Событийное интервью.
Техника и технология сми.
Подготовка текстов
Общая характеристика событийного интервью. В событийном интервью собеседник выступает в роли участника или очевидца события, которое интересно широкой аудитории. Соответственно, само интервью посвящено событию. Точнее — личному участию собеседника в событии либо тому, как собеседник видел и воспринимал происходящее. Примерами могут служить интервью с туристом, которого покусала акула… Читать ещё >
Событийное интервью. Техника и технология сми. Подготовка текстов (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Общая характеристика событийного интервью. В событийном интервью собеседник выступает в роли участника или очевидца события, которое интересно широкой аудитории. Соответственно, само интервью посвящено событию. Точнее — личному участию собеседника в событии либо тому, как собеседник видел и воспринимал происходящее. Примерами могут служить интервью с туристом, которого покусала акула на египетском пляже, с жителем сирийского города, захваченного группировкой «Исламское государство» (запрещена в Российской Федерации), с пассажиром самолета, совершившего жесткую посадку в тайге из-за отказа двигателя.
Собеседник в событийном интервью интересен нам только в связи с событием. Поэтому разговор фокусируется исключительно на событии. Ни биография собеседника, ни его мнение о случившемся интереса не представляют, так как личность собеседника сама по себе аудитории нс интересна, а экспертной квалификацией в данной сфере он не обладает.
Нужно учитывать то, что собеседник мог находиться в момент события в стрессовом состоянии. Стресс же очень серьезно искажает восприятие в дополнение к тому, что человеческая память сама по себе ненадежна. Поэтому событийное интервью берется не столько ради того, чтобы получить информацию (если цель — реконструировать событие, то тогда нужно собирать информацию из многих источников и готовить материал в другом жанре), сколько ради узнавания эмоционального опыта собеседника, возможности взглянуть на событие его глазами.
Композиция событийного интервью. Такое интервью строится, но хронологии события, которую журналист восстанавливает вместе с собеседником. При этом задаются вопросы, касающиеся как фактов, так и чувств и эмоций собеседника.
Вот фрагмент событийного интервью с мужчиной, уехавшим из России воевать за группировку «Исламское государство» (запрещена в Российской Федерации), а затем разочаровавшемся в этом и вернувшимся домой.
Интервью.
- — Как ты объяснил родным свой отъезд? Сказал, куда едешь и с какой целью ?
- — Нет, конечно. Истинной цели моей поездки они нс знали, в противном бы случае сами пошли в правоохранительные органы. Родным и жене я просто сказал, что хочу продолжить обучение в Турции. Они мне поверили.
- — Тебе самому не показалось, что это слишком: оставить беременную супругу и отправиться на чужую войну?
- — Конечно, было сложно. Но я тогда думал: у нас все тихо, за супругой есть, кому присмотреть, здесь мама, папа, мои братья. А мне нужно ехать туда: кроме меня и таких, как я, о них никто не позаботится.
- — Можно спросить у тебя о твоих религиозных взглядах?
Вы имеете в виду, был ли у меня радикальный настрой, был ли я религиозным фанатиком? Однозначно нет.
Саид вспоминает: примерно за три месяца до отъезда уже появился конкретный человек, который в дальнейшем и должен был руководить его действиями.
- — Это был вербовщик?
- — Нет, скорее человек, который должен был меня пошагово направлять. Мы с ним постоянно были на связи. Он объяснил, как мне нужно действовать. По прилету в Стамбул я должен был купить новую SIM-карту, позвонить по определенному номеру. На вопрос, от кого я приехал, назвать его имя. После чего за мной должна была прибыть машина. Я все исполнил, по встретить в аэропорту меня не смогли. Вместо этого рассказали, что мне нужно взять билет на автобус и доехать до турецкосирийской границы.
- — А как они проверяют, не шпион ли ты? Вряд ли же они раздают такие телефоны кому попало?
Нет, конечно. У меня там были знакомые ребята, через которых меня «пробивали». Должен быть конкретный человек, который за тебя сможет поручиться.
- — Деньги на билет до Стамбула тебе выслали?
- — Нет, я поехал на свои. Да и вообще, никому оттуда деньги не высылают. Как мне объяснили, это небезопасно.
- — Слышала у что в Турции есть русская община, которая занимается подготовкой и переброской новобранцев в Сирию.
