Актуальность темы
Масштабные перемены, происходящие в России в течение последних лет, стали причиной переосмысления исторического пути, пройденного страной в XX веке. Одним из приоритетных направлений отечественной исторической науки по-прежнему остается изучение процессов, происходивших в российской деревне в начале нынешнего столетия.
Либеральные реформы, проведенные в царствование Александра II, создали условия для развития России по капиталистическому пути, что позволило к началу XX в. значительно усилить экономический, военный, культурный потенциал страны. Однако процесс буржуазной модернизации был существенно отягощен массой сохранявшихся феодальных пережитков, что усугубило застарелые противоречия российской действительности, одновременно завязав и ряд новых узлов социальной напряженности.
Одним из очагов нестабильности к началу нынешнего столетия стала российская деревня. Земельный голод, порожденный быстрым ростом крестьянского населения при сохранении опекавшейся властями общины, тяжелое бремя многочисленных финансовых повинностей, низкий уровень развития производительных сил деревни имели следствием обеднение значительной части сельских тружеников. В этих условиях окончательно сложилось однозначно негативное отношение крестьян к тем, кто владеет землей, не работая на ней, и крестьянская борьба за помещичьи земли превратилась в важнейшую составную часть революционного процесса.
Среди задач, стоящих перед исследователями российской истории XX века, одна из главных заключается в выявлении причин, обусловивших сравнительно легкое завоевание власти большевистской партией в октябре 1917 г. Драматические события того переломного времени показали, насколько зависима судьба России от позиции крестьянства, составлявшего большинство населения страны, ведь именно поддержка сельских тружеников, а также армии, в большинстве своем состоявшей из мобилизованных крестьян, во многом предопределила победу лево-радикальных сил. А аграрная революция 1917;1918 гг. показала, что российское крестьянство предпочло разрешить сложные проблемы аграрного развития путем конфискационно-распределительных мероприятий, реализовав на практике давнюю мечту о «черном переделе» .
Уничтожение частного землевладения в событиях 1917;1918 гг. подвело последнюю черту под альтернативным вариантом развития российской деревни, связанный с именем П. А. Столыпина. Наученный горьким опытом аграрных беспорядков 1905;1907 гг. и провалом ставки на крестьянский «цезаризм» в Думах первых двух созывов, премьер-министр России предложил свой путь преодоления противоречий, дестабилизировавших обстановку в деревне, связанный не с перераспределением чужих владений, а с созданием широкого слоя крестьян-собственников, «крепких и сильных», чуждых поползновениям на помещичьи земли и повышающих благосостояние на основе более культурного и рационального хозяйствования. Итоги столыпинской модернизации аграрного строя России неоднозначно оцениваются исследователями разных поколений и школ, разброс оценок здесь велик: от восторженного панегирика до сурового приговора. Эта реформа, прогрессивность которой (в «научно-экономическом смысле» 1) признавалась и оппонентами, привела к ряду позитивных сдвигов в аграрном секторе отечественной экономики, но не смогла решить главной задачи подведения нового более прочного фундамента под здание монархической государственности. Грандиозный социальный взрыв 1917;1918 гг. в деревне показал, что перемены, произошедшие в аграрном строе России в предвоенный период, оказались не настолько глубокими, чтобы считать их необратимыми.
Несмотря на обилие литературы по вопросам эволюции аграрного строя России в межреволюционный период перед отечественными историками еще стоит немало задач. В частности, ждут кропотливого анализа многие аспекты столыпинской модернизации, в том числе и проблема причин итоговой неудачи этого варианта решения аграрного вопроса в России. На наш взгляд, особую роль в судьбе главного детища последнего крупного реформатора царской России сыграли обстоятельства, порожденные первой мировой войной, ведь и до войны, и в ходе нее столыпинская реформа продолжала осуществляться, но на исходе войны был реализован принципиально противоположный вариант решения аграрных проблем. Значит, именно в годы войны в российской деревне произошло нечто существенное, что предопределило отказ от одного способа аграрных преобразований в пользу другого.
По этим причинам изучение реальных условий жизни русского крестьянства накануне и в годы первой мировой войны, раз война стала испытанием на прочность того задела, который был создан в ходе аграрного реформирования в предвоенный период, остается актуальной задачей. И решать ее лучше всего на конкретных материалах отдельных регионов России.
Объектом диссертационного исследования стало крестьянское хозяйство Центрально-черноземного региона России. Предметом исследования — процессы, происходившие в черноземной деревне накануне и в годы первой мировой войны. Основной проблемой, которую намеревается разрешить автор, является проблема роли первой мировой войны в провале столыпинской модернизации деревни. В рамках работы автор предполагает решить следующие задачи:
— во-первых, проанализировать состояние крестьянского хозяйства в предвоенный период, выявив глубину воздействия столыпинских преобразований на развитие основных компонентов производительных сил черноземной деревни, уровень сельскохозяйственного производства;
— во-вторых, охарактеризовать изменения, произошедшие в аграрном строе черноземной деревни в годы первой мировой войны.
Решение этих задач, на наш взгляд, позволит ответить на вопрос о причинах, по которым черноземное крестьянство предпочло аграрную революцию столыпинскому варианту решения аграрного вопроса.
Территориальные рамки исследования. Процессы, происходившие в крестьянском хозяйстве накануне и в годы первой мировой войны, анализируются в диссертации на материалах Центрально-черноземного района, типично аграрного региона страны, к которому применительно к периоду XIX — начала XX вв. исследователями обычно причисляются Воронежская, Курская, Орловская, Тамбовская губернии. В работе используются сведения, относящиеся, преимущественно, к Тамбовской губернии, выбор которой в качестве базовой для исследования объясняется несколькими причинами. Во-первых, именно на Тамбовщине крестьянская борьба за землю, заметно активизировавшись после падения самодержавия, уже в сентябре 1917 г. вылилась во всеобщее восстание, в ходе которого за два месяца до «Декрета о земле» началась конфискация помещичьей собственности. Это свидетельствует о резком обострении социальных противоречий в Тамбовской деревне под воздействием обстоятельств, порожденных мировой войной. Во-вторых, значительная протяженность губернии с севера на юг обусловила существенные различия природно-климатических условий в ее уездах, которые в них сочетались с неодинаковым удельным весом крестьян разных разрядов. Это позволяет выделить в рамках губернии три полосы — нечерноземную (Елатомский, Спасский, Темниковский, Шацкий уезды), черноземную лесостепную (Козловский, Лебедянский, Липецкий, Моршанский, Тамбовский уезды) и черноземную степную (Борисоглебский, Кирсановский, Усманский уезды) — где социально-экономические процессы при всем сходстве имели и определенные отличия, анализ которых расширяет представления об особенностях развития черноземной деревни в буржуазную эпоху. В-третьих, изучение процессов, происходивших в крестьянском хозяйстве накануне и в годы первой мировой войны, существенно облегчается наличием комплекса материалов, характеризующих предвоенное состояние деревни, что связано с проведением в Тамбовской губернии подворной переписи крестьянских хозяйств в 1912 г., результаты которой были разработаны и опубликованы.
