Выбор темы диссертации был определен стремлением провести специальное исследование взаимовлияния России и Дагестана в хронологических рамках, охватывающих очень значительный период отечественной истории. Сама формулировка темы диссертации говорит о ее актуальности и исторической новизне. Ни в одной из предыдущих монографий, статей, коллективных изданий, учебников, затрагивающих эту проблему, такой формулировки не встречается.
В недавнем прошлом Дагестану отказывалось в праве считаться субъектом политики, он рассматривался учеными-историками только как объект политики держав. Маленький Дагестан и огромная Россия — вот тот аргумент, который определял прошлые оценки. В этой связи автору диссертации представляется возможным и более правильным рассмотреть русско-дагестанские отношения именно в таком ключе взаимовлияния.
На протяжении XIX — начала XX веков русско-дагестанские взаимовлияния прошли большой путь, историческое значение которого огромно. Главные взаимовлияния осуществлялись в политической сфере. Следующими по значению были взаимовлияния социально-экономические и культурные. То есть русско-дагестанские взаимовлияния были представлены в полном объеме с точки зрения исторического процесса в целом.
Исторически так получилось, что отношения Дагестана с Россией оказались на уровне взаимовлияния только в XIX веке. В это время стали проявляться результаты этих взаимовлияний. До краха царской империи в 1917 году эти взаимовлияния проявлялись и объективно подталкивали обе стороны к полноценным компромиссам.
Все началось с завоевания Дагестана Россией. Это была главная реальность, из которой и надо исходить с точки зрения элементарной объективности.
Указанный период изобилует многими героическими и трагическими событиями. Их объективное исследование имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение, особенно в современных условиях, когда, к сожалению, межнациональные отношения на Кавказе обострились. Русско-дагестанские внутригосударственные отношения являются важнейшей частью этой общей проблемы и их объективное освещение несомненно может помочь в преодолении межнациональных противоречий, в выработке и проведении позитивной национальной политики на Кавказе вообще и в северокавказском регионе в частности.
Необходимость комплексного исследования проблемы взаимоотношений и взаимовлияния Дагестана и России в XIX — начале XX вв. обусловлена тем, что в отечественной историографии все еще нет обобщающей специальной работы по этой проблеме. А имеющиеся общие работы не свободны от упрощенных схем советского времени, односторонних, нигилистических оценок истории русско-дагестанских взаимоотношений в XIX — начале XX вв. Между тем историзм в исследовании внутригосударственных отношений и взаимовлияния подразумевает раскрытие диалектики их развития, не акцентируя внимания исключительно только на позитивных или только негативных фактах. В отечественном кавказоведении достаточно долгое время упрощали сложные и противоречивые процессы, обеляли колониальную политику, скрывая ряд реакционных фактов, связанных с ней. А ведь подлинное сближение народов и укрепление их дружественных связей можно показать не сокрытием фактов, а исторической правдой, избегая как нигилизма, так и идеализации.
Критерий объективности сегодня очень актуален для российской историографии. Однако, переписывание истории, ее переосмысление, использование новых подходов, новых тем требует знания уровня прошлой историографии. Хотя в диссертации не ставилась задача историографического плана, но для определения целей исследования дается обзор исторической литературы, связанной с данной темой.
Российская дворянская историография, имея на вооружении описательный метод, обнаруживала самый общий подход к предмету исследования. Ярким примером этому может служить книга С. Броневско-го, вышедшая в Москве в 1823 году. В предисловии к ней автор писал: «Я буду достаточно награжден, если предлагаемые здесь известия возродят любопытство и охоту к лучшему познанию Кавказа .» (4.20, Ч.1, Предисловие, С. XXVI). Здесь же Броневский сетовал на отсутствие в российской литературе подробных и систематических сведений о Кавказе. Проблема Россия и Кавказ, Россия и Дагестан виделась автору в чисто дворянском самодержавном духе: с одной стороны великая Россия, с другой — дикий край буйных горцев. В книге О. Евецкого «Статистическое описание Закавказского края», изданной в Санкт-Петербурге в 1835 г., прослеживается та же позиция. Таким же подходом оперировал известный в России кавказовед А.Берже. Этот автор исходил из убеждения, что горцы нуждались в оцивилизовывании Россией (4.15- 5.7). Типичным представителем дворянской историографии был Н. Дубровин, который рассматривал указанную проблему в своем капитальном труде как военнополитическую. Познание края увязывалось с необходимостью наиболее широкой информированности войскового командования и администрации о своем потенциальном противнике (4.46, Предисловие, С. XIV). Такой же взгляд был и у Костенецкого Я. в его «Записках об аварской экспедиции на Кавказе 1837 года», изданных в Петербурге в 1851 г. Та же позиция в еще более гипертрофированной форме разделялась профессором Львовым Н., который писал, что горцы ремесла «не знают никакого», что у них «врожденная ленность», что они «праздношатающиеся ленивцы» (5.35). Этой же позиции придерживался и Данилевский Н., опубликовавший свою книгу «Кавказ и его горские жители в нынешнем их положении» в 1846 г. в Москве. Тот же великодержавный шовинизм сквозит в книгах профессора Березина И. и Иоссе-лиани П. (4.14.56). Березин пишет: «У табасаранцев нет истории, да какая может быть история у кучки разбойников, для которой единственный и самый лучший закон — своя воля и единственное право — право сильного» (4.14, Казань, 1850, Ч.1, С.76). Вторит ему Эсадзе С. в своем капитальном труде «Историческая записка об управлении Кавказом», изданном в Тифлисе в 1907 г.
В общем, дворянские авторы своими трудами создали целую теорию о набеговом жизненном укладе горцев Северного Кавказа и Дагестана. Эта теория удачно обслуживала на идеологическом уровне колониальную политику России. У русской общественности не мог вызвать симпатий горец, разбойник по природе, которого совершенно не коснулась цивилизация. Перу представителей дворянско-охрани-тельной историографии принадлежит немало многотомных исследований, журнальных статей, в которых завоевание Дагестана Россией признавалось и оправдывалось. Они всячески превозносили «великую цивилизаторскую миссию» царской России на Кавказе и в Дагестане. В трудах этих историков не могло быть и речи о каком-либо положительном влиянии Дагестана на Россию. Все положительное, происходившее объективно, вопреки колониальной политике, сознательно приписывалось царям и высшим государственным деятелям. В соответствии с этим преднамеренно фальсифицировались многие вопросы исторического прошлого и современного положения дагестанских народов, утверждалась теория о господстве родо-племенных отношений в Дагестане.
