Реализм в творчестве Энгра

Энгр отнюдь не пренебрегал работой с натуры: всем его картинам предшествовали наброски и этюды (их количество иногда исчислялось сотнями) с живой модели, которую он часто заставлял позировать в позах статуй или фигур, изображенных на вдохновлявших его картинах. Он с упорством искал верное движение, но предпочитал неподвижность, позы длительного отдыха. Он рекомендовал своим ученикам следовать правде, «наивности» — не для пассивного воспроизведения реальности, но для освобождения и утверждения индивидуального характера модели, обнаженной фигуры или портрета. Здесь появляется стилизация, которая есть выбор, акцентирование характера, вынужденное преувеличение; отсюда те «деформации» (шея Фетиды или Франчески, три «дополнительных» позвонка у «Большой Одалиски»), в которых Энгра упрекала критика того времени, видя в них «ошибки», и которые придают его формам экспрессию, в ущерб анатомии и природному сходству.

Он растягивает пропорции, ищет волнистые изгибы, арабески контуров. Он предпочитает полные, округлые формы, лишенные всяких деталей: «Нужно лепить округлость, говорит он, — и обходиться без кажущихся деталей». Эта лепка не содержит ярко выраженных тени или света, а лишь едва различимые полутона. Стилизация снаружи, контурами, подводит Энгра к своеобразному геометризму: вот почему его отвергли некоторые художественные направления XIX в. Благодаря своей дерзости и своим «странностям» он иногда находит расположение в глазах Бодлера, который, впрочем, предпочитает Делакруа — колориста и поэта. В самом деле, Энгр, прежде всего, рисовальщик. Делакруа строит все на цвете; цвет у Энгра кажется, наоборот, лишь наполняет рисунок. Но цвет у Энгра не всегда несогласованный и неприятный, как об этом любят говорить; в этом смысле, такие его произведения, как портреты «Мадам Сенонн», «Ф. М. Гране», «Графини д'0ссонвиль» и «Купальщица Вальпинсона», — являются шедеврами.

Расхожие предубеждения, сделавшие из Энгра «академического» художника, оказываются, таким образом, неосновательными. Вопреки своему честолюбию, он, прежде всего, был реалистом и наблюдателем — «глазом», как про него говорили, — а не человеком воображения. Его точность в передаче сюжета сегодня принесла Энгру симпатии поклонников «нового романа». Однако его нельзя назвать великим «историческим живописцем», на что он претендовал; в этом жанре он нередко терпел неудачу. Зато он с совершенством исполнял ню и портреты: в этих двух областях он создал несколько шедевров мирового искусства не только живописные произведения, но и многочисленные этюды и карандашные портреты, которые составляют наиболее известную и популярную часть его наследия. Личность сложная и сбивающая с толку, с характером цельным и раздражительным, творчество Энгра и сегодня еще вызывает резко противоположные реакции. Энгр оставил своему родному городу Монтобану бесценное собрание картин и рисунков (более 4 тысяч, в большинстве своем — подготовительные этюды и портреты), которые позволяют лучше изучить его творческий метод, а также гравюр и книг, которыми он пользовался.

При написании исторических картин Энгр иногда использовал в качестве натурщиков своих знакомых, но он никогда не превращал, как это делал Давид, свои полотна в групповые портреты. Энгр был глубоко убежден, что современность не может соприкасаться с исторической живописью. Поэтому портрет и историческая картина живут у него почти не взаимодействуя, независимые и чуждые друг другу.