С. Булгаков и русское православное богословие

Историософия С. Булгакова опирается на понимание человека как активного «соработника» Бога в осуществлении провиденциальных замыслов. Наиболее полно совпадение «эмпирического и трансцендентного» происходит в церкви, которую русский мыслитель понимает как проявление софийного начала. Сам философ считал, что уже в детстве он определился как «чтитель Софии-Премудрости Божией» и хотя этот образ был затем «заслонен житейской суетой», но именно София предопределила его эволюцию к церковности, к принятию священнического сана. Почитание Софии стало характерной чертой русского православия, однако наши предки богословствовали о Премудрости Божией «не словом, но делом, созидая храмы, устанавливая службы, сроднясь сердцем с непостигнутым еще в разуме»^[1]. По мере развития соборного сознания все более отчетливой становится потребность философско-богословской разработки софийной проблематики. С. Булгаков сознавал, что эти вопросы «вызывают бурю противоречий и споров», в то же время он считал своей обязанностью «работать над ними». Следование этой теме он связывал не только «с драгоценным даром свободы и безмерного дерзновения, но и со страшною ответственностью за употребление этого дара»^[2]. В своей фундаментальной итоговой работе «О Богочеловечестве», состоящей из трех томов: «Агнец Божий» (1933), «Утешитель» (1936), «Невеста Агнца» (1945) — Булгаков отходит от ряда традиционных православных установок в вопросах о Боговоплощении, о взаимоотношении Бога и человека, Бога и всего тварного мира и др. При этом, по его мнению, ключом к правильному пониманию этих проблем, а значит, и главной идеи христианства — идеи богочеловечества — служит софиология. Именно софийность является общим началом как мира божественного, то есть «божественной природы Христа, так и мира тварного, то есть его человеческой природы». Эта единая основа делает возможным движение навстречу друг к другу «Бога и твари», причем активность в этом процессе принадлежит обоим началам.

Стремление к творческому преображению через церковь всей «исторической жизнедеятельности» приводит С. Н. Булгакова в 1923 г. к воссозданию братства Святой Софии^[3]. В уставе братства особо подчеркивается, что его главная задача состоит «в обращении на служение православной Церкви преимущественно мирянских культурных сил». Достижение этой цели предполагает, в частности, «объединение и организацию их труда на ниве церковно-общественной». В это братство входили ведущие религиозные мыслители русского зарубежья, такие как Н. А. Бердяев, В. В. Зеньковский, А. В. Карташев, Н. О. Лосский, Г. В. Флоровский и др.

Однако ряд положений софиологии, защищаемых С. Н. Булгаковым, вызвал негативную реакцию богословско-церковных кругов. Наиболее критично воспринимались идеи о том, что боговоплощение есть акт «нового творения мира», которое включено «в предвечный совет Божий о мире», о том, что Христос — это «предвечный человек», понимание истории как процесса «тварного становления Софии». Особенно непримиримую позицию заняли митрополит Сергий (Страгородский), архиепископ Серафим (Соболев) и известный православный богослов В. Н. Лосский. Первое официальное осуждение позиции С. Н. Булгакова содержится в «Послании архиерейского синода Русской Православной Церкви за границей от 18 (31) марта 1927 года». В этом документе софиология характеризуется как учение, которое «совершенно чуждо и Апостольскому преданию, и древле-святоотеческому учению»^[4]. Но на этой характеристике архиерейский синод не остановился, в своем Определении от 17 (30) октября он характеризует софиологию как «еретическое учение».