Эти подходы от дворянской историографии восприняла буржуазная историография, которая стала формироваться в России с середины XIX в. Видимо великодержавный шовинизм — это очень сильная болезнь, которой подвержена и интеллигенция. Буржуазная историография стала поддерживать имперские планы Петербурга, поэтому она тоже стала изображать кавказские народы как внеисторические. Например, профессор Ковалевский П. И. считал горца «охотником, воином, грабителем и разбойником по природе» (4.77, С. 191,194). Такое же пренебрежение присутствует и у многих других авторов буржуазного направления (5.2.36.65.46.29.5- 3.10, 1867, N12- 5.68.74- 4.76.88- 5.56 и др.). Хотя, по сравнению с дворянами, у буржуазных авторов тематика исследований значительно шире за счет социально-экономических вопросов, но, в главном, можно говорить о дворянско-буржуазном подходе к проблеме Россия и Кавказ, Россия и Дагестан. И дворянские и буржуазные авторы считали, что Кавказ должен был быть устранен как препятствие на пути продвижения Российской империи. Горские народы в глазах несущего «цивилизацию» завоевателя представлялись дикими, поэтому на них не распространялись ни европейские нормы права, ни христианско-православные нормы морали. «Русская правда» Пестеля об этом писала так: «I. Решительно покорить все народы, живущие к северу от границы. между Россией и Персией, а равно и с Турцией. 2. Разделить кавказские народы на два разряда: мирные и буйные. Первых оставить в их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых — семейно переселить во внутренность России, раздробить их меньшими количествами по всем Русским ведомостям. 3. Завести в кавказской земле русские селения и всем русским переселенцам раздать все земли, отнятые у прежних буйных жителей, дабы всем способом изгладить на Кавказе даже все признаки его обитателей и обратить сей край в спокойную и благоустроенную область русскую». Пестель утверждал, что «все различные племена в России обитающие-ся, к общей пользе совершенно обрусеют и тем содействовать будут к возведению России на высокую ступень благоденствия, величия и могущества» (4.27, С.149−150).
Однако, великодержавно-монархическому направлению в русской историографии противостояли представители прогрессивной демократически мыслящей интеллигенции. Декабристы Якубович А. И., Jlopep Н. И., Бестужев-Марлинский А.А.- Революционные демократы Герцен А. И., Белинский В. Г., Огарев Н. П., Чернышевский Н. Г., Добролюбов H.A., Шевченко Т. Г. и др. признавали за горцами их естественное право на свободу и независимость, называли их «своими братьями». Этот же посыл виден в работах народовольцев и социал-демократов, считавших царскую Россию «тюрьмой народов» .
Дворянско-буржуазная историография господствовала до Октября 1917 г. Революция в России взломала старый мир и дала толчок новым тенденциям, в том числе и в исторической науке. Начался период развития советской историографии.
Советская историография взяла на вооружение марксистско-ленинскую методологию. Эти марксистско-ленинские подходы определяли все принципиальные оценки истории. По теме диссертации некоторые из взглядов Маркса, Энгельса, Ленина тоже должны быть учтены. Отталкиваясь от них, можно более правильно сориентироваться в методологическом поиске, который сегодня переживает вся российская историография.
К.Маркс приводит любопытные данные, касающиеся царской России: со времени Петра Великого до Николая I, по расчетам которого, Российская империя расширила свои границы по разным направлениям на 2830 миль, в том числе по направлению к Турции и Ирану на.
— ю.
1500 миль (5.39, С.118−119). На этом основании Маркс делает вывод о гигантских темпах экспансии Российской империи, которая расширялась под лозунгом «покровительства» .
В этой связи Маркс считал, что горцы Кавказа становились для России серьезной проблемой, хотя они не рассматривались державами как субъект политики. Маркс ссылается на голосование в английском парламенте от 21 июня 1838 г. по запросу о внешней политике: «В тот день столь склонный к шуткам светлейший лорд избежал осуждения только благодаря большинству в 16 голосов. Эти 16 голосов не заглушат, однако, голоса истории и не заставят смолкнуть кавказских горцев, звон оружия которых доказывает миру, что Кавказ не „принадлежит России, как утверждает граф Нессельроде“ и как вторит ему лорд Пальмерстон!» (5.40, Т.9, С.424−425). Маркс дает отрицательную характеристику политики Англии по этой проблеме, он пишет: «Если Пальмерстон предавал чужие народы, то делал это с величайшей вежливостью. Если угнетатели могли рассчитывать на его действенную помощь, то угнетенных он щедро одаривал своим высокопарным ораторским великодушием» (5.40, Т.11, С.62). Лорд Пальмерстон, практически определявший внешнюю политику Англии с 1830 по 1851 г., был воплощением тогдашнего политика с великодержавным менталитетом и пренебрежительным отношением к малым народам.
В этом плане можно обратить внимание на оценки Ф.Энгельса. Он считал, что стратегией внешней политики России со времен Екатерины II стало достижение мирового господства. Энгельс пишет: «Чтобы самодержавно господствовать внутри страны, царизм должен был быть более чем непобедимым за ее пределамиему необходимо было непрерывно одерживать победы, он должен был уметь вознаграждать безусловную покорность своих подданных шовинистическим угаром побед, все новыми и новыми завоеваниями» (5.76, С. 15,40). Ленин тоже отмечал, что завоевание Россией Кавказа преследовало политические цели и не было продиктовано экономической целесообразностью (4.87, С.594).
В.И.Ленин впервые в русской историографии дал общую периодизацию взаимоотношений России и Кавказа: до 60-х гг. XIX векапериод политического завоевания, последующий период — период экономического освоения (См. 4.87). Ему же принадлежит идея о развитии русского капитализма «вширь», вовлечении экономики Кавказа в экономическую систему пореформенной России, создании общего рынка, изменении под русским влиянием «вековых культур, промыслов Кавказа». Однако, Ленин поддержал тезис о России — тюрьме народов.
Используя такие подходы, историки послереволюционной России стали переоценивать дворянско-буржуазные концепции. В 1923 г. в Москве вышла книга М. Н. Покровского «Дипломатия и войны царской России в XIX столетии». В ней автор доказывал, что включение окраин в состав империи было «абсолютным злом». Благодаря Покровскому до начала 30-х годов историки центральное место отводили освещению колониальной политики России и связанных с ней негативных моментов. Положительная сторона этого процесса для них просто не существовала.
С начала 30-х годов акценты несколько были смещены. Выразилось это в том, что был поставлен вопрос об иной роли России в судьбах окраин. Вместо теории «абсолютного зла» выдвигались тезисы «наименьшего зла» или «относительного зла». Ряд работ того времени отражал эту тенденцию. Они посвящались проблеме народных движений, как классовому явлению. Здесь можно упомянуть статью Покровского Н. И. «Краткий обзор истории имамата времен Кавказской войны» (5.53).
Такой же классовый подход присутствует в работах Бушуева С. К. «Борьба горцев против царизма под руководством Шамиля» (4.22) и Магомедова P.M." Борьба горцев за независимость под руководством Шамиля" (4.93).
С начала 40-х гг. акцент вновь смещается в сторону повышения роли России в судьбе окраин, т. е. пересматривается тезис «наименьшего зла». Это можно было уже обнаружить в вузовском учебнике по отечественной истории 1940 года издания, а также в статье Покровского Н. И. «Мюридизм» (5.55).
Таким образом, в советской историографии 20−30-х — начала 40-х годов проблема Россия и Дагестан в указанных хронологических рамках вообще не была поставлена. Исследовались вопросы, связанные с движением горцев под руководством Шамиля, с известной односторонностью.
