Литература
Бурятии 60−90 гг. неразрывно связана с общими процессами развития российской и мировой литературы. В ней нашли отражение политические, общественные события эпохи. Эсхатологические мотивы, ноты предостережения во многих произведениях писателей свидетельствуют о живой, пытливой и прозорливой художественной мысли. Уже с конца 50-х и начала 60-х годов литература Бурятии отличается от литературы предыдущих десятилетий новым, более высоким уровнем художественности. В. Ц. Найдаков в своей работе «Становление, развитие и распад бурятской советской литературы (1917;1995)» выделяет в современной бурятской литературе две сложные взаимообусловленные проблемы «человек и земля», «человек и мир», позволяющие писателям «через конкретную судьбу, личность выразить основные противоречия жизни» — закономерен, по мнению ученого, процесс «свободного отношения» писателей к категориям пространства и времени, так как «в современной прозе связь времен происходит по иным законам, чем прежде: прошлое и будущее сблизились, стали существовать как бы в настоящем, литературу отличают ретроспективный взгляд, прямые экскурсы в прошлое» /1/. Данный процесс охватывает в целом литературу Бурятии. Произведения бурятских, русских писателей становятся более философичными.
Категории пространства и времени составляют с другими факторами основу мировоззрения. В философии это категории сознания, отражающие всеобщие и существенные характеристики пространственно-временных отношений.
Пространство и время — универсальные, фундаментальные категории, моделирующие в художественном сознании образ мира. В художественном сознании обязательно «перцептуальные и концептуальные моменты органично сплавлены с ценностными идейно-эмоциональными моментами» (А.Осипов).
121, в нем отражается, как человек воспринимает мир, себя самого, свое место в мире.
Новые концепты филологии «картина мира», «образ мира» связаны с современными достижениями в науке, которая доказала существование различных космологических моделей Вселенной. М. Ахундов в своей работе «Пространство и время в физическом познании» пишет, что с открытиями Фридмана, Хаббла, Пензиаса, Уилсона и других человечество узнало о нестанционарной модели вселенной, «в космологию вошла диалектическая идея развития» /3/. Так как каждый век создает собственную модель мира, то человечеству XX века, чтобы ответить на вопросы, что есть мир, какое в нем отводится место индивиду, понадобилось представить себе художественно образ универсума. Искусство не могло не отразить новую модель мира.
Литературоведение обратило внимание на особую роль пространственно-временных соотношений в художественном произведении. Работы зарубежных (Р.Барт, К.Х.Леве) и российских (М.М.Бахтин, Ю. М. Лотман, С. Г. Бочаров, Э. Ф. Володин, А. Галкин, М. Соколянский и др.) исследователей свидетельствуют о становлении нового направления в литературоведении, продиктованного интегративными процессами науки. М. М. Бахтин определил, что в художественной архитектонике категории пространства и времени выполняют особую роль. Ученый обозначил подобное соотношение сочетаний, составляющих основу художественной картины мира, термином «хронотоп». По мнению литературоведа, хронотоп — это «формально-содержательная категория литературы,. жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом,. в нем завязываются и развязываются сюжетные узлы» /4/, «хронотоп дает существенную почву для показа-изображения событий», «хронотопичен всякий художественно-литературный образ, существенно хронотопичен язык как сокровищница образов» /5/. Вступление в сферу смыслов совершается через хронотоп. Художественная картина мира является.
частью общей картины мира, в которую входят научные, социальные, политические, мифологические и т. д. стороны.
Влияние старомонгольской, тибетской, индийской литератур, буддийской, христианской религий, сохраняющаяся шаманистская форма религии, взаимосвязи с русской и мировой литературами сказываются в мировоззрении человека, живущего на стыке соединений двух культур Запада и Востока. В художественном сознании взаимосвязь культур выражается в особом видении мира, оказывающимся необычайно сложным, многомерным.
Обращение к творчеству таких писателей, как Г. Раднаева, Б. Дугаров, В. Митыпов и И. Калашников позволяет проследить именно данный культурологический феномен.
Писатели разнятся по менталитету и художественному выражению. Г. Раднаева думает и пишет на родном языке, Б. Дугаров, В. Митыпов буряты, но средством выражения выбрали русский язык, И. Калашников русский писатель, но его роман «Жестокий век» глубоко связан с историей монголоязычных народов. Писателей сближают вопросы жизненного бытия, глобальные проблемы мирного сосуществования многочисленных народов в одном социокультурном пространстве-времени.
