«Новая» социология науки. 
Сильная программа в социологии науки

Следующий этап развития социологии науки начинается в 1970;х гг., когда «впервые в истории социологической мысли были предприняты решительные и систематические усилия подвергнуть (подчинить) естественнонаучное и техническое знание такому же критическому исследованию (scrutiny), которому уже длительное время (с работ Э. Дюркгейма о социологических корнях религии. — А. Л.) подвергались другие системы верований (beliefs), таких как религиозное или философское знание или политическая мысль» [10, с. 2J. В постпозитивизме (см. гл. 6) работы Т. Куна, П. Фейерабенда и др. открыли дорогу релятивизму во взгляде на научное знание. «Наука, — говорит Фейерабенд, — не более чем некоторое семейство верований, равное другому семейству верований. Системы верований развиваются внутри социального и исторического контекстов. Таким образом, изучение реального положения дел — это изучение исторической и социальной жизни» [9]. В спорах реалистов и антиреалистов стали интенсивно обсуждаться проблемы «недоопределенное™ теории опытом» и «тезис о теоретической нагруженное™ наблюдений» (см. гл. 8 и 9).

Из первого тезиса следует, что «некоторые нелогические факторы играют роль» в выборе теории, т. е. «не одна природа определяет выбор научной теории» [10, с. 4]. Из второго тезиса следует, что «(1) наблюдения… включают произвольные предположения в форме измерительных теорий, теорий психологии наблюдения, теории лингвистической классификации и т. д.; и (2) наблюдения… то, что считается релевантным и подходящим эмпирическим свидетельством (evidence), частично определяется теоретической парадигмой, которую это свидетельство предполагает проверять… Если научное наблюдение управляется (/5 ridden with) теоретическими предположениями, то ученый может в принципе всегда сомневаться в данном наблюдении… Наблюдение не может служить независимым арбитром в вопросе выбора теории.» 110, с. 4]. Социологи решили, что именно социологические факторы определяют выбор теории в образовавшейся, с точки зрения логики, бреши.

Сначала последователи Дюркгейма и Куна к естественным наукам и математике относились с уважением, считая своей областью лишь объяснение их отклонение от истины, т. е. если использовать модель И. Лакатоса (см. параграф 6.7), ограничивались объяснением «внешней» истории науки. Однако в 1990 е гг. получила развитие позиция, названная «сильной программой социологии знания» (СП). Идеологом и лидером этой программы является Д. Блур [1]. Блур выступил против «двойного стандарта», заданного моделью «внутренней» и «внешней» истории И. Лакатоса, против следующей асимметрии: эпистемология прослеживает успехи в развитии знания, социология же привлекается для объяснения неудач.

«Общими исходными пунктами программы является взгляд на науку как специфическую форму культуры, которую можно анализировать эмпирически и при помощи социологии знания, кроме того, у СП натуралистический взгляд на знания и идеи, что означает, что их можно объяснить точно так же, как объясняют „природные“ явления» |6]. То есть если механицизм Лапласа провозглашал, что все, включая действия людей, можно вывести из механики Ньютона (см. параграф 2.1), то СП, наоборот, провозгласила, что все, включая механику Ньютона, можно вывести из социологии. «С точки зрения Д. Блура, социолог должен быть в состоянии объяснить из социальных условий возникновение любых верований безотносительно к их оценке с точки зрения истинности. Иными словами, не следует даже задаваться вопросом об истинности тех или иных утверждений как таковых (включая, в частности, и законы логики и математики), — вопрос в том, каковы социальные механизмы, под действием которых мы признаем эти утверждения истинными либо ложными» [7]. «Социолог имеет дело со знанием, включая научное знание, только как с естественным феноменом… Вместо определения знания как истинного мнения, социолог рассматривает в качестве знания все то, что человек за него принимает… его понятия будут встроены в тот же каузальный схематизм, что и у любого другого ученого. Его задача — определить регулярности и общие принципы или процессы, которые предположительно действуют в области его данных… Его цель будет состоять в построении объясняющих данные регулярности теорий» [1, с. 3]. «Убеждение в том, что идеи детерминированы социальной средой, — всего лишь одна из форм мнения, согласно которому представления, в определенном смысле, относительны исторической позиции субъекта» [1, с. 17].

Программу Блура определяют «четыре принципа — каузальность, беспристрастность, симметрия и рефлексивность», которые состоят в следующем.

«1. Социология знания должна быть каузальной, т. е. иметь в качестве своего предмета условия, вызывающие те или иные представления и состояния знания. Естественно, будут иметь место и другие, отличные от социальных, типы причин, которые соучаствуют в производстве представлений.

• 2. Социология знания должна быть беспристрастной в отношении истины и лжи, рационального и иррационального, достижений и провалов. Обе стороны данных дихотомий будут требовать объяснения.
• 3. Форма ее объяснений должна быть симметричной. Одни и те же типы причин будут объяснять, например, и истинные, и ложные представления.
• 4. Социология знания должна быть рефлексивной. В принципе, ее объяснительные конструкции должны быть применимы к самой социологии" [1,с. 5].

Свою позицию Блур называет «каузальной», противопоставляя ее «телеологической», несимметричной, в которой социологии было позволено находить причины только для заблуждений, не для истины. Последнюю он описывает так: «Что вызывает внутреннее и правильное функционирование интеллектуальной деятельности, если поиск причин считается оправданным только в случае неразумности и ошибки? Теория, на которой неявным образом основываются подобные идеи, является телеологическим взглядом на знание и рациональность. Данная теория строится на предположении, согласно которому истина, рациональность и обоснованность являются естественной целью человека, а также направленностью определенных природных склонностей, которыми он наделен. Человек — рациональное животное, и он естественным образом правильно рассуждает и прокладывает путь к истине, когда она попадает в поле его зрения. Очевидно, что истинные представления не требуют специального комментария. Для них сама истинность является полным объяснением того, почему их придерживаются» [1, с. 5].

Вдохновляющим примером воплощения «каузальной» программы для Блура и его сторонников была статья П. Формана «Веймарская культура, причинность и квантовая механика». В ней «Форман (Forman (1971)) использует их (ученых. — А. Л.) академические выступления, чтобы показать, что они следовали доминирующей антинаучной „философии жизни“, которая господствовала вокруг. Он утверждает, „что движение за то, чтобы обходиться в физике без причинности, возникшее столь неожиданно и буйно расцветшее в Германии после 1918 года, первоначально было попыткой немецких физиков адаптировать содержание своей науки к ценностям их интеллектуального окружения“» 111.

Нам представляется, что эта программа гипертрофирует роль социального фактора. Естественные науки имеют эпистемологическую выделенность, связанную с двухуровневостыо ее структуры, которую фиксируют модели Куна, Лакатоса и описанная в гл. 9 «объектная» модель. Поэтому для описания ее истории модель Лакатоса более адекватна, чем модель Блура. Последняя сыграла важную роль в развитии философии науки, но сегодня она потеснена программой STS (см. гл. 11).