Митрополит Сергий также выступил со специальным Указом от 11 (24) августа 1935 г., осуждающим софиологические искания мыслителя. С его точки зрения, Булгаков претендует на то, чтобы сделать дальнейший шаг в развитии христианского учения «сравнительно с так называемой школьной догматикой». Однако, хотя он и оперирует терминами и понятиями, обычными в православной догматике, его учение не может быть названо церковным. Более того, богословская система Булгакова «настолько самостоятельна, что может или заменить учение церкви, или уступить ему, но слиться с ним не может»^[5]. Как известно, Булгаков написал специальную «Докладную записку митрополиту Евлогию» по поводу этого Указа. В ней он заявляет, что отнюдь не считает свою «систему непогрешимой, она нуждается в обсуждении». Но вместо этого последовал резкий акт осуждения, который «не соответствует духу православной соборности и носит характер католического притязания на иерархическую непогрешительность». Даже Н. О. Лосский, поддерживающий своего сына Владимира в полемике с Булгаковым, вынужден был признать, что, «поторопившись с указом, митрополит Сергий совершил ошибку»^[6]. К тому же глава Русской православной церкви не был лично знаком с софиологическими работами мыслителя, вся информация основывалась на очерке учения, составленном А. Ставровским, и отзыве В. Лосского. Последний также выступил со специальной работой, критикующей оправдательную «Докладную записку» Булгакова и обосновывающей правомерность действий митрополита Сергия. При этом В. Лосский не был консерватором, для него также характерно стремление к богословскому творчеству, но софиология воспринимается им как разрыв с православной традицией, как «ослепление ума». Эта позиция грешит излишней категоричностью, полемичность преобладает над содержательным анализом взглядов С. Н. Булгакова.

Однако по мере развития церковного сознания, в ходе становления новых богословских тем отношение представителей официальной церкви к взглядам С. Булгакова изменяется.

Уже в 60-е годы нашего века в церковной печати имя С. Булгакова начинает упоминаться не только в отрицательном, но и в положительном контексте. Многовариантность оценок творчества о. Сергия сохраняется и в настоящее время. В статье, посвященной памяти В. Н. Лосского, архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий (Кривошеин) подчеркивает его правоту в споре с Булгаковым: В. Лосский свои православные идеи противопоставлял «расплывчатости и путанице „софиологических“ течений русской религиозной философии»^[7].

Но в Московской духовной академии в 1979 году состоялась защита кандидатского сочинения П. Игумнова на тему «Богословские воззрения протоиерея Сергия Булгакова». Эта работа получила положительные отзывы со стороны представителей профессорской корпорации академии, а ее автор был оставлен в ней работать преподавателем. Более того, через десять лет после этой защиты в Журнале Московской патриархии публикуется глава из названной диссертации. За эти десять лет молодой богослов П. Игумнов принимает монашество, становится архимандритом Платоном, профессором Московской духовной академии. Согласно его взглядам, острота софиологических споров проистекала во многом из-за того, что «митрополит Сергий не имел возможности полностью изучить сочинения протоиерея Сергия, был знаком с ними только по выпискам». Если же оценивать взгляды Булгакова в целом, то они не только «не предосудительны, но и похвальны» в той части, которая углубляет процесс развития «подлинно богословского сознания». Более того, взгляды митрополита Сергия и В. Лосского, с одной стороны, и концепция С. Булгакова, с другой, «содержат общую принципиальную православную точку зрения». Иными словами, и то и другое мнение не противоречит соборному сознанию церкви, столкновения происходят из-за «уклонения в крайности». Поэтому и «знаменитый спор о Софии», исходя из этих установок, «имел объективное положительное значение». Да, в богословском творчестве протоиерея Сергия преобладает «динамика поиска, новизна проблематики», в связи с этим в его интуициях встречаются недостаточно богословски оформленные положения. По мнению современного идеолога православия, задача богословия состоит «не только в том, чтобы выявлять ошибки и заблуждения в воззрениях своих предшественников, но и в том, чтобы уметь находить в их творчестве все лучшее, объективно ценное для богословской науки»^[8].

