Что такое зтика?

Первые сочинения, в которых излагались взгляды людей на мораль, появились более двух с половиной тысячелетий назад — как только наметилось разделение духовно-теоретической и материально-практической деятельности. До этого общественное сознание было представлено лишь обыденным уровнем, который формируется непосредственно в ходе социальной практики через сознание индивидов. В процессе же разделения стал складываться и теоретический уровень общественного сознания, представляющий собой результат целенаправленных познавательных усилий людей.

Еще древнеиндийские и древнекитайские философы пытались объяснить происхождение добра и зла — основных «точек отсчета» при ориентации (а также при оценке) поведения человека, составляющих ключевую проблему науки о морали по сей день. Стремлением обнаружить истоки добра и зла, определить их содержание, выяснить, в чем заключается истинное удовольствие для человека и что есть для него добродетель, пронизаны и ранние работы древнегреческих философов. Но сколько-нибудь целостная теория морали (равно как и само понятие «мораль») отсутствует даже у Сократа. А ведь он считал главной задачей философии создание учения о том, как следует жить, т. е. разработку практических рекомендаций морального свойства. Рассмотрением сущности знания Сократ занимался прежде всего потому, что полагал: оно должно предшествовать такой разработке.

Первым, кто создал развернутую и всестороннюю концепцию моральных отношений в обществе, критически осмыслив и систематизировав накопившиеся этические суждения, был Аристотель. Именно с появлением его книги «Никомахова этика» исследователи связывают и рождение науки, изучающей мораль, — этики, и само название этой науки.

Возникшая в лоне философии, этика в наши дни, оставаясь одним из направлений философского знания, включена в контекст социологии и психологии. Несмотря на различные позиции исследователей (а разброс концепций весьма широк), ученые соглашаются: моральные отношения представляют собой совокупность связей, в которых проявляет себя взаимозависимость человека и общества. В эту совокупность входят связи индивидуального и общественного сознания, индивидуального поведения и общественной практики, наконец, сознания и поведения как таковых. Отсюда вытекает неизбежность возникновения в этических исследованиях, наряду с философским, также социологического и психологического аспектов. В результате современная этика становится дисциплиной, развивающейся на стыке наук и богатой разнообразным исследовательским инструментарием. Она оказывается способной дать обществу то, к чему интуитивно стремился еще Сократ: во-первых, знания о сущности морали, ее природе, структуре, функционировании, а во-вторых, специально разрабатываемые нормативы — идеалы, принципы, нормы, определенным образом ориентирующие человеческое поведение. В соответствии с целевой направленностью исследований на тот или иной тип продукта различаются теоретическая и нормативная этика.

Здесь и кроется основная причина распространенного заблуждения, будто «этика и есть мораль в современном смысле». Оно порождается этимологическим тождеством греческого слова «этика», получившего статус научного понятия со времен Аристотеля, и латинского слова «мораль», введенного в научный оборот несколько позже для обозначения предмета этики. Вторая причина — особенности нормативной этики: она как бы претендует на роль, для которой в процессе становления человеческого общества была вызвана к жизни мораль, стремится к идентичности с ней. Даже в современных научных трудах утверждается, что «этика в собственном смысле слова есть учение о том, как поступать, вести себя, как и для чего жить»⁹.

Однако тождества между моралью и этикой, в том числе нормативной, все-таки нет. Ведь мораль есть объективно сложившийся механизм в регулятивных структурах общества как кибернетической системы. Он «рассчитан» на саморазвитие. В основе его — спонтанные реакции общностей на субъективные проявления включенной в общественные отношения личности. Этика же — объективно-субъективное отражение данного механизма. Она предназначена для постижения принципов его функционирования и осознанного содействия развитию, т. е. для получения знания о морали и возможностях оптимизировать ее действие. Но получению достоверного знания мешает субъективный характер отражения реальности. Ведь она воспринимается нами через целый набор призм: мы видим жизнь сквозь призму исторического периода, призму групповых, в том числе классовых, интересов, призму мировоззренческой ориентации и т. д. Существующее множество этических концепций и нормативных разработок конвенционального характера во многом обусловлено ими и весьма благотворно для общественной жизни. Оно служит тому, чтобы их влияние на мораль осуществлялось в процессе состязательности, а не было бы беспрепятственным, абсолютным ни для одной из них. Так снижается возможность произвольного вмешательства в объективно сложившиеся процессы, жизненно важные для индивида, общества и биологического вида «человек». Это своего рода «страховочный пояс» социума.

