Элитарные течения в культурологии
С культурологической точки зрения Ницше интересен не только как оригинальный мыслитель и мастер емкого афористического слова, но и как автор многих сочинений, непосредственно касающихся теории культуры. Как когда-то Макиавелли, породивший макиавеллизм, Ницше, называемый буржуазными либералами «злым гением Европы», положил начало ницшеанству — производной и достаточно спорной системе идей… Читать ещё >
Элитарные течения в культурологии (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
При всей простоте и прозрачности тезиса о благотворности демократии для судеб культуры, его более пристальное рассмотрение показывает, что для многих выдающихся представителей общественной и культурологической мысли он оказывается далеко не столь бесспорным. «Кто поручится, — спрашивает X. Ортега-и-Гасет, — что диктат массы не принудит государство упразднить личность и тем окончательно погасить надежду на будущее?»[1] В определенных исторических условиях демократия как господство народа может превращаться в «медиократию» — господство посредственностей или, еще хуже, в «охлократию» — господство толпы. «Самодержавие народа, — вторит испанскому философу Бердяев, — самое страшное самодержавие, ибо в нем зависит человек от непросветленного количества, от темных инстинктов масс. Воля одного или воля немногих не может так далеко простирать свои притязания, как воля всех. От воли самодержца можно еще охранить часть своего существования, но несоизмеримо труднее его охранить от воли самодержавного народа»[2].
Если демократия в политической жизни может представляться чуть ли не идеалом, то в области науки и искусства как господство ученых или художников среднего уровня она выглядит довольно сомнительно, наиболее наглядно воплощаясь в массовой культуре, которая сознательно ориентирует материальные и духовные ценности на некие усредненные и стандартизированные образцы. Будучи продуктом общества потребления с его прагматизмом и бездуховностью, массовая культура становится и социальным наркотиком, отвлекающим людей от более глубокого духовно-практического освоения мира.
Совершенно естественно, что повсеместное наступление массовой культуры, обычно сопровождающее демократические процессы, не могло не вызвать тревоги в наиболее рафинированных кругах мировой научной и художественной интеллигенции, особенно в той ее части, которая придерживается теории «элит» и «героев» как основных движущих сил культурного и общественного процесса. Мы уже говорили о подобных взглядах таких культурологов, как О. Шпенглер, А.Дж. Тойнби, Т. С. Элиот, П. Сорокин, Н. А. Бердяев, X. Ортега-и-Гасет и др. Одним из наиболее ярких духовных отцов элитарной идеи в развитии культуры был немецкий философ Фридрих Ницше (1844— 1900) с ею концепцией «сверхчеловека» и нападками на демократическую идеологию, якобы закрепляющую «стадные инстинкты» толпы. Он вполне разделял хрестоматийную мысль Вольтера о том, что «когда чернь принимается рассуждать — все потеряно!».
С культурологической точки зрения Ницше интересен не только как оригинальный мыслитель и мастер емкого афористического слова, но и как автор многих сочинений, непосредственно касающихся теории культуры. Как когда-то Макиавелли, породивший макиавеллизм, Ницше, называемый буржуазными либералами «злым гением Европы», положил начало ницшеанству — производной и достаточно спорной системе идей, получивших широкое распространение на рубеже двух веков, в том числе и в России. Правда, его гораздо более глубокое творческое наследие совсем не сводится к «ницшеанству». Отрицание христианства и религиозной морали (Бог умер!), проповедь «права сильного» и «сверхчеловека», действующего «по ту сторону добра и зла», культ войны и презрение к слабому (маленький человек) — вот некоторые постулаты ницшеанства, взятые на вооружение тоталитарными режимами, прежде всего национал-социализмом и фашизмом. Сторонник «сильной» власти и враг демократии, он считал, что «пренебрежение к государству, упадок и смерть государства (выделено Ницше. — А.С.) разнузданнее частного лица… есть последствия демократического понятия государства; в этом, его миссия…», «современная демократия есть историческая форма падения государства»[3], — утверждал Ницше.
Ницше родился в семье пастора, имевшего польских предков-дворян, а с материнской стороны прослеживались родственные связи с кругами потомственной немецкой интеллигенции. Будущий философ отлично учился в Боннском, а позднее в Лейпцигском университетах, без защиты диссертации стал почетным доктором, постепенно переходя от классической философии к широким мировоззренческим обобщениям. В 1869 г. Ницше, отказавшись от немецкого подданства, переехал в Швейцарию, где в течение 10 лет работал профессором Базельского университета и сдружился с немецким композитором Р. Вагнером, оказавшим на него большое влияние (позднее эта дружба переросла во вражду). В 1879 г. Ницше, с молодых лет страдавший нервными депрессиями, стал практически невменяемым и его творческая деятельность полностью прекратилась.
В Ницше видят идейного отца нигилизма конца XIX в., вдохновителя современной бунтующей молодежи и идеолога насилия и войны как «облагораживающего» и «очистительного» средства. Но, несмотря на это, несомненной заслугой немецкого философа, считавшего современного «среднего» человека «стыдом и позором» истории, стала острейшая критика буржуазно-мещанской массовой культуры, низводящей людей до уровня «стадной» посредственности. Именно поэтому Ницше был враждебен демократии и социализму, безжалостно вскрывая их существующие несовершенства и недостатки. С культурой России Ницше связывают его симпатии к славянству, хорошее знание русской литературной классики, и прежде всего Достоевского, знакомство с творчеством которого он причислял к «прекраснейшим удачам» своей жизни.