Кроме того, в диссертации используются и материалы других губерний Центрального Черноземья, что объясняется как необходимостью сопоставления ряда важнейших характеристик развития крестьянских хозяйств в разных местностях региона, так и невозможностью проанализировать на материалах Тамбовской губернии некоторые аспекты развития черноземной деревни в начале XX в. из-за отсутствия соответствующих сведений, которые, в свою очередь, имеются по соседним губерниям.
Хронологические рамки работы. В данной работе рассматриваются процессы, происходившие в черноземной деревне, в период с 1907 г. по лето 1917 г. Выбор данных хронологических рамок объясняется тем, что именно в это десятилетие развитие аграрного строя России определялось импульсом, заданным столыпинской реформой, поэтому вполне логично в качестве отправной точки избрать начало реализации столыпинского проекта модернизации деревни, а в качестве конечной — тот период, когда данный процесс был окончательно остановлен, а это произошло лишь летом 1917 г., когда вступили в действие факторы, порожденные революционным временем, а до того, несмотря на замедление темпов столыпинской реформы в годы войны, а затем и ее официальную приостановку, вплоть до весны 1917 г. в черноземной деревне, пусть и минимальными темпами, продолжались и укрепления наделов и землеустроительные работы.
Степень научной разработки проблемы. Эволюция аграрного строя России в начале XX в. уже много десятилетий привлекает внимание исследователей. Это прежде всего относится к столыпинской аграрной реформе, которая с самого начала своего проведения стала объектом ожесточенной полемики между политиками, публицистами и учеными разных школ и направлений. С того времени об этих преобразованиях написаны многие десятки книг и статей. И после Октября 1917 г., когда на модернизации деревни по-столыпински был поставлен крест, а на практике был реализован принципиально иной вариант решения аграрных проблем, дискуссии о судьбе главного детища последнего крупного реформатора царской России не прекратились, переместившись в сферу споров между советскими исследователями и историками зарубежья и российской эмиграции. Последние были склонны рассматривать столыпинскую реформу в качестве прогрессивной, принесшей уже в первые годы позитивные результаты, реальной альтернативы аграрной революции, не реализованной лишь из-за неблагоприятного стечения обстоятельств. Внимание же советских исследователей к процессам, происходившим в деревне в последнее десятилетие перед революционным взрывом 1917 г., объясняется необходимостью их изучения в контексте формирования социально-экономических предпосылок Октябрьской революции. В 1920;х гг. появляются первые обстоятельные работы, посвященные столыпинской реформе, известного историка-аграрника П.Н. Л.
Першина, который надолго сохранил интерес к данной проблеме и позже обобщил многолетние наблюдения и выводы в одном из разделов своего фундаментального исследования по истории аграрной революции в России3. Тогда же вышло в свет исследование другого известного историка С.М. Дубровского4, также занимавшегося изучением этих преобразований в течение продолжительного периода. В 1920;е гг. появились работы, где эволюция аграрного строя в начале XX в. изучалась в региональном разрезесреди них можно отметить книгу тамбовского исследователя П.Н. Черменского5. Интерес к столыпинской реформе сохранялся и в 1930 — первой половине 1950;х гг.6, причем к началу 1950;х наметилась тенденция перехода от макроанализа к локальным исследованиям. Тогда на материалах Центрального Черноземья были защищены диссертации по столыпинской реформе H.H. Гульцева7, З.П. Есениной8, Ю.Л. Райского9, написанные по традиционной схеме и содержащие типичные для тех лет оценки и выводы. В 1960;1970;е годы эволюция аграрного строя России в начале XX в. привлекает повышенное внимание историков, не в последнюю очередь благодаря поиску адекватной оценки как уровня социально-экономического развития страны, так и ее аграрного сектора. В тот период прошли две дискуссии историков-аграрников. Первая была посвящена характеру аграрного строя России периода империализма и была инициирована статьей A.M. Анфимова, в которой автор заявил о преобладании полукрепостнических порядков в земледельческом строе Европейской России вплоть до конца существования царизма10. Данная точка зрения встретила серьезные возражения многих историков на специальной конференции в мае 1960 г. 11 Чуть позже развернулась дискуссия о путях развития капитализма в сельском хозяйстве России, начатая груп.
1 9 пой сибирских историков. Дискуссии сыграли положительную роль в изучении аграрных проблем России начала XX в., несмотря на то, что их участники не выходили за рамки ленинских оценок. Они активизировали научный поиск, их следствием стал выход крупных работ, вышедших из-под пера И.Д. Коваль-ченко, JI.B. Милова, Н. Б. Селунской и других исследователей13. Не снизился в 1960;1970;е гг. интерес и к столыпинским преобразованиям. В те годы появился наиболее подробный до сей поры труд о реформе, вышедший из-под пера С М. Дубровского14. Тогда же и в последующий период были изданы работы, в которых анализировались отдельные аспекты преобразований15. В конце 1950 -начале 1960;х гг. появились исследования, где ход и результаты реформы анализировались в региональном разрезе. Среди них есть и работы Ю.Л. Райского16, М.С. Симоновой17, в которых процесс столыпинской модернизации деревни изучался на материалах губерний Центрального Черноземья.
При всех различиях в трактовке некоторых аспектов столыпинской реформы советских историков объединяло то, что их подход к анализу этих преобразований базировался на оценках В. И. Ленина. Вождь большевистской партии рассматривал аграрную политику царизма после первой русской революции через призму собственной концепции двух путей развития аграрного капитализма, а потому подчеркивал дуализм столыпинской реформы. Он считал, что «старая сословная община, прикрепление крестьян к земле, рутина полукрепостной деревни пришли б самое острое противоречие с новыми хозяйственными условиями» 18, а потому признавал, что столыпинский вариант модернизации аграрных отношений несет в себе позитивный заряд: «. Знаменитое аграрное законодательство Столыпина по 87-ой статье насквозь проникнуто буржуазным духом. Оно, вне всякого сомнения, идет по линии капиталистической эволюции, толкает вперед эту эволюцию, ускоряет экспроприацию крестьянства, распадение общины, создание крестьянской буржуазии. Это законодательство, несомненно, прогрессивно в научно-экономическом смысле» 19. В. И. Ленин допускал и возможность реализации столыпинской программы: «В истории бывали примеры успеха подобной политики. Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы мы сказали, что в России успех такой политики „невозможен“. Возможен!» Более того, в 1908 г. он заявил следующее: «Судьбы буржуазной революции в России, — не только настоящей революции, но и возможных в дальнейшем демократических революций, — зависят больше л 1 всего от успеха или неуспеха этой политики». При этом лидер большевиков считал столыпинский вариант решения аграрного вопроса «буржуазной эволюцией помещичьего типа» 22, в котором прогрессивные черты были тесно переплетены с реакционными. Под реакционностью реформы В. И. Ленин понимал то, что «вторая помещичья „чистка земель“ для капитализма» 23 имела целью обеспечить победу менее прогрессивного помещичье-юнкерского («прусского») пути развития аграрного капитализма над более прогрессивным фермерским («американским»), подвести более прочную опору под здание российской мо.