Однако, даже эти наработки очень скоро были поставлены под сомнение. В 1947 году на научной дискуссии в докладе Х. Г. Аджемяна прозвучало утверждение о том, что движение горцев было реакционным, националистическим и инспирированным извне. Это в корне меняло все, что имело отношение к проблеме Россия и окраины. В 1950 году после появления статьи М. Д. Багирова на страницах ведущего партийного журнала «Большевик» эта точка зрения возобладала в исторической науке.
Советская историография оказалась в другой крайности. Почти забьв о колониализме, включение окраин в состав России стали рассматривать чуть ли не как «абсолютное добро». Наблюдалось даже ничем неоправданное восхваление царских генералов, топивших в крови дагестанские и другие северокавказские народы. Колониальная политика обелялась, отрицательные явления с ней связанные по существу не затрагивались, в центр внимания был поставлен тезис о прогрессивном значении и последствиях присоединения окраин к России. Почти все народно-освободительные движения на окраинах империи объявили реакционными и националистическими. В сборнике документов, который представлял собой подборку «нужного» взгляда на проблему, можно было прочитать следующее: «. война горских народностей с Россией под руководством Шамиля была реакционной войной, ставившей своей целью насильственное обращение немусульманских народов Кавказа в ислам и полное экономическое и духовное порабощение всех народов и народностей Кавказа» (2.66, Предисловие). При этом получается, что экспансия исходила не со стороны царской России, а со стороны гор. До такого не додумался ни один автор в дореволюционной историографии.
Ситуация немного стала меняться с 1956 г, когда на научной сессии в Махачкале и на Всесоюзном совещании историков в Москве была осуждена практика политического влияния на науку и был сделан призыв вернуться к торжеству объективности. Эта научная оттепель была вызвана политической оттепелью, т. е. в принципе ситуация во взаимоотношениях между наукой и властью оставалась фактически на прежнем уровне. В решении научной сессии, работавшей в Махачкале 4−7 октября 1956 г., было сказано: «Почетная задача исследователей-кавказоведов — исправить ошибки и извращения, допущенные в оценке движения горцев, глубоко и всесторонне изучить это движение и правдиво показать мужественную борьбу горцев Дагестана против царских захватчиков и местных угнетателей. Обратить внимание научных работников Дагестана на необходимость глубокого и всестороннего изучения народов Дагестана в ХУШ-Х1Х вв. и издание на этой основе монографических работ» (2.14, С. 123,124).
В этом контексте вполне понятно с каких подходов была написана книга Нахшунова И. Р. «Экономические последствия присоединения Дагестана к России». Нахшунов, в частности, писал: «. присоединение Дагестана к России носило прогрессивный характер еще и потому, что Россия по уровню своего экономического, культурного и политического развития стояла значительно выше Турции и Персии, жестоко угнетавших народности Дагестана» (4.107, С.35).
В материалах указанной сессии, вышедших на следующий год, было зафиксировано, что «религиозная оболочка движения горцев была реакционной. Мюридизм разжигал религиозный фанатизм, вызывал ненависть к народам, исповедовавшим христианство» (2.31, С.249). В очерках истории Дагестана, вышедших в этом же 1957 г., было записано, что «Очерки. являются первой попыткой изложить историю народов Дагестана с древнейших времен до наших дней». И далее: «Благодаря присоединению к русскому государству судьбы народов Дагестана слились воедино с судьбой России, с судьбой русского народа. Соединившись с ним в рамках единого Российского государства, народы Дагестана были спасены от порабощения иноземными захватчиками. Благодаря присоединению к Российскому государству народы Дагестана обрели в лице русского пролетариата — великого союзника, верного друга, защитника и руководителя в борьбе за свое социальное и национальное освобождение» (4.111, С. 3,237).
В 1961 г. была опубликована монография Хашаева Х.-М. «Общественный строй Дагестана в XIX веке «. Автор писал следующее: «12 октября 1813 г. по Гюлистанскому мирному трактату Дагестан окончательно вошел в состав российских владений. Присоединение Дагестана к России, несмотря на колониальную политику царизма, не было для Дагестана наименьшим злом — оно было безусловно прогрессивным явлением, освободившим его народности от деспотического гнета Турции и Персии. Народы Дагестана, связав свою судьбу с великим русским народом, нашли в его лице могучего защитника и друга. В результате присоединения Дагестана к России русский рабочий класс под руководством Коммунистической партии в конечном итоге привел народности Дагестана вместе со всеми народами нашей страны к Великой Октябрьской социалистической революции, которая открыла широчайшие возможности для небывалого расцвета экономики и культуры ранее угнетенных народов» (4.164, С. 34,36).
Примерно такой же подход имел место в другой работе Магоме-дова P.M. (4.94, 1-е Изд., С.265−269). Эти же подходы повлияли на изложение материала в «Очерках истории Южного Дагестана». Это можно заметить в главе XV «Вхождение южного Дагестана в состав Русского государства» (4.123, С.183−189).
В монографии Гаджиева В. Г. «Роль России в истории Дагестана» можно усмотреть концептуальный подход к теме. Автор пишет: «Гю-листанским мирным договором 1813 г. было юридически оформлено вхождение Дагестана в состав России. Гюлистанский мирный договор имел огромное значение для России и особенно для народов Кавказа, в том числе народов Дагестана. Подготовленное всем ходом русско-дагестанских отношений и оформленное Гюлистанским договором вхождение Дагестана в многонациональное централизованное Русское государство было единственно возможным путем для обеспечения внешней безопасности, ликвидации экономической и политической раздробленности, для выхода из того застойного и тяжелого положения, в котором пребывали народы Дагестана на протяжении многих веков. По существу это был переломный этап в исторической судьбе народов Дагестана» (4.32, С. 210,233,273).
В «Истории Дагестана» этот подход был повторен: «Гюлистанский мирный договор имел огромное значение как для России, так и для народов Кавказа, в том числе Дагестана. Подготовленное всем ходом русско-дагестанских отношений и оформленное Гюлистанским договором вхождению Дагестана в многонациональное централизованное русское государство было единственно возможным путем для обеспечения внешней безопасности, ликвидации экономической и политической раздробленности, для выхода из застойного положения, в котором пребывали народы Дагестана на протяжении многих веков» (4.59, С.28).
Таким образом, историография 50−60-х гг. внесла большой вклад в развитие фактографии рассматриваемой темы, но ее подходы спорны и вызывают возражения. С основными выводами авторов этих лет тоже трудно согласиться полностью.
О проблеме с подходами к этой обширной теме говорилось на Всероссийской научной конференции в Грозном 21−23 сентября 1978 г. Например, доклад профессора Магомедова P.M. назывался «Методологические вопросы вхождения народов северо-восточного Кавказа в состав России». В нем автор пришел к следующему выводу:" Включение в состав России объективно обеспечило быстрый исторический прогресс северокавказских народов, что закономерно привело их к участию в социалистической революции и советскому строительству" (2.4, С.18).