Теперь мы можем «сверить ответ», обратившись к наработкам ученых, литературе по этике. Увы, сделать это довольно трудно по той причине, о которой уже упоминалось: помимо марксистской теории морали, в рамках которой преимущественно развивалась в XX в. российская этическая мысль, словари по этике насчитывают более трех десятков этических теорий и направлений. Даже в отечественной науке общепринятых положений не так уж много. И это при том, что основные подходы многих исследователей довольно близки. Интересное обобщение разных концепций данного направления сделал в свое время Л. М. Архангельский. Он писал:

В марксистской этике мораль рассматривается как гармоническое (или противоречивое) соотношение общественных и личных интересов при признании доминирующего значения интереса общности (рода, племени, класса, общества в целом). Это влечет за собой утверждение о том, что моральное требование (добра, должного) в принципе направляется от целого (общности) к индивидам, которые в силу объективной необходимости (сохранения и укрепления общественного образа жизни) обязаны следовать интересам целого. Хотя реальные действия людей далеко не всегда согласуются с моральными требованиями, это не исключает, а лишь подчеркивает важное значение личного нравственного самоопределения.

Индивиды как субъекты нравственных отношений обладают волей, способностью принимать и осуществлять на практике решения, т. е. необходимыми психологическими свойствами, обеспечивающими их нравственную дееспособность. Взаимоотношение общности и индивидов в нравственном аспекте конкретизируется как прямая и обратная связь признанных (объективно утвердившихся) моральных норм и поведения отдельных людей. Человеческое поведение опирается на интериоризацию (субъективацию) моральных норм и их объективацию (реализацию) в практических действиях и отношениях.

Такое повседневное функционирование морали, развертывающееся в рамках взаимодействия общего и индивидуального морального сознания, общественной и индивидуальной деятельности, позволяет отнести этот процесс к области социальной регуляции поведения. Моральная регуляция и психические механизмы регулятивной деятельности человека представляют собой различные взаимосвязанные аспекты более общего процесса — социальной регуляции10.

Приведенные рассуждения довольно отчетливо показывают, что этическая мысль во второй половине XX в. была близка к проникновению в кибернетическую природу общества. И в этом смысле у нас есть основания считать, что «ответ совпал», однако только до некоторой степени. Остановимся на расхождениях, ибо они принципиальны.

Для отечественной этической мысли традиционно утверждение, что мораль есть средство приведения в соответствие интересов индивида с интересами общества, поскольку последние признаются доминирующими (что отчетливо звучит и в приведенной цитате). В этом случае мораль предстает перед нами в виде суммы требований, стихийно или с помощью этики вырабатываемых общественным сознанием и подлежащих внедрению в сознание индивидов для того, чтобы они реализовались в их поведении, а тем самым и в общественной практике. Фактически речь идет о таком регулировании, суть которого — принуждение к «добровольному повиновению».

Подобное толкование не позволяет сколько-нибудь убедительно объяснить, почему «конечной инстанцией», определяющей нравственное поведение индивида на протяжении веков, является он сам. Разумеется, существуют нравственные ориентиры — хранимые в общественном сознании моральные ценности. Существуют моральные санкции — положительные и отрицательные, в виде общественного мнения и демонстрационного (знаково-символического) поведения окружающих, представляющие собой реакции на конкретные поступки. Но предпочтение тех или иных ценностей¹¹, выбор поступка из возможных вариантов всегда остается за индивидом и, как говорится, «обжалованию не подлежит» (если, конечно, этот поступок находится в границах моральной компетенции). В работах последних лет это специально подчеркивается:

Моральный выбор совершается по внутреннему убеждению, а не по указанию социальных инстанций и отдельных лиц, включая моральные авторитеты: он несовместим со стремлением избежать личной ответственности, с попытками переложить ответственность на официальные распоряжения, на чей-то авторитет12.