24 нархии, сохранить оплот крепостнических пережитков — помещичье хозяйство. Отталкиваясь от ленинских оценок, советские историки критически относились к задачам и характеру реформы и скептически — к достигнутым в ее ходе результатам.
Ситуация заметно изменилась во второй половине 1980;х гг., когда, по мере обветшания привычных догм и социалистических ценностей, была предпринята попытка, отталкиваясь от изменившейся общественно-политической конъюнктуры, переосмыслить исторический путь российской деревни в XX веке. Первоначально публицисты-дилетанты постарались попросту перелицевать страницы истории, связанные с деятельностью П. А. Столыпина, чрезмерно превознеся как личность премьер-министра, так и его реформу. Это встретило вполне закономерную отповедь историков-профессионалов25. Но с другой стороны, именно в годы перестройки стала ясна необходимость заново изучить и дать адекватную современному уровню науки оценку столыпинскому варианту выхода из тупика аграрного развития. И аграрная реформа начала XX в. вновь стала предметом полемики. В споре историков выявилось значительное расхождение мнений по многим вопросам. Для одной части специалистов, по-прежнему, характерно критическое отношение к детищу последнего крупного реформатора царской России26, другая часть историков-аграрников попыталась для доказательства иной оценки столыпинской реформы привлечь новые аргументы, обратив внимание на те аспекты столыпинской модернизации, которые ранее не привлекли внимание исследователей27. Последняя точка в споре не поставлена. Для адекватной оценки столыпинской реформы предстоит сделать еще многое, привлекая к анализу новые источники информации. И деятельность в этом направлении началась: можно указать на работы В. Г. Тюкавкина, изучившего роль землеустройства во всей совокупности мероприятий реформы28, П. Н. Зырянова, проанализировавшего изменения в функционировании общины в годы преобразований29, И. М. Бобович и A.B. Ефременко, исследовавших проблему деятельности земств по приобщению крестьян к новым аграрным техно/ч логиям. Следует отметить и повышение интереса к проблемам развития российской деревни в начале XX в. на региональном уровне. В частности, в последние годы появились работы С.А. Есикова31, М.Д. Карпачева32, C.B. Ласки-ной33, Н.В. Токарева34, Т.Н. Солодовниковой35, где предпринята попытка с новых позиций проанализировать ход, результаты столыпинских преобразований в черноземной полосе России, исследовать разные стороны развития крестьянского хозяйства региона в начале XX в.
В споре о причинах неудачи реформы весьма продуктивной представляется попытка оценить воздействие первой мировой войны на ход аграрных преобразований. Дело в том, что историки ранее не уделяли данной проблеме внимания, в советский период они, отталкиваясь от мнения В. И. Ленина, высказанного в 1914 г.: «Реформистских возможностей в современной России нет», -считали, что столыпинская реформа исчерпала свой потенциал еще до войны, и обстоятельства военного времени в качестве причин провала реформы, в целом, ими не рассматривались. Однако, судя по всему война оказала заметное влияние на ход столыпинской модернизации, и на это обращено внимание в последних публикациях37.
Другие аспекты развития российской деревни в военный период давно стали объектом изучения: первые исследования появились уже в годы революции и гражданской войны38. А в 1920 — начале 1930;х гг. вышел в свет ряд работ, написанных как исследователями марксистской, так и немарксистской школ. Среди них следует отметить работы А.И. Хрящевой39, А. Агрова40, Г. С. Гордеева41, A.B. Шестакова42, Н.Д. Кондратьева43, П.И. Лященко44, Я.П. Кра-стыня43. Авторы данных работ ввели в научный оборот большое количество источников статистического характера, появившихся к тому времени в печати, даже некоторую часть архивных документов. Им удалось выявить ведущие тенденции в развитии крестьянского хозяйства в годы войны (проанализировать изменение демографической ситуации в деревне и ослабление материальной базы крестьянских хозяйств, сдвиги, произошедшие в основных отраслях сельскохозяйственного производства и т. д.), достаточно точно определить причины, глубину и последствия продовольственного кризиса, охватившего страну в 1916;1917 гг., что, в принципе, не являлось особо сложной задачей. При этом в ряде выводов исследователи разошлись между собою: например, если Г. С. Гордеев считал, что в годы войны произошло понижение общего уровня развития крестьянского хозяйства без углубления социального расслоения46, то, по мнению А. И. Хрящевой (более точному, на наш взгляд), капиталистические тенденции в развитии деревни, наоборот, усилились47. Однако эти работы (за исключением книги Н.Д. Кондратьева) нельзя признать основательными и глубокими: они были невелики по объему (работы А. И. Хрящевой и А. Агрова — по несколько десятков страниц, да и в более обширных трудах A.B. Шестакова и Г. С. Гордеева разделы о положении крестьянского хозяйства в годы войны занимали не больше места), кроме того они не были лишены очевидных ошибок. В частности, A.B. Шестаков и Г. С. Гордеев заметно преувеличивали размер урона, понесенного крестьянским хозяйством в годы войны, и ряд их выводов, например, о существенном сокращении поголовья крестьянского стада домашних животных, был позже опровергнут. Отличительной чертой этих работ было стремление увязать ситуацию, сложившуюся в российской деревне в годы первой мировой войны, с последовавшей вскоре аграрной революцией. И лишь Н. Д. Кондратьев попытался выявить ее связь не только с последующими событиями, но и с процессами, происходивших в деревне в преддверии войныего обстоятельная работа сохраняет научную ценность и поныне.
