В. Классическая эпоха от Персидских войн до Александра Великого

Область, населенная греками в древности, никогда не представляла собой государственного целого, но благодаря общему языку и религии она обладала культурным единством, особенно ярко выражавшимся в Олимпийских играх. Поэтому можно говорить и об общей греческой науке. Но развитие ее было неравномерно, и научный центр несколько раз перемещался. Если в VII и VI вв. главными носителями науки были малоазиатские ионийцы, то теперь на передний план выдвинулись Афины; наряду с этим наука развивалась также и в колониях Великой Греции и Сицилии. Вместе с тем духовная культура получила иной характер: если в предыдущую эпоху она была направлена главным образом на познание, и философия ионийцев была главным образом натурфилософией, или, может быть, лучше сказать, спекулятивным естествознанием, то эпоха, пришедшая ей на смену, имела прежде всего эстетическое и этическое направления. Поэзия и изобразительные искусства выдвинулись вперед, а философия обратилась больше к теории познания и проблемам морали; натурфилософ Демокрит, основатель теории атомов, по своему влиянию далеко отстает от Сократа и Платона, и хотя последнему научные проблемы были не чужды, но он облекает их все-таки в мифологические одежды, и лишь у Аристотеля мы снова встречаем чистую науку. География отходит в это время от застывшего в своей неподвижности представления о земле, созданного финикийцами, и все больше стремится пополнить знания об отдельных странах; выдающиеся люди предпринимают большие путешествия, чтобы ознакомиться с чужими землями и народами.

Но к этому периоду относится также и признание шарообразной формы земли. Вероятно она была впервые установлена пифагорейцами, исходя из математическо-эстетических умозаключений. Понятно, что это положение медленно завоевывало себе почву, пока не было подтверждено доказательствами чувственного порядка. Величайшая заслуга в этом отношении принадлежит, вероятно, элеату Пармениду (современнику Персидских войн). Конечно, люди пытались создать себе представление и о величине земного шара; особенно усердно работал в этом направлении знаменитый математик Евдокс Книдский. Пифагореец Филолай говорил, по-видимому, также и о движении земли вокруг центрального огня; но в общепринятом представлении, которого, благодаря авторитету Аристотеля, никто не мог осмелиться поколебать ни в древности, ни в средние века, земля осталась неподвижной в центре вселенной. Видимые пути солнца и звезд в описываемую эпоху подвергаются точным исследованиям и приводятся в соотношение с шарообразной формой земли; на этом элеаты Ксенофан, а еще удачнее Парменид основывают учение о математически сконструированных климатических зонах, о которыми связаны были слишком грубые представления о распространении человечества; согласно этим представлениям только средние зоны обоих полушарий пригодны для жизни, между ними лежит внутренняя сожженная зона, а за ними вокруг обоих полюсов две зоны, застывшие от холода. Это воззрение смягчалось лишь постепенно.

Вытеснение понятия о дискообразной форме земли понятием об ее шарообразной форме повело к совершенному перевороту в представлении о земле. Диск земли не приходилось расширять далеко за пределы ойкумены, напротив, узнали, что ойкумена охватывает только небольшую часть земного шара; заполнение значительно большего остатка было предоставлено в удел гипотезам. Здесь столкнулись два взгляда на землю. Один, отстаивавшийся главным образом пифагорейцами, а позже стоиками, воспринял учение ионийцев об океане и, вероятно, поэтому назван океаническим. Согласно этому взгляду море преобладает над сушей и охватывает землю двумя широкими поясами, западно-восточным по экватору и северо-южным. Благодаря этому получаются четыре больших острова суши: рядом с ойкуменой, на одинаковой географической широте, — страна периэков (рядом живущих), рядом с ней, в южном полушарии — земля антэков (живущих против), а на противоположной стороне земли — земля антиподов. Здесь будет полезно напомнить о том, что позже по вопросу об антиподах разгорелся горячий спор. Согласно другому «континентальному» взгляду на землю, которого придерживался Аристотель, а до него, вероятно, Евдокс, суша преобладает над морем. Сравнительно узкий океан, Атлантический, разделяет сушу, по крайней мере в северном полушарии, так, что западный и восточный край ойкумены не слишком далеко отстоят друг от друга. К югу тянется Ливия за пределы сожженной экваториальной зоны, а Аравийское море есть внутреннее море, окруженное землей, так что Александр Великий мог принять Инд за верхнее течение Нила. Но эти построения не пользовались успехом, большинство было согласно с Геродотом, который основывался на данных опыта. Это было реакцией позитивистического ума против туманного умозрения, и я не могу согласиться с Бефгером, который видит здесь только регресс.

