Философско-мистическое «идейное сообщество» русских масонов «новиковского круга»: организация и идейные источники

В XVIII в. масонство представляет собой общеевропейское движение, ведущее свою историю с 1717 г., с возникновения в Лондоне первых масонских лож нового типа, который стали называть «теоретическим». Масонство (сообщество «вольных каменщиков», ведущее мифологию своего происхождения от строителей храма Соломона) — это просветительское и политическое европейское движение. Масонские ложи представляли собой негосударственные организации свободных участников на основе строго регламентированных правил. Чаще всего эти организации представляли собой закрытые или тайные сообщества, ведущие многообразную просветительскую, благотворительную, издательскую, финансовую, политическую деятельность. Принципы этих сообществ основываются на мистико-мифологическом понимании христианской доктрины, в сочетании с разного происхождения и разного времени появления мистическими и богословскими учениями.

Расцвет масонства как самодеятельных организаций свободных граждан относится к европейскому веку Просвещения. Во второй половине XVIII в. возникают признаки общеевропейской масонской организации, куда Россия была принята в качестве восьмой провинции масонского мира.

В России первая ложа «английского образца» появилась в 1731 г. В последней трети XVIII в. российское общество переживает период увлечения масонством, который в разных формах продлится до 1822 г., до официального запрещения масонства Александром I (который являлся формальным главой масонских организаций в России). Причиной запрета было весьма справедливое подозрение императора об излишней политизации лож и возможной угрозы их деятельности для власти. Ранее попытку прекратить деятельность лож предпринимала в 1792 г. Екатерина Великая.

В 1779—1784 гг. в Москве сложился «новиковский круг» (термин В.О. Ключевского) масонов, в состав которого входили:^{Педагогическая} семинария и Дружеское ученое общество (1779— 1785), организованные И. Г. Шварцем и Н. И. Новиковым, Типографическая компания (1784—1792), созданная Новиковым и Шварцем при поддержке ряда пайщиков (И.П. Тургенев, С. И. Гамалея, А. М. Кутузов, И. В. Лопухин, М. М. Херасков и др.); 2) Гаупт-Директория VIII провинции масонского мира, как стала называться Россия с 1782 г. после общеевропейского масонского конгресса в Вильгельмсбадене; 3) ложи «Трех знамен» (мастер стула П.П. Татищев), «Озириса» (кн. Н.Н. Трубецкой), «Лаокоона» (Н.И. Новиков), «Сфинкса» (кн. Г. П. Гагарин); 4) созданная Новиковым в 1782—1783 гг. «Тайная сиенциорическая ложа Гармонии», куда входили прежде всего деятели Дружеского общества и Типографической компании.

Вообще, в последней трети XVIII в. сложились два «заключенных» друг в друга типа русского масонства — профессиональные масонские деятели, функционеры административного центра (Гаупт-Директории) VIII провинции масонского мира (князья Долгорукие, Трубецкие и др.) и сообщество масонов-мистиков, объединенное вокруг Дружеского общества, Типографической компании и «Гармонии». Первому типу в начале XIX в. наследуют союз лож Великой Астреи и союз Великой Провинциальной ложи, иначе говоря, все окологосударственное масонство александровской эпохи.

Второй тип более важен и интересен с точки зрения истории русской философии. Ю. М. Лотман, тщательно изучивший творческую ситуацию, сложившуюся в «новиковском круге» в 80-е гг., был склонен выделять в нем микросообщество — «мир Новикова — Кутузова»^[1]. В культурном, организационном и философско-мистическом пространстве, замкнутом этими двумя наиболее авторитетными именами, речь идет о группе единомышленников, философов-мистиков, посвятивших себя литературно-философским и мистико-философским занятиям: Н. И. Новиков (1744— 1818), А. М. Кутузов (1749—1797), С. И. Гамалея (1743—1822), И. В. Лопухин (1756—1816), И. П. Тургенев (1752—1807), И. Е. Шварц (1751 — 1784), М. М. Херасков (1733—1807), А. А. Петров (?— 1793), молодой Н. М. Карамзин и ряд близких к этому кругу людей. Эта группа в своих личных, «книжных», идейных связях не только видится неотъемлемой частью русского философского процесса, но его необходимым институциональным звеном, организующим центром — с мощной, крупнейшей в стране издательской базой, с первыми философскими журналами, хорошо организованным переводческим делом, что обогатило русскую культуру фрагментами переводов или целыми текстами Платона, Климента Александрийского, Оригена, Сенеки, Цицерона, Теофраста, Марка Аврелия, Паскаля, Вольтера, Спинозы, Э. Юнга, Ф. Клопштока, Гёте и многих других.