Почему так происходит? Каким образом могло случиться, что в обществе не возникло никаких государственных служб, способных воспрепятствовать свободному выбору индивида, как это было при формировании института права?

Великий немецкий моралист XVIII в. Иммануил Кант увидел объяснение данного обстоятельства в том, что человеку априорно (вне опыта, независимо от опыта) дан некий нравственный закон, которым и определяется его выбор той или иной максимы поведения в каждой конкретной ситуации. Кант назвал этот закон категорическим императивом, подчеркнув, что он имеет всеобщий обязательный характер и проявляет себя в виде веления долга. Следуя ему, человек отказывается от своекорыстия, но остается верным самому себе, поскольку, хотя тут и есть принуждение к поступкам, оно представляет собой «принуждение одним лишь разумом и его объективным законом»¹³. В связи с данным положением философ Э. Ю. Соловьев в конце прошлого века не без оснований заметил:

Истолкование морали как антиприспособленческой разумности и как меры неподатливости индивида по отношению к социальному подкупу, может быть, никакому другому веку не понятно до такой степени, как нашему, двадцатому14.

XX век создал условия и для того, чтобы понять, каким образом у Канта могло возникнуть представление об априорности категорического императива. Логика развития кибернетических систем еще раз подтвердила справедливость основного закона эволюции: каждая новая, более сложная система содержит в себе в снятом виде механизмы, определявшие существование предшествующих систем. Социум возникает не на пустом месте, и отрицать его связи с предшествующими формами организации — значит лишать себя возможности увидеть максимально возможное богатство смыслов его сегодняшнего и завтрашнего бытия. Мораль — действительно явление социальное, она формируется вместе с социумом как кибернетической системой новой степени сложности. Однако, как мы уже отмечали, предпосылки для ее формирования определились на предшествовавших стадиях развития кибернетических систем. Они проявились в виде инстинкта — генетической установки на необходимую для выживания биологического вида согласованность действий индивида и общности. А носителем этой установки, носителем записанной в генах информационной программы, управляющей жизнедеятельностью вида, является каждая биологическая особь.

Столь важное обстоятельство нельзя игнорировать, говоря о возникновении морали¹⁵, поскольку именно оно сыграю решающую роль в том, как произошла трансформация регулятивных структур, когда формирующееся человеческое общество оказалось перед необходимостью самостоятельно программировать свою жизнедеятельность. Потребовался значительный исторический период, чтобы генетическая установка на согласованность поведения одного и всех как безусловный рефлекс особи подкрепилась у перволюдей условными рефлексами участия в коллективных действиях, приведшими в итоге к возникновению осознаваемых моральных отношений.

Эту действующую как добрая воля глубинную связь между генетической установкой биологического вида «человек» и опосредующими ее моральными отношениями в социуме и уловил И. Кант. Его «априорно данный нравственный закон», носителем которого выступает каждый человек, следуя ему в силу своего разума и воли, есть трансформировавшаяся в ядро сознания установка на согласованность действий, определяющая надежное, устойчивое существование и человека, и общества. Вчитываясь в строки «Критики практического разума», исследователи еше не раз убедятся в прозорливости великого немецкого мыслителя, не сразу понятого и современниками, и потомками. Суть именно в том, что мораль вызывается к жизни не для того, чтобы преодолевать противоречия между интересами индивида и общества, а для того, чтобы предотвращать формирование таких противоречий, когда появляется возможность их возникновения. Моральные отношения строятся не на требованиях общества к индивиду, а на доброй воле индивида к согласованию интересов, продиктованной осознанием их совпадения. Именно необходимость такого согласования, претворенная в добрую волю индивида, есть объективно данный нравственный закон. На этой основе изначально формируется механизм моральной регуляции жизнедеятельности общества (именно так: не поведения индивидов, а жизнедеятельности общества).