В учебнике для вузов «История СССР XIX — начало XX вв.», который вышел в Москве в 1981 г. ив котором встречается много искажений и даже фальсификаций, подход однозначен: «В лице русского народа и его передового отряда — революционного пролетариатакавказские народы обрели защитника и руководителя в борьбе за социальное и национальное освобождение». В VIII главе этого учебника, называющейся «Присоединение Кавказа к России», утверждается, что «. теряя поддержку в народе, Шамиль усиливал репрессии, что еще больше разжигало внутренний конфликт» (С.112).
Некоторые историографические итоги была призвана подвести Всероссийская научная конференция «Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа (XVI -70-е годы XX века)», на которой с основным докладом выступил академик Нарочницкий А. Л. на тему «Прогрессивная роль России в исторических судьбах народов Северного Кавказа». В своем докладе академик сказал следующее: «В трудах советских историков Кушевой E.H., Гарданова В. К., Гаджиева В. Г., Кумыкова Т. Х., Блиева М. М., Виноградова В. Б. широко раскрыт характер разносторонних связей народов Северного Кавказа и России, показано, что добровольное вхождение кавказских народов в состав Русского государства явилось логическим завершением исторических событий XVI — XVIII веков. Однако, наряду с успехами в освещении проблемы истории Северного Кавказа имеются и пробелы. Все еще мало обобщенных многоплановых исследований, которые раскрыли бы проблему русско-северокавказских отношений во всем ее объеме» .
В рекомендациях конференции было записано: «Проложить исследования дореволюционной истории народов Северного Кавказа, прогрессивной роли России в исторических судьбах этих народов, процесса их добровольного вхождения в состав России» (2.28, С. 27,357).
В общем речь шла об окончательном утверждении концепции о «добровольном вхождении», которая не подтверждалась фактами. От этой концепции исходили и другие неверные утверждения о том, что до включения Дагестана в Российскую империю якобы не происходило никакого развития, край якобы находился в тупике, что ему грозила гибель и что спасение от гибели пришло только с Россией. Почему-то утверждалось, что Дагестан должен был обязательно подпасть под власть либо Турции, либо Ирана. При этом 1813 год выступал как год сохранения горских народов от физического уничтожения со стороны азиатского империализма. Также не основывалось на фактах утверждение, что вхождение Дагестана в состав России явилось закономерным развитием русско-дагестанских отношений. Если подобные утверждения имели место в работах опубликованных в 20-е годы (4.129, С.6- 4.8, 1929, С.7), когда только формировалась историография нового направления, то это можно было отнести к проблемам роста. Теперь же речь шла о сложившейся концепции, которая сознательно утверждалась в науке и которая преследовала больше политические, чем научные цели.
Блиев М.М. в статье «Кавказская война: социальные истоки, сущность» утверждал, что для горцев социальным ориентиром служит разбойная добыча (5.8, С. 55,56,59). Эту позицию автор затем широко раскрыл в объемной монографии (4.17). В таком ключе русско-дагестанские отношения просто невозможно было показать объективно. От историков такие подходы и оценки перекочевали к литераторам, претендующим на историчность повествования. Например, Пикуль В. в своей миниатюре «В гостях у имама Шамиля» раздавал направо и налево такие эпитеты как «природная дикость», «дикарь». Гази-Мухам-мад, сын Шамиля у Пикуля предстал «гориллоподобным, мрачным фанатиком с лицом закоренелого злодея, отведавшего людской крови». Пикуль писал, что «религиозная диктатура Шамиля и его кровожадных мюридов» была бедой, что «. на Кавказе по воле Шамиля тридцать лет подряд лилась русская кровь, и не только русская .» (4.112, С. 307,311,315). Усугубляло ситуацию то, что подобная печатная продукция была обращена прежде всего к молодому подрастающему поколению, была призвана формировать у него мировоззрение по отношению к истории.
Те же подходы были использованы в сборнике статей «Историография истории Дагестана досоветского периода», вышедшего в Махачкале в 1986 году.
На региональной научной конференции (26−27 ноября 1987 г.) было сказано, что «история вхождения Дагестана в состав Россиичрезвычайно важная и не до конца разработанная проблема» (2.10, С.5). Профессор Гаджиев В. Г. в статье «Русско-дагестанские отношения как исследовательская проблема (вместо введения)» справедливо писал, что данная проблема не решена по причине неизученности, слабой теоретической подготовки, волюнтаризма, стереотипности (2.50, С. 14,15). Такие же подходы и оценки были использованы в капитальном коллективном труде (4.61, С. 5,9,569,570).
По этому поводу серьезно работала Всесоюзная научная конференция 20−22 июня 1989 г. в Махачкале. В ее решениях на основании анализа всей предыдущей историографии было записано: «. разработать комплексную программу по всестороннему и глубокому научному изучению и освещению истории народно-освободительной борьбы горцев Дагестана и Чечни в 20−50-е гг. XIX в.» (2.36, С.9). Конференция признала эту проблему ключевой во всем спектре русско-дагестанских отношений досоветского периода.
Профессор Халилов А. М. пишет: «В июне 1989 г. в Махачкале состоялась Всесоюзная научная конференция. Участники конференции обоснованно отвергли антинаучную концепцию Блиева М. М. и Виноградова В. Б., их единомышленников и весьма высоко оценили освободительное движение горцев Северо-Восточного Кавказа, проходившее в XIX веке. Однако и после этого указанные авторы продолжали отстаивать свою глубоко ошибочную позицию, ссылаясь на сомнительные источники, высказывания царских сатрапов и идеологов. Тем самым, как и прежде, вводят в заблуждение общественность. Поддавшись их влиянию, отдельные писатели и некоторые другие лица также искажают правду о славном прошлом народов Северного Кавказа. В результате значительная часть населения Дагестана и всего Северного Кавказа имеет неверное или очень смутное представление о борьбе кавказцев против завоевателей в XIX в. Нельзя позволить кому-либо чернить наше прошлое, глумиться над памятью наших великих предков, возглавивших народные движения, направленные против поработителей, агрессоров в лице царского самодержавиянад памятью народов Северного Кавказа, смело боровшихся во имя свободы и независимости» (4.159, С.6). Таким образом, монография профессора Халилова A.M. впервые явилась проявлением складывающегося научного плюрализма. Былые взгляды и подходы, а также оценки и выводы, стали утрачивать свое право монополии в науке. 0 плюрализме в науке свидетельствовало и появление новых исследований. В них можно заметить смещение акцентов и полное опровержение прошлого историографического наследия. В «Истории Дагестана» читаем: «. народы Дагестана видели в России свою освободительницу от угнетения со стороны Турции и Ирана. Однако колониальный дух и захватнический характер Гюлистанского мирного договора, заключенного фактически за спиной у народов Дагестана, без учета их интересов, проявился очень скоро, буквально через несколько лет» (4.58, С. 188).
