Продолжение уголовного преследования после вступления приговора в законную силу

Приведенная выше правовая позиция Конституционного Суда РФ привела к внесению соответствующих изменений в ст. 237 УПК РФ. Федеральным законом от 2 декабря 2008 г. № 226-ФЗ признаны утратившими силу ч. 2, 4 и 5 ст. 237, которые устанавливали, что по уголовному делу, возвращенному судом по указанным в ч. 1 этой статьи основаниям, препятствия к рассмотрению уголовного дела судом должны быть устранены в течение пяти дней. При этом совершение следственных и иных процессуальных действий, не связанных с необходимостью устранения указанных в ч. 1 ст. 237 УПК РФ недостатков, не допускается, а доказательства, полученные с нарушением этого правила или за пределами пятидневного срока, являются недопустимыми.

Данные изменения, как и предшествовавшие им решения Конституционного Суда РФ, при их внешней логической обусловленности нуждаются в определенных пояснениях. Отменен абсолютный запрет на поворот к худшему после направления прокурором уголовного дела в суд, а также после вступления приговора в законную силу (ст. 405 УПК РФ); расширительное толкование получили новые обстоятельства, влекущие возобновление производства по делу (п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК РФ); сняты установленные законом существенные ограничения на производство процессуальных действий по уголовному делу, возвращенному судом прокурору (ч. 2, 4, 5 ст. 237 УПК РФ). Таким образом, Конституционный Суд РФ сделал возможным даже после вступления приговора в законную силу продолжение уголовного преследования в форме дополнительного расследования фактических обстоятельств, свидетельствующих о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления. Тем самым произошло значительное расширение пределов функционирования обвинительной власти. Сторона обвинения, казалось бы уже исчерпавшая свои ресурсы, благодаря решению суда получает дополнительные возможности для продолжения доказывания. Возникает закономерный вопрос: оправдано ли предоставление одной из сторон столь существенного преимущества? Не нарушается ли при этом баланс процессуальных возможностей как обязательный признак справедливой судебной процедуры?

Принимая решение о неконституционности положений ст. 237 УПК РФ во взаимосвязи с положениями ст. 413 и 418, Конституционный Суд РФ отступил от своей, ранее неоднократно выраженной позиции: направление судом, в том числе по собственной инициативе, уголовного дела для дополнительного расследования в случае неполноты произведенного дознания или предварительного следствия, а также при наличии основания для предъявления другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении, означает, что суд, «инициируя продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения, по сути, выполняет не свойственную ему обвинительную функцию»^[1].

В Постановлении от 16 мая 2007 г. № 6-П Конституционный Суд РФ указал, что, возобновляя производство по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств для устранения допущенных в ходе уголовного судопроизводства нарушений, суд обеспечивает не восполнение недостатков обвинительной и судебной деятельности, а возможность исследования тех фактических обстоятельств, которые уголовный закон признает имеющими значение для определения оснований и пределов уголовно-правовой охраны, но которые в силу объективных причин ранее не могли входить в предмет исследования по уголовному делу. Использование этого механизма может иметь место только в исключительных случаях, когда возможности исправления нарушений в порядке надзора оказались исчерпанными, и в этом смысле он является резервным, в том числе по отношению к надзорному производству.

Однако в своих прежних решениях Конституционный Суд РФ утверждал иное: возвращением дела для дополнительного расследования обеспечивается восполнение недостатков именно обвинительной деятельности. «С точки зрения интересов защиты возвращение дела для производства дополнительного расследования в таких случаях не является необходимым, поскольку при полной или частичной недоказанности, а также сомнительности обвинения защита вправе рассчитывать на вынесение судом оправдательного приговора либо, соответственно, на признание подсудимого виновным в менее тяжком преступлении, чем ему вменяли органы расследования. Такая позиция защиты является допустимой формой отстаивания интересов подсудимого, ибо суд при этих обстоятельствах обязан следовать принципу презумпции невиновности, закрепленному в ст. 49 Конституции РФ»^[2].

Тогда, в 1999 г., еще оставляя возможность возвращения уголовного дела для дополнительного расследования в целях изменения обвинения на более тяжкое, если ходатайство об этом заявляет сторона обвинения, и в первую очередь, государственный обвинитель, Конституционный Суд РФ подчеркивал, что даже при наличии ходатайства стороны обвинения о дополнении предварительного расследования в целях дальнейшего доказывания предъявленного обвинения или расширения его объема суд не обязан следовать этому ходатайству и имеет право вынести приговор, основываясь, в том числе, на конституционном требовании о толковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого.