Затем на достаточно продолжительный срок проблема воздействия первой мировой войны на развитие аграрного строя России выпала из поля зрения историков. Интерес к ней возродился лишь в 1950;х гг., когда появились работы А.П. Погребинского48, A.M. Анфимова49, Н.В. Симонова50. Первые две статьи являлись шагом вперед в изучении проблемы — несмотря на то, что их источни-ковую базу составили только опубликованные документы, для их авторов было характерно корректное обращение со статистическими данными. А вот Н. В. Симонов, придя к тем же выводам, что и исследователи 1920;х годов, повторил их ошибки, преувеличив масштабы ослабления материальной базы крестьянского хозяйства и снижения уровня сельскохозяйственного производства.
В 1962 г. вышла в свет монография A.M. Анфимова, являющаяся по сей день наиболее обстоятельным исследованием процессов, происходивших в российской деревне в годы первой мировой войны51. Она базируется на весьма солидной источниковой базе, автор работы весьма корректно оперировал статистическими данными, и потому преодолел ошибки своих предшественников в оценке урона, нанесенного войной российской деревне. Достоинством работы является достаточно подробный анализ предвоенного состояния деревни, которому отведена целая глава. Правда, на наш взгляд, некоторые положения монографии к сегодняшнему дню устарели и нуждаются в уточнении прежде всего с учетом регионального фактора.
Из работ последующих лет следует отметить монографии A.JI. Сидорова52 и Т.М. Китаниной5.
История черноземной деревни в годы первой мировой войны после выхода в свет книги П. Н. Черменского и вплоть до 1990;х гг. не привлекала внимания исследователей. Лишь в последнее время появились работы С.А. Есикова54 и Н.В. Токарева55, в которых рассматриваются отдельные аспекты развития крестьянского хозяйства в 1914;1917 гг.
В комплексе проблема развития крестьянского хозяйства в межреволюционный период не исследовалась, и автор диссертации надеется восполнить существенный пробел в истории Центрального Черноземья.
Источники исследования. При написании диссертации был использован широкий круг источников разного характера — как опубликованных, так и архивных. Последние извлечены как из центральных архивов — Российского государственного исторического (г. Санкт-Петербург) и Российского государственного военно-исторического (г. Москва), так и из местных — Государственных архивов Тамбовской и Липецкой областей.
То состояние, в котором находилось крестьянское хозяйство Центральночерноземного региона России в преддверии первой мировой войны, являлось результатом столыпинских аграрных преобразований, воздействовавших на все стороны его функционирования. Поэтому важной задачей становится выявление основных тенденций в развитии черноземной деревни в предвоенный период, обусловленных столыпинской модернизацией. Она разрешается в диссертации посредством сопоставления предреформенных (на начало XX в.) и предвоенных показателей, характеризующих состояние крестьянского хозяйства.
Для анализа предреформенного состояния черноземной деревни были использованы статистические сведения, собранные как земствами, так и правительственными органами. Среди них необходимо отметить материалы правительственной комиссии, созданной в 1901 г. для изучения положения крестьянского населения «среднеземледельческих» губерний56, которые позволили проанализировать демографическую ситуацию в черноземной деревне. Для характеристики поземельных отношений были привлечены соответствующие тома «Статистики землевладения 1905 г.». Но в данном источнике отсутствуют сведения об аренде, а без них картина поземельных отношений в черноземной деревне восстанавливается не полностью, поэтому пришлось дополнительно задействовать материалы, собранные воронежским земством58 и курской казенной палатой59. Часть информации о состоянии крестьянского хозяйства была извлечена из исследований Уполномоченных по сельскохозяйственной части в Курской и Тамбовской губерниях А.И. Шахназарова60 и В.Н. Дьякова61.
Ход столыпинских преобразований в предвоенный период в части трансформации надельного землевладения был прослежен по материалам — как опубликованным, так и архивным, собранным Земским отделом Министерства внутренних дел62 и Главным управлением земледелия и землеустройства63, которые позволили выявить динамику и масштабы укреплений надельных земель в собственность и землеустроительных работ. Процесс перераспределения частной земельной собственности под воздействием первой русской революции и столыпинской аграрной реформы был исследован на базе сведений, собранных Департаментом окладных сборов и Министерством юстиции64.
Процесс создания агрономической организации и ее деятельность по приобщению крестьян к новым аграрным технологиям был реконструирован с помощью изданий Департамента земледелия, 65 книги H.H. Бобынина66 и периодических «Отчетов» и «Обзоров» об агрономической помощи в районах землеустройства в Воронежской и Тамбовской губерниях67. Материалы, собранные в этих изданиях, помогли воссоздать обстоятельства создания агрономической службы, проанализировать ее структуру и основные направления ее деятельности. Механизм финансового обеспечения участковой агрослужбы был исследован с привлечением финансовых отчетов земства68.
Важнейшим источником для изучения сдвигов, произошедших в крестьянском хозяйстве Центрального Черноземья под воздействием столыпинской аграрной реформы, являются материалы, собранные тамбовским земством в ходе подворного обследования животноводства в губернии, проведенного в 1912 г. 69 Данная перепись проводилась в соответствии с программой мероприятий по улучшению крестьянского животноводства, а потому ее организаторы, первоначально намереваясь собрать сведения только о крестьянском стаде домашних животных, пришли к выводу о необходимости сбора также и материалов, позволяющих проанализировать воздействие различных факторов на его состояние, в результате чего обследование вышло за первоначально очерченные рамки. Содержащиеся в поселенных, поволостных, поуездных сводках данные предоставляют возможность с достаточной степенью полноты изучить разные аспекты состояния крестьянского хозяйства Тамбовщины в преддверии первой мировой войны. На базе сведений о населении можно с помощью расчетов проанализировать демографическую ситуацию в тамбовской деревне и выявить степень аграрной перенаселенности губернии. Данные о крестьянском землевладении и аренде позволяют исследовать состояние поземельных отношений, хотя и не во всей полноте. Дело в том, что в материалах переписи купчие земли не разделены на категории владения (единоличные, товарищеские, общественные), не обозначено и количество владений — вот почему для анализа крестьянского землевладения и землепользования были дополнительно привлечены окладные книги земских сборов одного из уездов Тамбовской губернии — Липецкого70. В ходе переписи были собраны подробные сведения о поголовье домашних животных разных пород, обеспеченности крестьянских хозяйств продуктивным скотом, состоянии кормовой базы — они в сочетании с материалами качественного обследования крестьянского и частновладельческого стад, проведенного в 1913 г. 71, позволяют проанализировать положение дел в крестьянском животноводстве после шести лет преобразований. Более того материалы обследования 1912 г. предоставляют возможность для характеристики в некоторых моментах и ситуации в полеводстве: в них указаны размеры и структура посевных площадей у крестьян, причем эти данные являются более репрезентативными, нежели сведения, публиковавшиеся органами правительственной статистики — Центральный статистический комитет МВД в своих периодических сборниках «Урожай. года в Европейской и Азиатской России» выделял крестьянские посевы только на надельных землях, а в земской переписи 1912 г. были учтены посевные площади и на вненадельных землях. Кстати, данным, собранным земством, было отдано предпочтение и при анализе движения урожайности — сеть корреспондентов земской агрономической службы стояла ближе к крестьянскому хозяйству, нежели источники правительственной информации. Бесспорным достоинством материалов подворного обследования животноводства в Тамбовской губернии в 1912 г. является и выделение в итоговых сводках данных о хуторских хозяйствах по тому же количеству показателей, что и об общинах Тамбовской губернии. С другой стороны, данная публикация не лишена и некоторых недостатков. В частности, в ней нет комбинационных таблиц, а при том, что первичные материалы переписи не сохранились в Государственном архиве Тамбовской области, провести анализ процессов, происходивших в черноземной деревне, лишь на базе «средних» показателей при отсутствии дифференцированных данных о положении крестьянских хозяйств разных типов представляется затруднительным. Именно поэтому в работе использованы материалы подворной переписи, проведенной курским земством в 1911 г., не увидевшие свет, но частично обработанные с выделением групп дворов по разным показателям Л.И. Земцовым72, а также весьма обширные данные, собранные А. Н. Челинцевым во время бюджетного обследования 85 крестьянских хозяйств Тамбовской губернии в 1915 г. 73, которые мы сочли возможным использовать в разделе, посвященном исследованию предвоенного положения черноземной деревни, ибо в момент обследования обстоятельства, порожденные первой мировой войной, еще не сказались существенным образом на ситуации в ней. С той же целью в работе были задействованы данные военно.
