Насколько подлинно мусульманское предание?

&Cacko&Uzo подлинно (пусу&ьрншское предание?

Р. Дози^[1]

ш л ожно допустить, что некоторые решения Мохамме;

IV#y 1 да были записаны даже при его жизни; но главным * * образом они сохранялись путем устной передачи.

Обычай записывать их сделался всеобщим только в начале II века хижры, а вскоре затем стали собирать предания в особые сборники. Приходится пожалеть, что этого не сделали раньше. Какой-нибудь сборник, составленный во времена омейядов, которые в деле религии отличались равнодушием, оказался бы, вероятно, довольно мало поддельным. Но беда в том, что первые сборники относятся к эпохе уже аббасидов, а те, просто даже для достижения престола, пользовались подложными или вымышленными преданиями. Ведь если в те времена кто-нибудь желал защитить какую-либо религиозную или политическую систему, то ничего не было легче, как сослаться на предание собственной фабрикации. Крайние пределы, которых достигло это злоупотребление, известны нам по сообщению самих же мусульманских составителей сборников. Так, Бохарий, объездивший много областей с целью собрать предания, заявляет, что из 600 000 сообщений, им слышанных, всего 7275 оказалось подлинных. В свой большой сборник он внес одни последние; но то критическое правило, которому следовал он и его подражатели для суждения о подлинности или поддельности предания, не удовлетворительно. Они обращали внимание на признак чисто внешний. Всякое предание состоит ведь из двух частей: сперва идет «опора» или «ссылка», т. е. перечисление имен лиц, от которых предание проистекает, а затем следует изложение самого предания. Мусульмане обращают внимание только на ссылку: раз предание исходит от кого-нибудь из сподвижников самого Пророка и длинный ряд тех лиц, которые последовательно передали друг другу это предание, заслуживает доверия, то такое предание надо признать¹. Конечно, никак нельзя отвергать подобного критерия; ведь и мы в наши времена также должны обращать самое полное внимание на имена и на характер тех лиц, которые приводятся в ссылке; так мы и делаем — и многие лица, которые мусульманами были включены в число вполне достойных веры, признаны европейской критикой за лжецов; этим самым она создала себе прочное основание для решения вопросов о достоверности мусульманского предания; все же этого одного критерия не достаточно: следует не ограничиваться внешними признаками, а проверять внутренний смысл, содержание предания, разобрать, правдоподобно ли оно, согласно ли оно с другими достоверными сообщениями^[2][3] — одним словом, надо определить его внутреннюю очевидность. Мусульманские составители сборников так далеко не шли, да и не могли идти, не переставая быть мусульманами, не переносясь из области веры в область науки. Нам приходится даже испытывать странное впечатление, когда мы видим, что англичанин, сам весь пропитанный догматической узкостью, которая свойственна его народу, желал бы, чтобы старинные мусульмане, разбираясь в хадисах, держались научных, самостоятельных приемов^[4]. Наоборот, мы должны прямо признать, что нет никакой другой религии, которая, едва дошедши до третьего века своего существования, уж подвергала бы основы, на которых она зиждется, такому строгому исследованию, какое проявилось у мусульман; это исследование можно назвать строгим несмотря на неполную удовлетворительность ею основною правила; прибавим, что мусульманские богословы II и III веков хижры пользовались такой свободой исследования, какая в наш век не предоставлена хотя бы тем же английским богословам в их богословской области, и что сверх того они трудились искренно и честно, совсем не стараясь представить Мохаммеда идеалом. Наоборот, они нам показывают Мохаммеда таким, каким он был в действительности: со всеми его слабостями и недостатками; они без околичностей знакомят нас с тем, что думали и говорили про Мохаммеда ею противники; они не обходят молчанием даже тех горьких насмешек, в которых подчас содержится столько поразительных истин; таковы, например, слова одного из жителей Таифа: «Раз Аллах действительно захотел послать Пророка, так неужели он не мог найти кого-нибудь получше тебя?» Конечно, быть может, это только мое личное мнение, но я всегда удивляюсь не тому, что в предании попадаются места поддельные (понятно, что дело не могло обойтись без этого), но тому, что в мусульманском предании есть так много частей подлинных (по мнению самой строгой критики, целая половина Бохариевского сборника заслуживает такого названия)^[5] и что в этих неподдельных частях оказывается столько вещей, которые должны бы оскорбить чувство искренно верующего.

• [1] Хотя эта статья Дози успела теперь кое в чем ярко устареть, однако яее сохраняю из уважения к авторитету великого арабиста.
• [2] Впервые выставил этот критерий Шо‘6а (ум. 778), ему последовалМалик (ум. 795) и т. д.; прежде же даже этого критерия не было. См. мои"Источники для истории Мохаммеда", с. 130—131.
• [3] Т. е. совпадает ли оно с Кораном и с проверенными показаниями истории.
• [4] Намек на Мьюра и на его предисловие к The Life of Mahomet.
• [5] Так оптимистически можно было писать сорок лет назад. Теперь Гольд-циэр, поисследовавши хадисы, приходит к печальному выводу, что всецелоподавляющая большая часть хадисов не имеет отношения к основателю ислама, а есть продукт религиозного исторического и общественного развития мусульманских народов в первые два века существования ислама. См. Muh. Stud., II, 5.