Знание пространства расширялось сравнительно мало. Обо всей северо-западной Европе и о западном бассейне Средиземного моря имелись лишь немногие и неопределенные сведения. Даже знание северной Италии было еще совсем не точно; об Альпах, по-видимому, ничего не знали. Напротив, было известно, что Истер (Дунай) течет с запада из страны кельтов. Большинство признает раздвоение этой реки и полагает, что южный рукав впадает в Адриатическое море. Сравнительно хорошо была известна земля скифов, южнорусская степь и ее кочевое население, с которым мы встречаемся у Геродота и Гиппократа; это объясняется существованием греческих колоний на северном берегу Черного моря, а также походом Дария. Странно, что при этом не упоминается Волга; вероятно Дон, который близко к ней подходит, принимали за ее нижнее течение. Каспийское море охватывается с севера степью и, таким образом признается внутренним морем. Не вполне неизвестна также земля массагетов к востоку от него. Знание Передней Азии, благодаря более близкому соприкосновению с персами, очень уточнилось; особенно обогатил знания поход Кира Младшего и возвращение 10 тысяч под начальством Ксенофонта. Скилакс из Скарианды, согласно рассказу Геродота, спустился будто бы в это время, по поручению царя Дария, вниз по Инду и вокруг Аравии прошел в Красное море. Египет часто посещается теперь греческими путешественниками, среди которых наиболее известен Геродот. Но надежные знания не заходят дальше первого катаракта, т. е. дальше тропика; Нил по мнению большинства течет с дальнего запада, к западу от Египта известные земли доходят до Киренанки (Барка), до которой простирались египетские военные походы; в общих очертаниях земля была известна до Гибралтарского пролива. Знали о пустыне (Сахаре) и ее оазисах. Геродот рассказывает также о путешествии пяти юношей из народа назаманов, жившего на берегу Большого Сирта, в западном направлении через большую пустыню до плодородной земли и до реки, текущей к востоку; можно предположить, что они доходили до Судана, но неизвестно, была ли та река Нигером или притоком озера Чад.

Естественные науки этой эпохи представлены, если оставить без внимания других авторов, главным образом Геродотом и Гиппократом, а в конце эпохи — в систематизированном виде в «Метеорологии» и других трудах Аристотеля; эти труды затем образовали основу знания всех последовавших эпох вплоть до нового времени. Здесь невозможно, да и не нужно рассматривать их в подробностях. Наблюдения стали богаче, но остались заметные пробелы; особенно бросается в глаза ничтожное значение, которое придавалось строению поверхности, хотя именно в Греции и южной Италии горы играют такую большую роль. Аристотель в объяснении явлений исходил из своего учения о стихиях: не приходится удивляться, если наряду с концепциями, которые почти правильны, мы встречаем и совершенно ошибочные.

Собственно фитои зоогеографических наблюдений мы почти не встречаем; зато Аристотель очень расширил знания о растениях и животных и тем создал основание для позднейших фитои зоогеографических наблюдений.

Больших успехов достигла география человека. Теоретическое землеведение, направленное на землю в целом, правда, сохранило неправильное учение о непригодности для жизни тропиков и полярных зон. Но о человечестве ойкумены был собран некоторый запас наблюдений, и умозрительный дух греков оформил их в теории, которые сохраняют свои следы до настоящего времени. Теории эти исходят от двух наук — от медицины и от истории.

Представителем медицинской географии был великий врач Гиппократ, который, подобно своему современнику Геродоту, долго прожил в земле скифов. Рассуждения его о воздухе, воде и разных местах суши исходят от противоположения скифов малоазиатским грекам, каковое воспринимается как противоположение Европы Азии. Он рассматривает влияние природы страны, особенно климата и смены времен года, на тело и душу человека. Само собою разумеется, что его объяснения в отдельных случаях часто неудачны, соответственно малому развитию физиологии, но они положили основательное начало важной отрасли знания, и не только Аристотель и некоторые другие более поздние ученые древнего мира, но даже и такие люди, как Боден и Монтескье, в новое время опираются на него.

Другой подход к географии человека мы находим у историков, как Фукидид, Ксенофонт, Эфор, и у государствоведов, как Платон и Аристотель. Они тоже учитывают влияние климата, часто даже переоценивают его, но наряду с этим они подчеркивают влияние горизонтального и вертикального расчленения и плодородия стран на образ жизни и государственные условия. Мысль о развитии еще чужда им.

Географией в эту эпоху занимаются, пожалуй, меньше, чем в предшествующую. Знаменитый астроном Евдокс Книдский составил описание земли в семи книгах (это описание однако приписывается некоторыми другому Евдоксу, жившему в III в.).

В области эмпирических знаний преобладает теперь история; данные по странои народоведению, особенно о Египте и стране скифов, у Геродота и, подобно ему, у Ктезия вкраплены в исторический рассказ. У Фукидида они отступают на задний план, тогда как Эфор дал связное описание земли в четвертой и пятой книгах своей всемирной истории. Довольно многочисленны были предназначавшиеся, по-видимому, для мореплавателей периплы, т. е. описания берегов, соответствующие нашим морским справочникам, из них наиболее известен перипл Скилакса по Средиземному морю, относящийся, вероятно, к середине IV в. Для построения системы географии особенно знаменателен тот факт, что геофизика стоит самостоятельно рядом с географией. Мы имеем в виду здесь «Метеорологию» Аристотеля, являющуюся, может быть, подражанием подобному же труду Демокрита; она представляет собой не только метеорологию в современном значении слова, т. е. учение об атмосфере, но рассматривает также и твердую и жидкую земную поверхность и не в географическом, а в систематическом порядке явлений. Это особое положение геофизика сохраняла в течение всей древности. Думал ли Аристотель, этот наиболее разносторонний из ученых древности, также и о том, чтобы написать настоящую географию, мы не знаем.