Аналогичные разъяснения были даны в то время и Пленумом Верховного Суда РФ в постановлении от 8 декабря 1999 г. № 84 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования», где указывалось на недопустимость по собственной инициативе суда возвращать уголовное дело прокурору в случае невосполнимой в судебном заседании неполноты расследования, а также при наличии оснований для предъявления обвиняемому другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении^[3]. Однако процессуалисты отмечали, что если органы уголовного преследования несмотря на огромные возможности, предоставленные им законом, не использовали свой шанс и не смогли доказать виновность обвиняемого в еще каком-то или в более тяжком преступлении, после направления уголовного дела в суд поворот к худшему невозможен. Возвращая уголовные дела прокурору, суды фактически помогают скрывать следственный брак, дают им шанс собрать недостающие доказательства или тихо прекратить уголовное дело вместо правомерно ожидаемого громкого оправдания подсудимого^[4].

Разрабатываемый под влиянием этих идей УПК РФ никакого дополнительного расследования, предполагающего возможность поиска доказательств совершения более тяжкого, чем предъявлено обвиняемому, преступления с целью изменения объема и тяжести обвинения в сторону, ухудшающую положение обвиняемого (поворот к худшему), не допускал.

По замыслу законодателя, отсутствие возможности исправить допущенную ошибку должно было стимулировать обвинительную власть на проведение более тщательного расследования обстоятельств преступления до принятия решения о направлении уголовного дела в суд, а ст. 237 УПК РФ в своей первой редакции предусматривала возвращение уголовного дела прокурору не для дополнительного расследования, а для устранения нарушений уголовно-процессуального закона, препятствующих постановлению законного и обоснованного приговора, и не допускала восполнения пробелов предварительного расследования. Отсюда и установление небольшого пятидневного срока на устранение выявленных судом нарушений уголовнопроцессуального закона и запрет на производство следственных действий, не вызываемых необходимостью устранения этих нарушений или совершенных за рамками этого срока.

Оптимистические ожидания не оправдались. Большинство работников органов следствия, дознания, прокуратуры, да и многие судьи эти положения УПК РФ встретили с неодобрением. Спустя девять лет после принятия УПК РФ 55,8% судей считают, что следует восстановить институт дополнительного расследования, причем среди судей, имеющих стаж работы свыше 20 лет, этот процент значительно выше (79%). Среди работников прокуратуры число сторонников дополнительного расследования составило только 20%, однако подозревать их в большей приверженности к состязательности не приходится: 75% из них (и примерно половина судей) полагают возможным разрешить изменять обвинение в худшую для подсудимого сторону непосредственно в суде^[5].

Принципиальная новизна, можно сказать, революционность первоначальной редакции ст. 237 УПК РФ повлекла многочисленные обращения судей, а также граждан, признанных потерпевшими, в Конституционный Суд РФ за разъяснениями. В Постановлении № 18-П он подтвердил ранее высказанную им по этому вопросу позицию. Признав конституционным право суда как по собственной инициативе, так и по ходатайству стороны возвратить прокурору уголовное дело, в досудебном производстве по которому допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, не устранимые в судебном заседании, а в связи с этим и возможность совершения необходимых для устранения этих нарушений следственных и иных процессуальных действий, Конституционный Суд РФ сопроводил свои разъяснения запретом на восполнение по возвращенному делу неполноты произведенного дознания или предварительного следствия. Такую же рекомендацию высказал затем Верховный Суд РФ в постановлении от 5 марта 2004 г. № 1 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», разъяснив в нем, что под основанием возвращения дела прокурору предусмотренным п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ («обвинительное заключение или обвинительный акт составлены с нарушением требований настоящего кодекса»), следует считать существенные нарушения уголовно-процессуального закона, совершенные дознавателем, следователем или прокурором и в ходе досудебного производства, так как они всегда свидетельствуют о несоответствии закону обвинительного заключения (обвинительного акта). К таким нарушениям, препятствующим рассмотрению дела судом, бесспорно, относятся нарушения права обвиняемого на защиту и права потерпевшего на доступ к правосудию. Пункту 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ уже тогда было дано расширительное толкование, что и стало первым шагом к пересмотру этой статьи.