Я об этом тоже слышал. Нов Турции я нс жил. В день прилета я сразу взял билет на автобус и сам доехал до границы. Там мне велели ждать на остановке. Спустя несколько часов ко мне подошел человек, мы сели в машину, где уже собрались еще человек 10 ребят, прибывших ранее. Руководил всей операцией проводник, который должен был переправить нас в Сирию. Это был турок, но он немного мог изъясниться по-русски.
— Как вы переходили границу?
Нас было человек тридцать. Минут двадцать мы бежали по полю. С вышек нас заметили пограничники, начали стрелять. Но, слава Богу, никого не ранило. Хотя я знаю несколько случаев, когда люди получали серьезные ранения, умирали. В одном случае это была женщина, она не могла быстро бежать.
На той стороне группу Саида пересадили в другую машину. Их отвезли в лагерь для новобранцев.
— В этом лагере проверяют, от кого ты приехал, с какой целью, насколько сильны твои убеждения. Как проверяют? Задают вопросы, например, приехал ли ты с целью обогащения или же свято веришь в идею. Готов ли выполнять все, что скажет амир (командир). Здесь же нужно было дать присягу, поклясться, что до конца дней я буду подчиняться амиру.
Саид уверяет: присяги он не давал.
— Я сказал, что мне нужно подумать, посмотреть, что там происходит. Одним словом, я как-то отмазался.
Через шесть дней из лагеря для новичков его переправили на территорию джамаата. Молодой человек говорит, что он состоял в «Имарате Кавказ» — запрещенной на территории РФ террористической организации.
- — С ИГИЛом у них одни и те же цели. То есть мы были все как бы вместе. Но конкретно в И ГИЛ я не состоял.
- — До приезда или непосредственно на месте проверяли твою физическую подготовку? Интересовались, есть ли у тебя военный опыт?
- — Нет.
- — И тебе не показалось это странным? Не было огцущения, что тебя будут использовать как пушечное мясо?
- — Я это понял, как только пересек границу, когда у меня забрали паспорт. Отдавать документы я не хотел. Но мне сказали: «Зачем тебе паспорт? Разве ты не приехал, чтобы умереть?» Я сказал, что хотелось бы еще пожить. Но мне не терпящим возражений тоном объяснили, что сдавать паспорта — внутреннее правило. А их здесь не нарушают.
- — В чем заключалась твоя служба?
- — Первое время я просто слонялся без дела: оружия мне не давали. Через три недели мне выдали автомат, объяснили, как им пользоваться, сказали, что нужно охранять склады с боеприпасами. На боевые действия меня нс пускали, потому что у меня нс было опыта…[1]
Обратите внимание па то, как с помощью вопросов воспроизводится путь мужчины на войну (в данном фрагменте текста — начало пути).
Если собеседник является одновременно и участником либо очевидцем события, и экспертом, то интервью становится событийно-экспертным. Например, как приведенное ниже интервью с Екатериной Гениевой — директором Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М. И. Рудомино.
Интервью.
- — Требования к государственным образовательным и культурным проектам становятся все более и более жесткими. На этом фоне библиотека иностранной литературы смотрится почти вызывающе: конгресс интеллигенции, книги о толерантности, концерты Макаревича, полтора десятка культурных центров иностранных государству которые располагаются на вашей территории. В скольких вы шагах от того, чтобы стать иностранным агентом?
- — Я руковожу библиотекой почти четверть века. Надеюсь, мы не можем стать иностранным агентом, поскольку мы, все-таки, государственная структура. Но если смотреть на это с точки зрения нынешнего обостренного квазинационального сознания, то, конечно, мы — крупный иностранный агент. Четырнадцать международных культурных центров иностранных государств, в числе которых, страшно сказать — а-ме-ри-кан-ский. Впрочем, до сего дня ни для меня, ни для Библиотеки никаких драматических последствий всего этого еще не случилось.
- — То есть слухи о том, что Американский центр закроют, остались слухами?
- — Это не быстрый процесс.
- — То есть это не слухи?