Периодические издания — «Утренний свет» (1777—1780), «Московское ежемесячное издание» (1781), «Вечерняя заря» (1782), «Покоящийся трудолюбец» (1784—1785), публикуемые «новиковцами», были действительно первыми в России философскими журналами, творческой лабораторией, где находили отражение самые разные точки зрения.

Следует также отметить влияние, оказанное деятелями «мира Новикова — Кутузова» на характер гуманитарного образования в Московском университете в 1780—1820 гг. Именно там начал свою деятельность в Москве Новиков, сняв в аренду на десять лет университетскую типографию, именно там (в том числе и там) Шварц читал свои лекции, посвященные не только философии знаменитого немецкого мистика Я. Бёме (1575 — 1624), но и критическому разбору сочинений Лейбница, Вольфа, Гельвеция, Руссо. С 1778 г. куратором Московского университета являлся М. М. Херасков, поэт и драматург, один из оригинальных сочинителей мистической литературы. Позже, с воцарением на престоле Павла I, этот пост занял другой известный масон и философ-мистик, переводчик и литератор И. П. Тургенев, основавший в 1798—1800 гг. Университетский пансион.

В той или иной степени творческий философско-литературный процесс, происходивший в «мире Новикова — Кутузова», оказал влияние на Н. М. Карамзина и А. Н. Радищева. Ю. Лотман считал, что своей историософской концепцией Карамзин «обязан масонам»^[2]. Что касается А. Н. Радищева, то его отношения с масонством связаны с его длительной перепиской с А. М. Кутузовым, другом, «сочувственником» и идейным оппонентом; переписка не сохранилась, но немногие уцелевшие письма Кутузова к Радищеву, царящая в них философско-антропологическая напряженность, действительно позволяют предположить, что это был один из выдающихся памятников общественно-философской мысли.

Университетский пансион еще долго будет оставаться «рассадником» философского просвещения и мистико-философских настроений в российском обществе. Стоит только открыть «Утреннюю зарю», издававшийся в 1800—1808 гг. сборник «трудов воспитанников Университетского пансиона», где среди постоянных авторов были В. А. Жуковский, А.И. и Н. И. Тургеневы, как становится ясным процесс трансляции концептуальных оснований из «мира Новикова — Кутузова» в «эпоху александровского мистицизма»: цитаты из Эдуарда Юнга, как английские, так и в переводе 1787 г. Кутузова, цитаты из Пордеджа в переводе Тургенева, цитаты из Фридриха Клопштока, которого переводил Кутузов, подражания «Кадму и Гармонии» Хераскова, ссылки на Юнга-Штиллинга, цитаты из Гёте^[3] — конгломерат сентиментализма, классицизма, предромантизма и мистицизма.

В том же пансионе учился В. Ф. Одоевский, что, бесспорно, способствовало складыванию его философских пристрастий, «любомудрской» деятельности и, вероятно, напомнило после 1827 г. о Сен-Мартене, Эккартсгаузене, Юнге-Штиллинге, Баадере. Тем более что директором пансиона в годы его учебы был Прокопович-Антонский, идейный наследник и хранитель рукописей И. Г. Шварца. Этот последний оказал решающее личное влияние на молодого А. Ф. Лабзина (1766—1825), одного из самых ярких деятелей-организаторов «александровского мистицизма», издателя весьма популярного «Сионского вестника», переводчика Эккартсгаузена и Юнга-Штиллинга. Наверное единственный, кто никак не касался Университета, был М. М. Сперанский. Но в 1804 г. он знакомится с сенатором Лопухиным, активным и самостоятельным мыслителем-«новиковцем», который оказывает ему помощь в мистико-философском «образовании» посредством Сен-Мартена, Беме, Фенелона, что не мешает будущему графу, выпускнику Петербургской духовной академии, читать отцов церкви.

Если говорить об источниках формирования философско-мистических взглядов сообщества, то для «мира Новикова — Кутузова» будут особо важны немецкие мистики Парацельс, В. Вейгель, Я. Бёме, французский мистик XVIII в. Л. Кде Сен-Мартен. Заметно влияние Фомы Кемпийского и И. Арндта, безусловно влияние Э. Юнга (1681 —1775), автора «Плача… или Ночных размышлений», одного из первых опытов «кладбищенского» сентиментализма в поэзии, Ф. Г. Клопштока (1724—1803), с его эпической «Мессиадой», писателей «Бури и натиска» (1767—1780). «Новиковцев», знакомых с произведениями Гердера, Гёте, Лессинга, Ленца (последний долго жил в Москве в доме Типографической компании вместе с Карамзиным, Петровым, Кутузовым и Тургеневым), в творчестве германских писателей привлекали прежде всего идеи глубокой чувствительности, внесословной ценности человека, провозглашение культа «оригинального гения».