ПА конской переписи 1912 г.: группировка хозяйств по лошадности — одна из наиболее распространенных при характеристике социальных процессов в крестьянской среде — в них более подробна, чем в материалах подворной переписи животноводства, где указано лишь количество дворов без лошадей, с одной и «с двумя и более» лошадьми.
Собранные в ходе подворного обследования животноводства в тамбовской деревне в 1912 г. сведения не являются, однако, исчерпывающими, поэтому для изучения некоторых аспектов развития крестьянского хозяйства черноземной полосы в предвоенный период были привлечены и другие источники. В частности, для анализа обеспеченности крестьянских хозяйств региона сельскохозяйственными орудиями и машинами были использованы данные, собранные ЦСК МВД75, сведения о промысловых занятиях крестьянского населения были извлечены из материалов обследования кустарных промыслов в Орловской губернии в 1913 г. ив Усманском уезде Тамбовской губернии в 1912 г. 76. Сведения о деятельности земств по развитию кустарной промышленности были позаимствованы из изданий Отдела сельской экономии и сельскохозяйственной ста.
— тп тистики. А ряд показателей, характеризующих развитие сельскохозяйственного производства, был позаимствован из периодических изданий тамбовского.
78 земства .
Совокупность вышеперечисленных материалов позволяет с достаточной степенью подробности охарактеризовать предвоенное состояние черноземной деревни.
Для изучения ситуации, сложившейся в деревне в годы первой мировой войны, важнейшими источниками являются материалы Всероссийских сельскохозяйственных переписей 1916и 1917 гг. Столкнувшись с разраставшимся продовольственным кризисом, власти были вынуждены произвести всесторонний учет продовольственных ресурсов, для которого данные центрального статистического комитета МВД и Отдела сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия оказались явно непригодными. Поэтому в 1916 г. прошла перепись, в ходе которой были собраны сведения о населении, скоте, посевах по двум категориям хозяйств — частновладельческим и крестьянским. Ее материалы были оперативно опубликованы79. Однако всего год спустя новые власти, решая не только продовольственную проблему, но и задачу подготовки аграрной реформы, провели еще одну перепись, на этот раз поручив ее проведение земствам, ибо сведения, собранные правительственными статистиками в 1916 г., оказались не только неполными, но и недостаточно точными. Бурные события 1917 г., а затем и гражданской войны отсрочили публикацию материалов переписи до начала 1920;х гг., когда после обработки данных в ЦСУ вышли в свет сначала сводка погубернских, а затем и поуездных итогов, кроме того были опубликованы и комбинационные таблицы80, чуть позже была опубликована весьма обширная подборка материалов переписи по 4 волостям Борисоглебского уезда81. Программа обследования 1917 г. была значительно шире, чем переписи 1916 г. — помимо данных о населении (причем по гораздо большему количеству показателей), скоте, посевах были собраны сведения о землевладении и землепользовании, инвентаре, найме, промыслах. Однако, сборники, изданные ЦСУ, различались между собою полнотой опубликованных сведений (106 граф в погубернской сводке и 62 — в поуездной), в них не было включено достаточно большое количество данных. Кроме того, некоторые показатели были явно неточны: например, общая площадь всех угодий у владельцев всех категорий в Тамбовской губернии была определена в 4970,5 тыс. дес.82, тогда как по сведениям 1877 г. она составляла 5630,3 тыс. дес., а в 1905 г.
— 5723,3 тыс. дес.83 Разница в 660−750 тыс. дес. является слишком значительной, чтобы отнести ее лишь на неточности подсчета. Поэтому в работе пришлось использовать и материалы переписи 1917 г., изданные на местах и сохранившиеся в архивах. В Тамбовской губернии в начале 1920;х гг. вышло в свет несколько подборок данных этого рода и все они теми или иными моментами отличались от изданий ЦСУ. Например, в тамбовском сборнике поуездных итогов переписи84 были выделены сведения о хуторах, частновладельческих хозяйствах в зависимости от их размеров (по имениям размером до 50 дес. и свыше 50 дес.) — в изданиях тамбовского губернского статистического бюро были опубликованы весьма подробные данные о промысловых занятиях крестьянского населения (с выделением групп промыслов и профессий, чего не встречалось в других подборках)85, сведения, полученные в ходе разработки материалов переписи по «динамическим гнездам» (группам селений, располагавшихся в районах, различавшихся почвенно-климатическими условиями)86, более соответствовавшие действительности данные о землевладении87. Обширный корпус материалов переписи 1917 г. сохранился в государственном архиве Тамбовской области.
