Культура тридцатых. 
История американской культуры

Достижения интеллектуалов Америки все же были впечатляющими и в тяжелые для страны тридцатые годы. В 1935 году выдающийся итальянский физик Энрике Ферми (1901—1954) бомбардировал тяжелые элементы нейтронами. Собственно, он открыл эффект цепной реакции деления ядер урана, что послужило основой для создания атомной бомбы.

Студия «Техниколор» создала первый современный цветной фильм; фотоэлемент стал прибором все более широкого потребления. Маркони производил опыты с ультракороткими волнами, благодаря чему открывалась перспектива общемирового вещания, использования радара и многого, многого другого. Агентство «Ассошиэйтед Пресс» начало передавать фотографии по кабелю, и вскоре такие журналы, как «Лайф» и «Лук» приобрели современный вид, характеризуемый высококачественными фотографиями. На улицах начали продавать странные алюминиевые банки с жидкостями — такие, из которых сегодня пьет весь мир. На шоссе появились грузовики-дома, первые же трейлеры резко увеличили мобильность населения, которое и так уже не представляло себе жизни без фордовских моделей.

Культурный подъем, тем не менее, не мог ослабить социального напряжения. Тридцатые годы были временем общественного разделения, временем бурь. Средний доход американца равнялся полутора тысячам долларов в год. И распределение материальных благ было очень неровным. Глава голливудской компании «МГМ» Л. Майер получал в год более миллиона долларов дохода, а 98% американских семей жили на бюджет менее пяти тысяч долларов в год. Ведущие культурные и политические силы ориентировались на мегаполис Нью-Йорк, великий Нью-Йорк, финансовую, экономическую, культурную и даже сельскохозяйственную столицу страны. К этому времени город представлял собой, как выразился один ценитель американской истории, не «плавильный тигель», а «кипящий котел» страны, главные ворота ее иммиграционного потока. Существует даже поговорка, что в Нью-Йорке больше ирландцев, чем в Дублине, больше итальянцев, чем в Риме, больше греков, чем в Афинах. Национальные меньшинства, особенно евреи и католики, имели свои организации и представляли собой силу национального значения.

Между тем громкий успех журнала «Вэнити Фэйр» вдохновил издателей и возбудил у читателей неистощимый интерес. Множество талантов обратились к журналистскому творчеству. Немалое их число пришло в «Нью-Йоркер». Ум и компетентность эссеистов этого и подобных журналов не вызывали сомнений. Хорош был возглавляемый Менкеном журнал «Американский Меркурий» с его иронией, остроумием и сарказмом. То были журналы для верхнего и среднего класса. При дороговизне книг многие издательства публиковали популярные рассказы в тонких книжках. В конце же года составлялся сборник лучших рассказов. Такие издания стояли на полках едва ли не всех американских домов. Знамениты были короткие рассказы Катерины Менсфилд. Генри Джеймс, как и многие американцы, любил читать детективные истории.

Американцы всегда любили биографии. Существовало два типа таких сочинений. Так, Литтон Стрейчи (1880—1932, член позитивистского «кружка Блумберга») был автором относительно кратких биографических работ. Классическими считались биографии «знаменитых деятелей викторианской эпохи», но написаны они были в стиле 1890-х годов. Резко отличались от них «психографии» Гамалиэля Бредфорда (1860—1932) и Э. Бентли, пытавшихся дать психологический портрет героя, обращавших много внимания на обстоятельства его жизни в детстве и юности.

Эпоха любила нравоучительные жизнеописания. Но еще более она любила детективные истории, новеллы о великих сыщиках и описания страшных преступлений. Вначале солидные американцы стеснялись своего пристрастия, но со временем детектив-триллер завоевал Америку. Сюжетная канва в этих повествованиях была примерно одинакова, но публику мрачные расследования только увлекали. Факт, что детективные истории — нужно сказать, что тон в этом жанре задавали английские писательницы, — покупали образованные американцы. Неутомимыми «поглотителями» книг этого жанра были президенты Вильсон и Франклин Рузвельт, мыслитель Бертран Рассел (1872—1970), латиноамериканские писатели Хорхе Луис Борхес (1899—1986) и Пабло Неруда (1904—1973). Разум и право во всех сюжетах неизменно побеждали, и это удовлетворяло читателей.

