Западники. 
История философии

Западничество — направление русской общественной и философской мысли 1830—1850-х гг. Наиболее заметными представителями западничества были литературные критики, философствующие публицисты, общественные деятели — В. Г. Белинский (1811 — 1848), Н. Г. Чернышевский (1828−1889), Н. А. Добролюбов (1836−1864), Д. И. Писарев (1840−1868), А. И. Герцен (1812—1870). Западники прошли поучительную школу немецкой классической философии и французского Просвещения. После глубокого увлечения гегельянством русские философы, не без влияния Л. Фейербаха, повернулись к материализму, стремясь, однако, сохранить диалектический метод Г. Гегеля^[1]. Они полагали, что сознание есть свойство не всей, а лишь высокоорганизованной материи — мозга^[2]. Среди западников в философском отношении особо выделяются Герцен и Чернышевский.

Николай Гаврилович Чернышевский, испытавший сильное влияние воззрений Л. Фейербаха, уделял большое внимание антропологической философии, дополняя ее социальными, этическими и, что очень важно, экономическими аспектами: для человека очень существенны реальные условия его бытия. В области этики Чернышевский проповедовал знаменитую идею «разумного эгоизма», и поныне рождающую споры. В области эстетики (о чем он написал свой труд «Об эстетическом отношении к действительности») Чернышевский рассматривал художественное творчество и категории прекрасного. Согласно Чернышевскому, «прекрасное — это жизнь». Поэтизация самого факта жизни во всем ее разнообразии — существенный аспект в философских воззрениях мыслителя. Чернышевский жестоко пострадал на каторге за свои политические убеждения и выступления.

Александр Иванович Герцен в своем мировоззрении прошел сложный и внутренне противоречивый путь. Общефилософские проблемы, занимавшие интересы Герцена, — это единство бытия и мышления, жизни и идеала, поиски метода, в котором гармонично сочетались бы эмпирический и рациональный приемы человеческого ума. Он стремился обосновать закономерность движения человечества по пути к свободному от антагонизмов обществу. По Герцену, грядущий мир есть царство разума, он как бы подытожит и воплотит разумные начала всей предшествующей истории: реалистическое преклонение перед природой и принципы суверенности личности, свободы духа, развитые в первоначальном христианстве. Он ратовал за снятие крайностей материализма и идеализма. В молодости он был глубоко верующим, впоследствии разделял идеи атеизма, говоря точнее, находился в поисках и колебаниях в этом вопросе. Герцен уделил особое внимание взаимоотношению личности и общества; он критиковал как буржуазный индивидуализм, так и уравнительные коммунистические утопии. Размышляя над проблемой свободы и необходимости, он стремился избежать крайностей и фатализма, и волюнтаризма, пытался осмыслить историю как «свободное и необходимое дело», развивал идею единства среды и личности, исторических обстоятельств и человеческой воли.

В области философии истории в фокусе его внимания была проблема сущности социальных законов, которые осмысливались как переплетение стихийного хода истории, т. е. бессознательного начала в историческом потоке, и сознательной деятельности индивидов и общества в целом в виде развития научного знания.

Последним словом социально-философских воззрений Герцена явились письма к М. А. Бакунину, направленные против крайностей его революционной теории. По мнению Герцена, для социального созидания необходимы «идеи построяющие», нужна сила, нужно народное сознание. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри»^[3].

По мнению С. Н. Булгакова, все сознаваемые страдания Герцена имели источником позитивизм и атеизм. Но при всех своих позитивно-атеистических воззрениях, Герцен был постоянно занят вопросами религиозного сознания: о смысле жизни, истории и т. д. — карамазовскими вопросами. Но, как и Карамазову, Герцену суждено было испытать не радость положительного разрешения этих великих и страшных вопросов, а горечь сознания их неразрешимости. Он искал и не нашел; однако истинная религиозность состоит именно в искании. С всепобеждающей силой внутреннего переживания значение религии на русской почве было показано Ф. М. Достоевским, а позднее В. С. Соловьевым с помощью логической аргументации, опирающейся на философию идеализма. Поэтому можно сказать, что Герцен, хотя и кружным путем, более отрицательным, чем положительным, ведет к… Достоевскому и Соловьеву. В нем дорог нам не только народный трибун, герой освободительной борьбы, но и один из провозвестников грядущего религиозного возрождения^[4]. Отношение к христианству у Герцена было противоречиво-поисковым. К Евангелию он всегда сохранял необычайно теплое чувство^[5].

Влияние его личности на движение русской интеллигенции сказывалось десятки лет.

• [1] Считая Фейербаха «отцом новой философии», Чернышевский высоко ставил философию Гегеля за раскрытие им тех «общих форм, по которым двигался процесс развития». Необходимость сочетания диалектики Гегеля и материализма Фейербаха была, таким образом, осознана в русской философии еще до всякого влияния на нес со стороны марксизма.
• [2] Выдающаяся роль в исследовании функций мозга принадлежит русскому физиологуИ. М. Сеченову (1829—1905), на труды которого опирался, в частности, I I. Г. Чернышевский.
• [3] Герцен, А. И. Собрание сочинений. — М., 1960. — Т. 20. — Кн. 2. — С. 590. См. также: Володин, А. И. Герцен. — М., 1970.
• [4] См.: Булгаков, С. Н. Сочинения: в 2 т. — М., 1993. — Т. 2. — С. 117; 130.
• [5] Герцен писал: «Евангелие я читал много и с любовью, по-славянски и в лютеранскомпереводе. Я читал без всякого руководства, не все понимал, но чувствовал искреннее и глубокое уважение к читаемому. В первой молодости я часто увлекался волюнтаризмом, любилиронию и насмешку, но не помню, чтоб когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холоднымчувством, это меня проводило через всю жизнь; во все возрасты, при разных событиях я возвращался к чтению Евангелия, и всякий раз его содержание низводило мир и кротостьна душу» (см.: Герцен, А. И. Собр. соч. — Т. VI. — С. 59; см. также: Булгаков, С. Н. Избранныестатьи. — М., 1993. — Т. 2. — С. 97). Приведу еще одно признание Герцена. Своей будущейжене Наталье Захарьиной он писал из ссылки: «Нет, в груди горит вера, сильная, живая. Есть Провидение. Я читаю с восторгом Четьи Минеи — вот где божественные примеры"(см.: Герцен А. И. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — М., 1993. — Т. 4. —С. 44).