Мораль и профессионализм в сфере международных отношений

Политик зачастую оказывается перед дилеммой — либо принимать непопулярные и жестокие меры, которые не выдерживают критики с гуманистической и моральной точек зрения, либо не принимать их и оказаться перед перспективой еще более усугубить ситуацию. Особенно отчетливо этот момент проявляется в сфере международных отношений.

Люди в большинстве своем, как правило, отрицательно или с презрением относятся к неспровоцированному убийству и насилию. Так же они воспринимают войну. Однако во внешнеполитической сфере забота о собственной безопасности является определяющим мотивирующим фактором для всех членов международной политической системы.

Главным предназначением государства стали блокирование или ликвидация угроз, исходящих от других акторов международного сообщества. Центральное место в этих усилиях занимает защита национально-государственных интересов. Поэтому в определенных ситуациях использование силы для этой цели становится неизбежным и желательным.

При таком положении вещей соблюдение норм морали становится весьма трудным делом. Не случайно многие исследователи характеризуют международную политику как аморальную, или имморальную. Эта имморальность питается тем, что внимание каждого актора международной политики концентрируется на реализации собственных корыстных целей и интересов, а также осознанием того, что не все акторы играют по одним и тем же правилам.

В этом отношении поведение государства радикально отличается от поведения отдельно взятого человека, который вправе жертвовать теми или иными благами и даже жизнью ради высоких морально-этических ценностей. Как утверждал один из основателей школы политического реализма, протестантский деятель Р. Нибур, отдельно взятый человек в своих действиях должен соблюдать закон любви и жертвенности. «С точки зрения того, — писал он, — кто совершает действие, бескорыстие должно оставаться критерием высшей нравственности» .

Однако, продолжат Нибур, это относится к отдельно взятому индивиду, но никак не к государству, которое не может быть жертвенным. Государство, которому доверены интересы и благополучие многих, действует не само по себе, а как представитель всего общества. Поэтому бескорыстие и жертвенность не подходят государству^[1].

Это вполне объяснимо, если учесть, что деяния отдельно взятого человека касаются в основном его самого или же довольно узкого круга людей. Более того, он вправе совершить или нс совершить это деяние. Решения же, принимаемые государством, как правило, касаются защиты национальных интересов и обеспечения национальной безопасности. Данная цель перевешивает любые требования относительно корректного поведения в отношении других субъектов мировой политики.

Поэтому моральные нормы, которыми руководствуются отдельные индивиды, не могут служить руководящими нормами для государства. К тому же зачастую государство оказывается в ситуации, когда оно не в состоянии не принимать те или иные решения, жизненно важные для всего общества. В силу этого государственные и политические деятели, принимающие решения, должны быть реалистами и ответственными людьми, в совершенстве владеющими принципами и инструментами политики «как искусства возможного» .

Иначе говоря, в политике — особенно во внешней — приоритет принадлежит не морально-этическим или идеологическим принципам и суждениям, а реалистичным и взвешенным оценкам и решениям. Внешняя политика представляет собой не средство реализации некоторого набора идеологических или морально-этических установок, а инструмент достижения реальных результатов в процессе защиты национально-государственных интересов и обеспечения национальной безопасности. Как справедливо отмечал А. Уольферс, «моральные увещевания не подчиняться императивам выживания… означали бы посоветовать совершить самоубийство»^[2].

При всем этом было бы другой крайностью абсолютное противопоставление морали и политики, утверждение о том, что внешнеполитическая сфера лишена всякого идеального, или, как говорят, гуманистического, начала. Существует комплекс вопросов, таких как рабство, геноцид, терроризм, пытки, расизм и др., оценка которых невозможна без моральноэтического измерения.

Другими словами, политика не может полностью игнорировать морально-этические критерии и принципы. По они большей частью служат лишь в качестве некоего идеала, к которому может стремиться государство в вопросах, касающихся международной политики, — но никак не эталона или непререкаемого руководства к действию во всех без исключения ситуациях. Они преломляются через идеи национального интереса.