Позднее Конституционный Суд РФ внес поправку в свою позицию^[6]. Отказав в принятии к рассмотрению обращения Всеволжского городского суда Ленинградской области о проверке конституционности ч. 5 ст. 237 УПК РФ, т. е. не рассматривая вопрос о пятидневном сроке, установленном законом для устранения препятствий к рассмотрению судом уголовного дела, Конституционный Суд РФ как бы между делом обронил: на случаи возвращения уголовного дела прокурору по основанию, предусмотренному п. 1 ч. 2 ст. 237 УПК РФ, установленный ч. 5 этой статьи пятидневный срок не распространяется. Эта позиция вошла в явное противоречие с положениями закона и фактически диктовала законодателю необходимость пересмотра ч. 5 ст. 237 УПК. Требовала этого и судебная практика: возвращение уголовного дела прокурору для устранения существенных нарушений закона приводило к новым нарушениям, которые невозможно было преодолеть. Приведем конкретный пример.

16 декабря 2004 г. судом одного из районов Самарской области, рассматривающим уголовное дело в первой инстанции, по ходатайству государственного обвинителя вынесено постановление о возвращении дела прокурору для устранения нарушений требований УПК РФ при составлении обвинительного заключения (п. 1 ч. 1 ст. 237). Получив уголовное дело 20 декабря 2004 г., прокурор установил срок расследования до 20 января 2005 г. 17−19 января 2005 г. обвиняемым было заново предъявлено обвинение, предоставлены материалы уголовного дела для ознакомления, 20 января 2005 г. составлено и утверждено новое обвинительное заключение. Все перечисленные действия органов уголовного преследования, включая обвинительное заключение по настоящему уголовному делу, совершенные за рамками пятидневного срока, незаконны. Однако Судебная коллегия по уголовным делам Самарского областного суда указала в кассационном определении, что продление прокурором срока предварительного следствия после возвращения судом дела на один месяц не противоречит действующему законодательству. Этот же довод впоследствии был приведен и всеми надзорными инстанциями. Ни одна из судебных инстанций не приняла во внимание, что установленные законом процессуальные сроки могут быть продлены управомоченными участниками процесса, в том числе и прокурором, лишь в случаях и в порядке, предусмотренных законом (ч. 2 ст. 129 УПК РФ). Судьи ссылались на п. 12 ст. 37 УПК РФ, предоставляющий прокурору право продлевать срок расследования, однако не учитывали, что полномочия, предусмотренные общей нормой (ст. 37 УПК РФ) могут быть реализованы лишь в пределах и порядке, установленных уголовно-процессуальным законом. Продления установленного ч. 5 ст. 237 УПК РФ срока закон не предусматривал, да и сама деятельность по устранению препятствий к рассмотрению дела судом по смыслу этого закона не является расследованием.

Согласно позиции Конституционного Суда РФ, изложенной в Определении от 2 февраля 2006 г. № 57−0 «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Всеволжского городского суда Ленинградской области о проверке конституционности частей второй и пятой статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», «если на досудебных стадиях производства по уголовному делу имели место нарушения норм уголовно-процессуального закона, то ни обвинительное заключение, ни обвинительный акт не могут считаться составленными в соответствии с требованиями данного Кодекса». Следовательно, действия следователя и прокурора по рассмотренному делу вновь создали основания возвращения судом уголовного дела, однако допущенное процессуальное нарушение исправить невозможно, поскольку «все процессуальные действия старшим следователем прокуратуры были совершены за пределами предусмотренного ст. 237 УПК РФ срока, то приговор, постановленный по материалам дела, расследованного с указанными нарушениями уголовно-процессуального законодательства, не может быть признан законным и подлежит отмене» . Чтобы не отменять приговор, судебные инстанции предпочли сделать вид, что нарушения не было.