— в фонде тамбовской губернской земской управы (фонд 143) он составляет более 1,5 тыс. дел. Среди этих документов содержатся многочисленные поселенные, поволостные, поуездные сводки данных, в том числе и сведения, не вошедшие в опубликованные подборки — например, в архивных материалах гораздо полнее представлены данные о населении (включая сведения о военнопленных, занятых на сельхозработах, количестве работников разного пола, участвовавших посевной и уборочной страде 1917 г.), среди них сохранились данные об аренде (правда, не по всем уездам и к тому же различающиеся полнотой и точностью), о крестьянском землевладении (с выделением среди надельных земель — подворно-наследственных, укрепленных в собственность и общинныхсреди купчих — единоличного владения, товарищеских и общественных). Весьма ценной находкой оказались общинные (поселенные) бланки — анализ информации, содержащейся в них (сведения о времени последнего коренного передела земли в общине и его причинах, о наличии частных переделов, об отношении односельчан к укреплению наделов в собственность и т. д.), позволил оценить степень воздействия столыпинских преобразований на состояние общинных устоев в тамбовской деревне.
При всей значимости материалов переписей 1916 и 1917 гг. одними ими не исчерпывается круг источников для изучения процессов, происходивших в черноземной деревне в годы первой мировой войны.
Среди прочих документов следует выделить часть, логически связанную с комплексом материалов, использованных для анализа предвоенного состояния черноземной деревни: например, ход столыпинских преобразований в годы войны был прослежен по данным, собранным Земским отделом МВД и ведомством землеустройства, причем часть их извлечена из архивов, ибо не была оо опубликована — для характеристики сельскохозяйственного производства были использованы земские данные об урожайности89.
Немало важной информации содержится в ежегодных отчетах губернаторов. За военный период сохранилось два подобных отчета тамбовского губернатора — за 1914 г. (в Российском государственном историческом архиве)90 и за 1915 г. (в Государственном архиве Тамбовской области)91, причем особую ценность отчету за 1915 г. придает то, что в деле сохранилась большое количество подготовительных материалов к нему — отчеты и обзоры за 1915 г. уездных предводителей дворянства, председателей уездных земских управ, городских голов, руководителей ряда губернских структур (например, землеустроительной комиссии). В этих материалах содержится немало информации: о воздействии обстоятельств, порожденных войной, на состояние производственной базы крестьянского хозяйствао ходе мобилизационных и реквизиционных мероприятий и отношении к ним крестьяно действиях властей по организации помощи хозяйствам мобилизованныхо распределении военнопленныхо состоянии агрономической службыо движении цен на продовольствие и т. д.
Архивные материалы позволили изучить ряд аспектов правительственной политики в деревне в годы первой мировой войны. В частности, на базе документов, отложившихся в фондах Земского отдела МВД (РГИА, ф. 1291), Главного управления Генштаба (РГВИА, ф. 2000), канцелярии тамбовского губернатора (TATO, ф. 4), тамбовского губернского по земским и городским делам присутствия (ГATO, ф. 24), инспектора сельского хозяйства Тамбовской губернии (ГATO, ф. 51) и включающих в себя переписку между различными инстанциями, распоряжения, донесения и отчеты можно проанализировать деятельность властей, направленную на компенсацию ослабления производственной базы крестьянских хозяйств — в них содержатся сведения об использовании труда военнопленных, беженцев, военнослужащих, учащихсяорганизации пунктов по прокату инвентаря. А материалы, отложившиеся в фондах Земского отдела МВД (РГИА, ф. 1291), отдела статистики Министерства земледелия (РГИА, ф. 433), канцелярии Главноуполномоченного по закупке хлеба для армии (РГИА, ф. 456), канцелярии тамбовского губернатора (ГATO, ф. 4), тамбовского губернского земства (ГATO, ф. 143) в сочетании с опубликованными документами92 позволяют изучить продовольственную политику властей в годы войны — на их основе можно проследить ход заготовительных кампаний в военный период, исследовать процесс формирования механизма государственного регулирования хлебной торговли и оценить его эффективность.
Как опубликованные93, так и архивные документы, отложившиеся в фонде канцелярии тамбовского губернатора (ГATO, ф. 4) позволяют отследить реакцию крестьян как на события первой мировой войны, так и на изменение ситуации в черноземной деревне. Причем если на основе донесений о происшествиях можно проанализировать причины, ход, размах и последствия крестьянского движения, то сохранившиеся почти за весь период войны ежемесячные сообщения уездных исправников о положении дел в вверенных им административных единицах позволяют выявить сдвиги в настроениях крестьянской среды. Конечно, многие исправники при отсутствии серьезных происшествий ограничивались в своих сообщениях стандартным набором выражений, но среди администраторов встречались и наблюдательные люди, тонко улавливавшие перемены в настроениях населения.
Анализ всего комплекса документов, базирующийся на принципах историзма, научной объективности, с использованием математических расчетов, методика которых оговорена в тексте диссертации, позволяет основательно исследовать процессы, происходившие в черноземной деревне накануне и в годы первой мировой войны.
Научная новизна. Среди проблем, рассматриваемых в диссертации встречаются как уже ранее изученные, так и практически не исследованные.
Развитие российской деревни в последнее десятилетие перед революционным взрывом 1917 г. уже давно стало объектом пристального внимания историков. Это прежде всего относится к столыпинской аграрной реформе, анализу которой посвящено немалое количество работ, написанных историками разных поколений и школ, исследовавших ее достаточно основательно как на общероссийском, так и региональном уровняхв меньшей степени это можно отнести к истории российской деревни в годы первой мировой войны. Однако, продолжающиеся по сей день споры по многим сюжетам, связанным с этой страницей истории, указывают на то, что адекватной оценки в исторической науке она пока не получила. Даже обилие введенных в научный оборот документов и написанных трудов не исключает возможности корректировки многих устоявшихся положений и выводов при использовании новых документов или при рассмотрении проблемы под иным углом зрения.
Изучение в диссертации хода и итогов столыпинской модернизации в черноземной деревне не является обобщением уже ранее написанного, оно базируется не только на уже известных историкам источниках, но и на впервые вводимых в научных оборота такие сюжеты как деятельность земств по приобщению крестьян к новым аграрным технологиям или ход реформы в годы первой мировой войны еще не являлись объектом научного исследования на региональном уровне. Полученные в ходе исследования результаты позволяют и несколько иначе оценить итоги преобразований. Что же касается проблемы развития крестьянского хозяйства в годы первой мировой войны, то на материалах Центрального Черноземья она практически не изучалась.
Практическая значимость. В связи с тем, что в течение XX века сложные и разнообразные проблемы российской деревни так и не нашли надлежащего решения, изучение аграрной истории России в этом столетии продолжает оставаться одним из приоритетных направлений отечественной науки. Предложенный П. А. Столыпиным вариант выхода из тупика аграрного развития, связанный с распространением частнособственнических начал в крестьянской среде, оказался востребованным в нынешней ситуации, чем и объясняется заметное усиление интереса и к фигуре последнего крупного реформатора, и к его главному детищу. В связи этим данная работа, в которой на материалах Центрального Черноземья исследуются причины, по которым крестьянство предпочло в итоге столыпинскому варианту решения аграрных проблем иной, должна иметь определенный практический интерес. Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке учебников и учебных пособий по региональной истории, разработке общих и специальных курсов.
