Сергей Александрович Есенин (1895-1925)

" Последний поэт деревни" и первый русский подлинно народный поэт из крестьянских глубин, которые были до этого в основном лишь восприемниками высокой культуры. С Есенина началось обратное воздействие широких народных масс на культуру. Он не только выразил народную стихию, он часть ее. Свою душу Есенин сравнивал с «безбрежным полем». Как писал Максим Горький, «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии». Все его творчество и жизнь стихийны вплоть до загадочной смерти, а возможно, убийства.

Для Есенина характерна естественность и предельная искренность. Многие его стихи воспринимаются как народные песни. «Чувство родины — основное в моем творчестве» — так заявить у Есенина больше прав, чем у любого другого русского поэта. Оставаясь певцом русской деревни, Есенин приветствовал ее промышленное преобразование: «Через каменное и стальное вижу мощь я родной стороны». Оглядываясь на свою недолгую жизнь, Есенин писал: «Словно тройка коней оголтелая прокатилась во всю страну». Про Есенина крестьянский поэт П. В. Орешин (1887−1938) написал после его гибели: «Пир земной со славой ты отпировал» .

К Есенину близки крестьянские поэты, предшественники будущих «деревенщиков». Среди них выделяются Николай Алексеевич Клюев (1887−1937) и Сергей Антонович Клычков (1887−1940). Поэзия Клюева несет в себе ярко выраженные фольклорные начала и проникнута мечтами о «мужицком рае». Влияние стихов Клюева чувствуется у раннего Есенина. Россия предстает у Клюева как «вещая пряха», которая «прядет бубенцы и метели» .

Революция 1917 г. создала поэтов, прославивших подвиги Гражданской войны. Среди них Эдуард Георгиевич Багрицкий (Дзюбин; 1995−1934), который в стихотворении «Смерть пионерки» (1932), писал:

Нас водила молодость в сабельный поход, Нас бросала молодость на кронштадтский лед.

Поэзию молодости, которая стремилась «выстрелом рваться вселенной навстречу», продолжают поэты 1930;х гг., среди которых своей самобытностью выделяется Павел Николаевич Васильев (1910−1937). С Васильевым пришли новые ритмы и рифмы, которые потом использовали поэты-шестидесятники.

В страшные годы Великой отечественной войны расцвел талант Александра Твардовского, чья «книга про бойца без начала и конца» — поэма «Василий Теркин» (1941−1945) поднимала солдат в бой и давала им отдохновение в минуты передышки.

Александр Трифонович Твардовский (1910−1971)

В подлинно народном герое поэмы Василии Теркине представлены выдающиеся качества русского солдата, которые признавали даже враги, — невероятная выносливость, смекалка, юмор, чувство локтя.

Переправа, переправа!

Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идет святой и правый, Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле…

И у мертвых, безгласных, Есть отрада одна:

Мы за Родину пали, Но она — спасена.

В знаменитом стихотворении «Я убит подо Ржевом» (1946) вдруг неожиданно возникает отголосок философии «общего дела» ?. Ф. Федорова:

Если б залпы победные Нас, немых и глухих, Нас, что вечности преданы, Воскрешали на миг, -.

О, товарищи верные, Лишь тогда б на войне Ваше счастье безмерное Вы постигли вполне.

Красоту Руси, ее церквей воспел Дмитрий Борисович Кедрин (1907−1945) в поэме «Зодчие» (1938), посвященной легенде о строительстве храма Василия Блаженного мастерами Бармой и Постником:

Мастера выплетали Узоры из каменных кружев, Выводили столбы И, работой своею горды, Купол золотом жгли, Кровли крыли лазурью снаружи И в свинцовые рамы Вставляли чешуйки слюды…

Та церковь была -.

Как невеста!..

? как храм освятили, То с посохом, В шапке монашьей, Обошел его царь -.

От подвалов и служб До креста.

И спросил благодетель:

" А можете ль сделать пригожей, Благолепнее этого храма Другой, говорю?" .

И, тряхнув волосами, Ответили зодчие:

" Можем!

Прикажи, государь!" .

И ударились в ноги царю.

И тогда государь Повелел ослепить этих зодчих, Чтоб в земле его Церковь Стояла одна такова…

И стояла их церковь Такая, Что словно приснилась.

И звонила она, Будто их отпевала навзрыд.

И запретную песню Про страшную царскую милость Пели в тайных местах По широкой Руси Гусляры.

Вопросом о сущности красоты задается Николай Алексеевич Заболоцкий, (1903−1958), проникновенно советующий: «душа обязана трудиться». В стихотворении «Некрасивая девочка» (1955) он пишет:

…что есть красота И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде?

В начале 1960;х гг. наступает время хрущевской «оттепели» и происходит творческий взрыв. Появляется целая плеяда молодых поэтов с новыми рифмами и темами. Они собирают на свои выступления огромные аудитории. Это Евгений Евтушенко (р. 1933), Роберт Рождественский (1932−1994), Андрей Вознесенский (1933- 2010), подправивший в эпоху Интернета в модном постмодернистском ключе Сергея Есенина: «Я буду воспевать всем существом поэта шестую часть земли с названьем кратким „ru“» .

В отдалении от шумной эстрадной поэзии стоял продолживший череду трагически погибших русских поэтов XIX—XX вв. Николай Михайлович Рубцов (1936−1971), воспевший свою «тихую свою родину» :

Тина теперь и болотина Там, где купаться любил…

Тихая моя родина, Я ничего не забыл…

С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь.

Рубцов воспитывался в детском доме, затем, как он сам писал, снимал «углы», ночевал у товарищей и знакомых, и лишь за полтора года до гибели получил квартиру в Вологде, в которой и был убит, став поистине «кровным сыном жестокой русской музы». Читая стихи, не только свои, Рубцов включал в них всего себя, полностью отдаваясь до последних глубин души и как бы даже самого тела.

По словам В. В. Кожинова, «в поэзии Николая Рубцова есть отблеск безграничности, ибо у него был дар всем существом слышать ту звучащую стихию, которая неизмеримо больше и его, и любого из нас — стихию народа, природы, Вселенной» .

Завершает поэтический XX в. Нобелевский лауреат (1987) Иосиф Бродский (1940−1996), вынужденно эмигрировавший из СССР. В стихотворении «Стансы» (1962) он писал:

Ни страны, ни погоста Не хочу выбирать.

На Васильевский остров Я приду умирать.

Проза. В 1880-е гг. в романах Петра Дмитриевича Боборыкина (1836−1921) впервые на сцену выходит декадент, отвернувшийся от народнических идеалов предыдущего десятилетия. Декадентство — обратная сторона символизма, который вел в заоблачные высоты и на фоне которого делалось все более заметным убожество реальной жизни. Вечная правда там и тусклая обыденность здесь. Чем сильнее манит запредельность, тем мрачнее представляется будничная жизнь. Декадентство не только изображало торжествующее мещанство, но и оправдывало его: «И зло, и благо… два пути — ведут к единой цели оба, и все равно, куда идти» (Д. С. Мережковский). В произведениях русского декадентства присутствуют имморализм, асоциальность, мистицизм, эротизм, манерность, искусственность. В романе Федора Сологуба (Ф. К. Тетерников; 1863 1927) «Мелкий бес» (1902) главный герой, провинциальный учитель, стремится к карьере настолько рьяно, что в конце концов трогается рассудком.

Леонид Андреев, крупнейший писатель дореволюционного периода, отличавшийся глубоким проникновением в психологию человека, предчувствовал серьезные потрясения в жизни России.