Об этической оправданности права

Мораль и право — формы духовности, представляющие собой ценностные формы человеческого бытия, оказывающие существенное влияние на развитие общества. Известно, что они попеременно лидировали, брали на себя роль реальной исторической силы, воздействующей на формирование государства, на становление личности и ее мировоззрение. Так, религиозная мораль средневековья была формой человеческой духовности, приведшей к созданию могучих государств и империй. Соответствующую роль в истории обществ сыграло и право, имевшее развитые нормы еще в Римской империи.

Известно также, что государственная и политическая власть всегда опиралась прежде всего на право как социальный регулятор жизни общества: «…властный, правовой, этический истеблишмент выполняет важнейшие цивилизационые и социализационные функции; он несет в себе некий гуманитарный пафос, обязывая усваивать и присваивать досконально отработанный рациональный кодекс, уклад, устои жизни. Процесс социализации, таким образом, сопряжен с процессами империализации, юридизации и этизации; первый без последующих невозможен. В дальнейшем повышающие адаптационный потенциал человека правила внешней регуляции (власть, право, этика) дополняются механизмом внутренней его регуляции — моралью.

Современное развитое право появилось после свершения буржуазных революций в Европе. С утверждением науки в качестве рационального знания гуманистическое мировоззрение уступило место «научной революции», отодвинувшей на второй план и мораль и право. И хотя лозунги защиты «прав человека», «правового государства» еще оставались актуальными, они уже не оказывали на сознание людей того мощного гуманистического воздействия, какое имели в свое время. Со временем названные формы духовности расходятся по ряду объективных причин, среди которых немаловажное значение имела «рационализация» знания.

Мораль и право сегодня все больше тяготеют к чистым формам познания, рациональной целесообразности и выступают в качестве внешней силы, сдерживающей массы в границах порядка и социальной устойчивости. Если античная цивилизация в рамках космоцентризма стремилась к общему благу, то современный мир, прикрываясь гуманистическими и демократическими лозунгами, мечтает о возможности хотя бы выжить.

Что лежит в основе регуляции общественной жизни человека — мораль или право? В чем схожи и чем отличаются они друг от друга и каковы их социально-практические основания? Каковы возможности применения права и какова, в свою очередь, сфера воздействия морали? Ограничиваются ли они социальной сущностью человека или некоторым образом вторгаются в его духовное бытие? Все эти вопросы остаются открытыми.

Как возникло это расхождение между моралью и правом? Казалось бы, законы общественной жизни, запечатленные в моральных максимах и в юридических кодексах, одни и те же. Право в своих многочисленных отраслях преследует те же цели, что и мораль. Может ли быть право без морали, вне ее? Подобные вопросы особенно остро звучат тогда, когда мы сталкиваемся с ситуацией конфликта между моралью и правом, пытаемся оценить закон с точки зрения его нравственного оправдания или неоправдания.

Однако для общества «одинаково важны и морально-этические механизмы воздействия на индивида, затрагивающие совесть; и правовые рычаги, аппелирующие ко множеству общеобязательных правил поведения, инспирируемых вначале преданием, а затем государством.. Поскольку без этих комплексов, вместе взятых, возможность нормальной, не говоря уже об оптимальной, межиндивидуальной коммуникации представить нельзя, способы внутренней (мораль), внешней (право) корректировки деятельности обязательны, неустранимы».

Чрезвычайно важный момент для реального существования права — сложный психологический процесс восприятия права в обществе должен быть мотивирован и мотивирован духовно. Трудно не согласиться с этим, если иметь в виду, что объективное значение права — быть внешним регулятором социального поведения. Для того чтобы право было реализовано, нужно, чтобы оно было «признано каждым в сознательном духовном решении, а не в бессознательной, молчаливой пассивности». Эта ситуация, предполагающая необходимость выбора — добровольного, по убеждению или принудительного, по принуждению — для признания права в его объективном значении как системы общеобязательных норм, вынуждает нас обратиться к истории вопроса.

Существуют две полярные позиции в характеристике требований, принципов любой формы соционорматики: они признаются либо в качестве гетерономной, либо в качестве автономной системы. Для автономной системы свойственно быть независимой от каких-либо внешних условий, интересов и целей. Гетерономная система, напротив, основана на началах, взятых извне, из других сфер общественной жизни. Разграничением нормативных систем на указанные виды мы обязаны Канту, который отстаивал принципы этики, основывающейся на самоочевидном моральном законе (категорическом императиве). Он стремился тем самым обосновать самостоятельность личной совести, формулирующей нравственные законы для всего человечества не по внешнему принуждению, а по внутреннему убеждению. Моральные установления, по Канту, в корне отличаются от простой целесообразности природных потребностей и велений общественных авторитетов.

