Особенности советской культуры 70-80-х гг

Для того, чтобы говорить об особенностях культурного процесса 70−80-х гг., нужно снова вернуться в то время, которое осталось в памяти культуры как «оттепель». Культура этого времени противоречива, её символом смело можно назвать политического лидера советского общества 60-х годов Н. С. Хрущева, о непредсказуемости которого ходили легенды. Однако важным достижением было право человека на позицию. Культура «оттепели» — это культура общения. В это время появляется множество новых способов общения людей: через клуб, кафе, художественную самодеятельность, авторскую песню. Даже средства массовой коммуникации стремятся к «неофициальному общению», своеобразным подтверждением этого стало появление «голубых огоньков».

Но чем более официальная культура стремилась к идеолс гическому диктату, тем очевиднее становится желание культурного инакомыслия. Так на исходе «оттепели» появляется андеграунд («подпольная» культура).

После XXI съезда КПСС, объявившего моральные принципы строителя коммунизма обязательными для всех, была развернута решительная борьба со стремлением выделиться. Предметом общественного осуждения стали стиляги. Их забирали в милицию бдительные дружинники, «прорабатывали» на комсомольских собраниях, но все было напрасно. Аналогичная история в 70-е гг. происходила с джинсами. Никакое «воспитание» не помогало. Убеждали, что джинсы носить вредно по нескольким соображениям: идеологическим (проникновение буржуазных нравов); физиологическим (вредно для здоровья); этическим (неприлично).

Но «джинсовая проблема» существовала почти двадцать лет, до тех пор, пока не появились другие знаки времени, с помощью которых на уровне повседневной культуры можно было выразить свое «я».

Для конца 50— начала 60-х гг. было характерно неофициальное общение. Люди объединялись в общества, которые тоже существовали как неофициальное пространство. В этих сообществах возникали свои уставы, кодексы чести, здесь писались песни, которые потом распевала вся студенческая Россия Именно в это время заговорили о джазе и роке. Развивалась авторская песня. Это были попытки создания иного стиля жизни, иного общения, иного языка культуры. Каждое из этих направлений не ощущало себя официальной культурой.

В.С. Высоцкий в одном из интервью говорил: «Авторская песня — тут уж без обмана, тут будет стоять перед вами весь вечер один человек с гитарой, глаза в глаза… И расчет в авторской песне только на одно — на то, что вас беспокоят точно так же, как и меня, те же проблемы, судьбы человеческие, одни и те же мысли*. Авторская песня, начиная с 60-х годов, сохранила ощущение живого человеческого чувствования. Недаром В. С. Высоцкий на одном из концертов сказал: «# вообще целью своего творчества —ив кино, и в театре, и в песне — ставлю человеческое волнение. Только оно может помочь духовному самосовершенствованию* .

Жанр авторской песни родился как попытка поэзии «пойти в народ», минуя все официальные формы чиновничьего диктата и контроля. Имена Б. Ш. Окуджавы, В. С. Высоцкого, А. А. Галича звучали как символ нового языка поэтического творчества. Каждый из них прошел свой путь, но их песни, по большому счету, были лучшим лекарством, врачующим человеческие слабости, а порой и более серьёзные общественные болезни. Писатель В. В. Набоков в рассказе «Истребление тиранов» признавался: *Смех, собственно, и спас меня. Пройдя все ступени ненависти и отчаяния, я достиг той высоты, отйкуда видно как на ладони смешное. Расхохотавшись, я исцелился…*

Авторская песня соединила высокую поэзию и устную традицию — городской романс, притчу, балладу, даже анекдот. Впрочем, это не мешало творческому самовыражению таланта. Но стало очень мешать официальной культуре, которая по-прежнему претендовала на истину в высшей инстанции.