У коллег из северокавказского региона стали появляться монографии, даже названия которых свидетельствовали о больших переменах в былых оценках. Например, в Нальчике в 1992 г. вышла книга Касумова А. Х. и Касумова Х. А. «Геноцид адыгов», где авторы однозначно оценивают политику царской России. Кумыков Т. Х., являющийся известным кавказоведом, теперь пишет: «Кавказская война долгое время была запрещенной темой, хотя она является одной из важнейших проблем в истории народов Северного Кавказа. Она продолжалась около 150 лет и закончилась в 1864 г. выселением в пределы Османской империи около полумиллиона горцев, главным образом адыгов» (4.85, С. З).
Завершая историографический обзор, еще раз хотелось бы подчеркнуть, что в диссертации не ставились задачи глубокого анализа существующей исторической литературы. Цель этого обзора была в том, чтобы показать актуальность и научную новизну формулирования темы диссертационного исследования. Но при раскрытии темы использовались книги и статьи, которые затрагивают отдельные аспекты этой научной проблемы. Использовались также исследования смежных специальностей (4.34.173.161.62.35.21.6.7.5.167.28 и др.).
В диссертации использованы также труды иностранных авторов. Отношение к ним в недавнем прошлом было однозначным. Например, Ибрагимбейли Х.-М. считал, что «современные буржуазные „советологи“, в первую очередь англо-американские, продолжают искать доказательства для отрицания прогрессивной роли России в судьбах северокавказских народов и исторически прогрессивного значения присоединения их к России, отождествлять политику царизма с политикой Советского государства» (2.4, С.122).
Действительно, иностранные авторы имели и имеют свои взгляды на то историческое прошлое. Еще задолго до «советологии» эти взгляды формировались именно как внешние. Это правда не значит, что иностранные авторы представляют какую-то единую позицию. Иностранная историография очень разнообразна. Для данного диссертационного исследования более ценны те из иностранных авторов, которые были современниками и очевидцами описываемых ими событий. Так, Фридрих Боденштедт в своей книге «Народы Кавказа и их освободительные войны против русских» писал, что «читателю нужно познакомиться с такой далекой от него страной, нужно вдохнуть поэтический воздух Кавказа, только тогда он сможет понять и оценить исторические события, которые происходили на этой земле и в этой атмосфере». Здесь надо иметь ввиду к какому читателю обращается автор, если учесть, что книга вышла в Берлине в 1855 г. При этом немец Боденштедт считал, что шла война за веру в Дагестане, что религия выступала мощным и единственным объединительным фактором для горцев перед лицом русской агрессии и т. п. Автор высоко оценивал саму идеологию ислама, которую начал интенсивно проповедовать шейх Мухаммад Ярагский. По этому поводу Боденштедт писал: «. все дело обращения в новую религию провалилось бы, если бы новое вероучение не было воистину чище и честнее старого, если бы оно не представляло собой шаг вперед к лучшему. Это — мое понимание вещей, моя точка зрения, исходя из которой я воспринимаю подобные явления в мире, в противоположность пониманию тех, кто находит во всем хитрость, обман и мошенничество. Эту точку зрения я выражаю ясно и определенно с тем, чтобы в дальнейшем избежать всяких недоразумений» (4.18, С.5−6).
В общем, иностранные авторы в своем большинстве отрицают ка-кую-бы то ни было прогрессивную роль России для северокавказского региона. У них видна тенденция не разделять русский царизм с русским народом.
Такое же отрицание есть в трудах М. Ярагского, Д. Казикумухс-кого, М. Карахского, Г.-А.Чохского, Х.Генечутлинского. Другое направление представлено Д. Шихалиевым, А. Омаровым, А. Чиркеевским, Г. Амировым, Г. Алкадарским, С.Табиевым. Эти авторы писали на русском языке и разделяли понятия русский народ и русский царизм с его колониальной политикой. Их позицию подытожила статья «Не мечь, а мир», в которой говорится, что России и Кавказу следует наладить взаимные отношения «приличиствующие двум бывшим достойным врагам» (3.13, С.16). Они возлагали вину за все факты колониализма на царизм и отзывались о русском народе с исключительной теплотой.
Историографические парадоксы, связанные с иностранными авторами, можно сегодня увидеть и в российских публикациях, которые имеют отношение к теме диссертации. Например, Сенин А., где-то идеализируя государственную политику самодержавия в отношении окраин империи, в то же время считает, что крах царского строя был предопределен, что 1917 год пришел закономерно по причине несовершенства и неправильности этой же политики. (5.64).
Целью диссертации является комплексное изучение проблемы взаимовлияния России и Дагестана в политической, социально-экономической и культурной областях, за весь период пребывания края в составе империи в XIXначале XX вв.
Исходя из этой цели в диссертации поставлены следующие задачи:
1. Показать процесс завоевания и включения Дагестана в состав России в первой четверти XIX в.
2. Проанализировать политические взаимоотношения Дагестана и России в 20−50-х гг. XIX в., в этот самый сложный и драматический период. Обобщить материал о реформах в имамате и определить его историческое место. Дать анализ двуединому процессу ликвидации всех форм дагестанской государственности и создания имперской единой системы административного деления и управления.
3. Изучить основные аспекты экономического взаимовлияния и интеграции Дагестана и России. Охарактеризовать международные экономические связи Дагестана.
4. Исследовать основные аспекты взаимовлияния в области науки и культуры.
5. Проследить этапы, формы и методы антиколониальной борьбы дагестанских народов XIX — начала XX вв.
6. Показать особенности всего процесса взаимовлияния через призму хронологических рамок и связанных с ними глобальных изменений в историческом развитии России (разложение феодально-крепостнических отношений, рост и утверждение капитализма, переход от империи и буржуазной монархии).
Для разработки вопросов диссертации использованы документы и материалы из опубликованных в XIX — XX веках сборников документов. Уникальным по всей ценности является 12-томный сборник «Акты, собранные Кавказской археографической комиссией», изданный в Тифлисе известным кавказоведом А. Берже в 1866—1904 годах. В «Актах» помещены материалы по истории кавказских народов с 1800 по 1860 годы, извлеченные из архива Главного управления наместника на Кавказе. В диссертации использованы данные о взаимоотношениях России с дагестанскими феодальными правителями, рескрипты русских царей, обращения военной администрации к горцам, материалы об обложениях местного населения казенными податями и повинностями. Особый интерес представляют факты, свидетельствующие о новшествах в дагестанском растениеводстве под влиянием России и развитии традиционных технических культур, появлении новых.
Ценные сведения о положительных сдвигах в сельском хозяйстве Улусского магала, города Дербента и Дербентской губернии имеются в «Обзоре действий наместника Кавказского для развития сельского хозяйства с 1845 по 1850 год» (Тифлис, 1851). Основополагающими источниками о создании в Дагестане единой системы административного деления, реформы сельского управления являются «Положение об управлении в Дагестанской области и Закатальском округе», «Положение о сельских обществах, их общественном управлении и повинностях государственных и общественных» (утвержденные царем в 1860, 1868 годах).