Применительно к праву, объективно представляющему собой гетерономную систему, можно высказать ряд соображений. В аспекте, рассматриваемом в работе, — признании его индивидуальным сознанием — речь может идти прежде всего об условиях, которые могут обеспечить его положительное восприятие. Среди этих условий не последнее место занимает правосознание индивида, уровень которого, степень зрелости, являются определяющими в мотивации восприятия нормативных требований права.

Проблема заключается в том, что не каждый человек будет слепо подчиняться предписаниям внешнего авторитета. Об этом и говорит И. А. Ильин, утверждая, что «повиновение внешнему авторитету как мотив, определяющий деятельность человека, не соответствует его духовному достоинству, и притом во всех областях духовной жизни — в знании и нравственности, в искусстве, в религии и в праве». И, на наш взгляд, главная мысль И. А. Ильина: «Самая основная и глубокая сущность того, за что человечество всегда боролось под именем свободы, состоит в возможности самодеятельного и добровольного самоопределения в духовной жизни. Утрата этой внутренней нестесненности и добровольности неизбежно ведет к искажению духовной жизни и если человек переживает право только как проявление чужой воли, стремящейся его связать и ограничить, то он утрачивает свою духовную свободу, а именно с ней и подлинное уважение к себе».

Итак, право в идеале должно пониматься как форма индивидуальной свободы — такой вывод следует из рассуждений И. А. Ильина. Этот тезис содержит в себе огромный гуманистический потенциал и востребован сегодня развитием современной истории нашего отечества. Однако это требует пересмотра некоторых идеологических клише советского времени, касающихся теории индивидуализма. Не случайно в литературе сегодня можно встретить работы в русле критической саморефлексии; знаменательна в этом смысле «покаянная» статья «За новый подход к проблеме индивидуализма».

Как и всякий идеал, идеал в праве недостижим, к нему стремятся, идут долго, трудно, постепенно. В истории человечества первым шагом к нему оказалось формирование представлений о естественном, природном праве.

Первой конструкцией, предусматривавшей интересы индивида, стало римское право, а именно римское частное право, которое явилось «предельным выражением индивидуализма и наибольшей свободы правового самоопределения». Римское право явилось одновременно и первым образцом писаного положительного права, нормы которого выступают уже не только как объективно сложившиеся правила поведения, но и как ограничение произвола участников правовых отношений, которому придается со временем все большее значение.

Об этом пишет известный исследователь римского права Д. В. Дождев: «Процесс позитивации правовых норм и его результат — позитивное право отвечает требованиям эквивалентности и соразмерности дозволенного и запрещенного (возможного и должного), которые мыслятся в данном обществе как правильное и справедливое. В процессе позитивации эти требования предъявляются законодателю, ставя его возможный произвол под контроль общества».

С появлением развитых форм права эта тенденция сохраняется. Э. Ю. Соловьев пишет, что «право в строгом, теоретико-юридическом смысле существует лишь там, где закон этот сам обслуживает безоговорочное государственное дозволение («естественные права» в раннебуржуазной трактовке этого термина) и основывается на своего рода контракте о гарантиях, заключенном между властью и подданными (на «первоначальном общественном договоре» в просветительской его версии)"8.

По мнению Э. Ю. Соловьева, «первоначалом права является законодательное признание за каждым человеком его нравственной и интеллектуальной независимости, способности самостоятельно решать, что для него безусловно значимо, ценно и выгодно».

Проблема выяснения природы права имеет две версии: европейскую и русскую; обе они связаны с трактовкой правопонимания.

Европейская трактовка является традиционной. Природа права в ней обусловлена наличием в нем естественного и позитивного права. Если позитивное право указывает на относительность и изменчивость права как феномена духовности, обусловленность права социальными факторами, то естественное право выделяет его всеобщие аспекты, берущие свое начало в мире «вечных», универсальных духовных ценностей.