В указанном Определении Конституционным Судом РФ было допущено еще одно отступление от своей же официально высказанной позиции. На этот раз запрет на восполнение неполноты дознания или предварительного следствия он сопроводил словами: «в качестве самостоятельной задачи». Такая оговорка позволяла толковать пределы производства следственных действий расширительно: восполнение неполноты расследования возможно, если это обусловлено необходимостью устранения нарушений уголовно-процессуального закона, препятствующих рассмотрению дела судом, т. е. не в качестве самостоятельной, а для решения иной задачи. Вместе с тем возник вопрос о том, что следует понимать под неполнотой (пробелами) расследования: невыясненность каких-либо обстоятельств или неполноту проведенных для выяснения этих обстоятельств следственных действий и, соответственно, доказательств, и можно ли по возвращенному судом делу, не восполняя пробелы расследования, изменить квалификацию обвинения на более тяжкую? На практике такие метаморфозы с обвинением по нашим наблюдениям не влекли негативных последствий. Рассмотрим в качестве иллюстрации конкретное дело.

Органами предварительного расследования несовершеннолетний Т. обвинялся в преступлении, предусмотренном ч. 4 ст. 111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью Ф., повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего). Затем действия Т. были переквалифицированы на ч. 1 ст. 108 УК РФ (убийство при превышении пределов необходимой обороны) и уголовное дело направлено в суд. По ходатайству потерпевшей и прокурора суд возвратил уголовное дело для устранения нарушений уголовно-процессуального закона (п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ), после чего прокурор отменил постановление о прекращении уголовного преследования Т. по ч. 4 cm. 111 УК РФ и Т. было вновь предъявлено первоначальное обвинение. Центральный районный суд г. Тольятти Самарской области признал Т. виновным в этом преступлении. Кассационная инстанция отвергла доводы защиты о нарушении ст. 237 УПК РФ, указав, что право произвести по возвращенному судом делу следственные и иные процессуальные действия, «составить новое обвинительное заключение, а следовательно, предъявить новое обвинение, главное, чтобы эти действия не были связаны с восполнением произведенного предварительного следствия, предполагает собирание новых доказательств. Между тем, по настоящему делу никаких новых доказательств добыто не было, фактические обстоятельства остались прежними, просто следователем была дана неверная юридическая оценка действиям Т. И эта ошибка была выявлена прокурором на стадии утверждения обвинительного заключения и исправлена прокурором, а не судом, что важно в данном случае». «Как указал Конституционный Суд РФ в своем постановлении от 8 декабря 2003 г., …функция предъявления обвинения возложена законом на прокурора или потерпевшего, которые вправе поддержать обвинение, изменить его или отказаться от обвинения. Кроме того, как указал Конституционный Суд РФ в Постановлении от 11 мая 2005 г. № 5-П, что уголовно-процессуальный закон, не допускающий поворот к худшему по жалобе потерпевшего или представлению прокурора и не позволяющий тем самым устранить допущенные существенные (фундаментальные) нарушения, влияющие на исход дела, не соответствует Конституции РФ» ^[7].

Тот же суд, рассматривая в кассационном порядке жалобу на приговор Чапаевского городского суда, которым К. признан виновным в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 105 УК РФ, занял иную позицию. Органами предварительного следствия К. обвинялся по ч. 1 ст. 108 УК РФ, но после возвращения судом уголовного дела прокурору на основании ст. 237 УПК РФ, «вместо того, чтобы устранить нарушение закона при предъявлении обвинения и составлении обвинительного заключения, органами следствия было вынесено новое постановление о привлечении К. в качестве обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ». Интересно отметить, что, ссылаясь, как и в первом случае на Постановление № 18-П Судебная коллегия Самарского областного суда указала: «органы предварительного следствия вправе уточнить, конкретизировать свое обвинение в процессуальных документах в отношении подсудимого, но не менять существо (нормы закона) предъявленного обвинения. Исходя из действующего законодательства после поступления уголовного дела в суд ни органы следствия, ни суд не вправе усугублять положение обвиняемого, подсудимого, предъявив ему другое обвинение»^[8].

Решения суда не просто противоположны, судьи по-разному интерпретировали одни и тех же указания Конституционного Суда РФ и уголовно-процессуального закона. В первом решении Судебная коллегия Самарского областного суда рассматривала неполноту расследования только как неполноту произведенных следственных действий и собранных доказательств. Изменение обвинения на более тяжкое не было признано восполнением неполноты расследования, зато неправильная юридическая квалификация преступления ошибочно расценена как существенное (фундаментальное) нарушение уголовнопроцессуального закона, которое, кроме прочего, является по решению Конституционного Суда РФ основанием для отмены вступившего в законную силу приговора по мотивам, ухудшающим положение осужденного, но не является основанием для возвращения уголовного дела прокурору по аналогичным мотивам. С учетом сказанного, второе из приведенных решений, на наш взгляд, точнее отражает сущность требований закона.