Апробация результатов исследования. Материалы данной работы нашли свое отражение в докладах на XXIV сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы (Москва, 1994 г.), I Всероссийской конференции по региональной истории (Липецк, 1996 г.), VI российской научно-практической конференции «Российская деревня: история и современность» (Нижний Новгород, 1997 г.), V и VI межрегиональных конференциях по проблемам исторической географии и исторической демографии Центрального Черноземья и Запада России (Брянск, 1996 г.- Липецк, 1998 г.), краеведческих конференциях (Тамбов, 1991 г.- Липецк, 1995 г.), межвузовских конференциях молодых ученых (Липецк, 1991 и 1996 гг.) и в нескольких статьях:
Тамбовская деревня в годы первой мировой войны // Вопросы аграрной истории Центрального Черноземья. ХУП-ХХ вв. Межвузовский сборник научных трудов. Липецк, 1991;
О степени сохранности общинных устоев в деревне Черноземного Центра России (по материалам Тамбовской губернии) // Формы сельскохозяйственного производства и государственное регулирование. XXIV сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. М., 1995;
Деятельность земств Тамбовской губернии по внедрению новых аграрных технологий в крестьянское хозяйство в конце XIX — начале XX вв. // Проблемы региональной истории России. 4.1. Липецк, 1997.
Заключение
.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. в развитии крестьянского хозяйства Черноземного Центра России стали наблюдаться кризисные явления, порожденные комплексом взаимосвязанных причин, среди которых главную роль играли быстрый рост крестьянского населения при сохранении общинного землевладения и ухудшение финансового положения многих крестьянских хозяйств. Следствием развития неблагоприятных тенденций стало замедление темпов аграрного развития, ослабление социальной защищенности значительной доли крестьян, усиление их негативного отношения к помещикам, вылившееся в итоге в стремлении решить накопившиеся проблемы на путях «черного передела» .
Нельзя сказать, что во властных структурах не осознавалась вся острота ситуации, складывавшейся в деревне. Еще в начале 1880-х гг. министр финансов Н. Х. Бунге предлагал скорректировать курс аграрной политики и предоставить крестьянам возможность выхода из общины и перехода к подворно-участковой форме землевладения. В совокупности с проведенными в то время мерами — сокращением выкупных платежей, прекращением «временнообязанного» состояния, отменой подушной подати, созданием Крестьянского поземельного банка — это могло позитивно воздействовать на ход капиталистической модернизации российской деревни. Два десятилетия спустя о необходимости преобразований в аграрной сфере заговорил и выдающийся индустриали-затор России С. Ю. Витте, осознавший, что без них создать устойчивую экономику и емкий внутренний рынок невозможно. Предложения С. Ю. Витте во многом повторяли проект Н. Х. Бунге. В пользу аграрных преобразований высказывались в начале XX в. и другие высокопоставленные лица. Но соображения фискального, идеологического свойства (считалось, что община способствует распространению монархических настроений в крестьянской среде), боязнь социальных осложнений («язвы пролетариатства»), а также понимание, что при перемене курса аграрной политики дворянство будет обречено на быстрое вытеснение из экономической жизни деревни стали причинами, по которым правящая бюрократия не решалась начать модернизацию аграрных отношений.
Размах аграрного движения в 1905;1907 гг., отчетливо проявившееся в событиях того периода стремление крестьян ликвидировать не только помещичье землевладение, но и частную собственность на землю вообще, крах ставки на крестьянский «цезаризм» в Думах I и II созывов придал решимости властям в деле аграрного реформирования, и уже в ходе революции курс аграрной политики царизма был кардинально изменен. Творцом нового курса стал премьер-министр страны П. А. Столыпин, последний крупный реформатор в истории царской России, позаимствовавший многое из проектов предшествовавшего периода. Он однозначно отвергал идею «черного передела» и решительно взялся за модернизацию поземельных отношений в крестьянской среде. Однако было бы неправильным сводить все содержание начавшихся в 1906 г. преобразований к ломке общины, ведь и сами творцы реформы не считали данный путь «аграрной панацеей». В ходе реформы решались разные задачи, она включала в себя достаточно широкий набор мероприятий, в том числе и по развитию производственной базы крестьянских хозяйств. Итогом реформы должно было стать не только возникновение в деревне широкого слоя крестьян-собственников, но и подъем сельского хозяйства страны, повышение благосостояния сельских тружеников. Широкий размах преобразований сделал неизбежным участие в них не только государственных структур, но и земств, и кооперативов.
Итоги столыпинской аграрной реформы являются до сих пор предметом дискуссии. Отечественные историки советского периода традиционно оценивали ее как провалившуюся, не решившую ни одной из задач. Такой трактовке итогов преобразований способствовали: во-первых, отношение к реформе, как к завершенному процессуво-вторых, оценка результатов преобразований, главным образом, по количеству домохозяев, укрепивших наделы — ведь разрушение общины считалось советскими историками главной целью реформы.
Казалось бы, многие данные свидетельствуют в пользу скептического отношения к результатам столыпинской модернизации. Даже в тех губерниях Центрального Черноземья, где процесс трансформации общинного землевладения существенно облегчался наличием большого количества беспередельных общин, а также селений с подворно-наследственной формой общинного землевладения, лишь около половины общинников укрепило наделы в собственность. Не сбывались надежды на формирование новой опоры власти из «крепких и сильных» хозяйств — ведь стремление к выходу из общины прежде всего проявили бедняки и лица, порвавшие с деревней, которые укрепляли наделы с целью продажи. Перестройка хозяйственного уклада в черноземной деревне происходила медленно: вымывание недеятельных элементов из деревни быстро компенсировалось приростом населения, а потому в Центральном Черноземье сохранился предреформенный уровень аграрной перенаселенности со всеми вытекающими отсюда негативными последствиямине слишком быстрыми темпами продвигалась модернизация производственной базы крестьянских хозяйствповышение уровня сельскохозяйственного производства в предвоенный период модернизации не в последнюю очередь было связано с факторами, действовавшими вне рамок столыпинской реформы.
Однако, стоит ли говорить о крахе реформы еще до первой мировой войны? Конечно, кардинальным образом трансформировать поземельные отношения в черноземной деревне, обновить производственную базу крестьянских хозяйств в предвоенный период не удалось, да и вряд ли это было возможным. Но является ли это исчерпывающей характеристикой результатов реформы? На наш взгляд, взвешенная оценка итогов столыпинских преобразований предполагает учет многих факторов, в том числе и незавершенный характер реформы.