Уже в древности естественное право понималось «как выражение неких исконных и неотъемлемых свойств человека в качестве общественного и морального существа». В самом деле, человек античности изображался существом политическим, имеющим свои представления о справедливом. Но самая главная черта, присущая античности, — «могучая натуралистическая тенденция, включавшая как самого человека, так и созданную им культуру в сферу единой матери — природы».

Согласно учениям римских юристов, создателей первого «писаного права», естественное право составляет часть положительного права, поскольку они объединены общей идеей справедливости. Ценности естественного права при процессе «позитивации» не исчезают. Они частично поглощаются государственным правом, приобретая статус узаконенных, частично остаются в сфере моральных ценностей и продолжают жить в отдельных слоях духовности, сохраняются в превращенном виде в искусстве, памятниках вещественной культуры, в языке.

Отмечено еще одно обстоятельство — между естественным и позитивным правом существует определенное соответствие. В. С. Нерсесянц говорит даже о существовании изоморфности между ни-ми10. Развивая эту идею дальше, можно утверждать (и практика это доказывает) наличие определенной закономерности в познании и освоении права. Она заключается в том, что чем больше элементов естественного права присутствует в содержании позитивного права, тем легче оно воспринимается индивидуальным сознанием.

Все это позволяет возрождаться идее естественного права в разные периоды истории: в эпоху Возрождения, в идеях французских просветителей XVIII века, Европейском либерализме конца ХІХ века, русской традиции философии права. Особую актуальность идеи и ценности естественного права приобрели в новейшей истории отечества.

Однако осознание интуитивного и рационального в праве и формирование идеи о том, что естественное состояние и природа человека еще должны быть утверждены в социальной жизни, произошло еще в эпоху Просвещения. Приходится признать, что естественное состояние общества — «это лишь идеал, требующий своего осуществления в обществе разума, в теоретическом правосознании»; «естественный закон представляется теперь как абстрактный, идеальный принцип, на основании которого еще только должно перестроить действующее, законное право». Тогда же появляются учения, обосновывающие самостоятельное значение права как элемента духовной культуры. Х. Томмазий, например, стремясь придать теории естественного права более конкретный характер, вводит различение права и нравственности.

Концептуальную разработку естественного права в рамках теоретического правосознания продолжил Хр. Вольф, а завершил ее И.Кант. Как отмечают исследователи, учение Канта является «кульминационным пунктом теории естественного права в первой его фазе и открывает собой классический период развития философии права».

Отметим одно немаловажное обстоятельство, что, помимо этого, в рассматриваемый период явственно обозначается повышенный интерес к правосознанию, не в последнюю очередь обусловленный необходимостью теоретического обоснования концепции естественного права. С одной стороны, правосознание под влиянием философии, начиная с XVIII века, интенсивно перенимает способы мышления естественных и точных наук. Стоит вспомнить ранние сочинения Канта и Гегеля в связи с этим.

С целью создания принципиально новой системы упорядочивания общественных отношений в ряде европейских стран осуществляется кодификация права. Предполагалось, что своды законов смогут полнее отразить все многообразие отношений между людьми в обществе и между человеком и материальным миром. С другой стороны, философия сама начинает заниматься правовыми проблемами в качестве «собственных, специфически философских проблем». Таким образом, начинает формироваться правовая проблематика в рамках социальной философии.

Призванием философа в то время, как пишет И. Д. Осипов, его общественно-практической задачей становится правотворчество в ситуации, когда философия открывает нормы права, а государственная власть лишь санкционирует и проводит эти законы в жизнь (11). Одновременно с названными процессами в теории права начинает оформляться и философия позитивного права. Д. Остин и К. Бергбом разрабатывают формалистическую правовую науку, охватывающую общие и отдельные юридические дисциплины. Задача юриста, по их мнению, в создании рациональной дедуктивной модели права в отрыве от общественных конфликтов и мировоззренческих ценностей, в установлении зависимости частных юридических предписаний от общих положений. Более того, по их мнению, право не должно содержать никаких противоречий, и юридический закон должен ограничивать индивидуальные интересы извне, не позволяя проявиться социальным конфликтам (12).

Таким образом, происходит развитие самого права, разграничение его объективной и субъективной сторон, внутренняя градация указанных общих свойств права. К объективному праву стало относиться такое свойство, как быть системой общеобязательных норм, охраняемых силой государственного принуждения и обеспечивающего юридическую регламентацию отношений в обществе. Категория субъективного права стала определяться как мера возможного поведения человека в обществе.