Философскую литературу характеризует идея субстанциональностиидея целостности мира. Образ мира может быть дан через один образ или несколько, через компонент, предмет и т. д. Каждый из них будет универсален, самодостаточен. В художественной картине мира образы могут быть привязаны к определенному жизненному пункту-пространству, действие может протекать в точно указанное время. Это верхний уровень, когда обозначен художественный хронотоп: земля, страна, город, степь, река и прочее. На глубинном уровне все образы, компоненты выступают как символы целого мира.
В повестях В. Митыпова «Ступени совершенства», «Зеленое безумие земли», «Приход больших обезьян», в романах «Долина бессмертников» и.
Геологическая поэма", в романе И. Калашникова «Жестокий век», в лирике Б. Дугарова, Г. Раднаевой художественному анализу подвергается не человек во времени (не только человек определенной эпохи, человек истории), а время в человеке. Закономерно появление в произведениях писателей слова «мир». В нем одновременно концентрируются слова: «жизнь», «человек», «бытие». Слово «жизнь» в современном освещении искусством исторического хода как бы перестало отвечать всеохватности бытийного начала. Слово «человек» синтезирует понятия «богочеловека», «человекобога» и личность, тождественную целому миру. Слово «бытие» выражает не только материалистическую основу, но и духовную. Слитые воедино три слова означают сущность мира.
Появление романов И. Калашникова и В. Митыпова «Жестокий век» и «Долина бессмертников» связано с актуализацией исторической темы, широко представленной именами русских писателей, как классиками, так и писателями советского периода (С.Злобиным, Ю. Германом, А. Ивановым, С. Бородиным, А. Юговым и другими), чей интерес и внимание к истории не были праздными, а отличались серьезным анализом изображаемых событий.
Произведения написаны в жанре философского романа, восходящего к традициям русской литературы. В бурятской прозе роману В. Митыпова предшествовали рассказы, повесть «Цыремпил», роман «На утренней заре» Х. Намсараева, повести Ц. Дона «Луна в затмении», «Отрава от брынзы», роман Ж. Тумунова «Степь проснулась» и другие произведения (это романы Ч. Цыдендамбаева, Д. Батожабая и т. д.), которые способствовали становлению эпического жанра, формировали философское направление в бурятской литературе.
Бурятские ученые, оценивая художественные достоинства повести «Затмение луны» Ц. Дона, пишут: «Образ главного героя, человека ничем, в сущности, не примечательного — ни особой статью, ни доблестью, ни выдающимися талантами — дан в глубоком постижении его внутренней противоречивой сущности. Он находится в постоянном раздумье, в постоянной душевной борьбе» /6/. В романе более позднего периода философское, психологическое направления получают свое дальнейшее развитие.
И.Калашников, изучая «Сокровенное сказание», зная опыт создания исторических произведений В. Яна об эпохе Чингисхана, создает сложный образ, вызывающий противоречивые суждения. Ч. Цыдендамбаев в статье «Верность истории» отмечает: «Главный герой этих событий, всемирно известный Темучин-Чингисхан, является крайне противоречивой личностью. Рассуждая о Чингисе, легко удариться в крайность: либо представить его только великой личностью, либо сделать из него душителя народов» III. Писатель вышел за рамки жанра исторического романа. У И. Калашникова жанровый синтез и образ главного героя сложные, многомерные.
Повести В. Митыпова написаны в жанре фантастической повести, тяготеющей к утопии и антиутопии. Н. Балабуха, А. Балабуха, анализируя «Приход больших обезьян», «Зеленое безумие земли», называют имена Э. Херинга, Г. Гулиа, К. Моисеева, К. Чапека, к которым восходят повести бурятского писателя /8/. «Зеленое безумие земли», «Приход больших обезьян» проблематикой, сюжетной динамикой перекликаются с перечисленными произведениями, в них так же ставится вопрос об ответственности ученого за последствия научных открытий. Повесть «Ступени совершенства» несколько иного плана, и критики (Н.Балабуха, А. Балабуха) отметили художественную слабость произведения, но, говоря о разработке научно-фантастической темы в бурятской литературе, уже нельзя не упоминать, не брать во внимание названную повесть.