Поскольку же периодически складываются условия, при которых противоречия заявляют-таки о себе и этот механизм оказывается недостаточно эффективным, постольку к жизни вызывается еще одна регулятивная структура — право. Однако мораль не утрачивает своего назначения, напротив, она расширяет его, опосредуя эффективность права. В известном смысле это подтверждается выводом Р. Г. Апресяна о том, что объективно мораль как бы предзадана человеку — не только в социокультурном, но и в эпистемологическом плане: человек не познает, но лишь осознает, осваивает, практикует мораль. Мораль трансцендентна повседневному опыту человека как социального субъекта и дана ему абсолютно¹⁶.

А теперь вспомним: благодаря становлению сознания индивидов и одновременно с ним в процессе складывавшейся производственной деятельности формировалось общественное сознание, обогащалась трудовая практика (кто-то же изобрел колесо!), появлялись у людей представления, которые мы сейчас называем моральными ценностями. Новое и сегодня входит в общественное сознание через сознание индивидуальное, через творческую деятельность индивидов, осознающих себя членами сообщества, — иного пути нет. И это — прямое следствие той меры свободы от внешнего диктата (творческой свободы!), которой человек достиг, сформировав у себя диктат внутренний: нацеленность на поведение, не разрушительное для общности. Иначе говоря, благодаря тому, что стержнем личности стала моральная установка — система внутренних побуждений к исполнению нравственного закона, готовность действовать в соответствии с ним.

Моральная установка проявляет себя прежде всего как веление долга. Кант писал:

Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушило бы естественное отвращение в душе и пугало бы, ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение), перед тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне и противодействовали¹⁷.

Сердцевину долга, его объективное начало определяет связь с генетической установкой на согласованность действий как условие выживания одного и всех, — связь, трансформирующаяся на уровне осознания в собственное, внутреннее предписание такого поведения, которое не было бы вредоносным. Отсюда — изначальная гуманистичность морали. А вот императивность (повелительность) предписания, сила голоса долга зависит и от многих субъективных моментов, в частности, от условий формирования человека и от его способностей к осознанию явлений реальной действительности. Различие этих субъективных моментов и служит предпосылкой разного уровня моральности разных людей.

Однако моральная установка реализуется не только благодаря предписаниям долга. Она включает в себя и другие побуждения, которые также нашли отражение в категориях этики: ответственность, совесть, достоинство, честь. Наряду с долгом они «срабатывают» всякий раз, когда человек попадает в ситуацию принятия решения, т. е. оказывается перед выбором отношения, поступка, линии поведения. Мы слышим их «голоса», предписывающие выбор и направляющие нашу волю. Это нормально, это признак нравственного здоровья. А вот если «голоса» умолкают или если человек заставляет их замолчать, значит, есть все основания для тревоги: аморальность — путь к девиантному (отклоняющемуся от нормы) поведению, признак асоциальности.

Среди ученых-этиков не прекращаются споры о том, какую из категорий следует считать основной, или базовой, для логического выведения из нее всех остальных. Между тем дело не в иерархии. Для получения системного знания о морали принципиальное значение имеет не «ранг» той или иной категории, а четкое различение функциональной определенности тех структурных элементов моральных отношений, которые этими категориями обозначаются. Такое различение важно еще и потому, что оно существенно проясняет характер связи индивидуального и общественного сознания в сфере морали. Если посмотреть на категориальный аппарат современной этики с данной точки зрения, то обнаружится, что моральные отношения отражены в нем с трех функционально различных сторон. Это дает основание представить его в виде трех групп категорий.

Первая группа — долг, ответственность, совесть, достоинство, честь. Они отражают совокупность побуждений, входящих в моральную установку. Этот внутренний инструментарий сформировался у человека для реализации нравственного закона в пору становления социума и воспроизводится в процессе социализации у индивида каждого нового поколения с той или иной мерой полноты и устойчивости.

Вторая группа — благо, добро, зло, справедливость, счастье, смысл жизни. Эти категории отражают «точки отсчета» для ценностной ориентации, критерии морального поведения, которые общество выработало в совместной созидательной деятельности и содержательно обогащает на протяжении всей своей истории¹⁸, создавая возможности для освоения их каждым новым поколением.