Непредвзятый анализ хода преобразований в предвоенный период позволяет утверждать, что в реформе был заложен немалый потенциал. В пользу этого есть немало свидетельств. Даже в сфере модернизации поземельных отношений, где властям в Центральном Черноземье удалось добиться укрепления и «удостоверения» наделов только от ¼ до ½ домохозяев, причем не столько «крепких и сильных», ситуация выглядела явно не провальной, если учесть, что задача тотального разрушения общины властями не ставилась, а с ходатайствами об улучшении условий землевладения и землепользования (об укреплении и «удостоверении» наделов, проведении землеустроительных работ) к администрации в регионе обратилась большая часть домохозяев. Сами власти в ходе реформы продемонстрировали не только привычный арсенал приемов административного воздействия на деревню, но и, в определенной степени, умение вносить коррективы в свои действия, перейдя с 1910 г. к «новому курсу» в проведении преобразований. На новом этапе реформы центр тяжести был перенесен с ломки общины на проведение широкомасштабных землеустроительных работ как на укрепленных, так и на надельных землях, что в гораздо большей степени отвечало интересам широких масс крестьянства и позволяло улучшить условия землепользования не только хозяйств предпринимательского, но и трудового типа, а кроме того были задействованы дополнительные факторы, важнейшим из которых стала целенаправленная деятельность государственных и общественных структур по приобщению крестьян к передовым интенсивным формам ведения хозяйства. Эти меры начали приносить отдачу и в своей совокупности стали одной из причин, пусть и не главной, повышения уровня сельскохозяйственного производства в крестьянских хозяйствах региона.
Следует признать, что предложенный властью вариант преодоления аграрного кризиса был достаточно целесообразным и, при условии внесения коррективов, вполне реалистичным, но для его реализации требовался немалый отрезок времени — даже «20 лет покоя» было явно недостаточно (на аналогичные преобразования в Пруссии ушло столетие). Поэтому при оценке столыпинской аграрной реформы, на наш взгляд, нужно учитывать, что она осталась незавершенной, а десятилетний период ее проведения не считался последним, но волею обстоятельств оказался таковым.
Исключительную роль в том, что в итоге предложенный властями вариант разрешения аграрных проблем оказался не реализованным, сыграла первая мировая война.
Широкие мобилизационные мероприятия, прекращение экспорта сельхо-зорудий и машин, милитаризация промышленности существенно повлияли на состояние производственной базы крестьянских хозяйств — в тот период не только остановился процесс ее рационализации в части обеспечения рабочей силой и тягловым скотом, технического и технологического перевооружения, но и, в целом, производственная база крестьянского хозяйства ослабела, что имело далеко идущие последствия. Это ослабление, прежде всего убыль рабочей силы, компенсировались разными способами, что позволило не допустить значительного сокращения площадей под крестьянскими посевами и обвального снижения уровня сельскохозяйственного производства. Правда, при этом структура крестьянских посевов стала упрощаться, ухудшилось качество обработки полей, а ход полевых работ замедлился. На третьем году войны в полной мере сказались отрицательные последствия ослабления производственной базы крестьянских хозяйств, что сказалось на продовольственном обеспечении и благосостоянии многих крестьянских семей, а также на выполнении ими обязанностей перед государством. Это в сочетании с политикой властей в области заготовок продовольствия, лишившей крестьян стимула к реализации продукции и загнавшей рынок в подполье, привело продовольственному кризису, расшатавшему власть. Невозможность в достаточной мере прокормить свои семьи, выплатить налоги при отсутствии действенной помощи со стороны властей привело к тому, что уже с 1915 г. стало периодически отмечаться недовольство дороговизной, мобилизациями. С началом военных неудач стал падать авторитет режима, по мере осложнения ситуации в тылу недоверие к высшим властям приняло устойчивый характер.
Нельзя не обратить внимание на социальные сдвиги в черноземной деревне в годы войны. Даже не обладая надлежащим количеством документов, можно констатировать, что социальное расслоение в тот период усилилось — в пользу этого вывода свидетельствует существенное увеличение как в абсолютных, так и в относительных величинах количества однои безлошадных, беспосевных дворов, хозяйств без скота, без работников. В военное время больше всего пострадали хозяйства нижнего полюса черноземной деревни, вынужденные сокращать посевы, залезать в долги, идя на поклон к более зажиточным соседям в поисках помощи при проведении полевых работ, хозяйства средней состоятельности имели немало шансов оказаться в рядах бедноты, зато часть хозяйств, не понесшая существенного ущерба в обеспечении рабочей силой, скотом и инвентарем, использовала сложившуюся в годы войны ситуацию к собственной выгоде. Данное обстоятельство весьма способствовало усилению социальной напряженности в черноземной деревне.
Порожденные войной обстоятельства оказали заметное тормозящее воздействие на процессы трансформации поземельных отношений в крестьянской среде и агротехнологической модернизации крестьянских хозяйств — вести крупномасштабную войну и продолжать аграрную реформу оказалось невозможным.
Приостановке реформы способствовали многие факторы. Власти, вовлеченные в мобилизационные, заготовительные и прочие мероприятия, не могли уделять столь же пристальное внимание трансформации общинного землевладения. Местная администрация, не имея реальной возможности помочь семьям, лишившимся работников, стала поборницей общинной солидарности, что противоречило ранее проводившемуся курсу. В результате административный нажим на общину ослаб. Значительная часть землеустроительного и агрономического персонала была призвана на военную службу, что привело к существенному сокращению работ как по землеустройству, так и по пропаганде новых аг-ротехнологий. Для значительной части семейств в связи с убылью рабочих рук, ослаблением материально-технической базы и обусловленной этим примитивизацией хозяйственной деятельности главной проблемой стала не агротехноло-гическая модернизация или улучшение условий землепользования, а выживание в сложных условиях, вот почему на военный период пропаганда передовых аг-ротехнологий перестала быть актуальной, а в стремлении части домохозяев выйти на хутора и отруба односельчане увидели желание с выгодой попользоваться ситуацией, отреагировав в 1914;1915 гг. всплеском выступлений, направленных против землеустройства.
Приостановка аграрной реформы, ослабление власти, усиление социальной напряженности, рост прообщинных настроений, усиление негативного отношения к помещикам сделали практически невозможной дальнейшую реализацию правительственной программы разрешения аграрного вопроса, которая предполагала не передел собственности, а модернизацию поземельных отношений в деревне, производственной базы крестьянских хозяйств, рост благосостояния посредством повышения эффективности производства в крестьянском хозяйстве, и склонили в итоге чашу весов в сторону конфискационно-распределительного варианта решения аграрного вопроса в России.
