Теории происхождения государства Г. В. Ф. Гегеля и К. Маркса

Изучением теорий происхождения и природы государства занимались и выдающиеся ученые XIX в., такие как И. Кант, Г. В. Ф. Гегель, К. Маркс и др.

Особая заслуга в разработке теории государства в его взаимосвязи с гражданским обществом принадлежит Г. В. Ф. Гегелю. Согласно его теории в основе всех явлений природы и общества, а, следовательно, государства и права, лежит абсолютное духовное и разумное начало — «абсолютная идея». Выступая с критикой договорной теории происхождения государства, Гегель утверждал, что в договоре представлена лишь воля договаривающихся лиц, тогда как государство представляет собой «в себе и для себя всеобщая воля»^[1]. Его не устраивала позиция сторонников договорной теории, считающих, что государство создано людьми для обеспечения и охраны свободы личности и собственности.

По мнению Гегеля, в договорной теории не учитывается «природа государства независимо от того, рассматривается ли государство как договор всех со всеми или как их договор с государем или правительством»^[2]. Воля государства, утверждал он, есть не сумма воль отдельно взятых граждан, а некое объективное, само по себе разумное начало, независимое в своем основании от признания воли отдельных лиц. По мысли Гегеля, «государство не страховое учреждение, оно не служит отдельным лицам и не может быть их творением. Государство есть высшая форма реализации нравственности»^[3]. Оно не служит чьим-либо интересам, а является абсолютной самоцелью.

Причем, утверждал Гегель, государство не служит, а господствует, оно не средство, а цель, цель в себе, высшая из всех целей. Государство имеет высшее право в отношении личности, а высшая обязанность последней — быть достойным членом государства. В том же духе Гегель отвергал народный суверенитет как основание государства. По его мнению, верховная власть не может выражать интересы народа, так как народ нс только не знает, чего хочет «разумная воля», но не знает даже того, чего хочет он сам.

На основе систематизации наследия французской, англосаксонской и немецкой общественно-политической мысли он пришел к выводу, что гражданское общество представляет собой стадию в диалектическом движении от семьи к государству в процессе длительного и сложного процесса исторической трансформации от Средневековья к Новому времени.

Социальная жизнь, характерная для гражданского общества, радикально отличается от этического мира семьи и от публичной жизни государства, образуя необходимый момент в тотальности рационально структурированного политического сообщества. Гражданское общество составляет комплекс частных лиц, классов, групп и институтов, взаимодействие которых регулируется гражданским правом и которые, как таковые, прямо не зависят от самого политического государства. По Гегелю, семья как «первый этический корень государства» представляет собой сущностное целое, члены которого рассматривают себя в качестве «акциденций», а не как конкурирующие между собой индивиды, связанные неким договором.

Что касается гражданского общества, то там дело обстоит иначе. Многочисленные его составляющие зачастую несопоставимы, неустойчивы и подвержены серьезным конфликтам. Оно напоминает беспокойное поле боя, где одни частные интересы сталкиваются с другими частными интересами. Причем чрезмерное развитие одних элементов гражданского общества может привести к подавлению других его элементов. Гражданское общество не может остаться «гражданским» до тех пор, пока оно не управляется политически под присмотром государства.

Лишь верховная публичная власть — конституционное государство может эффективно справиться с его несправедливостями и синтезировать конкретные интересы в универсальное политическое сообщество. С этой позиции Гегель критиковал теорию естественного права за то, что она смешивает гражданское общество и государство, рассматривая последнее как партнера его подданных и тем самым подвергая сомнению «абсолютный божественный принцип государства». «Если смешивают государство с гражданским обществом и полагают его назначение в обеспечении и защите собственности и личной свободы, — писал Гегель, — то признают интерес единичных людей как таковых той окончательной целью, для которой они соединены» .

Однако, утверждал Гегель, государство находится в совершенно ином отношении к отдельно взятому индивидууму. Поскольку государство представляет собой объективный дух, то сам индивидуум получает объективность, истинность и нравственность как член государства.