Весьма важные данные о характере колониальной политики царизма в Дагестане содержатся в отчетах высокопоставленных деятелей кавказской администрации. К ним относятся: «Всеподданнейший отчет главнокомандующего Кавказской армией по военно-народному управлению за 1863 — 1869 годы» (СПб., 1870), «Всеподданнейшая записка главнокомандующего гражданской частью на Кавказе за 1882 -1890 годы» (Тифлис, 1891), «Всеподданнейшая записка по управлению Кавказским краем генерал-адъютанта графа Воронцова-Дашкова» (Тифлис, 1907). Много информации относительно управления Дагестаном имеется в отчетах начальников и военных губернаторов Дагестанской области за 1863 — 1915 годы. С 1892 по 1916 годы к ежегодным отчетам военного губернатора прилагались «Обзоры Дагестанской области». Они представляют многоплановый источник. Это типичный образец административной статистики. Систематизированные в них сведения обладают большим информационным потенциалом. Для диссертации интерес представили материалы о перенятии в Дагестане хозяйственного опыта России, применении усовершенствованных орудий сельско-хозяйственного труда, включая машины русского производства, развитии русско-дагестанской торговли, культурных сдвигах и русских школах в крае, отходничестве и т. д. В Темирханшуре были изданы «Памятная книжка Дагестанской области на 1895 год», «Памятная книжка и адрес-календарь Дагестанской области на 1901 год», два выпуска «Дагестанского сборника» в 1902 — 1904 годах. Следует отметить, что указанные издания во многом повторяют материалы «Обзоров», но и встречаются новые данные, в частности сведения о хозяйствах русских переселенцев в Дагестане, их связях с местным населением, развитии рыбной промышленности, участии дагестанцев на разного рода выставках и т. д. Сведения об участии дагестанцев на региональных, общероссийских и всемирных выставках встречаются в «Отчетах о всероссийских выставках», «Трудах съездов деятелей по кустарной промышленности Кавказа», «Отчете генерального комиссара русского отдела Всемирной выставке в Чикаго» (СПб., 1895). Специальный материал извлечен и использован из сборника «Сельскохозяйственные машины и орудия в Европейской и Азиатской России в 1910 г.» (СПб., 1913). Этот материал позволяет показать состояние и соотношение усовершенствованных орудий труда и старых архаичных в Дагестанской области и в Хасавюртовском округе Терской области в конце XIX — начале XX веков.
Из сборников документов, изданных после 1917 г., отметить можно следующее: в 1936 г. в Москве был издан сборник «Колониальная политика царизма в Азербайджане в 20−60-х годах XIX в.», где помещены документы, позволяющие судить о первых шагах царского правительства по введению в 10−30-х годах XIX в. нового административного управления под названием «военно-комендатского», и принуждению местного населения выполнять трудовые повинности в пользу казны в Дербентской и Кубинской провинциях- «Материалы по истории Дагестана и Чечни в 1801—1839 гг.» (Махачкала, 1940 г.), в котором есть сведения по первому периоду борьбы горцев под руководством трех имамов- «образцом» фальсификации исторических фактов и их подтасовкой во имя «руководящей идеи», извращенного освещения взаимоотношений народов Кавказа и России стал сборник документов «Шамиль — ставленник султанской Турции и английских колонизаторов» (Тбилиси, 1953). Кавказоведы подвергли этот сборник справедливой критике. В качестве источника использованы документы из сборника «История, география и этнография Дагестана в XVIIIXIX веках» (М., 1958). Наибольшую ценность имеют сведения о деятельности русских военных историков по изучению экономической, политической и культурной жизни народов Дагестана в конце XVIIIпервой четверти XIX века. Большой познавательный материал о борьбе горцев северо-восточного Кавказа, ее препосылках, ходе, характере, административных, военных, социальных реформах в имамате опубликован в сборнике документов «Движение горцев северо-восточного Кавказа в 20−50-х годах XIX века» (Махачкала, 1959). Этот материал широко использован в диссертации. Единичные факты по интересующей нас теме встречаются в сборниках: «Революционное движение в Дагестане (1905;1907 гг.)» (Махачкала, 1956), «Русско-дагестанские отношения в XVIII первой четверти XIX века» (М., 1959), «Памятники обычного права Дагестана в XVII — XIX веках» (Махачкала, 1965), «Из истории права народов Дагестана» (Махачкала, 1968), «Феодальные отношения в Дагестане в XIX веке» (М., 1969).
Источниковой основой диссертации стали неопубликованные архивные документы. Материалы из архиво-хранилищ страны дали возможность по-новому осветить многие сюжеты темы. Новый архивный материал стал фундаментом для осмысления таких событий как участие дагестанцев в региональных, общероссийских и всемирных выставках, антиколониальная борьба горцев в 60−90-х годах XIX в., международные экономические связи Дагестана, этапы введения в Дагестане единой налоговой системы и др. В диссертации все это показано почти всецело на основе нового архивного материала.
Они были извлечены из архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Тбилиси, Ставрополя и Махачкалы. В Российском государственном военно-историческом архиве (б.ЦГВИА) в фондах N 1,38,190,205,400,414, 866,1300,1301,13 454, ВУА и др. сосредоточен разносторонний фактический материал по истории Дагестана, в том числе данные о русско-дагестанских отношениях. Из указанных фондов наибольший интерес представляют ВУА, 400,1. В них отложился материал по таким вопросам как введение в Дагестане новой системы управления, ход и результаты административно-судебных реформ 60-х годов XIX в., механизм ликвидации ханств, строительство дорог, основные направления отходничества из края и др. Не менее ценные данные хранятся в Центральном государственном историческом архиве России. Здесь много фондов содержат фрагментарный материал по теме диссертации. Из фондов 18, 19, 37, 90, 95, 241, 262, 268, 379, 380, 387, 396, 398, 522, 592, 796, 1377, 1302, 1236, 1263, 1268, 1281, 1284, 1285, 1286, 1287 были выбраны сведения по экономической и политической истории Дагестана, по перенятию дагестанцами и русскими друг у друга положительного опыта в области сельского хозяйства, по строительству морского порта в Петровске и дагестанской ветки железной дороги от Владикавказа, по ассортименту товаров ввозимых и вывозимых из края. Фонд «Кавказский комитет» содержит дела, дающие возможность увидеть особенности административной политики в Дагестане и отношение колониальных властей к земельно-правовым вопросам.
— 363 -ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Дагестан и Россия — это два исторических имени, которые уникальны сами по себе, а тем более во взаимовлиянии. Это взаимовлияние было закономерно, оно было неизбежно. Сама природа империи требовала расширения и распространения, в том числе и на Восток. Дагестан оказался на пути этого фатального движения России. Объективно, здесь все было предопределено, в данном случае можно говорить о действии глобального исторического закона. Россия, двигаясь в данном направлении могла выбрать разные варианты, также и Дагестан мог повести себя по-разному, оказавшись в качественно новой ситуации. И в России и в Дагестане были силы, которые могли повлиять на ситуацию таким образом, чтобы она развивалась в плане исторического оптимума. Со стороны России, это было бы прежде всего экономико-культурное воздействие, подлинное цивилизаторс-тво, т. е. приобщение к своему самому лучшему. Со стороны Дагестана это было бы желание быть еще более многообразнее, более развитие и экономически обеспеченнее. Но этот вариант оказался неполностью реализованным. Россия сделала ставку на грубую силу, что спровоцировало резкий протест. При этом получился исторический вариант, названный Кавказской войной. Получилась как бы цепная реакция: На насилие было отвечено насилием, и насилие умножилось. Благодаря царизму, Россия пошла против своей православно-славянской природы, против своего умиротворяющего начала, встала на путь агрессииДагестан, имея по своей природе неукротимый дух, восстал против этой агрессии, что замкнуло порочный круг. В такой ситуации всегда чрезвычайно трудно, а иногда даже невозможно изменить в лучшую сторону политическое взаимовлияние. По этой причине в Дагестане была форсирована мощная объединительная тенденция на.
