Нормы литературного языка пушкинской эпохи и пушкинских произведений
Общенациональные нормы русского литературного языка, сложившиеся в пушкинский период, являются категорией языка как системы систем; пушкинские нормы — это категория художественной речи, художественного пространства писателя. Другими словами: «Язык Пушкина мог казаться нелитературным при традиционном понимании литературной нормы, но не с точки зрения живых языковых отношений того времени… Читать ещё >
Нормы литературного языка пушкинской эпохи и пушкинских произведений (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Новый литературный язык появился в результате переосмысления традиций русского языка и приспособления их к потребностям общества в использовании русского национального языка, а также благодаря созданию новых норм и новых стилистических категорий русского литературного языка. Языковые нормы в произведениях А. С. Пушкина иного характера, нежели нормы литературного языка той эпохи. «…Нормой признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет»[1], — это замечание А. М. Пешковского как нельзя лучше характеризует норму языка, отраженную в творчестве Пушкина.
Отбор языковых средств из русского национального языка позволил Пушкину создать уникальные образцы литературной речи первой половины XIX в. Язык его произведений обнаруживал во всем отступления от правил, традиций, обычаев, норм использования книжных, заимствованных, просторечных и разговорных элементов русской речи, которые в пушкинском тексте подчинялись своим законам бытия. Эти законы организации языковых средств, генетически и стилистически разнородных, носили скрытый характер.
Пушкин в большей мере, нежели другие писатели и поэты его эпохи, обогатил литературный язык единицами живой речи, которые до того времени считались ненормативными и находились за пределами литературного языка. При этом отбор и организация языковых единиц всегда соответствовали теме повествования и тому художественному образу, который сформировался в сознании автора.
Нормы русского языка, созданные Пушкиным, были ориентированы на его время. Они не противоречили исторически сложившейся системе русского литературного языка, но фактически спрогнозировали путь, по какому эта система будет развиваться.
Ср., например, использование стилистически и генетически разнородных единиц в монологах Самозванца из пушкинского «Бориса Годунова"(1825):
Кровь русская, о Курбский, потечёт!
Вы за царя подъяли меч, вы чисты.
Я ж вас веду на братьев; я Литву Позвал на Русь, я в красную Москву Кажу врагам заветную дорогу!..
Но пусть мой грех падёт не на меня — А на тебя, Борис-цареубийца! — Вперёд!
В этом отрывке, наполненном ложным гражданским пафосом (обличение деяний противника, лицемерное признание своей вины, надуманный патриотизм), Пушкин использовал языковые единицы особой семантической значимости (кровь русская; на Русь; в красную Москву; веду на братьев), эмоционально окрашенные языковые средства (Борис-цареубийца!; о Курбский; Вперёд!), слова книжные (подъяли меч; вы чисты) и народнопоэтические (заветную дорогу).
О, дай забыть хоть на единый час Моей судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама, что видишь пред собой Царевича. Марина! зри во мне Любовника, избранного тобою,
Счастливого твоим единым взором.
О, выслушай моления любви,
Дай высказать всё то, чем сердце полно.
Здесь для передачи лирического содержания, для лирической поэтизации Пушкин вводит языковые единицы книжного характера (единый час, моей судьбы, тревоги, единым взором, моления), разговорные слова, придающие всему контексту живой характер (хоть, любовника, полно), метафору (Дай высказать всё то, чем сердце полно), а в целях исторической стилизации — архаизмы (зри во мне).
Для выражения низменных чувств, которые переполняют Самозванца, Пушкин использует иной язык. Когда герой остается один на один со своими мыслями, речь его совершенно меняется:
Нет — легче мне сражаться с Годуновым Или хитрить с придворным езуитом,
Чем с женщиной — чёрт с ними; мочи нет.
И путает, и вьётся, и ползёт,
Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.
Змея! змея! — Недаром я дрожал.
Она меня чуть-чуть не погубила.
Но решено: заутра двину рать.
Здесь основу составляют единицы живой речи: разговорные (сражаться с Годуновым, хитрить с езуитом, дрожал, чуть-чуть, двину), просторечные (чёрт с ними, недаром, лсочи нгти, змея, заутра), ряды глаголов как динамическое характеризующее средство (путает, вьётся, ползёт; скользит, шипит, грозит, жалит), заимствованные слова в русской огласовке («yum), народнопоэтические выражения (погубила), синтаксические конструкции разговорного характера — односоставные предложения (легче мне сражаться с Годуновым, мочи нет; порешено), эмоционально окрашенные неполные предложения (Змея! змея!), ряды однородных членов предложения (w путает, и вьётся, и ползёт, скользит, шипит, грозит и жалит). В использовании языковых средств Пушкин руководствуется нормами своего художественного пространства, а не общенациональными, хотя им и не противоречит.
Общенациональные нормы русского литературного языка, подготовленные всем ходом развития русского языка в предшествующие периоды его истории и окончательно сформировавшиеся в пушкинский период, отличаются от пушкинских языковых норм по многим признакам:
- 1) общенациональные нормы обязательны для устной и письменной речи, для монологической и диалогической форм языкового выражения, для всех жанров и стилей, родов литературы; пушкинские нормы обязательны только для данного художественного пространства;
- 2) общенациональные нормы устойчивы, они подвергаются изменению в связи с изменением самого языка; пушкинские нормы подвижны, изменчивы (эта изменчивость определяется взглядами писателя на использование той или иной единицы национального языка в художественном пространстве);
- 3) общенациональные нормы обладают функцией отбора и ограничения языковых средств (не все, что возникает в речи, закрепляется как языковая норма); пушкинские нормы тоже обладают этой функцией, но здесь отбор языковых средств зависит от содержания текста, темы повествования, характера речи и т. д., т. е. все, что возникает в художественной речи, закрепляется как норма для данного художественного текста;
- 4) общенациональные нормы допускают вариативность звеньев системы языка, к тому же варианты кодифицируются; вариативность звеньев пушкинских норм допустима лишь для данного пушкинского текста, а варианты не являются кодифицированными на уровне системы литературного языка;
- 5) в национальном языке старые и новые нормы могут сосуществовать, но не как равноправные; в пушкинском художественном тексте старые и новые нормы равноправны с точки зрения их функциональной значимости.
Общенациональные нормы русского литературного языка, сложившиеся в пушкинский период, являются категорией языка как системы систем; пушкинские нормы — это категория художественной речи, художественного пространства писателя. Другими словами: «Язык Пушкина мог казаться нелитературным при традиционном понимании литературной нормы, но не с точки зрения живых языковых отношений того времени, воплощенных в новой, складывающейся системе литературного языка. Следовательно, тот факт, что художественный язык Пушкина не укладывался в рамки традиционного литературного языка, не колеблет того положения, что он явился наиболее полным воплощением норм общелитературного языка —.
Автограф А. С. Пушкина тех норм, которые складывались, в частности, в художественном творчестве Пушкина"1.
Таким образом, пушкинские нормы использования общенациональных языковых средств ориентированы на сегодняшнее состояние русского языка, и они предполагают «равность» их в изображении действительности. Пушкинский гений и здесь проявился достаточно своеобразно: Пушкин опередил свое время и явил всем новый литературный язык, современный его эпохе и образцовый с точки зрения художественной формы для всех последующих поколений. В языке Пушкина «ярко обозначалась общенациональная норма нового русского литературного языка, опиравшегося на широкую народную основу»[2][3].