Все же приходится признать, что в рассматриваемой сфере, да и в политике в целом антиномия соотношения между этикой и конкретным политическим курсом, направленным на защиту национальных интересов и обеспечение национальной безопасности, остается неразрешимой. Например, пацифизм, приверженцы которого ставят под сомнение правомерность с нравственной точки зрения использования силы в решении как внутриполитических, так и внешнеполитических проблем, как нельзя лучше отвечает общепринятым морально-этическим императивам.

И действительно: если убийство, насилие и, соответственно, война, которая ассоциируется с ними, аморальны, то, казалось бы, любой человек, приверженный принципам морали, должен был бы выступить против накопления орудий войны, за разоружение.

Но на практике все значительно сложнее. Приверженцы пацифизма, по сути дела, в должной мере нс учитывают тот факт, что одной из главных целей правительства любого государства является обеспечение безопасности своих граждан от внешних угроз. Более того, действия правительства в направлении одностороннего ограничения вооружений или разоружения в мире, напичканном самыми современными средствами уничтожения, именно с моральной точки зрения были бы весьма сомнительными.

В сфере международной политики сила играет центральную роль, поскольку она позволяет стране защищать и реализовывать свои национальные интересы. Их определяющая роль в политике выражается, в частности, в том, что здесь, как уже отмечалось, понятия и категории друзей и союзников носят весьма условный характер, которые могут меняться и меняются с изменением интересов.

В области международных отношений этот постулат весьма кратко, емко и четко выражен в формуле английского государственного деятеля XIX в. лорда Пальмерстона: «У нас нет вечных союзников и вечных врагов. У нас есть постоянные вечные интересы, и мы им должны следовать» .

Фактор силы связан с самой природой государства, власти, которая, в свою очередь, вытекает из природы человека и общества. Большую часть истории человечества сила служила в качестве определяющего фактора мировой политики, поскольку дух господства и стремление к господству служили ключевыми стимулами поведения государств на международной арене.

Действие рождает противодействие, сила рождает противовес другой силе. Таков закон взаимодействия государств на мировой авансцене. Именно на этом принципе основывается политика баланса сил, под которым подразумевается их динамическое соотношение, зависящее от веса и влияния каждого из субъектов международной системы.

Исторический опыт человечества, да и современные мировые реальности не дают каких бы то ни было оснований сомневаться в том, что этот принцип стал достоянием истории. Образно говоря, призрак силы всегда витает над отношениями между государствами — слишком часто она выступала в качестве prima ratio, т. е. первого аргумента при решении вопросов, касающихся реализации интересов тех или иных акторов мировой политики. Это — неизменное орудие в руках государства для самоутверждения и самосохранения.

Более того, в течение всей истории человечества, во всяком случае вплоть до недавнего времени, господствовал постулат, согласно которому мир есть временное состояние, поскольку проигравшая в войне сторона никогда не примирится со статусом подчиненной и всегда будет стремиться к реваншу. Мир всякий раз оказывался перемирием, которое неизменно нарушалось, как только какая-либо из сторон чувствовала возможность изменения существующего положения вещей в свою пользу. Поэтому конфликты в мировом сообществе могут быть урегулированы, но не ликвидированы. (Этот вопрос более подробно рассмотрен в главе 7.).

Сила обладает не только разрушительными и деструктивными потенциями, но также созидательными, стабилизирующими и конструктивными в том смысле, что она является средством стабилизации, интеграции, соединения, закрепления центростремительных тенденций. Сила выступает в качестве орудия политики, агрессии и войны, империализма и гегемонизма, захвата чужих территорий и порабощения других народов.

В то же время она служит средством поддержания политического статуса государства в ряду других государств, сохранения равновесия, порядка и мира в обществе, гарантом выполнения принимаемых властями решений и т. д. С ней теснейшим образом связаны вес, влияние, репутация, престиж государства, выражающиеся в своего рода его реноме, имидже. Отсюда — важность категории «национальная честь», в соответствии с которой международные переговоры ведутся таким образом, чтобы ни одна нация «не потеряла лицо» .