В магистерской диссертации митрополита Владимира (Сабодана) также много внимания уделено творчеству С.Н. Булгакова^[9]. Он характеризуется как выразитель «новых дерзновенных вопрошаний и чаяний, пастырской тревоги и ответственности за судьбы христианского мира». В анализируемой работе особый акцент при оценке взглядов мыслителя делается на том, что несмотря на «дух свободы», который иногда брал верх над традицией, о. Сергий принадлежит «многоликому единому православному миру». Даже самые спорные части богословского наследия мыслителя, к которым относятся софиология и экклезиология, не могут рассматриваться как еретические, ибо относятся к теологуменам, то есть частным богословским мнениям. Митрополит Владимир подчеркивает, что во взглядах С. Булгакова, хотя и непривычно, но все же «зазвучал голос вечно живого Предания». Церковный иерарх считает, что теологумены вполне допустимы, ибо относятся к нерешенным доктринальным проблемам и не затрагивают принятых вселенским православием догматов. В целом же его диссертация обосновывает вывод, что невозможно «представить современное свидетельство о православии без о. Сергия Булгакова».

В этом же духе выдержан и обширный материал, подготовленный монахиней Еленой, посвященный творческому пути о. Сергия, к сорокапятилетию со дня его кончины. В официальном журнале Московской патриархии публикуется интеллектуальная биография С. Булгакова, составленная дьяконом А. Мумриковым. Последний особо подчеркивает связь мыслителя с Русской православной церковью. Вообще религиозная и богословская проблематика, по мнению современного богослова, доминировала в творчестве Булгакова не случайно: из более чем четырехсот работ большая часть «носит богословский характер». При этом уровень богословствования о. Сергия квалифицируется как высшее проявление православной мысли. Например, его известный труд «Свет невечерний» оценивается следующим образом: «Эта книга (вместе со „Столпом и утверждением Истины“ отца Павла Флоренского) считалась самым значительным трудом русской религиозной философии»^[10]. Отмечается особая роль мыслителя в выполнении «миссии свидетельства святой православной веры» в среде западного христианства. В целом он характеризуется как «замечательный русский философ и богослов». В этом же журнале предпринята публикация обширной главы из книги С. Булгакова «Православие. Очерки учения православной церкви», которая посвящена рассмотрению экклезиологических проблем^[11]. А ведь еще недавно именно экклезиология отца Сергия, тесно связанная с его учением о Софии, была одним из главных объектов консервативной богословской критики.

Примечательным фактом является также появление статьи дьякона Г. Зяблицева «Богословие протоиерея Сергия Булгакова и античная философия». Ее автор соглашается с тем, что софиологические рассуждения Булгакова нарушают традиции православного богословствования и поэтому «их суровую оценку в „Указе Московской патриархии“… следует признать заслуженной». Однако богословское наследие мыслителя, с его точки зрения, «софиологией далеко не исчерпывается». Непреходящее значение взглядов о. Сергия заключается в том, что он «дерзновенно поставил неразрешенные богословские проблемы» и «своими вопрошениями» стимулировал развитие православной мысли^[12]. Эта же идея подчеркивается и в журнале «Путь православия», в котором позитивно характеризуется «уникальное, монументальное творчество Сергея Булгакова». Более того, в этом печатном органе Отдела религиозного образования и катехизации Московского патриархата взгляды мыслителя оцениваются как «самый зрелый и законченный плод русской софиологии», вызвавший «горячую полемику». Осуждение этого раздела богословствования Булгакова отсутствует, напротив, с симпатией говорится о позиции Н. Бердяева, посчитавшего «необходимым защитить свободу богословского мнения о. Сергия»^[13][14]. Наконец, «Журнал Московской патриархии» включил проповедь С. Булгакова, посвященную одному из самых почитаемых святых, в «Венок преподобному Сергию». Подобные примеры можно было бы и продолжить.

Итак, и в недалекой истории, и в современных условиях историософия С. Н. Булгакова, как и все его творчество, оценивается представителями различных церковных кругов неоднозначно. Консерваторы настаивают на том, что взгляды мыслителя составляют «опасную ересь», ведущую к размыванию тринитарного догмата и к появлению «четвертой ипостаси», место которой занимает София. Они считают, что о. Сергий в своих сочинениях «вопреки святоотеческой традиции православного богословия стал продолжателем модернистских взглядов и идей Вл. Соловьева». Поэтому закономерно, что учение С. Булгакова «осуждено православными богословами и признано еретическим»^[15].