В целом, по Гегелю, государство представляет собой не радикальное отрицание естественного состояния вечной войны, как у Т. Гоббса, нс инструмент сохранения и завершения естественного общества, как у Дж. Локка, не простой механизм администрирования данного природой, автоматически саморегулируемого гражданского общества. Последнее одновременно требует и обеспечивает условия для институционально самостоятельного суверенного государства, которое соединяет вместе элементы гражданского общества как самоопределяющегося целого и тем самым ведет этическую жизнь к единству более высокого порядка.

Лишь признавая и удерживая гражданское общество в подчиненном положении, государство может обеспечить его свободу. Государство представляет общество в его единстве. Гражданское общество одновременно сохраняется и преодолевается как необходимая, но подчиненная государству сфера жизни людей.

В последние десятилетия XIX в. и на протяжении почти всего XX в. большой популярностью и влиянием во всем мире пользовалась марксистская теория власти и государства.

Марксизм представляет собой одно из крупных течений социально-философской мысли, включающее в себя воззрения по широкому комплексу общественно-исторических, экономических, социальных, политических, идеологических и множества других проблем. Основные его положения были разработаны в XIX в. К. Марксом и Ф. Энгельсом. Их идеи были развиты многочисленными последователями, такими, как Э. Бернштейн, Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, К. Каутский и многие другие.

Главное внимание в марксизме уделялось обоснованию идеи о том, что экономический базис определяет структуру и характер политической и идеологической надстройки. Именно противоречие между производительными силами и производственными отношениями служит движущим фактором общественно-исторических изменений. " Способ производства материальной, — писал К. Маркс, — обусловливает социальный, политический духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке"^[4].

В рамках каждой общественно-политической системы производительные силы могут развиваться до определенного предела, который становится препятствием для их дальнейшего развития. Наступает эпоха социальной революции, в результате которой создаются новые экономические и политические отношения, соответствующие уже более развитому уровню производительных сил.

Причем, выходя далеко за пределы экономической теории, марксизм претендовал на всеохватывающее толкование смысла истории и самого человеческого существования. Не случайно, что свою социальную теорию Маркс назвал историческим материализмом. Центральное место в нем занимает теория классов и классовой борьбы, как движущей силы общественно-исторического прогресса. По схеме Маркса, в каждой из следовавших друг за другом формаций производительные силы контролировались незначительным меньшинством власть имущих, которые использовали свою экономическую власть для эксплуатации подавляющего большинства народа, присваивая себе производимый им прибавочный продукт.

Независимо от формы государственно-политического устройства, будь то античные демократии, древнеримская империя, восточные деспотии, абсолютизм средневековой Европы или парламентские представительные демократии XIX в., утверждали основоположники марксизма, содержание и смысл господства в так называемом эксплуататорском обществе остаются одинаковыми — это диктатура эксплуататорского меньшинства над эксплуатируемым большинством. Что касается буржуазного государства, то Маркс называл его «комитетом, управляющим общими делами всего класса буржуазии»^[5].

Соответственно буржуазная демократия рассматривалась в марксизме лишь как политико-правовая оболочка классового господства капитала над наемным трудом, буржуазии над трудящимися массами. Таким же образом характеризовались все важнейшие политические институты. Например, Ф. Энгельс оценивал республиканскую и демократическую партии, составляющие двухпартийную систему США, как «две большие банды политических спекулянтов, которые попеременно забирают в свои руки государственную власть и эксплуатируют ее при помощи самых грязных средств и для самых грязных целей»^[5].

Немаловажное место в марксизме занимает вопрос о взаимосвязи гражданского общества и государства. Вслед за Гегелем К. Маркс исходил из признания того, что государство и гражданское общество составляют исторические феномены, характеризующиеся особыми формами и отношениями производства, классового разделения и классовой борьбы. По К. Марксу, в гражданском обществе в «своей ближайшей действительности» человек — мирское существо, имеющее и для себя, и для других значение действительного индивида. В государстве же, где человек признается родовым существом, он лишен своей действительной индивидуальности. Отсюда, говорил он, вытекает «различие между религиозным человеком и гражданином государства, между поденщиком и гражданином государства, землевладельцем и гражданином государства, между живым индивидом и гражданином государства»^[7]. Маркс подчеркивал, что социальные структуры гражданского общества представляют собой формы, в которых возникло буржуазное общество. А последнее, в свою очередь, имеет преходящий характер, поскольку порождает пролетариат — могильщика буржуазного общества.