Замечено, что естественное право, в силу универсальности своих требований, имеет тенденцию к возрождению. Это объясняется тем, что оно представляет собой совокупность самых необходимых первичных ценностей человеческого существования. В. С. Нерсесянц об этом пишет следующее: «Естественное право — это везде и всегда наличное, извне преданное человеку, исходное для данного места и времени право, которое как выражение объективных ценностей и требований человеческого бытия является единственным и безусловным первоисточником правового смысла и абсолютным критерием правового характера всех человеческих установлений, включая позитивное право и государство».

Исследователи отмечают, что к естественному праву, как правило, обращаются в эпоху социальных перемен, когда пытаются найти какие-то новые основы социального регулирования.

Таким образом, статус естественных прав не определяется тем, закреплены они законом или нет. Он определяется их общественной и гуманистической значимостью.

Основанием всех учений о естественном праве служит понятие человеческой природы. С древних времен человек понимался как частица единой природы, а все люди — как в принципе равные сограждане единого космического государства. Вплоть до Нового времени человек воспринимался как природное, естественное существо, не отделяющее себя от природы. Только в рамках социальной философии, начиная с Гоббса, разрабатывается тезис о человеке как общественном существе и индивидуалистической сущности общественной жизни. «Природа, — писал Гоббс, — создала людей равными в отношении физических и умственных способностей, ибо, хотя мы наблюдаем иногда, что один человек физически сильнее или умнее другого, однако если рассмотреть все вместе, то окажется, что разница между ними не настолько велика, чтобы один человек, основываясь на ней, мог претендовать на какое-нибудь благо для себя, на которое другой не мог бы претендовать с таким же правом».

Исследователи признают, что по социальному содержанию индивидуализм Гоббса, очевидный даже в приведенном фрагменте, исторически прогрессивен, поскольку он провозглашал идею о принципиальном равенстве всех людей, какое бы положение в обществе они не занимали. Эти идеи и представления Гоббса о естественном праве как неограниченной свободе индивида способствовали в свое время его распространению. С известной долей условности можно утверждать, что по этой же причине процесс восприятия элементов естественного права не вызывает каких-либо препятствий со стороны общества и его членов.

Процесс же восприятия положительного права не всегда столь успешен, поскольку он должен быть предварен признанием его необходимости. Об этом же говорит и И. А. Ильин: «Как ни горько и ни сурово звучит это, но право и правопорядок необходимы, как своего рода „намордник“ для своекорыстной злой воли и для хищного инстинкта. И этот своекорыстный инстинкт каждый должен усмотреть в себе самом и сказать о самом себе: „да, и для меня необходимо положительное право“. Общественному животному необходимо представление о строгом пределе допустимого и недопустимого, дабы не впасть в борьбу за всех со всеми».

Актуальными представляются и рассуждения И. А. Ильина как раз по поводу признания права. Так, он говорит о том, что «только личное приятие и признание права сообщает правовой жизни ее истинное достоинство и полноту». Когда же люди участвуют в правовой жизни «только через сознание норм и повиновение им, но не через признание их, то в их душах слагается подавленное, изуродованное правосознание, а само право, не теряя своего объективного значения, утрачивает свою духовную верность и, может быть, свое духовное достоинство».

соционорматика право гоббс этический.

Философия власти. — М., 1997. — С. 9.

Там же. — С. 7.

Ильин И.А. О сущности правосознания. — М., 1993. — С. 48.

Там же. — С. 43.

Замошкин Ю. А. За новый подход к проблеме индивидуализма // Вопросы философии. — 1989. — № 6.

Римское частное право. — М., 1999. — С. 7.

Дождев Д. В. Римское частное право. — М., 1999. — С. 82.

Соловьев Э. Ю. Дефицит правопонимания в русской моральной философии // Прошлое толкует нас. — М., 1991. —С. 232.

Соколов В. В. Человек, общество, государственность и культура у западноевропейских теоретиков естественного права XVII в. // История философии и вопросы культуры. — М., 1975. — С. 260.

Нерсесянц В. С. Философия права. — М., 1997. — С. 614.

Осипов И. Д. Философия права. — СПб., 2000. — С. 9. При ссылке на данное издание в дальнейшем в тексте будут указаны страницы.

Нерсесянц В. С. Указ. раб. — С. 613.

Гоббс Т. Левиафан. 1. XIII // Избранные произведения. — С. 149.