Напротив, модернисты относят к «особым заслугам» С. Н. Булгакова то, что он вместе с другими софиологами «вдохнул жизнь» в догматические определения, «выведя их из векового плена школьного богословия на простор богословской актуальности»^[16]. Сама же полемика объясняется или слепой приверженностью ряда иерархов школьному богословию, или «банальной политической конъюнктурой», а ее предмет даже «не стоит написания кандидатской диссертации»^[17]. Такой подход страдает явным упрощением сложных богословских тем и не может быть назван плодотворным.

На наш взгляд, наиболее адекватно церковную точку зрения на идейное наследие С. Н. Булгакова выражают богословы-новаторы. Избегая крайностей консерватизма и модернизма, они, с одной стороны, подчеркивают, что идеи о. Сергия «во многом относятся к области богословских мнений (теологуменов)», возможность которых признается православным преданием при условии, что они не могут претендовать «на церковную всеобщность и обязательность». С другой стороны, отмечается, что учение мыслителя способствовало «пробуждению углубленного богословского интереса к нерешенным доктринальным проблемам и вызвало плодотворные споры»^[18].

Мы согласны с тем, что в целом творчество о. Сергия, включающее и его экклезиологические и историософские взгляды, вписывается в соборное сознание церкви, хотя в отдельных случаях оно и выходило за рамки ортодоксальных взглядов.

• [1] Булгаков С. Н. Благоприятные заветы преп. Сергия русскому богословствова-нию//Пугь. Кн. 1. С. 552.
• [2] Булгаков С. Н. Очерки учения о церкви//Путь. Кн. 1. С. 184.
• [3] См.: Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1997. СПб., 1997.С. 99—133.
• [4] Там же. С. 119.
• [5] Указ Московской патриархии преосвященному митрополиту Литовскому и Виленскому Елеферию//Лосский В. Н. Спор о Софии. Статьи разных лет. Приложение.С. 80.
• [6] Лосский Н. О. Воспоминания. Жизнь и философский путь. СПб., 1994. С. 292.
• [7] Василий (Кривошеин), архиепископ. Памяти Владимира Лосского//Богослов-ские труды. Сб. 26. М., 1985. С. 157.
• [8] Игумнов П. Христология. Опыт раскрытия онтологического смысла Боговопло-щения в богословии протоиерея Сергия Булгакова//Журнал Московской патриархии.1989. № 10. С. 70.
• [9] См.: Владимир (Сабодан), митрополит. Экклезиология в отечественном богословии. С. 356—409.
• [10] Мумрикоа А. «Ты, Свет Невечерний, нас осияй». К 45-летию со дня кончиныпротоиерея Сергия Булгакова//Журнал Московской патриархии. 1989. № 10. С. 70.
• [11] См.: Журнал Московской патриархии. 1989. № 1.С.71—74; № 12. С. 67—73;1990, № I. С. 79—73.
• [12] См.: Зяблицев Г. Богословие протоиерея Сергия Булгакова и античная филосо-фия//Журнал Московской патриархии, 1992. № 7. С. 57.
• [13] Жернакова Н. Н А. Бердяев и значение религиозно-философского журнала"Путь"//Путь православия. 1993. № 2. С. 113.
• [14] См.: Журнал Московской патриархии, 1992. № 7. С. 2—3.
• [15] Современное обновленчество — протестантизм «восточного обряда». С. 7.
• [16] Иннокентий (Павлов), игумен. Вместо предисловия//Булгаков С.Н. АгнецБожий. О Богочеловечестве. Ч. 1. С. 11.
• [17] Там же. С. 12.
• [18] Владимир (Сабодан), митрополит. Экклезиология в отечественном богословии. С. 357.