Но в течение нескольких месяцев столько было волнений, ожиданий; крупинки истины так легко вырастали в фантастические лавины; сплетались, без конца, нити интриг, и уныние перед утратой привычного ощущалось многими; обстоятельства делали необходимым новое обнародование Высочайшей воли. Это и было исполнено достопамятным манифестом 12 сентября 1801 года, данным Александром в Москве, накануне коронования, имевшего место 15 сентября. Этот прекрасный памятник официального красноречия принадлежит перу кн. Платона Зубова.
Спустя семь месяцев, 12 апреля 1802 г., манифест этот обнародован в Тифлисе. Он прочитан в Сионском соборе, а затем приведены к присяге царевичи, католикос, наконец, сословия Карталинии и Кахетии дали клятву в верности новому порядку.
Договорное отношение, определявшееся началами трактата 1783 г., уступило место оккупации, которая сопровождалась упразднением царской власти, носительницы политического бытия Грузии, затем, оккупация эта заменилась распространением русского государственного порядка на страну, т. е. инкорпорацией. Вот схема присоединения Грузии к России.
Так была решена судьба одного из древнейших престолов христианского мира и произнесен суровый приговор истории над последними, жалкими обломками некогда сильной монархии и народа, украсившего свою родину и многие места православного Востока забытыми теперь памятниками своего благочестия и христолюбия.
Но ни христолюбив, ни монастыри, ни несравненная воинственность не могли помочь этому народу выпутаться из чащи отсталости и бедствий, в которой он блуждал.
Для того чтобы дать этим странам самые первые условия гражданственности — сколько-нибудь обеспеченный порядок и замиренность, требовались такие ресурсы, такие средства, каких туземная жизнь в начале XIX века не имела.
Кто мог дать эти условия, тот приносил этим пользу не только стране, но и себе — так как лишь этим путем — путем явных культурных заслуг — власть пускает корни в чуждую почву.
Поскольку необходимые требования гражданской жизни осуществлялись в присоединенной стране, бледнели и утрачивали важность шероховатости сближения Грузии с Империей. В шероховатостях этих бесплодно винить отдельных людей: мы имеем здесь дело со стихийным различием государственных складов, которое, рано или поздно, должно было сказаться.
Как бы то ни было, прекрасная традиция «добровольного» присоединения Грузии вытекла не из фактов всецело, а из позднейших настроений и из общего смысла события. Традиция эта правильна в том смысле, что Грузия веками искала сближения с Россией и желала тесной политической связи с Империей. Но условия самого присоединения не соответствуют в точности этой традиции.