Рок-н-ролл, начавший распространяться в начале 60-х гг., постепенно стал новой моделью молодёжной музыки. Начавшись с «Битлз» и «Роллинг Стоунз», рок воспринимался как альтернатива массовой песне. Пока культура андеграунда не подвергалась жёсткому контролю, рок, как и авторская песня, был определенным стилем жизни. Позже культура рока становится своеобразным ответом на ситуацию, которая сложилась в стране после «оттепели». Тексты песен носили ярко выраженный социальный характер, во многом благодаря тому, что рядом были барды старшего поколения, воспитанные на идеях XX съезда. Рок-группы 70−80-х гг.: «Машина времени», «Аквариум», «Звуки Му», позже «ДДТ», «Алиса», «Кино» — считали себя наследниками городского фольклора. Пётр Мамонов (?Звуки Му") на одном из полуофициальных фестивалей заявлял: «Мы идём от скоморохов, русской ярмарки, где была толчея, было смешно и весело, и обязательно была какая-то сатира на то, что происходит вокруг».

«Двоемирие» культуры 70−80-х гг. Итак, первое, что можно отметить как особенность культуры 70— начала 80-х гг. — раздвоенность. Официальная культура продолжала работать на идею и поскольку для неё было предоставлено широкое поле деятельности, то создавалось впечатление, что духовная жизнь общества иссякла, культура растеряла все механизмы движения, растерялась от лозунгов, которым уже многие не верили, и застыла.

Семидесятые довольно долго трактовались как время «застоя» или остановившееся время, которому противопоставлялась менявшаяся историческая реальность времени «перестройки». На самом же деле семидесятые годы обнаружили, что культура сильнее власти. Это было видно из того, что власть уже не могла вести борьбу с инакомыслием так, как она это делала в прежние годы. Сильнейший мировоззренческий кризис, вызванный XX съездом, не позволил обладавшей ещё достаточной силой власти подавить в культуре способность к творчеству. Это документально подтвердила литература 70-х гг., точнее деревенская и военная проза.

Изменение политической ситуации в стране, последовавшее за этим идеологическое устрашение культуры в решениях пленумов ЦК КПСС, конечно, не могло не повлиять на состояние литературы. Писатели были стеснены рамками догм, многое приходилось говорить на эзоповском языке. Тем важнее была позиция военной и деревенской прозы.

В произведениях В. П. Астафьева, Ф. А. Абрамова, В. А. Солоухина, В. Г. Распутина, В. М. Шукшина и других авторов — размышления о гордости и достоинстве человека из народа — того самого, который вынес и тяготы революции, и бедствие коллективизации, и трагические беды войны, но так и не занял того места в обществе, на которое по праву мог претендовать. Но главное, в этой прозе точно зафиксировано словами В. М. Шукшина в рассказе «Кляуза»: «Что с нами происходит?».

Военная проза этого времени: «Горячий снег» Ю. В. Бондарева, «А зори здесь тихие…» Б. Л. Васильева, «Сашка» В. Л. Кондратьева — также не ставит перед собой задачи описательности событий. Авторы пытаются через своих героев постигать смысл времени, в котором живут.

Литература

70-х не отказалась и от проблемы человеческого бытия 60-х, она продолжила её и через историческую прозу Д. М. Балашова, В. А. Чивилихина.

Таким образом, лучшие произведения литературы 70-х гг. не утратили авторской позиции. При этом каждый писатель строил свою нравственную концепцию, ставил перед читающей публикой проблему ответственности и выбора.

Литература

70-х заявила о праве на разное миропонимание.

Идейное и административное давление власти, бесконечные запреты сопровождали творчество театра и кинематографа. Иносказание как способ творческого самовыражения, подтекст и ирония театра и кино «эпохи застоя* оставили документальное свидетельство сохранившейся способности культуры к инакомыслию.

С большим трудом можно было попасть в 70-е гг. на спектакль «Гамлет* Театра на Таганке, «Человек со стороны* Театра на Малой Бронной.

На экраны вышел «Андрей Рублев* А. А. Тарковского, фильмы А. Ю. Германа. Целые «тонны* бумаги извели чиновники, чтобы не допустить на экраны фильм о партизанском движении «Операция «С Новым годом**, снятый в 1971 и вышедший на экран в 1986 г. под названием «Проверка на дорогах*. Что вменялось в вину режиссеру?