Возникающие на практике подобные рассмотренным проблемы привели Конституционный Суд РФ к необходимости еще раз уточнить свое мнение по данному вопросу. В уже упоминавшемся Постановлении от 16 мая 2007 г. № 6-П он отметил, что ранее сформулированное им положение о недопустимости восполнения неполноты расследования в качестве самостоятельной задачи «не распространяется на случаи, связанные с необходимостью исследования новых или вновь открывшихся обстоятельств, свидетельствующих о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления, которые ранее не были и не могли быть известны органам предварительного расследования». В целях установления и использования таких обстоятельств органам уголовного преследования должны быть обеспечены адекватные возможности для собирания и представления дополнительных доказательств и для оспаривания обвинения. Касающаяся, казалось бы, только ситуации, связанной с применением положений ст. 413 и 418 УПК РФ, позиция Конституционного Суда РФ, на самом деле имеет более широкое значение.

Следует признать, что данное Постановление Конституционного Суда РФ предоставляет возможности не только для исправления, но и для предотвращения судебной ошибки, вызванной неполнотой проведенного предварительного расследования, неправильной, с точки зрения суда, квалификацией деяния, на более ранних этапах уголовного судопроизводства, т. е. до вступления приговора в законную силу и даже до его вынесения, если исправление этой ошибки требует изменения обвинения на более тяжкое. Судебная практика такой возможностью уже воспользовалась.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 11 января 2007 г. № 1 «О применении судами норм главы 48 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих производство в надзорной инстанции» сказано, что в целях устранения нарушений уголовно-процессуального закона, допущенных в ходе досудебного производства и повлекших стеснение гарантированных законом прав участников уголовного судопроизводства, исключающих возможность постановления законного, обоснованного и справедливого приговора, если это не связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия, суд надзорной инстанции по ходатайству стороны или по своей инициативе, руководствуясь положениями п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ, вправе отменить состоявшиеся судебные решения и возвратить уголовное дело соответствующему прокурору (п. 15). На это же указал Верховный Суд РФ в постановлении от 23 декабря 2008 г. № 28: предусмотренный ст. 367 УПК РФ перечень решений не является исчерпывающим, по итогам рассмотрения дела в апелляционном или кассационном порядке суд второй инстанции вправе возвратить дело прокурору в целях устранения нарушений уголовно-процессуального закона, допущенных на стадиях, предшествующих судебному производству, если это не связано с восполнением неполноты дознания или предварительного следствия.

В обоих случаях обращает на себя внимание расширительное толкование положений ст. 267 и 408 УПК РФ: ни та, ни другая о подобных возможностях судебных инстанций при отмене приговора не упоминают. Несмотря на то, что оба указанных постановления содержат оговорки, не допускающие по возвращенному уголовному делу восполнение неполноты предварительного расследования (с учетом разъяснений Конституционного Суда РФ, в качестве самостоятельной задачи), сам факт такого корректирования закона Верховным Судом РФ является негативным: позволяя судам решать насущные практические задачи, эта интерпретация Верховным Судом РФ правовых норм ограничивает интересы стороны защиты.

Кроме того, положения ст. 237 УПК РФ, являющиеся элементом стадии подготовки к судебному заседанию, т. е. преследующая цель не допустить рассмотрение судом уголовного дела, поступившего с явными недостатками, не могут быть использованы для возвращения дела прокурору после отмены приговора судом кассационной или надзорной инстанции. Во-первых, она не встроена в систему оснований отмены приговора, во-вторых, не учитывает влияния нарушений уголовнопроцессуального закона на полноту расследования, в связи с чем, действия органов предварительного расследования по устранению процессуальных нарушений способны привести к восполнению именно неполноты расследования (не в качестве самостоятельной задачи). В-третьих, эти решения основаны на расширительном толковании п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ, недопустимость которого была нами рассмотрена в предыдущей главе.

