того, значительная часть гражданского населения, в основном недовольного коллективизацией и расказачиванием, занимала выжидательную позицию и, скорее всего, могла бы поддержать оккупантов в том случае, если бы они проводили политику, отвечавшую их интересам.

Одним из важнейших инструментов привлечения союзников и нейтрализации противников Германии из числа гражданского населения области была нацистская пропаганда, которая в целом отличалась ярко выраженной антисоветской и антисемитской направленностью. Главными врагами русского народа и казачества она объявляла Сталина, коммунистов, евреев и сотрудников НКВД. В ее содержании преобладало обоснование 2-х разработанных ею мифов: 1) об «освободительной миссии» Германии и будущем процветании России- 2) о мощи и непобедимости вермахта, слабости и неизбежности поражении Красной Армии. Первый миф был призван сформировать у населения сознательную готовность мириться с «временными» трудностями, как можно лучше работать во имя победы Германии, а, следовательно, и во имя своего собственного «светлого» будущего. Второй должен был порождать у него чувство безысходности, неверие в успех и целесообразность сопротивления оккупантам, то есть сделать его покорным и пассивным. Интенсивность нацистской пропаганды и способы ее ведения зависели от степени удаленности оккупированных территорий от линии фронта и длительности их оккупации. На более отдаленных от линии фронта территориях она стремилась охватить все слои населения, с каждым из которых пыталась говорить на понятном ему языке. В Сталинградской области, в отличие от других оккупированных регионов РСФСР, ее эффективность возрастала благодаря почти полному отсутствию советской контрпропаганды, следствием чего была повсеместная неосведомленность населения о реальном положении дел на фронте. Сильной стороной фашистской пропаганды было то, что она опиралась на знание реальных настроений внутри советского общества и отвечала затаенным чаяниям и надеждам значительной части гражданского населения, прежде всего, казачества, обещая ему восстановление единоличного землепользования и дореволюционного образа жизни после победы Германии. Однако единственным ее успехом было то, что ей удалось посеять сомнения в возможности победы «ослабевшей» Красной Армией над «непобедимым» вермахтом среди довольно значительной части мирных граждан, а, следовательно, убедить их в том, что немцы пришли навсегда, и любое сопротивление им бессмысленно.

Политика «заигрывания» оккупационных служб с казачеством (восхваление воинственности казаков, обещания вернуть им все, что отняла у них советская власть, отдельные поблажки, попытки разобщения их с русскими) носила противоречивый и непоследовательный характер. В отличие от других оккупированных «казачьих» регионов СССР, в Сталинградской области не было восстановлено казачье самоуправление, и ни одно обещание, данное оккупантами казакам, не было выполнено.

Оккупационная администрация Сталинградской области оказалась в затруднительном положении, так как задача привлечения казаков и других категорий местного населения к сотрудничеству вступала в резкое противоречие с более значимой для нее задачей создания благоприятных условий для ведения боевых действий гитлеровским войскам. Осуществление этой приоритетной на протяжении всего периода оккупации задачи было сопряжено с выселением местных жителей из прифронтовой полосы и из принадлежавших им домов, с принуждением их к труду в сельских общинах (колхозах), к различного рода работам оборонного значения, а также снабжение гитлеровских войск за счет фактического тотального ограбления гражданского населения.

Следствием такой политики являлось резкое ухудшение условий жизни гражданского населения, значительная часть которого в условиях рано наступивших холодов была лишена теплой одежды и обуви и ютилась в землянках, ямах и даже под открытым небом. Ситуация усугублялась острым дефицитом топлива. Питание местных жителей было крайне скудным, значительная их часть (особенно лица, выселенные из прифронтовой полосы) голодала. Между тем, оккупационные службы никакой заботы о нуждах населения не проявляли.

Привлечению гражданского населения к сотрудничеству с оккупационной администрацией препятствовали также бесчинства гитлеровских солдат и офицеров (немецких, румынских и итальянских войск). Почти все германские солдаты и офицеры были воспитаны в духе антисемитизма и презрения к «расово неполноценным» славянам и еще до начала Сталинградской битвы развращены безнаказанными расправами с безоружными людьми. В подавляющем своем большинстве военнослужащие гитлеровских войск вопреки приказам своего командования грабили местных жителей, на каждом шагу унижали их человеческое достоинство (не задумываясь о том, кто перед ними, казак или русский), демонстрировали пренебрежение к православным святыням. Многие из них насиловали, избивали и убивали мирных людей, не щадя даже несовершеннолетних.