Художественные поиски В. Митыпова, И. Калашникова связаны с разрешением актуальных проблем. Обращение писателей Бурятии к истории восточных народов навеяно идеей целостности, идеей сосуществования всех уровней жизни в одной универсальной модели мира. Подобные процессы происходят и в поэзии Бурятии.
В.Петонов в начале 60-х годов писал, призывая собратьев по творчеству к высокой художественности,: «В поэзии важно не сиюминутное настроение, а широкий взгляд на мир, жизнь. Нужно не философствовать по поводу, а философски глубоко осмысливать происходящее» /9/. В творчестве бурятских поэтов 60−90-х годов заметно усилилось аналитическое начало, раскованное, поэтическое мышление становится подвижнее, гибче. Слово, уже не связанное с общим контекстом традиционной поэтической формулы, становится более значимым /10/. Н. Хосомоев в статье «Дорога к человеку» в 1986 г. отмечает, что «она (поэзия) стремится показать дела и помыслы человека не в локальных рамках переживаемого момента, а в широких исторических связях» /11/. В этом смысле можно и не согласиться с мнением Г. Туденова. В статье «Трудности восхождения» Г. Туденов пишет: «Мне хотелось бы остановиться на одном явлении, которое получило широкое распространение в поэзии. Речь идет о неуемном воспевании своих тоонто, гуламта, турэьэн нютаг, т. е. месте своего рождения, очага предков. Эти умилительно-восторженные воспевания поворачивают автора лицом к прошлому, иногда и к архаизированному прошлому, и тем самым отрывают художника от насущных проблем современности» /12/. Лирическое обращение поэтов к родине свидетельствует о традиционной направленности в поэзии, идущей от имен М. Саридака, С. Туя, Д. Дашинимаева, Д. Улзытуева и др., чьи стихи о родине были не просто воспеванием красот материнской земли, а являлись философскими раздумьями. Для бурятских поэтов слова «тоонто» и «мир» обладают степенью равнозначности. Маленький уголок родины выступает моделью целого мира.
В целом же, литературный процесс в Бурятии не переставал развиваться, постоянно наращивал необходимый художественный базис, ведущий к идее гармонизации общества и человека. Главными компонентами в художественной картине мира стали образы, несущие идею целостности мира. В этом отношении интересна точка зрения философа К. А. Никифорова, который пишет, что в восточной культуре преобладает категория времени, нарушающая симметриювозникает понятие целостности мира /13/.
Восточная культура, бурятская мифология в осознании писателя обернулись и поэтическим материалом, и исходной основой для художественного мировоззрения. В частности, в бурятском фольклоре пространство и время характеризуются как эмпирические: существует тот мир, который окружает героя в момент его действийвремя измеряется не днями, часами, годами, а поступками, делами человека.
Бурятская мифология отражает многоуровневую картину мира: существуют Верхний, Нижний и Земной миры. В. А. Михайлов выделяет четвертый — Воздушный /14/. До того как сложилась шаманская мифология, миры были однородны. С возрастающей значимостью фигуры шамана миры становятся разнокачественными, разноценными, наконец, происходит их локализация. Отныне только шаман имел право находиться вне земного мира. Для обыкновенного человека путешествие в иные миры возводится в ранг подвига, что пЬд силу воину-богатырю. Весь уклад жизни бурят сводился к урегулированию отношений с божествами и духами как добрыми, так злыми. В роли главного регулировщика выступал шаман. Не случайно в литературе Бурятии достаточно образно, ярко создана фигура шамана.