— 364 основе ислама. Дагестан получил то, чего никогда не имел в своей тысячелетней истории, получил имамат. Имамат показал силу и перспективу. Его существование и длительная борьба выполнили архиважную миссию политического взаимовлияния. Несмотря на жертвы, оно стало благом для обеих сторон взаимовлияния. Во-первых, этим усиливался мировой антиколониальный и антифеодальный процессво-вторых, горцы, приученные имамом Шамилем к государственной дисциплине, могли быстрее втянуться в упорядоченное существование. Элементом политического взаимовлияния стало и то, что имамат стал своеобразным бастионом, который заставил царизм изменить свою завоевательную политику, обернувшуюся для Западного Кавказа геноцидом. Ведь известно, что к середине 1862 г. обширные районы Западного Кавказа были очищены от местных жителей, а аулы уничтожены. Наиболее отличившийся в этом военноначальник Евдокимов был награжден орденом св. Георгия 2-й степени и званием генерала от инфантерии. Покорив край, Евдокимов сказал: «Первая филантропиясвоим, горцам же я считаю вправе предоставить лишь то, что останется на их долю после удовлетворения последнего из русских интересов» (3.23, N2).
Борьба народов Дагестана за весь рассматриваемый период вынуждала Петербург относится к нему с особой осмотрительностью. Трагедия могла быть еще большей, ведь Гюлистанский договор, попиравший права горцев, развязывал руки царизму, получившему преимущества в империалистическом сговоре с Ираном. Царизм сразу энергично взялся за дело, оккупировав край, и начав перекраивание его политической карты. Дагестан до начала 60-х годов XIX в. был разорван на две части. Это был совершенно новый политический облик и для Дагестана и для России. Россия вынуждена была вести войну как бы внутри себя, причем с серьезным государственным образова.
— 365 нием. Такая ситуация требовала корректировки политики, которой не произошло, что и затянуло войну до победного конца, т. е. на несколько десятилетий. После падения имамата гарантом политического единства Дагестана стала империя со своим военно-административным и судебным управлением. Однако, это управление никак не складывалось в систему с твердым правовым порядком. По сути управление Дагестаном строилось военными властями по принципу «как получается», что давало благоприятную почву для произвола. Ошибки в управлении, провоцирующие недовольства, волнения и восстания, исправлялись с применением войск. Специфика Дагестана порой совершенно не учитывалась, и он как бы сам по себе все больше втягивался в имперское единство. Царизм, делая ставку на грубую колониальную политику, не имел стратегически правильной государственной линии в многонациональной стране, что лишало ее какой-либо перспективы. Политическое влияние на Дагестан было именно таким. В этом плане невольно напрашивается сравнение с имаматом, где политическая линия государства была четко осмысленна и стратегически и тактически. Имамат ориентировался на насущные интересы большинства населения края, в империи же этот интерес даже не был сформулирован, а национальные окраины влачили жалкое существование, обреченные на простое механическое русифицирование. В имамате внедрялась новая социальная политика, декларировавшая равенство, в империи же такое равенство просто было невозможным, даже разговоры о нем были тягчайшим государственным преступлением. Такое имперское влияние на Дагестан имело обратную политическую связь в форме выступлений дагестанских народов. Это все были политические сигналы, которые правящие круги не услышали, а услышав которые они могли бы скорректировать государственную политику и этим спасти Россию. Царский унитаризм выразился в создании Да.
— 366 гестанской области с четырьмя военными отделами и девятью округами. Статус области явно не подходил Дагестану. Здесь совершенно не были учтены экономические и национально-культурные запросы местного населения, которое к тому же отвращалось от веры. Одни народы искусственно объединялись, другие искусственно разъединялись. Это обрекало народы Дагестана на будущую национальную и социальную нестабильность. Вся эта система была проникнута шовинизмом, который диктовал пренебрежение местными обычаями и традициями.
Таким же образом функционировала система царского судоустройства. Оно даже не поднялось до общеимперского уровня, было всецело подчинено военным. По объяснению властей местные народы якобы не созрели до полноценного суда, поэтому судебное реформирование России на Дагестан так и не распространилось. Гражданское управление и гражданское судопроизводство было по мнению царского правительства не для горцев, которые могли подчиниться только силе. Это даже выразилось в том, что должность начальника области была заменена должностью военного губернатора. В системе военного управления и судоустройства дагестанцам не было отведено никакого места, это тоже определенным образом характеризовало проводимую политику. За время с 1860 по 1917 год ни один дагестанец не был назначен на какой-нибудь высокий пост в системе управления и суда. Дагестанцев привлекали к власти на самом низшем звене, которое напрямую контактировало с населением.
Положительные тенденции как-то введения медицинского обеспечения, ветеринарии, капитального строительства, средств связи, прекращения внутридагестанских распрей, разрушение феодально-патриархальной ограниченности и т. п. происходило скорей вопреки царской политике, чем благодаря ей. К объективно-положительным тенденциям можно отнести и складывающиеся интернациональные связи дагестанцев с переселенцами из России. Исторически сложившийся дагестанский интернационализм еще более обогатился в условиях нахождения края в составе России. Дружба народов формировалась именно на народном уровне, вопреки официальной политике, которая своим шовинизмом подпитывала местный национализм. Уходили в прошлое аульная замкнутость и кровная месть. В то же время русские переселенцы впитывали в себя горский дух, оставляя в прошлом менталитет, проникнутый пережитками крепостничества, социальной забитости, безысходности. Еще Шамиль говорил «наши русские», что было явлением, на которое тогда никто из властей не обратил никакого внимания и которое еще предстоит по-настоящему оценить науке.
Положительным было и введение государственной статистики, учета и контроля. Субъективно, это было чисто колониалистским мероприятием, объективно, это впервые в истории края закладывало основу полноценной демографической государственной политики.
Таким же двойственным было влияние на Дагестан российского капитализма, который особенно мощно заявил о себе к концу XIX в. Объективно, проникновение российского капитала в Дагестан давало толчок развитию экономики на новой принципиально основе. Субъективно, российский капитал вел себя здесь как и положено в колонии, т. е. прибыль была главным стимулом, что совершенно не предусматривало учесть местные интересы, а диктовало поведение хищника. Но, как бы там ни было, край все больше втягивался в единый экономический организм империи. Расширение российского капитализма на дагестанскую территорию ускоряло ломку местных феодально-патриархальных отношений. Экономическое взаимовлияние создавало основу для глубокого интегрирования Дагестана в российскую и мировую экономическую систему.