Жестокие противоправные действия личного состава оккупационных войск уже в первые дни оккупации вызывали резкое недовольство населения, которое усугублялось позднее разочарованием в германской оккупационной политике и резким ухудшением условий его жизни. Местные жители приходили к выводу о том, что при советской власти им все же жилось лучше. Население переставало верить нацистской пропаганде, и выжидательная позиция значительной его части сменялась непримиримой ненавистью к захватчикам. В своем подавляющем большинстве мирные граждане начинали осознавать, что победа Германии грозит самому существованию народа. Вследствие этого все большее распространение в его среде получали патриотические настроения. Следует подчеркнуть, что патриотизм населения проявлялся в двух формах: как стремление защитить Отечество как таковое, вне зависимости от существующего в нем политического строя, и как желание защитить именно советскую Родину и завоевания социализма (советский патриотизм).

Таким образом, ненависть к гитлеровским захватчикам не была изначально присуща всему населению, и у значительной его части сформировалась под влиянием жестокости фашистской оккупационной политики. Эта ненависть и патриотический настрой становились главными побудительными мотивами, толкавшими мирных граждан к участию в антигерманском сопротивлении.

Основными формами сопротивления гражданского населения оккупантам были: антифашистская агитациясаботаж, порча сельскохозяйственной техники, попытки спасения от разграбления колхозного имуществахранение портретов советских вождей, порча продукции, обстрел вражеских солдат, помощь советским военнопленным, партизанам и бойцам диверсионно-разведывательных групп, укрывательство и лечение раненых красноармейцев, предоставление ночлега и питания выходившим из окружения бойцам и командирам.

Сельскохозяйственным комендатурам, например, не удалось в полном объеме наладить работу общин (колхозов), собрать и передать войскам весь остававшийся на корню урожай зерновых и овощей не только из-за краткости периода оккупации, нехватки сельскохозяйственной уборочной техники, стравливания урожая на корню гитлеровскими солдатами, но и из-за массового саботажа населения. Вместе с тем, другие формы сопротивления не получили широкого распространения. Причинами этого были постоянное наблюдение оккупационных властей за наличием граждан в местах проживания, их настроением и поведением, запугивание местных жителей, утрата частью населения веры в возможность изгнания захватчиков, боязнь предательства.

Наиболее активными добровольными и последовательными пособниками гитлеровских захватчиков становились, как правило, так называемые «социально чуждые элементы» — бывшие белогвардейцы, казачьи атаманы, зажиточные казаки, кулаки, торговцы, а также лица, подвергавшиеся политическим репрессиям [при советской власти именовавшиеся крестьянами, рабочими, служащими и даже членами ВКП (б)]. В совокупности они представляли собой незначительную часть населения. Представители этой категории активных пособников врага ненавидели советскую власть и надеялись с помощью фашистской Германии вернуть себе все то, что отняла у них социалистическая революция, не задумываясь при этом о дальнейшей судьбе своей Родины и своих соотечественников. Следует отметить, что в число активных пособников оккупантов вливались и не вызывавшие ранее подозрений «социально близкие элементы»: рабочие, крестьяне, механизаторы, ремесленники, служащие, красноармейцы, члены ВКП (б) и ВЖСМ. Некоторые из них скрывали ранее родство с «социально чуждыми элементами» и белоэмигрантами и успешно маскировали свою ненависть к социалистическому строю. Часть их служила оккупантам из страха или из желания сделать карьеру при новой власти. Активные пособники оккупантов работали на вспомогательных должностях в германских оккупационных службах, на руководящих и рядовых должностях в «русских» административных органах, в сельскохозяйственных общинах в качестве управляющих, бригадиров и специалистов (агрономов, бригадиров, механиков), а также занимали руководящие должности на мелких предприятиях по переработке сельскохозяйственного сырья. Многие из них выдавали врагу скрывавшихся партийных и советских работников и активистов, партизан и красноармейцев. Некоторые участвовали в проведении допросов, пыток и казней советских граждан.

Деятельность активных пособников оккупантов еще в годы войны была совершенно справедливо охарактеризована как измена Родине, как в нравственном, так и в уголовно-правовом смысле этого слова. Следует подчеркнуть, что она не может быть оправдана тем, что сподвижники гитлеровских захватчиков руководствовались якобы благородными мотивами освобождения России от большевизма и сталинской тирании с помощью фашистской Германии.