В целом мировидение бурят было связано с одушевлением окружающего мира. Небо, солнце, луна, огонь, земля составляют в мифологии пантеон божеств. Идея творческого начала идет от солярно-лунарного культа. Иерархизм, неоднородность мифологического мира порождены субъективным восприятием человека. Номинатизм одушевленной природы предполагает имена собственные, вся культура ориентирована на имена собственные. Как результат — дихотомичность и дуалистичность, третичность и т. д. мифологического мира. Возьмем цифру «8» — обозначение солнечного божества, кроме этого, она представляет собой восемь сторон света в бурятской мифологии: север, северо-восток, северо-запад, восток, запад, юг, юго-восток, юго-запад. Сакральность цветов, по всей видимости, также восходит к солярно-лунному культу. Г. Р. Галданова создает синонимический ряд, относящийся к данному культу: солнце — белый цвет — красный цвет — кровь — жизнь /15/. Можно расширить ряд — белый конь, белая юрта — войлок, одежда, молоко, кумыс, праздник белого месяца, очаг — огонь, огниво, кузнец, южная и восточная стороны юрт (сравнить с северной — сторона умерших). Почитание солнца и луны привело к обожествлению всего того, что несло «отблески» небесных светил. Неоднородность мира подчеркивается через святость отдельных мест на земле: это пещеры, горы, лес, тайга, реки, озера, ключи. Все имело своих духов — хозяев. Культ животных и птиц также связывается с сакрализацией земли (священность медведя, лошади — коня, волка, кабана, оленя и соболя, лебедя, орла, сокола). Одним словом, мифологический мирэто выражение синкретического взгляда на окружающее.
Восточное восприятие мира нельзя представить в художественном произведении без фольклористической основы и без понятий степь, юрта, конь, очаг.
Степь как субстанция сочетает признаки круговой ориентированности восточного человека, в ней заключается открытость, полнота, обратимость пространственно-временной направленности природы (этносферы) и менталитета отдельной личности.
Жизненная этносфера народа, несмотря на общественные изменения, по сути остается в духовном отношении неизменной — представляется как вечный круговорот ПРИРОДЫ и СОЦИУМА. Образ мира в основе гармоничен: в едином континууме когерентны и прошлое, и настоящее, и будущее. Мировосприятие восточного человека циклично, самосознание как бы поверяет и проверяет жизнь прошлым, в нем все еще сохраняется то понятие связи, когда субъект «выделяет, но и не отделяет себя от окружающего мира», что входит в идейный стержень буддизма: «. все в мире взаимосвязано, поэтому ничто не существует само по себе» , — человек как личность формируется в перерождениях /16/. Перерождение — круги сансары, круговая ориентированность восточного сознания.
Поэтому тема обратимости становится одной из ведущих в поэзии Б. Дугарова (стихи «Морин-хур», «Иркиты», «Племя хори», «Безмолвные миры ушедших поколений», «Храпя летели кони в сторону заката», «Степь», «Почему этот ясный простор.»), а в романе В. Митыпова «Долина бессмертников» она заложена как главная идея, то же самое и в основе «Жестокого века» И.Калашникова. В творчестве Г. Раднаевой эта тема вечного возвращения к первоначалу. Название одного из сборников стихов «Ээрсэг» («Веретено») символизирует представление бурят о жизни как о постоянном циклическом движении — вращении. К примеру, в дацанах есть хурдэ (молитвенные колеса). Они символизируют круговращение жизни, всей вселенной. Жизнь, времяверетено, неостановимое, быстрое кружение. Каждый жизненный круг нов, качественно иной, неизменное в нем — сам человек как личность.
В мифологическом сознании личность отождествлена со всадником. В нераздельном единстве находятся человек и конь. Без коня немыслимо полное слияние кочевника с миром, невозможно динамическое направление степняка, его постоянная устремленность в пространство, в ширь и в даль. Мир покоряем человеком, относительно кочевника — всадником. В сочетании «небесный конь» не случаен эпитет «небесный». Так человек включается в единую систему космического начала. В современной литературе с образом коня связан эсхатологический мотив, предупреждающий о духовной катастрофе этноса.
В художественном видении юрта выступает как микрокосм универсума, как социальная модель мира. Ее социальным статусом регулировались внутрисемейные, внешние — внутриплеменные отношения, а также культовая практика. И форма, и внутренняя полнота юрты (в первую очередь огонь в очаге) являются духовным выражением восточного человека. Когда ощущение ДОМА как понятия о духовном тепле утрачивается личностью, начинается «сиротство» — трагедия индивида, ведущая к трагедии общества. Тема обратимости или тема памяти становится поэтому актуальной в современном литературном процессе. Образы, предметы кочевнической жизни переходят в художественном осмыслении в разряд ценностных измерителей духовности. Анализ произведений через художественное соотношение пространственно-временных координат позволяет выявить эстетическую, этическую значимость данных понятий.