Поэтому естественно, что марксисты были убеждены в неизбежности исчезновения различий между государством и гражданским обществом в результате отмирания государства. Согласно марксизму, поскольку любое государство представляет собой орудие господства одного класса над другими классами, то с исчезновением классовых различий и сосредоточением всех средств производства в руках рабочего класса сама потребность в «публичной власти», т. е. государстве, потеряет всякий смысл.

Политическая власть, по Марксу, это «организованное насилие одного класса для подавления другого». Когда победивший буржуазию пролетариат сам превращается в господствующий класс и упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этим «он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса». На смену старому буржуазному обществу «приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»^[8]. Еще определеннее этот тезис сформулировал Фридрих Энгельс. «Одним из конечных результатов грядущей пролетарской революции, — утверждал он, — будет постепенное отмирание политической организации, носящей название государства»^[9].

Соответственно, в глазах основоположников марксизма применительно к будущему вопрос об отношениях между государством и гражданским обществом терял всякий смысл. Где нет государства, там нет правовых отношений и правовых институтов, там нет, соответственно, и прав. В царстве свободы вы не вправе поднимать вопросы о свободах. Основоположники марксизма были убеждены в том, что в «коммунистическом обществе, где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, — как моей душе угодно, — не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком»^[10].

Договорная система имеет смысл в условиях товарного производства и конфликтующих интересов. Там, где нет товарного производства, нет и конфликтующих интересов, следовательно, отпадает необходимость в каком-либо договорном принципе. Маркс представлял себе общество не только без господства, но и без власти. Там, где нет власти, там никто не нуждается в управлении, стало быть, теряет смысл «правление народа», т. е. демократия.

Однако исторический опыт убедительно показывает, что противоречия и конфликты не могут исчезнуть из жизни людей. Результатом исчезновения или ликвидации государства, призванного разрешить эти конфликты и противоречия, стали бы хаос и анархия, которые по своим разрушительным последствиям могут стать хуже любой диктатуры и деспотизма.

Не раз предпринимались попытки пересмотра и ревизии социально-философских, экономических и политических идей и установок, разработанных Марксом и Энгельсом. Поэтому неудивительно, что при всем своем внешнем единстве марксизм является многоплановым и сложным течением политико-философской мысли. В его рамках можно обнаружить множество как национальных, так и идеологических различий и оттенков.

Первоначально марксизм лег в основу программ и платформ социал-демократических партий, возникших в последней трети XIX в. Однако, начиная с конца того века и особенно на протяжении всего XX в. социал-демократия постепенно подвергла ревизии важнейшие положения марксизма справа, т. е. на путях отказа от его революционных лозунгов и разработки собственного реформистского пути преобразования общества. Этот путь привел большинство социал-демократов к полному отказу во второй половине XX в. от основных положений и установок марксизма.

Марксизм подвергся также существенной ревизии слева в направлении конкретизации и ужесточения заложенных в нем революционных принципов. Па этом пути отдельные его положения были использованы для разработки в самом конце XIX — начале XX в. политической доктрины левого толка в лице ленинизма и родственных ему течений. Инициатива в этом деле принадлежала русской левой социал-демократии во главе с В. И. Лениным. Поэтому-то новое течение и получило название марксизма-ленинизма или просто ленинизма, который, в свою очередь, был положен в основу большевистской теории общества и государства.

История предоставляет нам множество примеров того, что одни и те же идеи в разных исторических условиях могли использоваться для обоснования совершенно разных интересов и целей. Более того, на основе одного и того же набора данных можно построить разные, зачастую несовместимые друг с другом философские и идейно-политические конструкции. Зачастую большее значение приобретает не просто какая-либо идея, взятая сама по себе, а то, как она интерпретируется, в каких и в чьих интересах она используется.

• [1] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 129.
• [2] Там же.
• [3] Карельский В. М., Перевалов В. Д. Теория государства и права. М., 1997. С. 46−47.
• [4] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 13. С. 17.
• [5] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. С. 426.
• [6] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. С. 426.
• [7] Там же. Т. 1. С. 263.
• [8] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. С. 447.
• [9] Там же. Т. 19. С. 359.
• [10] Там же. Т. 3. С. 32.