Популярный жанр вел свою историю от произведений Эдгара Аллана По. Наряду с «высокими» детективами публиковались менее прихотливо написанные шпионские истории. Однако вкусы и моды времени запечатлены в этих историях навечно. Классиками такой литературы в эти годы стали Раймонд Чандлер, Дэшиэл Хаммет и Дороти Сэйерс.

Черная Америка прославилась не только в джазе. Афроамериканка Жозефина Бейкер привела в восторг Париж своими «дикими и примитивными» танцами. Сами американцы уже — в своей массе — освоили ван-степ, ту-степ и фокстрот. Теперь американский джаз слушал весь мир. «Заражение» им было повсеместным, джаз был даже не модой — оказалось, он пришел навсегда. Знаменитые исполнители становились суперзвездами. Правда, теорию и историю джаза еще предстояло создать.

Одно из ответвлений джаза, сложившееся на рубеже 1920—1930;х годов, получило название «свинг» благодаря пульсации, отклонениям ритма, неустойчивому равновесию композиции. Свинг стал музыкой десятилетия благодаря таким музыкантам, как кларнетист Бенни Гудмен. Фокстрот уступил место более вибрирующим ритмам, за ноты брался Гленн Миллер и вся новая плеяда раскованных импровизаторов. Подешевевшие патефоны и пластинки внесли новую музыку во все городские дворы, в растущие зеленые пригороды.

В классе «современные танцы» после Айседоры Дункан придуманный ею свободный танцевальный жанр развивали многочисленные поклонники, такие как Мэри Вигман. Многочисленные песни Берлина и Чарльза Ива лились на улицу. Между прочим, помимо популярной музыки, Ив был автором пяти симфоний.

В Нью-Йорке в 1930;е годы были успешными «Театр Гилд» и «Провинстаун Плейхауз». В бродвейских театрах мрачный драматург Юджин О’Нил (1888—1953) возглавлял труппу, которая включала в себя Максвелла Андерсона, Шервуда Андерсона, Бермана, Сидни Ховарда, Торнтона Уайлдера, Клер Бут, Лилиан Хелман. Все они работали «по системе Станиславского», в основе которой лежали спонтанность и естественность, отдавая должное русской сцене. Старшее поколение не могло расстаться с Шекспиром, но его пьесы часто сильно осовременивались. Много говорили о «Гамлете в одежде 1930;х годов», с телефоном на столе короля и его приказами связаться с друзьями. Но Шекспир давал возможность обсуждения и вечных вопросов.

Юджин О’Нил Тридцатые годы были, как уже говорилось, посвящены радио. Девятьсот радиостанций покрывали эфир всей страны, люди льнули к радиоприемникам — это был ежедневный ритуал. Отдельные передачи слушало до тридцати миллионов американцев. Впервые реклама приобрела общенациональные масштабы. Средства массовой коммуникации сближали удаленные районы страны, создавали то, что сейчас назвали бы «общим менталитетом», давали новые возможности и политическим силам, нуждающимся в опоре на массы. Именно поэтому общенациональные президентские выборы 1936 года должны были выразить отношение страны к деятельности президента Рузвельта в условиях новых возможностей для массовых организаций.

Повторим, что ни книги, ни радио не могли сравниться по популярности с кино. 85 миллионов американцев ходили в кино хотя бы раз в неделю; представим себе, какие цифры обозначали число посещавших кинематограф хотя бы в два раза чаще. В стране было семнадцать тысяч кинотеатров — в три раза больше, чем магазинов. И в каждом из них в год показывалось от ста до четырехсот фильмов. «Поколение депрессии» жаждало ухода в мир грез или триллеров только что обосновавшегося в Америке Альфреда Хичкока (1899—1980).

Кино порождало звезд, которых знала вся страна. Эти герои масс становились предметом подражания и подлинных культов. Чарли Чаплин (1889—1977) показывал сатиру посредством фарса, Мэри Пикфорд.

(1892—1979) и Дуглас Фэрбенкс (1883—1939) стали предметами невиданного обожания как воплощение верных влюбленных, способных на героические подвиги. Вестерны (фильмы о Диком Западе, его обитателях, ковбоях, стрелках и индейцах) выделились в отдельную жанровую категорию. Но при этом неожиданную в таком контексте популярность приобрела экранизация «Профессора Унрата» по Генриху Манну (реж. Д. Штернберг, 1930 год). До телевидения было еще далеко, и кино не имело конкурентов — собственно, оно заслужило название «национального наркотика номер один». Невозможно переоценить влияние кино между 1931 и 1945 годами.