Художественная картина мира в бурятском литературоведении изучалась в различных теоретических аспектах. Характер национального мировидения рассматривался в трудах А. И. Уланова, А. Б. Соктоева, В. Ц. Найдакова, М. И. Тулохонова, Е. В. Баранниковой, Н. О. Шаракшиновой, С. С. Имихеловой, С. Ж. Балданова, С. И. Гармаевой и др. А. И. Уланов в своей работе «Древний фольклор бурят» указывает на одну из главных национальных черт восприятия мира — зрительную. Ученый пишет: «Можно смело сказать, что зрительное восприятие стоит на первом месте, следствием чего является картинность представлений о явлениях природы и общества» /17/. А. Б. Соктоев, анализируя бурятский героический эпос, подчеркивает ценностные качества эпического видения, как стремления к «масштабному, целостному охвату всей народной жизни, в котором синтезированы и микро-, и макромиры /18/. О слитности природного и человеческого миров в архаичном представлении пишет и.
B.Ц.Найдаков в трудах «Заметки о современной бурятской прозе», «Путь к роману: история формирования бурятской прозы». Художественную освоенность образов неба, степи, коня-коновязи, предметов и явлений национального бытия в литературе отмечают В. Б. Махатов в монографии «Проблемы социалистического реализма в бурятской литературе» ,.
C.Ж.Балданов в работе «Художественная деталь в бурятской прозе», В. Ц. Найдаков и С. С. Имихелова в монографии «Бурятская советская драматургия», С. И. Гармаева в научном труде «Типология художественных традиций в прозе Бурятии XX века: опыт сравнительного анализа литератур тюрко-монгольского ареала». Отдельными вопросами художественной поэтики в бурятской литературе занимались А. Серебряков, Н. Хосомоев, С. Осорова и др.
Но роль категорий пространства и времени как категорий художественного мировоззрения и воплощения их в конкретных образах, явлениях в бурятской и русской литературах Бурятии отдельным вопросом не ставилась и не изучалась. Данная проблема требует глубокого исследования.
Задача работы состоит в выявлении значимости образов, несущих субстанциональную идею, а также в определении роли категорий пространства и времени в моделировании художественного образа мира.
В диссертации используются термин «хронотоп» для обозначения пространственно-временных соотношений в художественном тексте, понятие «вертикальное время» как обозначение бесконечного, безграничного пространства-времени.
В картине мира, созданной писателем, хронотоп не просто место, время действия, в нем концентрируется непосредственно дух этого места и времени. Не случайно М. Бахтин, Ю. Лотман выделяют хронотопы дороги, перекрестка, площади, города, комнаты. В каждом из них заложен определенный художественный смысл, являющийся эпицентром событий. Сущность образности в произведении складывается не только героями, но и отвлеченными понятиями, чисто философскими, когда границы между реальным и ирреальным, сознательным и бессознательным, действительным и вымышленным едва намечены или вовсе отсутствуют. Ими обозначаются хронотопы явлений, состояния личности, а также отдельные предметы, в которых само действие выведено за пределы настоящего места и времени. Художественное произведение в этом случае раскрывается в его многозначности и многообразии.
Пространство и время — категории мировоззрения, эстетическо-этически направленные, «катализаторы» творческого процесса в искусстве. Картина мира моделируется различными пространственно-временными.
13 соотношениями, несущими бытийную сложность, противоречивость жизненного плана.
Изучение художественной картины мира в литературе Бурятии 1960;90-х годов на примере творчества Г. Раднаевой, Б. Дугарова, В. Митыпова, И. Калашникова построено на исследовании соотношений пространственно-временных координат, что дает возможность по-новому взглянуть на текст, выявить неизвестные стороны в идейно-смысловом значении, позволяет понять образную систему, сюжетно-композиционное построение в эпическом произведении. Исследование построено на принципе сравнительно-сопоставительного метода.
3 А К ЛЮ Ч Е Н И Е.
1. Щукин В. Г. Социокультурное пространство и проблема жанра // Вопроса философии, 1997, № 6 с.69−79.
2. Осипов А. И. Пространство и время как категории мировоззрения и регуляторы практической деятельности. Минск, 1989, с. 65.
3. Найдаков В. Ц. Равная среди равных // Байкал, 1977, № 4, с. 15 4. Соктоева И. И. Изобразительное и декоративное искусство Бурятии. Новосиб-ск, 1988, с. 32.
