И. Г. Гердер — обличитель некоторых просветительских тенденций

И. Г. Гердер видит своеобразие Европы в том, что она слишком превозносит знание, и характеризует ее как «одну ученую империю», где «все ученые составляют между собой одно особое государство», жизнь которого поддерживается общими средствами и взаимной ревностью европейских держав. Между тем «те вершины науки, к которой все мы стремимся, никакой пользы не приносят всеобщей человеческой природе». И. Г. Гердер отмечает, что, однажды устремившись к высотам знания, мы уже не можем остановиться в своем движении, хотя и никогда не достигнем универсального познания, расценивая его лишь как миражи высшей науки.

Он открыто выступая против гипертрофии знания, пауки, рациональности в воззрениях просветителей: «Не думайте, люди, что счастье в преждевременном развитии, в чрезмерной утонченности или что жизненный опыт — в знании неподвижных и мертвых терминов науки, в умении пользоваться головокружительными приемами искусства, — все это не удовлетворит живое существо, ибо рецепт вызубривания названий и заучивания приемов не годится для обретения счастья. Если голова переполнена знаниями, будь в них самое чисто золото, то она давит на тело, сжимает грудь, затуманивает взор, такая голова — тяжкое бремя для жизни. Чем больше мы утончаем силы души, тем скорее отмирают праздные силы тела; в стремлении охватить весь каркас искусства члены тела, способности наши увядают, распятые на пышно блещущем кресте. Благословение здоровья — лишь на душе деятельной, все силы которой неутомимо трудятся, и снова возблагодарим Провидение, которое весь род человеческий в целом не слишком утончило, а Землю отнюдь не превратило в ученую аудиторию. Горе несчастному, который наслаждается жизнью, копаясь в глубинах своего существа». Просветительские тенденции, обращенные к массам, он не разделяет: напротив, «между культурой ученых и культурой народа есть различие. Мы же теперь во многом смешали круг культуры ученой и культуры народной и эту последнюю довели почти что до объема первой, а это, нужно сказать, и бесполезно и вредно» .

В русле идей о преемственности культурного опыта становится вполне попятной позиция И. Г. Гердера по поводу сложившегося среди многих просветителей так называемого европоцентризма: «Итак, если европейская чернь гордится Просвещением, Искусством, Наукой, если толпа надменно презирает три прочие части света, так это пустое тщеславие; европеец, как безумец в рассказе, считает своими все корабли в гавани, все изобретения людей, и все только потому, что когда он родился, все эти изобретения, все эти традиции уже существовали рядом с ним». И далее: «Никто не отрицает, что Европа — это архив искусств и деятельного человеческого рассудка; судьба времен сложила здесь все свои сокровища, они здесь умножаются и не лежат без движения. Но отсюда не следует, что у всякого, кто пользуется ими, рассудок первооткрывателя; скорее напротив, рассудок, пользуясь чужими находками, обленился: ведь если в руках моих инструмент, я не буду утруждать себя изобретением нового». Он не только отверг европоцентризм как единственную точку отсчета при установлении норм и ценностей для всех остальных культур, но и осудил его в практическом смысле как стремление навязать или привить другим народам европейский образ жизни: «Требовать, чтобы для своего счастья обитатели всех частей света становились европейцами, — это неразумная гордыня» , — заключает он.

И. Г. Гердер, подобно Ж.-Ж. Руссо, отвечает на вопрос о значении искусств и наук для счастья людей, но его ответ лишен такой категоричности и однозначности, которая присутствует у его предшественника: «Гораздо более трудный вопрос: как науки и искусства способствовали счастью людей; приумножили же они счастье людей? Я думаю, что на этот вопрос нельзя ответить просто — „да“ или „нет“, потому что и здесь все дело в том, как люди пользуются изобретенным и найденным, не пробуждают ли научные и художественные таланты таких склонностей в человеческой душе, при которых людям все тяжелее и тяжелее обрести прекраснейший дар — удовлетворенность, ибо склонности эти, как балансир часов, беспрестанно противятся покою и удовлетворенности. Как решить эти и многие другие вопросы, научит нас дщерь Времени — светлая История». Им отмечена двойственная природа культурных деяний, — то, о чем впоследствии писали представители Франкфуртской школы Т. Адорно и М. Хоркхаймер в своем совместном труде «Диалектика Просвещения». У И. Г. Гердера об этом написано следующее: «Судьба, парящая во всем мире, смешивала яд и противоядие, пользу и вред, одно смягчала другим. Изобретатель пороха не думал о том, что искра черной пыли повлечет за собой чудовищные разрушения и будет уничтожать вещи и государства, но ни он, пи мы не можем и предполагать, какие благотворные семена заключены в бочке с порохом, на которой восседает теперь немало тиранов и деспотов, какие семена лучшего устройства мира будущего заключены в ней. Ведь гроза очищает атмосферу!». Из этих суждений И. Г. Гердера видно, что он проблематизирует достижения технической эпохи, справедливо призывая человечество задуматься о возможных последствиях.

Не разделяя многие идеи просветительского сознания, И. Г. Гердер все же писал о «поступательном движении человеческого разума» и верил в прогресс, который сводил к воспитанию гуманности — в этом он видел цель существования человечества. И. Г. Гердер уверен, что истина, красота, любовь — вот то, к чему всегда стремился человек.

При описании жизни отдельных культур он обращался к идее циклизма. Так, при характеристике истории арабской культуры он отмечал, что «большая часть народов бывшего халифата продолжает жить в бесконечных круговращениях». Не ограничиваясь этой стратегией в анализе Востока, он распространяет ее и на европейский континент, отмечая, что «строем государства объясняется то, что круговращение совершается у арабов быстрее, чем у римлян». Напомним, что в предыдущей главе речь шла о том, что многие просветители настаивали на линейной версии развития культуры. Таким образом, в описываемый период истории имело место одновременное сосуществование теорий, обосновывающих как линейное развитие культуры, так и циклическое, однако последние оказались малоизвестными и почти невостребованными в западной культуре вплоть до начала XX в.

Идеи И. Г. Гердера явились ночной для развития подлинно научной этнологии культуры, нашедшей свое выражение в трудах Mocea, ученика Э. Дюркгейма. Наряду с этим после И. Г. Гердера сложилось и противоположное направление в развитии теории и истории культуры: на его идеи опирались многие родоначальники расистских и националистических теорий XIX в.