Патриоты. 
История американской культуры

В элиту «мировых политиков» вошли дипломаты, военные, чиновники высокого ранга, представители бизнеса и университетские теоретики. Их объединяла идея необходимости использовать феноменальный потенциал Соединенных Штатов для энергичного выхода на мировую арену. Более того, возможным стало казаться и то, что Америка овладеет контрольными позициями на этой арене.

Первая мировая война означала для страны значительный культурный поворот. Следуя за Вильсоном в яростном национальном самоочищении, молодой Франклин Рузвельт стал частью и участником процесса, именуемого в США прогрессизмом. Это окрепшее в начале века явление было политической доктриной нарождающегося и занимающего все более важные позиции среднего класса американского общества. Конвейер Форда, выпуская автомобили уже сотнями тысяч, повышал мобильность населения и ускорял формирование класса зажиточных горожан, устремившихся в пригороды, увеличивал возможности немногих богатеющих фермеров. Сознательно или бессознательно Франклин Рузвельт встал на защиту этого класса, укрепляющего свои позиции и недовольного наглостью боссов. А лидером движения выступил профессор-губернатор-президент Вудро Вильсон.

За те годы, что Вильсон читал Берка и писал собственные исторические сочинения, Соединенные Штаты не только догнали, но и многократно превзошли своих потенциальных европейских соперников. Ко второму десятилетию двадцатого века Америка уже почти обошла Европу по всем параметрам. США были крупнейшим производителем угля и нефти в мире, крупнейшим потребителем меди. Американская индустрия производила железа больше, чем Германия, Британия и Франция вместе взятые. Национальный продукт Соединенных Штатов был в три раза больше, чем национальный продукт Британии или Германии, и в шесть раз больше, чем у Франции. И все же США не принадлежали к той группе стран, которая правила миром — к так называемому «европейскому концерту».

Не забудем, что речь идет о державе, уже смело вступившей в век империализма, владеющей собственными колониями, склонной отринуть порядок, который устанавливает Европа, и диктовать свои правила межнационального общения. Выступая в Филадельфии, Вильсон призвал присутствующих посмотреть за рубежи, за горизонт. Он публично провозгласил, что сам несет ответственность за внешнюю политику США и бремя важных решений и задачи выработки стратегии не передоверит никому.

Вильсона начинает поддерживать великий философ Джон Дьюи, самый блистательный журналист страны Уолтер Липпман, общенационально известный публицист Линкольн Стеффене, идеолог прогрессизма Герберт Кроли, бывшие рузвельтовские прогрессисты вроде Джейн Адамс. Их поддержка была жизненно необходима одинокому президенту, ощущающему давление враждебных сил. Стране стало понятно, что ею управляет энергичный идеалист, настроенный на социальное и экономическое реформирование государственных институций. Идеалист, который не отрывается от народной почвы и желает вести страну вперед.

Вашингтон, ставший символом американского государства, занял особую позицию среди западных держав. Как пишет Дж. Кеннан, большинству американцев никогда не приходило в голову, что политические принципы, согласно которым они жили, могут быть исторически обусловлены и вовсе не являться подходящими повсеместно.

Среди американской публики наблюдался интерес к России, сосредоточенный преимущественно на симпатиях к силам, борющимся против автократии. Его проявляли две основные группы. Одна состояла из тех, кого можно назвать урожденными американскими либералами, чьи симпатии были на стороне страждущих русских борцов за свободу. Ряд американцев, включая старшего Джорджа Кеннана, Сэмюэля Клеменса и Уильяма Ллойда Гаррисона, создали еще в конце 1890-х годов частную организацию «Друзья русской свободы», целью которой была помощь жертвам царизма. Симпатии этой группы адресовались прежде всего социал-революционерам. Вторая группа состояла из недавних эмигрантов в Америке, преимущественно евреев. Их симпатии принадлежали социал-демократам России. Именно эти две группы решающим образом влияли на формирование американского общественного мнения. Неудивительно, что падение царского режима было встречено в США с восторгом.

Америка быстрее других на Западе увидела прямой интерес в сближении с новой Россией. Вильсон и его единомышленники чрезвычайно опасались засилья англичан в России. В Вашингтоне задавались вопросом: какой смысл прилагать огромные усилия в Европе, если результатом явится простое замещение экономического влияния Германии британским? В Февральской революции Френсис (1850—1926), посол США в России, увидел шанс, выпавший США. Если умело им воспользоваться, то реальной станет возможность стать первым экономическим партнером огромной России. Это может решающим образом изменить общемировую геополитическую ситуацию. Союз России с Америкой может иметь огромные последствия. В условиях экономического истощения Европы лишь Соединенные Штаты способны осуществить быструю и эффективную экономическую поддержку России, которая, как писал Дэвид Роуленд Френсис президенту Вильсону, была бы мастерским ударом по спеси членов «европейского концерта». В правящих кругах США разделяли мнение посла о том, что Россия с ее невероятными территориями, с ее необозримыми богатствами пашен, недр и лесов «обречена» повторить экономический успех Америки. За нею будущее, и с нею надо дружить. Прежде всего нужно предотвратить замещение англичанами вакантного места экономического опекуна страны. Мировая война для самой России может оказаться аналогом американской Войны за независимость. Обе великие страны, избавившиеся от диктата Лондона, как прежде (Америка), так и в будущем (Россия), пройдут путь ускоренного экономического развития.

Д. Р. Френсис. Посол США в России с 1916 по 1918 гг.