?Принятая и представленная киностудией картина… страдает весьма серьезными концепционными просчётами… В фильме искажен образ героического времени, образ советского народа… Ведущей темой произведения стала тема человеческого бессилия перед лицом жестоких обстоятельств войны…*

Диссидентство как форма культурного инакомыслия. Процесс расхождения культуры и власти набирал силу. После процесса над Синявским и Даниэлем стало ясно, что миф о монументном единстве общества уже не будет восстановлен. Еще в 60-е гг., после разноса, устроенного Н. С. Хрущевым в Манеже, художникам неофициального искусства было разрешено организовывать «квартирные выставки*. А в 1974 г. первая выставка «неофициальных художников* была устроена в Манеже. Возмущение «чиновников от искусства* было столь велико, что они даже не стали спорить с художниками, а просто приказали уничтожить их работы. Авторы были объявлены политическими провокаторами, издевающимися над «святынями*. В. А. Комару и А. Д. Меламиду пришлось эмигрировать. За границей оказались скульптор Э. И. Неизвестный, художник М. М. Шемякин и многие другие, творчество которых нарушало общепринятые нормы «социалистического реализма*.

Очередной запрет на свободу породил диссидентство как форму открытого протеста и новую волну эмиграции. ?Диссидент" в переводе с латинского означает «несогласный», «противоречащий». Инакомыслие как несогласие с существующими нормами жизни всегда существовало в обществе, но в эпоху тотального государственного контроля перешло из сферы культуры в политику.

Инакомыслие в русской культуре, обладавшей мощными традициями коллективного начала, всегда, как правило, вызывало глухое недовольство власти и общества. Но в то же время явление «белых ворон» инакомыслия обозначало личность в контексте истории. Чаще всего судьбы таких людей ничего не изменяли в тот момент, когда они являлись миру. Но их духовная самобытность выступала своего рода приметой времени. Они становились, иногда помимо своей воли, своего рода «культурными героями», несмотря на то, что их шансы, на признание современниками были равны нулю.

Феномен диссидентства в тоталитарной культуре советского общества 70−80-х гг. явился закономерным результатом расхождения власти и культуры, начавшегося с 30-х гг. в XX в.

Диссидентство не было однородным явлением. Многие литераторы, ученые, художники, скульпторы, объявленные властью диссидентам^, объединялись лишь в одном — в праве на инакомыслие, на свободу творческого самовыражения. Они не считали себя политическими борцами. За границей они, как правило, оказывались против собственной воли. Главная причина, вынуждавшая уехать за границу, состояла в том внутреннем расхождении с советским мировоззрением, которое делало быт несовместимым с творчеством.

Скульптор Э. И. Неизвестный писал: ?Иногда меня называют диссидентом. На это я обычно отвечаю, что я — не диссидент. Я не диссидент в том смысле, что у меня не было никаких предложений, как переделать советскую власть". И далее о главном: «В СССР я мог делать большие официальные вещи, использовать свои формальные приёмы, но не мог делать того, что хотел». Рассуждая о том, как власть понимала творчество, скульптор пишет: «Как-то в разговоре с одной идеологической дамой я ей указал, кого на Западе называли «гениальным скульптором». Она мне в ответ: «Что вы мне цитаты западных критиков тычете? Когда нам понадобится, чтобы кто-нибудь был гениальным, мы его назначим».

За границей оказалась довольно значительная часть творческой интеллигенции, талант которой вызревал во время «оттепели», но не сумел пойти на компромисс с идеологией тоталитарной культуры. А. Д. Синявский уже в эмиграции написал статью «Диссидентство как личный опыт». В ней он отмечал, что его диссидентство состояло только в писательстве. Само же занятие литературой в СССР он называл рискованным и подчас гибельным делом, ибо писатель, совмещающий литературу с жизненным благополучием, очень часто в советских условиях перестает быть настоящим писателем.

Диссидентская литература, вытесненная за рубеж, не претендовала на изготовление политических рецептов уничтожения советского строя (в чем ее часто обвиняли). В ее лучших образцах были заложены силы интеллектуального, духовного и нравственного сопротивления тоталитаризму.