Пассивными пособниками оккупантов становились мирные жители, которые под влиянием фашистской пропаганды утрачивали веру в возможность победы Красной Армии и пытались приспособиться к новой жизни, а также граждане, продолжавшие верить в победу, но вопреки их воле принуждавшиеся к работе в пользу Германии. Следует отметить, что пассивными пособниками врага следует считать и тех сталинградских казаков, которые, в отличие от казаков других оккупированных «казачьих» регионов, вступали в вооруженные казачьи отряды не ради борьбы с большевизмом, получения выгод и льгот, а по принуждению, и не участвовали в боевых действиях против Красной Армии. К указанной категории следует также отнести тех коммунистов и комсомольцев, зарегистрированных и завербованных оккупационными службами, которые не выполняли полученных заданий. В целом, пассивные пособники оккупационных властей, представлявшие в совокупности большую часть гражданского населения, ненавидели своих поработителей, и их сотрудничество с захватчиками носило вынужденный характер.

И активных, и пассивных пособников оккупантов следует считать коллаборационистами, так как коллаборационизм — это оказание содействия агрессорам со стороны граждан государства, подвергшегося нападению, в ущерб своей Родине и народу. В зоне частичной оккупации Сталинградской области получили распространение такие типы коллаборационизма, как военнополитический, административный, экономический и бытовой. Совершенно очевидно, что любая помощь врагу, независимо от того, оказывалась она добровольно или по принуждению, в той или иной степени наносила ущерб интересам Родины. Однако безоговорочного осуждения заслуживают только активные добровольные и последовательные пособники оккупантов, особенно те, по вине которых проливалась кровь советских граждан.

Привлечение к сотрудничеству местных жителей позволило полностью укомплектовать кадрами германские и «русские» оккупационные органы управления, поддерживать весьма жесткий оккупационный режим, изъять оружие у гражданских лиц, систематически вести наблюдение за их настроением и поведением. С помощью предателей из числа местных жителей удалось разгромить несколько партизанских отрядов, расстрелять многих бежавших из плена или выходивших из окружения советских военнослужащих, а также бойцов диверсионно-разведывательных групп, сформировать несколько мелких казачьих отрядов, привлечь отдельных казаков к участию в боевых действиях против Красной Армии.

Силами гражданского населения и военнопленных была произведена широкомасштабная реконструкция железных дорог (перешивка железнодорожного полотна с широкой советской колеи на более узкую немецкую), поддерживались в исправном состоянии мосты, переправы и грунтовые дороги. Все это позволило осуществлять бесперебойное снабжение германского фронта в районе Сталинграда. Благодаря установке указателей направлений движения на немецком языке гитлеровские войска свободно ориентировались на местности. Местные жители участвовали в строительстве оборонительных сооружений, помогали ухаживать за ранеными солдатами и офицерами противника, обслуживали бытовые потребности гитлеровских военнослужащих.

В целом итоги деятельности оккупационных служб в сталинградском регионе следует признать удовлетворительными, так как они смогли реализовать свою основную цель: удовлетворять разнообразные потребности гитлеровских войск с помощью привлечения местных людских и материальных ресурсов. Кроме того, оккупационной администрации удалось выявить, а затем расстрелять всех находившихся на оккупированной территории лиц еврейской национальности, а также считавшихся наиболее опасными для Германии партийных и советских работников, коммунистов, комсомольцев и беспартийных патриотов. Вместе с тем, оккупационная администрация не смогла обрести поддержку широких слоев сталинградского казачества, несмотря на то, что значительная, если не большая, его часть не могла простить советской власти расказачивания, была недовольна коллективизацией и преследованием церкви. И в «казачьих», и в «русских» районах к осознанному добровольному сотрудничеству ей удалось привлечь лишь крайне незначительную часть местного населения.

К концу периода оккупации гражданское население, проживавшее в захваченной врагом части Сталинградской области, в подавляющем своем большинстве оказалось сплоченным общей целью скорейшего достижения разгрома ненавистных немецко-фашистских захватчиков. Это выражалось в оказании многообразной помощи частям Красной Армии в период ее контрнаступления и освобождения оккупированной территории Сталинградской области. Таким образом, консолидация советского общества в Сталинградском регионе не была автоматическим и закономерным следствием победы социалистической революции и построения социализма. Ее формирование представляло собой длительный процесс, который начался в предвоенные годы и получил дальнейшее развитие в годы войны, в том числе на оккупированной территории.