Итак, Федеральный закон от 2 декабря 2008 г. № 226-ФЗ кардинально изменил содержание ст. 237 УПК РФ. Теперь суд возвращает уголовное дело прокурору, продлевая при этом в необходимых случаях срок содержания обвиняемого под стражей, а прокурор в соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 221 УПК РФ направляет его руководителю следственного органа для организации дополнительного расследования, тот в свою очередь устанавливает его срок (ч. 6 ст. 162 УПК РФ). При этом в ст. 237 УПК РФ нет ни единого намека на связь с расследованием новых обстоятельств, открывшихся после вынесения приговора, т. е. с теми причинами, которые формально обусловили принятие Постановления Конституционного Суда РФ от 16 мая 2007 г. № 6-П. Основания возвращения уголовного дела прокурору остались неизменными.

В связи с этим возникают вопросы: чем же в действительности было обусловлено изменение ст. 237 УПК РФ? Зачем нужно было снимать ограничение срока, установленного для исправления недостатков обвинительного заключения, предусматривать продление срока содержания подсудимого под стражей?

Ответ очевиден — под видом устранения недостатков обвинительного заключения (обвинительного акта), формально прикрываясь позицией Конституционного Суда РФ, российский законодатель создает условия для восполнения органами уголовного преследования неполноты дознания или предварительного следствия. Этот вывод получил новое подтверждение 22 декабря 2009 г., когда Пленум Верховного Суда РФ принял постановление № 28, п. 14 которого гласит: «При решении вопроса о возвращении уголовного дела прокурору по основаниям, указанным в ст. 237 УПК РФ, под допущенными при составлении обвинительного заключения или обвинительного акта нарушениями требований уголовно-процессуального закона следует понимать такие нарушения изложенных в ст. 220, 225 УПК РФ положений, которые служат препятствием для принятия судом решения по существу дела на основании данного заключения или акта. В частности, исключается возможность вынесения судебного решения в случаях, когда обвинение, изложенное в обвинительном заключении или обвинительном акте, не соответствует обвинению, изложенному в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого; обвинительное заключение или обвинительный акт не подписан следователем (дознавателем), обвинительное заключение не согласовано с руководителем следственного органа либо не утверждено прокурором, обвинительный акт не утвержден начальником органа дознания или прокурором; в обвинительном заключении или обвинительном акте отсутствуют указание на прошлые неснятые и непогашенные судимости обвиняемого, данные о месте нахождения обвиняемого, данные о потерпевшем, если он был установлен по делу.

Если возникает необходимость устранения иных препятствий рассмотрения уголовного дела, указанных в п. 2−5 ч. 1 ст. 237 УПК РФ, а также в других случаях, когда в досудебном производстве были допущены существенные нарушения закона, неустранимые в судебном заседании, (выделено нами. — Л. В.) а устранение таких нарушений не связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия, судья в соответствии с ч. 1 ст. 237 УПК РФ по собственной инициативе или по ходатайству стороны в порядке, предусмотренном ст. 234 и 236 УПК РФ, возвращает дело прокурору для устранения допущенных нарушений", хотя ни один из пунктов ч. 1 ст. 237 УПК РФ не дает повода так прочитать основания возвращения дела прокурору.

Завершая рассмотрение этого весьма проблемного вопроса, приходится констатировать, что усилиями Конституционного и Верховного Судов РФ институт возвращения дела прокурору, задуманный как средство быстрого устранения препятствий рассмотрения его судом на этапе, следующем за окончанием предварительного расследования и направлением уголовного дела в суд, постепенно превращается в средство продолжения и усиления обвинительной деятельности, устранения неполноты расследования, т. е. в привычное и удобное дополнительное расследование, с ликвидацией которого практика так и не смирилась. Как отмечает судья Верховного Суда РФ в отставке Н. А. Колоколов, «налицо классическая управленческая ситуация: руководитель дает указания и проверяет качество работы. Расценив качество работы как неудовлетворительное, суд вправе вернуть уголовное дело исполнителю с любой стадии процесса»^[9], и, как показывают исследования, инициатором возвращения уголовных дел в подавляющем большинстве случаев является суд^[10].

Несмотря на ограничения, установленные (правильнее было бы сказать, объявленные) Конституционным Судом РФ, институт дополнительного расследования явочным порядком возвращается в практику и этот процесс становится все более ощутимым. До настоящего времени законодательная власть, постоянно вносящая в УПК РФ изменения и дополнения, четко не сформулировала запрета на восполнение неполноты расследования, изменение объема и (или) квалификации обвинения на более тяжкое по возвращенному из суда уголовному делу, за исключением дел, приговоры по которым отменены ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Как представляется, робость законодателя обусловлена не до конца реализованной идеей разделения процессуальных функций между официальными субъектами уголовного судопроизводства с учетом их принадлежности к судебной или обвинительной власти, и не преодоленным стремлением к объективной истине как цели уголовного судопроизводства.