В 1977 г. в Постановлении ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему повышению политической бдительности советских людей» недвусмысленно была обозначена позиция по отношению к инакомыслящим. Диссидентство определялось как «вредное» течение, порочащее советский государственный строй, а уличённые в нём привлекались к уголовной ответственности. В 60−70-е гт. за инакомыслие было осуждено свыше 7 тысяч человек. В эмиграции оказались А. И. Солженицын и В. П. Некрасов — авторы первых произведений о сталинизме, талантливый виолончелист М. Л. Ростропович, певица Г. П. Вишневская, кинорежиссёр А. А. Тарковский, режиссёр театра на Таганке Ю. П. Любимов и многие другие, чьё творчество и гражданская позиция оказались в глазах власти «порочащими советский и государственный строй*. Другая часть инакомыслящих была подвергнута жёсткому идеологическому прессу, но не сломлена.

Диссидентское движение соединило в себе политическую борьбу с борьбой людей за гражданские права. В 1975 г. Нобелевскую премию получил правозащитник, учёный А. Д. Сахаров.

Имя А. Д. Сахарова стало воистину символом совести нации, силы нравственной позиции, он был человеком, сумевшим остаться анормальным в ненормальное время и ненормальной стране*. А. Д. Сахаров никогда не претендовал на роль «вождя» оппозиции. Он предлагал модель поведения человека, гражданина своей страны. Не многие воспользовались его предложением, ибо настоящую историю академика хорошо знали в ЦК КПСС и с точностью до наоборот советские люди. Она стала известна намного позже, уже после его смерти в декабре 1989 г. И в годы начавшейся перестройки в массовом сознании в отношении А. Д. Сахарова продолжал действовать стереотип, заложенный советской пропагандистской машиной.

Борьба с диссидентством как с оппозицией тоталитарному обществу решала две задачи: во-первых, в общественном сознании активно насаждался необходимый официальной культуре? образ врага", а во-вторых, борьба с реальным и надуманным инакомыслием (его искали и находили везде) позволяла предельно консолидировать силы. Идеологи официальной культуры были озабочены проблемой укрепления пошатнувшейся веры в идеал.

Ключевыми понятиями официальной культуры 70-х гг. являлись следующие.

О Возрастание руководящей роли партии.

О Усиление идеологической борьбы.

О Коренная противоположность двух систем.

О Верность учению марксизма-ленинизма.

Парадокс состоял в том, что люди, произносившие эти слова с трибун, сами в них уже не верили.

Другим следствием диссидентства 60−70-х гг. стало постепенное формирование основ альтернативной культуры. Инакомыслие не являлось культурной доминантой, оно принадлежало к культурному пространству своей эпохи. Диссидентство было целиком построено на отрицании, дистанцировании, неприятии.

Не имея чёткой культурной альтернативы, общество «спасается смехом, иронией, лицедейством*. Ирония и смех в культуре 70-х достигают поистине всеобщих масштабов. Это был способ самозащиты и форма культурного сопротивления одновременно. В 70-е гг. стали научным достоянием идеи М. М. Бахтина о «народной смеховой культуре», книги Д. С. Лихачёва и А. М. Панченко о смеховой культуре Древней Руси. В это же время возрастает интерес к пародии, каламбуру, анекдоту.

Синтез пародийно-каламбурных традиций 60-х, традиционных русских форм смеховой культуры воплотился в авторской песне, прежде всего Высоцкого, Окуджавы и Галича. Авторская песня имела огромные возможности для распространения благодаря изобретению научно-технической революции — магнитофону. Каждый из бардов по-своему реализовал тему двух культур, двойственности сознания. У Высоцкого — это сознание двойников, от имени которых он говорил; Окуджава творил другой, возвышенный мир, а Галич прямолинейно сталкивал лоб в лоб два мира: гонимых и гонителей.

Один из самых известных актёров-сатириков А. И. Райкин создаёт галерею образов-масок, с помощью которых воплощает реалии, которые официально трактовались в ином свете.

Итак, официальное и неофициальное пространство культуры 70-х приобрело новые очертания, отличные от предыдущих лет. ?Бетонный идол" идеи ещё существовал, но уже дал много трещин и не мог требовать столько жертв, сколько требовал прежде. Идол тоталитарной культуры переставал быть страшным. Окончательно этот процесс завершился к концу 80-х гг.