Случается, что государство, демонстрируя недостаток или отсутствие воли вооружиться и дать достойный отпор противнику, стимулирует последнего перейти Рубикон и начать войну. Именно такая позиция правительств Великобритании и Франции, во второй половине 30-х гг. XX в. сделавших ставку на политику умиротворения, убедила А. Гитлера в безнаказанности за античеловеческие деяния. Н. Чемберлен и Э. Даладье, руководствуясь установкой на достижение мира и стабильности любой ценой, в 1938 г. заключили Мюнхенское соглашение, более известное как Мюнхенский сговор, и таким образом, возможно, помимо своей воли попустительствовали агрессору.

Государственный деятель, прежде чем принять то или иное решение, в том числе о применении насилия или объявлении войны, должен сообразовать его с возможными последствиями. Непротивление насилию, отказ от принятия решения об использовании силы там, где это чревато еще более серьезными последствиями, можно считать аморальным деянием. Здесь действует мораль ответственности.

При оценке такой политики нельзя не согласиться с французским философом и политологом Р. Ароном, который писал: «Кто возжаждет стать ангелом, на деле окажется глупцом. Государственный деятель не должен забывать, что международный порядок может поддерживаться только при условии наличия сил, способных уравновесить силы недовольных или революционных государств. Если он небрежно относится к анализу соотношения сил, он манкирует своими обязанностями, то есть нарушает нравственные принципы своей профессии и своего призвания»^[3].

С этой точки зрения имморальными можно считать позиции тех, кто, прикрываясь соображениями якобы морали и нравственности, призывал к разоружению и миру, а не тех, кто перед лицом неумолимо надвигавшейся войны требовал наращивать вооружения, чтобы остановить Гитлера и его приспешников. В этой связи нельзя не отметить, что после 1945 г. мир не стал ареной очередной всемирной бойни именно потому, что каждая из главных противоборствующих сторон выказывала готовность дать отпор возможной агрессии противной стороны. Поэтому каждая из сторон неуклонно наращивала военную мощь.

Иными словами, взаимное сдерживание, обеспечив примерный баланс сил, способствовало сохранению мира в течение всего послевоенного периода. Причем необходимо подчеркнуть, что на первом этапе — в 1950- 1960;х гг. — этот баланс был достигнут в результате не разоружения, а наращивания вооружений. В итоге каждая из сторон убедилась в том, что после возможного первого удара противника у нее останется достаточно средств для нанесения ответного удара.

При таком понимании требования разоружения и защиты мира нельзя всегда автоматически отождествлять с приверженностью принципам морали. Поэтому, выдвигая сколько-нибудь ответственные моральные оценки и суждения, нельзя не учитывать их контекст и возможные последствия.

В контексте изложенных рассуждений важно учесть, что международнополитическая система — это пространство, где складывается компромисс между насилием и жертвенностью, организующими и дезорганизующими принципами, порядком и беспорядком, сущим и должным, реальным и идеальным. Международная политика — это, по сути дела, борьба за власть и влияние между участвующими в ней государствами.

В этом плане отношения между государствами представляют собой испытание воли друг друга. При этом с сожалением приходится констатировать, что история полна примерами верности тезису «прав тот, кто сильнее» (и сегодня этот принцип далеко не изжит). Поэтому с уверенностью можно сказать, что постулат «победителей не судят» отнюдь не является изобретением Нового времени: он ровесник самого государства и власти, и возможно, сохранится навеки — по крайней мере, до тех пор, пока существуют государство и власть.

• [1] Niebuhr R. Moral Man and Immoral Society. N. Y.: Westminster John Knox Press, 1932. P. XI, 278, 267.
• [2] Wolfers A. Discord and Collaboration. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1962. P. 59.
• [3] Арон Р. Мир и война между народами. М.: Nota Bene, 2000. С. 680.