- — Понимаете, идет схватка. И исход ее пока неясен. Когда из Министерства культуры поступила просьба о закрытии Американского центра, я сказала: «Хотите закрыть — ради Бога, закрывайте. Но прежде дайте мне официальную бумагу о том, что „в связи с напряженными отношениями между двумя государствами, мы решили“. Тогда уже мы будем про это говорить в другом месте и в другой тональности». Никакой бумаги, естественно, мне никто нс дал. Но и решения о закрытии Американского культурного центра никто ни в каком письменном виде никогда не видел. Вся эта история с решением или не-решением о закрытии развивается замысловато: вызвали кого-то из моих заместителей в министерство культуры и сказали, что «Вот, надо закрыть Американский центр». На что мои заместители сказали «Это к Екатерине Юрьевне». Екатерина Юрьевна позвонила в Министерство культуры своим кураторам и спросила, что это все означает. Мне ответили, что было принято решение на очень высоком уровне. Я спросила «Нельзя ли узнать, на каком?» Ответа не последовало. На этом все зависло и висит до сих пор.
- — О вас лично речи не шло?
- — Были не самые приятные разговоры: «Если вы не подчинитесь, то мы вас уволим». Я говорю «Что значит уволите?» И опять ответа не последовало. Зато последовал очень любопытный разговор с министром культуры. Господин Мединский мне в личной беседе дважды сказал: «Я вам никаких указаний закрывать Американский центр не давал». Ну, вот, дальше, что называется, без комментариев.
Так что, на сегодняшний день, Американский культурный центр работает в прежнем режиме. И хотя люди, которые передавали требование закрыть Центр, говорили, что закрыть надо к 28 мая (почему?), прошло уже больше месяца от отведенного срока и ничего не происходит, никаких насильственных действий, если не считать бесконечных проверок. Но проверок за последний год у нас, кажется, уже штук шесть было. Вот сегодня (1 июля 2015 года. — Примеч. «Медузы») приехала очередная проверяющая комиссия.
Чем это закончится, сказать я не могу. Моя позиция заключается в том, что даже в худшие времена Карибского кризиса культура оставалась площадкой, где можно было о чем-то договориться. И я убеждена, что для престижа страны сотрудничество в области культуры — важнейшая штука.
Я не устаю об этом рассказывать каждой проверке. Говорю: «Американский культурный центр существует 27 лет. Значит, каждый год мы подписываем соответствующее соглашение с Госдепом…» И на этом месте чиновники обычно напрягаются: как это я сознаюсь в том, что подписываю соглашения с Госдепом. И я спокойно отвечаю: «Госдеп — это вообще-то Министерство иностранных дел США, ничего более».
А недавно один чиновник говорит: «А, вот, мы не понимали, что вы подписываете соглашение с Госдепом». Отвечаю: «А вы вообще читать умеете, если такие подписания в течение 27 лет происходят? Каждый год». И это их пугает. Американский центр в сознании кого-то (я думаю, какого-нибудь Совета по безопасности) — вещь опасная. Потому что это США. И это сразу вызывает повышенный уровень тревожности. И никто уже не слышит, что это про культуру и про образование. Всем сразу мерещатся шпионы в сердце российской библиотеки. «Возможно, — отвечаю я, — шпионы есть. Но это по другому ведомству. Мы — про культуру».
- — Нос такой шпиономанией можно же дойти и до того, что сама по себе библиотека иностранной литературы — вещь опасная и вредная.
- — Разумеется. Потому что вся наша библиотека — влияние вражеских структур на нашу замечательную культуру, идеологию и так далее. Понимаете, в этой истории очень много глупости, как часто у нас, увы, бывает. Давайте закроем Американский центр. Это будет скандал. Ну, можно сказать, никто скандалов сейчас не боится, потому что все скандалы уже у нас есть и терять нам нечего. Кому от этого станет лучше? Думаю, что никому. А если библиотеку закрыть — тем более. Но объяснить это тем, кто спит и видит закрытие центра или введение каких-то ограничений в работе библиотеки — почти невозможно. Ну, не поймут. Хотя я честно попыталась. Я написала письмо Владимиру Владимировичу Путину, которое, думаю, где-нибудь на столе у него лежит: «Вы говорите и постулируете, что готовы к диалогу. Но история с иностранными культурными центрами в нашей библиотеке — это как раз тот самый случай диалога. И потому надеюсь, что решение о закрытии одного из них или даже сразу нескольких — исходит не от вас. А от каких-то средних структур».
- — Вы действительно думаете, что все эти инициативы — инициативы, что называется, на местах?
