Общие законы развития латинского письма

В огромном разнообразии алфавитных форм — всего, что написало и выгравировало европейское человечество на протяжении своей грамотной жизни, мы ищем общих законов, направлявших эту созидательную стихию. Мы ищем внутренних мотивов, которые стимулировали творчество форм, лежали в основе зрительных впечатлений и моторных движений, определяя образ буквы, течение строки и физиономию страницы.

Они кроются, как это бывает всегда в процессе воплощения, в разнообразных факторах, сводящихся, в общем, к условиям техники письма, к темпераменту пишущего и к требованиям эстетики читателя и писца. Мы имеем в виду всю сложную комбинацию действующих здесь влияний: сопротивление или податливость материала — как того, на котором пишут, так и того (орудия), каким пишут, — внутренний ритм работы, сосредоточенность или рассеянность, спокойствие или волнение, искренность или вычурность пишущего, потребность экономии затрачиваемого усилия и употребляемого времени, расчет впечатления целого. Совокупностью этих мотивов, с вариантами преобладания одних над другими, определяются бесконечные варианты исторического письма.

Их выражение можно наблюдать на представленных любым палеографическим альбомом^[1] типах латинского письма, где в исторически закрепленных разновидностях, отмеченных именами «капитального письма (устава), «монументального» и «рустичного»; далее — унциала (полуустава), семиунциала, курсива обиходного и дипломатического разных римских провинций, каролингского и после каролингского минускула, «монашеского» («готического») письма и круглой возрожденной antiqua, наконец, в вычурных «куриалах» и небрежных курсивах XV—XVII вв., — проявились все вышеупомянутые тенденции.

I. Из них одна — тенденция создать письмо вечное и четкое — в борьбе резца и молотка с твердым материалом камня и металла, определила классические, ясные формы капитального письма — Scriptura capitalis monumentalis. Созданное на твердом материале монументальное капитальное письмо перенесено было на папирус, впоследствии на пергамен и бумагу. Но здесь, поскольку оно осталось неизменным в своих формах, оно сохранено было в дальнейшем только для инициалов, титулов и заглавных строчек. Это письмо нынешних «больших букв».

II. Тенденция к четкости и красоте, достигаемым хотя бы путем относительно медленной вырисовки букв на мягком материале, создала различные формы книжного письма. Их обозначали книжники римско-христианской эпохи как littera libralis или libraria. Впоследствии Мабильон и Папеброх^[2] дали их совокупности имя scriptura litteratoria, а немецкие ученые — имя Buchschrift. Этими формами, с изобретением тиснения, вдохновлялся печатный станок. В роли книжного письма, как указано, не могло сохранить долгую жизнь перешедшее на папирус и пергамен капитальное письмо. Смягчаясь некоторым уклоном к быстроте, оно, в особенности на гладком и удобном материале пергамена, примет под явным влиянием курсива группу своеобразных форм и явится в виде унциала, затем семиунциала, чтобы в дальнейшей эволюции дать минускул: строчное письмо IX—XII вв. и готическое — XII—XVI вв.

III. Стремление к быстроте и удобству, при возможной четкости, создало разнообразные разновидности обиходного письма, — курсива: litera cursiva, Bedarfsschrift. Главная характеризующая его тенденция: стремление писать, не отнимая стиля [пера], сберегая труд и время. Отсюда — связываемые одним непрерываемым движением пера формы букв, сильный наклон их вправо и обилие лигатур. Собственно курсив естественен только на мягком материале и потому по существу входит в область ведения палеографа. Но курсивные формы появились уже в надписях, в тех случаях, где их приходилось не высекать или вырезывать, но вырисовывать или вычерчивать: таковы курсивы помпейских стен и восковых табличек.

IV. Стремление к характерности и вычурности, хотя бы за счет (и даже намеренно и преимущественно за счет) удобочитаемости. Это письмо, представляя разновидность курсива, осложняло его вышеуказанными особенностями и было письмом канцелярий — письмом грамот. Стиль его заботливо и веками оберегала от изменений корпорация писцов. Древние антикварии дали ему имя littera epistolaris, палеографы XVII в. —sriptura diplomatica; немецкие современные палеографы — diplomatische Schrift. Насколько глубоко проходило в жизненной практике различие между мастерством книжного и искусством эпистолярного письма (обиходное не нуждалось в такой специальной школе), видно из того, что, как в греческом, так и в латинском мире очень определенно различались специалисты того и другого уменья. Канцелярским писцам — тауцусдсрог, notarii, tabellion.es — противопоставлялись книжные: РфАлоу^оуог, yaMay^ajoi, в греческой Античности, и scriptores, antiquarii, librarii — в латинской^[3].