— 368.
Откровенным колониализмом была проникнута и налоговая политика царизма в Дагестане, которая, как известно, является важнейшим показателем государственного содержания. В Дагестане не было установлено каких-то строго определенных налогов. Горцев заставляли платить и выполнять повинности по надобности. Сколько нужно было, столько и брали. Это порождало немало восстаний среди горцев, которые исторически никогда никому ничего не платили, потому что никогда не были окончательно завоеваны. Только к концу рассматриваемого периода появилась тенденция у властей как-то определиться с налогами, ограничить произвол и на уровне казны и на уровне местных владетелей.
Также примерно осуществлялась в Дагестане аграрная политика. Вначале имела место попытка насадить в крае крепостнические отношения по российскому образцу. Дагестанских узденей хотели превратить в «государственных поселян», проживающих на казенной земле. Этому не позволило осуществиться решительное сопротивление дагестанского узденства. Жертвой крепостнических устремлений царизма стало дагестанское раятство. Их зависимое положение от феодалов еще более запуталось после вмешательства царских властей. После отмены крепостного права в России в Дагестане, как и во всей империи, попытались провести крестьянскую и земельную реформу. Соответствующие мероприятия в Дагестане проводились на основе разных положений, инструкций, приказов военных, не одновременно и не последовательно. Реформа затронула только часть крестьян в отдельных округах и владениях. Зависимая категория дагестанских крестьян вообще не была учтена и ее положение даже ухудшилось. К началу 70-х гг. XIX в. в рамках этих преобразований было официально отменено рабство, что было прогрессивным явлением, которое.
— 369 более ярко и последовательно было продемонстрировано в имамате. Но, несмотря на реформу, земельный вопрос в Дагестане законодательно так и не был решен. Все работавшие комиссии ограничивались полумерами, так как не имели четко определенной стратегии. Царизм, как бы латал дыры, а нужно было менять одежду. Отсталость окраин империи, в том числе и Дагестана, была предопределена гипертрофированным державным мышлением Петербурга. Например, только через 90 лет после включения Дагестана в состав России в 1902 г. в крае был создан «Комитет о нуждах сельского хозяйства Дагестана», которым была сформулирована в общем неплохая программа, которая так и не была выполнена. Все технические и технологические новшества, которые имели место в промышленности и сельском хозяйстве, были связаны в основном с капиталистами, они приходили в край, как правило, не по государственным каналам. Некоторые виды производства возникли впервые в империи именно в Дагестане, что было продиктовано капиталистической целесообразностью. Кроме этого, ряд традиционных для Дагестана промыслов был уничтожен в условиях конкуренции с фабрично-заводской промышленностью России.
Строительство новых населенных пунктов и городов в Дагестане было тоже продиктовано колониальными интересами. В то же время они стали играть и положительную роль, превращаясь в центры торговли, промышленности, культуры и образования. Города были важными звеньями в проведении новых средств связи. Одно только проло-жение железной дороги вносило качественные изменения в весь уклад местной жизни. Дагестан обретал европейские черты через почту, телеграф, радио, метеорологию, кино, полиграфию.
Невозможно также переоценить международные экономические связи Дагестана со странами мира. Дагестан, представляя себя на всевозможных выставках, представлял Россию, а, представляя Рос.
— 370 сию, представлял себя. В этом плане Дагестан был несколько переориентирован с традиционного для себя направления на Восток на новое для себя направление на Запад.
В этом же направлении теперь развивалась дагестанская наука и образование. Российские ученые внесли большой вклад в этом отношении. Они открыли Дагестан для России и для Запада. Дагестан был изучен во многих своих аспектах на протяжении XIX в. Здесь было неизмеримо больше цивилизованности, чем у военных. Многие ученые и люди искусства именно в Дагестане, или творя о Дагестане, получили мировую славу, раскрыв свой талант полностью. Благодаря российским ученым в Дагестане стал складываться слой местной интеллигенции русскоязычного направления. Была заложена система русского образования. Это было положительное явление, так как любое образование — благо. Немного искажало результат то, что часть ученого мира и мира искусства России была отравлена шовинизмом и великодержавностью. Это обстоятельство несколько оглупляло, искажало взаимовлияние России и Дагестана в этой чрезвычайно важной сфере жизни. Если бы не колониальная политика царизма, то указанное взаимовлияние могло иметь результат на порядок выше. Видимо интерес творческой интеллигенции России к Дагестану не был случаен. Творческий человек, талант, а тем более гений, всегда чувствует источник духовности и вдохновения. Ведь из 160 русских художников, побывавших на Кавказе в XIX веке, 60 были в Дагестане. Они оставили своим творчеством для потомков незабываемые картины тех истинно драматических событий. Эти картины и сегодня поражают своей достоверностью и внутренним протестом против происходящей несправедливости. В общем, Дагестан для российского искусства сыграл большую мобилизующую роль.
Российское влияние в области материальной культуры тоже ев.
— 371 ропеизировало дагестанский уклад жизни. В строительстве и быту становились заметными новшества, заимствованные из России и у россиян, оказавшихся в Дагестане. Это русское население в Дагестане играло все большую роль, оно исторически быстро превратилось в неотъемлемую часть многонационального края. Русский народный образ жизни, русский язык постепенно вписывались во внутридагес-танскую структуру. Те негативные моменты, которые при этом имели место, были вызваны царской политикой, нацеливающей и настраивающей русских на пренебрежительное отношение к «инородцам». Но, несмотря на эту политику, дагестанцы показали себя в общем лояльно и интернационально. Интересно то обстоятельство, что в наиболее выдающихся художественных произведениях российских авторов, проникнутых истинным талантом, образ горца всегда благороден и гуманен. Российские люди искусства подметили интернациональную природу Дагестана. Для России Дагестан мог стать лабораторией, в которой можно было бы выработать перспективную национальную политику, используя которую Россия могла бы достигнуть небывалых высот мирового авторитета и могущества. Колониальная политика, разрушавшая нравственный стержень горцев, т. е. их традиционный образ жизни, была миной замедленного действия для самой России.
История российско-дагестанского взаимовлияния на протяжении более века показала, что наиболее предпочтительными и перспективными являются социально-экономические и культурные взаимоотношения, объективно подталкивающие народы к мирному созиданию. Политический аспект процесса тоже показал, что и на стадии завоевания края, и в период внутригосударственного взаимодействия язык силы оказался вредным и по сути бесполезным. Хотя «проклятые горы» дали российской армии незаменимый опыт ведения специфической войны, но они не принесли ей ратной славы по большому счету. Приведенный.
— 372 материал показывает, что взаимоотношения между большим и малым, как между агрессором и жертвой — это тупик и исторический, и политический. В этом плане крах империи в 1917 г. был закономерен.
Империя пала, но Россия и Дагестан остались. Осталось ядро единения как результат длительного процесса взаимовлияния.
