Д. Исследование в области географии человека

География человека не должна расплываться в неясных, лишенных твердой основы рассуждениях, как это имело место раньше, но должна быть предметом действительного исследования, которое простиралось бы на все вообще доступные для географии и относящиеся к человеку и человеческой культуре явления. Именно здесь следует особенно остерегаться перескакивания через описание, т. е. через установление фактов, и без этой надежной основы сразу вступать в исследование причинных зависимостей.

Знание явлений, относящихся к географии человека покоится в культурных странах, еще более чем знание природы, на наблюдениях, организованных государством. Уже топографическая карта, как карта поселений, дорог, распространения лесов и культурных формаций, представляет собою богатый антропогеографический материал. Сюда же относятся переписи населения и статистический учет хозяйственной продукции и торговли. Но в некультурных странах путешественник-географ должен сам вести всю работу по наблюдению: заносить на свои съемки поселения и дороги, приблизительно определять численность населения — Ратцель делает на этом сильное ударение — и попытаться охватить хозяйственную продукцию и торговлю посредством собственного наблюдения. Осведомление через других лиц здесь не будет играть такой большой роли, как в политической экономии, где прямое наблюдение совершенно отступает на задний план перед опросом, но оно все-таки должно будет дополнять собою наблюдение; некоторые географически важные условия можно установить: только путем опроса.

К наблюдению и опросу присоединяется работа над литературными источниками. Необходимо прочесть описания прежних путешествий по данной области и изучить сопровождающие их карты, необходимо использовать опыт специальных наук, антропологии, народоведения и политической экономии и т. д., чтобы приобрести полное понимание настоящего. Необходимо ознакомиться из исторических работ с историей страны, и притом не только с ее политической историей, но и с историей ее заселения и ее хозяйственной жизни.

Причинное исследование должно опираться на предпосылку о том, что причинная связь вообще существует. Но в то время как в физической географии эта предпосылка сама собою разумеется, в географии человека она признается далеко не всеми. Причинные исследования то и дело оканчиваются ссылкой на свободную волю человека, т. е. на беспричинность его решений, а вместе с тем и зависящих от них отношений. Философский вопрос о детерминизме и индетерминизме не может быть решен a priori; но причинность есть постулат научного исследования. Оно должно попытаться довести познание причин до того предела, который ему вообще доступен, и если оно не дойдет до цели одним путем, оно должно испробовать другие пути. Чудо, случай и произвол не должны вмешиваться в дело в качестве deus ex machina. Характер объяснения может быть вполне понят только тогда, когда мы выясним себе (четвертая книга, глава 4) характер причинности в географических явлениях жизни человека; здесь мы укажем на него только вкратце. Объяснение не будет — как было в течение довольно долгого периода — телеологическим в смысле антропоцентрической телеологии, каковое объяснение в научном смысле вообще не является объяснением; объяснение должно быть направлено на действующие причины. Но оно не должно забираться в лабиринт человеческих намерений и действий, в котором можно разобраться только путем исторического повествования, но, памятуя закон о гетерогонии целей, должно пытаться привести географические явления жизни человека в непосредственную связь с географическими условиями, исходя из того убеждения, что действие этих условий в конце концов пробивается через всякие произвольные акты и случайности.

Антропогеографическое исследование является часто дедуктивным в том же смысле, как и вообще исследования гуманитарных наук; точнее говоря, оно состоит из интерпретации в том значении этого слова, которое я указал выше. Какое-либо явление жизни человека связывается с бросающимся в глаза явлением природы, которое может быть признано его причиной, следовательно приходится как бы перенестись умственно в обстановку явления и представить себе его причину. Положения вроде: «Веселость духа южан есть следствие ясности их неба» возникли именно таким путем. Уже Пешель относится к таким «объяснениям» с жестокой, на мой взгляд несколько преувеличенной, критикой, Ратцель также осуждал этот способ рассуждения: сравнение, говорил он, не есть объяснение. И несмотря на эти сомнения, интерпретацию нельзя просто выбросить за борт; ибо многие географические явления жизни человека слишком запутаны для того, чтобы, по крайней мере в настоящее время, подходить к ним с более строгими методами. Но объяснению всегда должно предшествовать точное установление фактов и разделение их на составные части, кроме того объяснение всегда должно быть дополнено сравнениями с другими странами.

Опыт более строгой дедукции сделал, как мы упоминали выше, И. Г. Коль (I. G. КоЫ) в своей книге о транспорте и поселениях человека (1841). Толчок к этому дала ему, конечно, дедуктивная теория классической политической экономии, и нельзя отрицать, что этим он положил начало более четкой концепции. Правда, установленные им законы часто перекрываются действием других причин, но построенное на топографических причинах объяснение положения населенных пунктов, которое было противопоставлено рассуждениям Коля, не опровергает их, а скорее их дополняет; едва ли ведь Коль думал охватить в своем объяснении, исходящем из путей сообщения, все населенные пункты. Подобные же дедуктивные построения относительно путей сообщения и населенных мест или, что связано с этим, штандортов промышленности мы встречаем в политико-экономической литературе, например, в «Ваи und Leben des sozialen Korpers» Шеффле, или в книге Закса о путях сообщения, или у Альфреда Вебера в книге о штандорте отраслей промышленности. Анализ заходит здесь дальше вглубь, но зато, пожалуй, меньше считается с действительностью. Дедуктивное рассмотрение в географии человека, вероятно, долго еще останется подготовительным, вроде того, как, например, Ратцеленское или мое расчленение влияний природы на человека.

Применения сравнительного метода в исследовании впервые энергично потребовал Пешель, в своих критических статьях о школе Риттера. Но сам он применял его очень поверхностно, слишком мало занимался предварительным расчленением явлений и слишком мало учитывал исторический элемент в географии, на необходимость чего справедливо указывал уже Риттер. Не может быть никакой речи о том, что какое-либо явление природы влияет на человека одинаково при всяких обстоятельствах; наоборот, это влияние изменяется с прогрессом культуры, и наилучшим примером этого может служить различное влияние моря и в особенности океана на сообщения и все связанные с ним явления. Влияние природы на человека может поэтому в разных местах земли быть объектом сравнительного анализа только при прочих равных или подобных условиях. Наибольший успех сравнение всегда будет иметь в пределах однородных областей, в которых общие культурные условия, т. е. отношение человека к природе, могут быть приняты равными. Надежнее всего сравнение будет в том случае, если оно будет основываться в первую очередь на собственном, охватывающем все обстоятельства, наблюдении. Оно никоим образом не должно ограничиваться изучением карт, но должно присоединить к нему, по крайней мере, изучение литературы.