Третья группа — идеал, добродетель, порок. В них отражаются представления о диапазоне морального развития личности, образуя шкалу оценок этого развития на основании проявлений в поведении человека тех или иных нравственных качеств. Представления такого рода, будучи результатом нравственного опыта человечества, хранятся в общественном сознании и обогащаются вместе с опытом, становясь для каждого нового поколения предметом освоения и развития в процессе нравственного становления¹⁹.

Таким образом, моральное сознание общества выступает по отношению к индивиду не столько носителем определенных требований к его поведению, сколько хранителем морального опыта человечества. Требования в структуре морального сознания общества представлены, но именно потому, что они есть результат обобщения внутренних предписаний индивидов, в котором интегрируются стихийное, добытое в опыте знание и знание научное, выработанное этикой. Эти требования выполняют функцию эталонов, позволяющих «измерить» уровень моральности членов общества и скорректировать моральную установку человека, если есть такая необходимость. А она может возникнуть уже в силу того, что изначальный уровень моральности людей, как уже говорилось, неодинаков. Осознанно включаясь в процесс самостоятельных нравственных исканий, стимулируемых институтами гражданского общества, человек получает возможность самосовершенствования. Он сам формирует свою жизненную позицию, т. е. систему взглядов и убеждений, выступающих в качестве ориентиров при реализации моральной установки в каждом конкретном случае выбора действий (по Канту, определение максимы с опорой на категорический императив).

Что касается самих внутренних предписаний, через которые воплощается моральная установка и которые отражаются в категориях долга, ответственности, совести, достоинства и чести, то они в индивидуальном сознании личности оформляются во многом по аналогии с тем, как оформлялись в общественном сознании в пору его формирования. Замечено, что первобытный опыт человечества и индивидуальный опыт детства не тождественны, но аналогичны. Идея известной параллельности первобытности и младенчества высказывалась неоднократно²⁰.

Под влиянием генетической установки биологического вида «человек» на согласованность действий ребенок, общаясь с ближайшим окружением, представляющим институты гражданского общества (прежде всего это семья), постепенно наполняет свой внутренний мир моделями поведения, которые закрепляются в условных рефлексах и осознаются, «озвучиваются» им по мере взросления. Но вот то, насколько они осознаются и как «озвучиваются», зависит от качества окружения, от качества общения, в которое ребенок включен. Моральный долг родителей заключается именно в создании условий, способствующих тому, чтобы дети в опыте взаимодействия со старшими восприняли такие модели поведения, осознание которых обеспечивает трансформацию генетической установки биологического вида в моральную установку социального существа без каких-либо сбоев.

Как видим, нравственное становление личности в развитом обществе включает в себя три одинаково важных процесса:

• 1) трансформацию генетической установки на согласованность действий биологического вида «человек» в моральную установку социальной личности;
• 2) нравственные искания личности, которые предполагают освоение накопленного обществом нравственного опыта, зафиксированного в разных формах общественного сознания, и определение своих предпочтений в области критериев й моделей поведения;
• 3) стимулирование нравственного самосовершенствования личности общественными структурами, прежде всего — посредством создания необходимых для этого условий.

Непонимание сущности описанных процессов и недооценка их важности не только приводят к негативным явлениям в нравственном развитии общества, но и отрицательно сказываются на состоянии социума в целом. Так, стремление вытеснить нравственные искания личности жестко направленным формированием системы нравственных ценностей со стороны властного аппарата тоталитарных государств, как правило, обрекает общество на стагнацию, на снижение его творческого потенциала. Если же условия жизни ухудшаются, обостряются групповые интересы и общественные структуры пренебрегают обязанностью стимулировать нравственное самосовершенствование личности, — резко обостряется естественно возникающая проблема «отцов и детей». Она оборачивается таким разбросом ценностей в массовом сознании, при котором возникает идентификационный кризис²¹. Реальной угрозой становятся падение нравственности в обществе и серьезные социальные катаклизмы.