Из соотношений с собственно философской европейской традицией следует назвать стоические влияния, как непосредственные, так и через Арндта и Мейсона, особенно в плане концепций дивинации, «стоического мудреца», установки на самопознание; М. Мендельсон, Ш. Бонне, Лейбниц, Вольф, а помимо них, возможно, Локк и Кондильяк, наибольшее влияние оказали на А. М. Кутузова, который в 1764—1767 гг. учился в Лейпцигском университете, а в 1788—1797 гг. жил в Германии. Интересно оценить некоторые особенности идейных контактов с просветителями, прежде всего с Руссо. Своеобразное воспрятие его идей часто вело к превращению концепции автора «Du Contract Social» в пространство эксперимента, переосмысления его идей и испытания своих. Так, Лопухин, в молодости увлекавшийся французскими просветителями, в 80— 90-е гг. трансформирует политическое учение Руссо в религиозно-нравственное, рассматривая свободу исключительно как свободу воли или противопоставляя учению о «естественном равенстве» метафизический аргумент о невозможности существования двух абсолютно тождественных объектов^[4]. Причем резкая критика просветителей в письмах участников сообщества, рассчитанных на цензуру, сводилась по сути дела к весьма разумным аргументам против тех мыслителей, которые, по мнению русских философов-мистиков, нарушают принципы «надлежащего познания» — именно поэтому письмо-памфлет Кутузова (1790)^[5] является довольно остроумной философской пародией и на «Осадную башню, штурмующих небо» Д. Дидро, и на «Небесные тайны» шведского мистика Э. Сведенборга.

Что касается М. М. Сперанского, то представляется возможным влияние И. Фихте на философско-мистичекую рефлексию русского мыслителя, и, вероятно, оно создает исходные посылки всего дискурса, что составлялся под влиянием Сен-Мартена, Бёме, Фомы Кемпийского, которого он с удовольствием переводил и издал уже шестым изданием в России в 1821 г., исихастских мотивов в лице Симеона Нового Богослова и отцов восточной церкви преимущественно IV в. Точно так же как влияние Сен-Мартена, Эккартсгаузена, Баадера, Балланша, Ламенне, отчасти Григория Синаита и Симеона Нового Богослова у Одоевского всегда будет исходить либо из преодоления, либо из продолжения философских построений Шеллинга. Одоевский к началу 30-х гг. обладал достаточно обширными, хотя и бессистемными знаниями о мистической и алхимической традициях, в его сочинениях этого периода фигурируют имена Альберта Великого, Парацельса, Василия Валентина, Раймона Луллия^[6].

В последней трети XVIII — начале XIX в. в русской культурно-философской среде формируется, оригинальное сообщество европейской мистической традиции^[7]. Его характеризует создание «коллективного произведения» философско-мистической антропологии «мира Новикова — Кутузова». Главной темой рассуждений стала проблема человека: выработка критериев «предела» человека, концепция человека целого-как-целого и целого-как-разделенного и пути преображения. Важнейшим итогом коллективных усилий единомышленников и сочувственников философов-мистиков «новиковского круга» было создание системы основных понятий и концептуальных элементов, которая послужит исходным пространством деятельности для периода «александровского мистицизма» и повлияет, в частности, на философскую позицию Сперанского и Одоевского. Первый из них в своих философских сочинениях предложит концепцию этико-аксиологического и коммуникативного осмысления бытия и человека.

• [1] Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М" 1987. С. 41.
• [2] Лотман Ю. М. Идея исторического развития в русской литературе концаXVIII — начала XIX в.//Проблемы историзма в русской литературе: конец XVIII —начало XIX B.//XVIII век. Сб. 13.Л., 1981.С. 88.
• [3] Избранные сочинения из Утренней зари. Труды Воспитанников Университетского пансиона в 2-х частях. Ч. I. М.: Университетская тип., 1809. С. 32—37 и пр.
• [4] Лопухин И. В. Замечания на известную книгу Руссову. М., 1809. С. 5; Лопухин И. В. Излияния сердца, чтущего благость единоначалия. М., 1794. С. 35.
• [5] Барское ЯЛ. Переписка московских масонов XVIII-ro века. 1780— 1792 гг. Пг., 1915. С. 61—62.
• [6] См. напр.: Каталог библиотеки В. Ф. Одоевского. М., 1988; Одоевский В. Ф. Пестрые сказки. СПб., 1996. С. 9—17; Одоевский В. Ф. Русские ночи, 4338 год. Фрагменты. Письма. [Б.м.]. Catedral PR, 2000. CD-версия С. 81—88.
• [7] См. подробнее: Федоров А. А. Европейская мистическая традиция и русская философская мысль (последняя треть XVIИ — первая треть XIX века). Н. Новгород, 2001.