Признание за Конституционным Судом РФ права на поиск способов эффективного устранения ошибок, допускаемых органами уголовного преследования в масштабах, превосходящих критические, в том числе связанных с неполнотой расследования, не устраняет озабоченности сложившейся ситуацией. Категорически возражая против возрождения института возвращения судом уголовного дела для дополнительного расследования, тем не менее, отметим, что честная позиция законодательной власти в этом вопросе все же лучше той неопределенности, которая существует сегодня. Совершенно очевидно, что предусмотренные ст. 237 УПК РФ основания возвращения уголовного дела прокурору не приемлемы для аналогичного решения на стадиях судебного разбирательства и пересмотра приговора. Поэтому, если без возобновления производства расследования практика не может обойтись, в законе должны быть четко сформулированы основания такого решения и правила его принятия.

Первое. Пересмотр вступившего в законную силу приговора и продолжение уголовного преследования в целях обвинения лица в совершении более тяжкого преступления может иметь место лишь в качестве исключения из общего правила, как крайняя и временная мера. Чрезмерное расширение оснований этого пересмотра ведет к нарушению принципов справедливости, правовой определенности и стабильности, неправомерному ограничению права на судебную защиту. «Неограниченное право такого пересмотра, фактически предоставляющее стороне обвинения еще одну попытку доказать вину подсудимого, также ведет к нарушению баланса конституционных ценностей. В связи с этим в решении вопроса о разумном и достаточном основании для пересмотра окончательного приговора и возобновления производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств законодатель должен обладать достаточно широким усмотрением, но пользоваться им очень осторожно, ограничивая стремление обвинительной и судебной власти ужесточить наказание»^[11]. Во избежание произвольного толкования правовой позиции Конституционного Суда РФ и необоснованного использования данного института основания для принятия решения, влекущего возможность поворота к худшему, должны быть предельно четко закреплены в УПК РФ.

Второе. Возобновление уголовного преследования осужденного или оправданного после вступления в законную силу (окончательного) решения, определившего его судьбу, не может быть обусловлено любыми новыми или вновь открывшимися обстоятельствами. Правовое регулирование этого вопроса должно учитывать степень влияния новых обстоятельств на объем и квалификацию обвинения, прошедший с момента вступления приговора в законную силу, срок, позицию и интересы потерпевшего, наличие иных возможностей восстановления справедливости и компенсации причиненного преступлением ущерба, поведение осужденного или оправданного после вынесения приговора, влияние действий осужденного или оправданного на неправосудность пересматриваемого окончательного решения и другие обстоятельства, которые позволят обеспечить баланс соблюдения конституционных ценностей и вынесения справедливого решения. Отмена окончательного приговора с последующим усилением уголовной ответственности не может осуществляться по формальным мотивам, т. е. при наличии одних лишь оснований, свидетельствующих о совершении более тяжкого преступления.

Рассматривая вопрос в такой плоскости, мы исходим из того, что действующее законодательство отказалось от идеи неотвратимости ответственности, не всегда достижимой и не всегда целесообразной. Законодатель вправе предусматривать освобождение от уголовной ответственности, ее смягчение на основе объективной обусловленности и разумной дифференциации, и он достаточно широко пользуется этим правом^[12]. Отказ от возобновления уголовного преследования при наличии формальных оснований для пересмотра приговора и поворота к худшему при определенных обстоятельствах мог бы быть рассмотрен как частный случай освобождения от ответственности или ее смягчения.

Третье. Необходимо разработать общий комплекс мер по более эффективному восстановлению социальной справедливости и прав потерпевших с тем, чтобы обеспечить реальное возмещение причиненного материального ущерба и морального вреда. Снятие напряженности в этом вопросе позволит более взвешенно решать и вопрос о возобновлении производства по делу. Компенсацию вреда, причиненного преступлением, включая моральный вред, во всех случаях неэффективного уголовного преследования должно взять на себя государство.

Четвертое. Необходимо, наконец, обеспечить персональную ответственность субъектов уголовного процесса (следователей, дознавателей, прокуроров и судей) за нарушения, допущенные в ходе уголовного судопроизводства, которые повлекли отмену приговора или иного решения, за неэффективность уголовного судопроизводства, обусловленную личной нерадивостью, если иные меры (воздействия, воспитания, обучения) исчерпаны.