Из других ранних поборников решающей роли личностей и элит в судьбах человечества выделяется Томас Карлейль (1795—1881) — английский писатель и историк, во многом предвосхитивший взгляды Ницше, глашатай «культа героев», исполнителей воли «божественного провидения» и духовных отцов исторического процесса, возвышающихся над анонимной" массой. «Отыщите человека, самого способного в данной стране, поставьте его так высоко, как только можете, неизменно чтите его, — писал Карлейль, — и вы получите вполне совершенное правительство, и никакой баллотировочный ящик, парламентское красноречие, голосование, конституционное учреждение, никакая вообще механика не может уже улучшить положения такой страны ни на одну йоту»1.
Карлейль был «властителем дум» в культурной жизни Европы XIX в. и глубоким критиком социокультурных процессов, определявших действительность того времени. Весьма почитаемый на своей родине, чью консервативно-иерархическую традицию он страстно и выразительно преломил в своих полемических сочинениях, Карлейль, человек неформально очень религиозный, стал авторитетнейшим противником атеистического материализма, утилитаризма и духовной уравниловки, порожденных Французской буржуазной революцией с ее несостоявшимися идеалами «свободы, равенства и братства». В современной культурологии Карлейль явился родоначальником элитарного подхода к культурно-историческому процессу, по-своему предвосхитив взгляды таких мыслителей, как Ф. Ницше, К. Н. Леонтьев, а также других философов и социологов антидемократического толка.
Наиболее известный труд Карлейля, определивший его неповторимое лицо в истории европейской культуры, — «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1841) — не был слепой апологетикой «права сильного», ибо гении и герои, творившие, по Карлейлю, историю, не в пример ницшеанскому «сверхчеловеку», принципиально антирелигиозному, имели божественное происхождение и всегда были связаны с некой трансцендентальной правдой. Для принципиального противника демократии и парламентаризма, отождествлявшего их с всевластью «черни», примерами исторических гениев были Кромвель, Наполеон и Фридрих Великий. Современная политическая культура Запада, основанная на идеалах буржуазных революций, находится в явном противоречии с основной идеей Карлейля, но она все равно до сих пор сохраняет свое значение. Это — приоритет, который Карлейль отдает божественно-личностному началу перед «народоправием» и массовостью, находящей ныне выражение в «массовой культуре»; непререкаемость принципа духовного иерархизма в жизни любого общества; критика торгашеского духа современной ему Европы, несовместимого с подлинной культурой; защита тезиса о том, что душевное здоровье общества, а следовательно, и культура в целом не обусловлены чисто материальным потребительским благополучием. Трудолюбие, честность, мужество, ответственность — вот идеалы, провозглашаемые Карлейлем в блестящей литературной форме, без которых, на его взгляд, невозможно поступательное развитие человечества.
Если не вдаваться в детали общего элитарного подхода к культуре во всех индивидуальных и концептуальных вариантах, то в его основе лежит довольно простая и отнюдь не легко опровергаемая мысль: любая духовно не связанная группа людей, толпа, безымянная масса сама по себе пассивна. Люди могут стать носителями цивилизации или варварства в зависимости оттого, есть ли среди них личность, способная взять на себя общепризнанное бремя верховенства. Как от сложения множества «серых» людей нельзя получить гениальности, так и от сложения массы посредственностей невозможно получить высокой культуры.
Итак, если демократия как форма власти при всех своих несомненных достоинствах именно в области культуры обнаруживает определенную несостоятельность, а механическое большинство далеко не всегда является носителем правды, добра и красоты, то какой же должна быть оптимальная структура общества для поддержки и развития талантов? Ведь подлинно творческой личности столь же претит самодурство очередного тирана, сколь и всевластие свергающей его «черни». Где же выход? Ответ на этот вопрос опять-таки можно найти у Н. А. Бердяева, который опирается на достижения современной социологии с ее концепциями социальной стратификации, развитыми, в частности, П. Сорокиным. В конечном счете речь идет об извечном иерархическом строении общества, обусловленном изначальным неравенством людей: одни рождаются умными и талантливыми, другие —? лишенными этих прирожденных качеств. Это — иерархизм человеческих качеств и даров, противопоставленный формальному иерархизму физической силы, происхождения и должностей. Так и в условиях демократии должна сохраняться и поддерживаться социальная дифференциация, основанная на реальных заслугах и талантах отдельных личностей. По этому пути, собственно, и пошла, хотя и не без издержек, после Французской революции западная культура, успешно сочетающая демократическое начало с иерархическим. «Последовательной демократии, низвергающей всякий иерархизм, — пишет Бердяев, — никогда не было и быть не может. Такая последовательная демократия и есть анархия… цивилизованные народы не могут допустить низвержения своего существования в анархический хаос и поэтому держатся за вечно обновляющее и возрождающее иерархическое начало»[4].