Я думаю, что и в самом Министерстве культуры, и где-нибудь повыше — там все в такую раскорячку: с одной стороны, с другой стороны. Я думаю, что единого решения ни по каким, действительно серьезным вопросам не существует. Я это наблюдаю, в том числе и на своем примере.
- — Так всегда было в нашей стране? По-вашему, нынешнее время похоже па что-тоу что уже с нами происходило? Кто-то говорит о 1960;х, кто-то о 1940;х.
- — Увы, мои ассоциации исторически дальше. Мне страшно смотреть, как быстро страна скатывается к идеологии конца 30-х годов. Страшно. По-настоящему.
- — Вы думаете у у того, что сейчас происходит в России, есть какой-то специальный плану у которого у к тому же, есть авторы?
- — Страшно себе даже представить, что для кого-то полная и окончательная изоляция страны — это план. Я надеюсь и даже почти уверена, что этот план не разделяем всеми, что и на самом верху, но этому поводу нет единой точки зрения. То есть, с одной стороны, вот это абсолютно ура-патриотическое очень страшное направление, которое подминает под себя все идеологическое состояние страны, а с другой стороны, нет никакого понимания, что из всего этого выйдет. Никакого окончательного решения. Мне кажется, они сами не знают, что делать. И это противоречие, эта неокончательность избранного пути, она ощущается во всем. Вот смотрите: с одной стороны, Красную площадь открыли для людей, провели книжный фестиваль, что само по себе прекрасно, первые лица страны туда пришли и на глазах у огромного количества народу покупали не что-нибудь, а книги. Книги! С другой стороны, мы слышим бесконечные назидательные разговоры о том, какие учебники истории разрешить, что читать, что не читать, какие книги вредные и так далее. И вообще вся эта антиамериканская, антизападная и (как нечто новое) антиукраинская дребедень, которая громко сейчас звучит, очень опасна: она охватила, действительно, всю страну. Кругом ненависть. И что с ней делать — неясно.
- — И это тоже не план, просто так все само собою вышло?
- — А я не вижу последовательности в действиях. Судите сами, в этом году кончается целая библиотечная эпоха: 1 января 2016 года уходит в отставку доктор Биллингтон (13-й директор библиотеки Конгресса США). У нас, в России, на самом высоком уровне решили дать ему государственную награду. Он — гражданин США, а это, с точки зрения всей этой шпиономании, какое-то отклонение от генеральной линии. Так, друзья мои, или — или? Или вот недавно вручалась высшая награда, медаль Пушкина праправнучке Александра Сергеевича Пушкина. Она тоже, вообще-то говоря, не гражданка России — гражданка Ирландии. Поэтому ответ на вопрос, где какое решение до конца принято, я думаю, не такой простой. Другое дело, что на нашей необъятной территории, где пропаганда начинает играть оглушительную роль, неизвестно, какие весы куда перетянут.
И мое личное ощущение, что там идет гораздо большая схватка, чем схватка за Американский центр. Понимаете? Потому что если сейчас мы с вами начнем приводить примеры… Зимин — бред, Ясин — бред, Прохоров, перед которым официально, вы знаете, извинилось Министерство культуры — все бред. Куда дальше-то идем?[2]
Обратите внимание, как на вопросе «Вы действительно думаете, что все эти инициативы — инициативы, что называется, на местах?» заканчивается событийная часть и начинается экспертная. До этого момента Екатерина Гениева рассказывала о событиях, которые имеют отношение лично к ней и к возглавляемой ею библиотеке, затем Гениева начинает анализировать происходящее в целом.
В событийно-экспертном интервью может быть несколько таких циклов, когда собеседник переходит от одной роли к другой. Главное — ограничивать интервью только событиями, к которым собеседник причастен лично, и сферами, в которых он разбирается на экспертном уровне.
- [1] Сбежавший от И ГИЛ: россиянин рассказал о своей жизни у джихадистов // URL: http://www.mk.ru/social/2015/06/08/sbezhavshiy-iz-igil-rossiyanin-rasskazal-o-svoey-zhizni-u-dzhikhadistov.html (дата обращения: 06.01.2017).
- [2] «Дерзких планов много. Мало времени»: интервью директора библиотеки иностранной литературы Екатерины Гениевой // Медуза [Сайт]. URL: https://meduza.io/feature/2015/07/03/derzkih-planov-mnogo-malo-vremeni (дата обращения: 14.12.2016).