И пятое. Пора перестать делать вид, что принцип равенства перед законом и судом, который используется Конституционным Судом РФ как аргумент в пользу возрождения дополнительного расследования с правом усиления обвинения, действительно неуклонно соблюдается.

Сошлемся на один пример, о котором уже упоминали, хотя подобных ему можно привести множество. 3 марта 2010 г. состоялся суд над начальником отдела уголовного розыска Новоселицкого РОВД Ставропольского края Каргалевым и оперуполномоченным Михневым, которым было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий с применением насилия. В 2003 г. эти «правоохранители» побоями и угрозами заставили несовершеннолетнего Д. Медкова признаться в убийстве, расчленении и сожжении родной сестры Татьяны, а его друга А. Хиленко — лжесвидетельствовать. На основании сфальсифицированных явки с повинной и свидетельских показаний Д. Медков был задержан, заключен под стражу, признан невменяемым и помещен в психиатрическую больницу, где и находился «на лечении» более трех лет до объявления сестры Татьяны живой и невредимой. Его истязатели — Каргалев и Михнев отделались условным сроком^[13]. Правильные слова Президента РФ Д. А. Медведева, сказанные на заседании расширенной коллегии МВД России.

19 февраля 2010 г. о том, что совершение преступления должностным лицом правоохранительного органа должно рассматриваться как обстоятельство, отягчающее ответственность, нашей Фемидой еще не услышаны.

На этом фоне рассуждения о равенстве всех перед законом и судом, которое предлагается обеспечивать путем отказа от достигнутого уровня объявленных демократических гарантий прав личности в уголовном процессе, выглядят не очень убедительно.

• [1] Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. № 7-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 3 части первой статьи 232, части четвертой статьи 248 и части первой статьи 258 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросами Иркутского районного суда Иркутской области и Советского районного суда города Нижний Новгород» // Вестник Конституционного Суда РФ. 1999. № 4.
• [2] Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. № 7-П.
• [3] Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 2.
• [4] См.: Петрухин И. Л. Теоретические основы реформы уголовного процесса в России. М.: Проспект, 2005. Ч. 2. С. 99−104.
• [5] См.: Барабанов П. К. Изменение обвинения на стадии судебного разбирательства с ухудшением положения обвиняемого // Уголовный процесс. 2009. № 3. С. 15. Аналогичные данные приводят и другие исследователи. См., напр.: Ежова Е. В. Институт возвращения уголовного дела прокурору. М.: Юрлитинформ, 2007. С. 59; Кириллова Н. П. Указ. соч. С. 166.
• [6] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 2 февраля 2006 г. № 57−0 «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Всеволжского городского суда Ленинградской области о проверке конституционности частей второй и пятой статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2006. № 3.
• [7] Извлечение из определения Судебной коллегии по уголовным делам от 8 июля 2005 г. // Судебная практика. Приложение к Информационному бюллетеню Управления Судебного департамента в Самарской области. Самара. 2005. № 3 (18), октябрь. Заметим, что дело рассмотрено до изменения полномочий прокурора Законом от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ.
• [8] Извлечение из определения Судебной коллегии по уголовным делам от 17 мая 2006 г. // Судебная практика. Приложение к Информационному бюллетеню Управления Судебного департамента в Самарской области. Самара. 2006. № 3 (22), сентябрь.
• [9] Колоколов Н. А. Баланс обвинительной власти // Уголовный процесс. 2009. № 3. С. 18.
• [10] См.: Барабанов П. К. Указ. соч. С. 13.
• [11] Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ С. М. Казанцева по делу о проверке конституционности положений статьи 237, пункта 2 части второй и третей статьи 413 и статьи 418 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда РФ. 2007. № 4.
• [12] Достаточно вспомнить недавнее дополнение УК и УПК РФ правилами о досудебном соглашении о сотрудничестве, как основании смягчения уголовной ответственности (Федеральный закон 29 июня 2009 г. № 141-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации») и об освобождении от уголовной ответственности за налоговые преступления лиц, полностью возместивших причиненный государству ущерб (Федеральный закон от 29 декабря 2009 г. № 383-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации»).
• [13] Рос. газета. 2010. № 50 (5129). 11 марта.