Во второй половине XV в. представления о человеке значительно обогащаются, складывается его культ как некоего земного бога. Гуманисты всемерно возвеличивают человека за способность к самопознанию и постижению устройства мира, рассматривают его как центральное звено системы мироздания, а по размаху творческих возможностей даже сравнивают с Богом. Возвеличение и обожествление человека стало характерной чертой неоплатонизма. Это направление сложилось в рамках Платоновской академии, которая возникла во Флоренции в 1462 г., когда начались собрания гуманистов на вилле Кареджи. Более трех десятилетий здесь проходили ученые диспуты участников академии, во главе которой стоял Марсилио Фичино (1433—1499), гуманист и философ, прославившийся переводами на латинский язык греческих сочинений Платона и неоплатоников, а также новыми подходами к их истолкованию.
Исходной посылкой учения Фичино, изложенного в «Платоновской теологии о бессмертии душ» и множестве писем-трактатов, были представления о единстве космоса, пребывающего в постоянном движении. Воплощением динамизма мироздания является мировая душа, а в центре мироздания находится причастный к ней человек-микрокосм, обладающий собственной бессмертной душой. Центральное положение в этой системе позволяет человеку познавать мироздание, что и даст основание сравнивать его с Богом.
Гуманист решительно утверждал идею безграничности знаний, но при этом в его философии тесно переплетались рациональные и мистические начала. Фичино выдвинул нравственный идеал мудреца-отшельника, жизнь которого посвящена научному поиску и творчеству. Уход от мира необходим ученому ради обретения знаний, которые нужны и обществу, ибо мудрец способен дать разумный совет в сложных гражданских делах. На первый план здесь вышла проблема социальной роли знания, науки.
Идею мудрого отшельничества развивал Кристофоро Ландино (1424— 1498), сподвижник Фичино по Платоновской академии. В сочинении «Диспуты в Камальдоли» участники диалога обсуждают вопрос о достоинствах двух идеалов жизни — активной и созерцательной, т. е. о мирской жизни или об отшельничестве. Ландино, не делая четкого выбора, как бы примиряет обе позиции, вслед за Фичино подчеркивая гражданственный смысл уединения ученого. Апология мудреца имеет важный подтекст — высокую оценку социальной роли самих гуманистов.