Таковы основные тенденции, руководившие созданием алфавитных форм. В их исторической смене и комбинации можно ли уловить какойнибудь эволюционный закон? По-видимому, да, и поскольку, конечно, мы не придаем ему, как и всякому эмпирическому обобщению, абсолютного значения, формула его представляется в следующем виде — для истории, по крайней мере, латинской палеографии.

I. Ранний классический период. Относительная немногочисленность и чистота, а также взаимная далекость типов. Монументальному (и папирусному), чистому капитальному письму противостоит трудный и небрежный курсив (помпейских стен, восковых табличек, свинцовых пластинок, черенков и папирусов).

II. Поздний классический период. Появление промежуточных форм: монументальное письмо расплывается в рустичное, смягчается на пергамене в унциальное, делая шаг по направлению к курсиву. Со своей стороны, курсив, упорядочиваясь и совершенствуясь, является в виде среднего и позднего римского курсива императорских и равеннских грамот (материал — папирус и пергамен).

III. Раннее Средневековье. Возрастающая пестрота письма. При отсутствии индивидуальных отличий богатство провинциальных или, как их обозначала палеографическая теория XVII в., «национальных типов», более всего — в области дипломатического курсива, весьма, в большинстве случаев, грубого, варварского и своеобразного. Унциал, переживающий, в общем, почти неподвижно в книжном письме, делает еще дальнейший шаг к сближению с курсивом в промежуточной форме семиунциала, гибернского (ирландского) письма, а на материке — его ответвления, корбийского письма. В области курсива заметен уклон к ассимиляции унциала в вестготском письме. Таким образом, задержанная и осложненная вторжением варварской стихии эволюция латинского письма продолжается в направлении сближения крайностей и образования промежуточных типов (материал — пергамен).

IV. Ее венец в эпоху каролингского ренессанса — в создании каролингского минускула. Красивый, четкий, легко читаемый шрифт, он по быстроте и удобству писания (отдельные его буквы пишутся, не отнимая руки от бумаги, и так как они соединяются лигатурами, то и целые слова в нем выводятся непрерывным движением пера) отличается всеми премуществами курсива. Но вместе с тем это письмо настолько переработано влиянием унциала, что при своей ровности и элегантности может служить и действительно служит целям книжного письма. С его созданием и постепенным совершенствованием в XI и XII вв. разнообразие местных и иных типов все больше ассимилируется ему и в нем исчезает. Истории взаимного тяготения друг к другу курсива и унциала нашла в нем свое завершение. Книжное, обиходное и дипломатическое письмо в большинстве памятников больше не отличаются друг от друга.

V. Но эта классическая эпоха таким образом органически созревшего письма — канун нового декаданса. Огромное размножение пишущей интеллигенции, демократизация священного искусства грамоты, начинающееся вместе с нею, спешное, неряшливое пользование драгоценным орудием открывает простор всем уклонениям небрежности и всем прихотям личного вкуса. Зато индивидуальность пробивает себе все больше пути в ставшем всем доступным искусстве и устраняет доминирующее значение школы (материал этого периода — пергамен и наряду с ним, а под конец уже исключительно, бумага).

VI. Книгопечатание застало в области книжного письма два конкурирующих типа: монашеского угловатого (так называемого готического) письма, особенно излюбленного с XIV в. в странах германской культуры, и возрожденного каролингского круглого письма — так называемого antiqua или готапа, которое преобладало в Италии и Франции. Гутенбергово изобретение закрепило эти типы, в качестве «преимущественно романской» или «преимущественно германской» разновидности litterae librariae. Высокое совершенство литой буквы и переход книг на тиснение освобождают книжного писца от главного мотива его усилий. Великая реформа разрушила школы письма и сделала ненужными высоко реномированные скриптории. Обиходное письмо, предоставленное случайностям индивидуальных исканий, развернется в неподдающееся классификации богатство проявлений, где находят выражение все оттенки дурной и хорошей подготовки и разнообразие темпераментов пишущих.

Эти общие положения надлежит проверить на более внимательном изучении отдельных типов.

• [1] См. альбомы: Arndt-Tangl. Schrifttafeln zur Erlernung der lat. Palaographie; ProuM. Manuel de paleographie latine et frangaise, Album. P. 1910; Idem. Recueil des facsimilesd’ecritures du V au XVII siecle. P. 1910; Steffens F. Lateinische Palaographie; наконец, таблицы, выходящие приложением к наст, изданию.
• [2] См. ниже.
• [3] Диоклетианов эдикт о ценах оценивает 100 строчек работы «скриптора» в 25 денариев и ту же работу «табеллиона» в 10 денариев. За обучение разным типам письмаполагалось нотарию 75 ден. в месяц, а «либрарию» или «антикварию» — 50: Scriptoriin scriptura optima versus numero C. den. XXV, sequentis scripturae versuum numero C. denXX. Tabellioni in scriptura libelli vel tabularum in versibus numero C. den. X. Изд. текстаMommsen в CIL. Ill, 2, 831.