Влияние социальных катастроф на рост и развитие

Недостаток пищи и голод. Различия в социальном и экономическом положении влияют на доступность и качество пищи. Эксперты ФАО (англ. FAO, Food and Agriculture Organization — Продовольственная и сельскохозяйственная организация Организации Объединенных Наций) и Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) выделяют несколько групп населения, наиболее подверженных риску нехватки пищи: малообеспеченные слои сельского и городского населения; женщины и дети; пожилые люди; ВИЧ-инфицированные; беженцы; население засушливых (преимущественно тропических) районов.

Представители низших в экономическом отношении страт могут не испытывать недостатка в поставляемой продуктами энергии, и тем не менее их питание не будет полноценным. Разбалансированность рациона — наиболее частое проявление экономических кризисов и долговременных (на протяжении нескольких лет) спадов уровня и качества жизни населения. Примером может служить ситуация 1980—1990;х гг. в нашей стране [Козлов А. И., 2016]. Катастрофического голода в последние годы существования СССР и в начале постсоветского периода в стране не было, но качество питания существенно снизилось. Как следствие, резко выросла заболеваемость анемиями. Железодефицитные состояния, имеющие несомненную связь с уровнем жизни населения, опасны тем, что обладают аккумуляционным эффектом: дети женщин с анемиями также часто страдают от недостатка железа в крови. Дефицит железа в организме приводит к развитию различных заболеваний и функциональных отклонений: болезням сердечно-сосудистой и мышечной систем, ухудшению психического состояния и замедлению физического и интеллектуального развития ребенка и т. д.

Воздействие недостатка пищи на детей, особенно в катастрофических ситуациях, наиболее трагично. По данным экспертов ООН, в период с 1972 по 1974 г. во время голода, вызванного засухой в странах Сахеля (африканских государств, северная граница которых проходит в Сахаре), в регионе умерли почти все дети в возрасте до двух лет.

Недостаточное питание — один из основных факторов высокой смертности детей в возрасте до одного года в развивающихся странах, а из-за высокой смертности младенцев родители с неохотой идут на сокращение семьи. При этом тяготы жизни в больших семьях распространяются на всех ее членов, ухудшая и без того плохое питание. Образуется замкнутый круг, разорвать который чрезвычайно сложно.

Распространенная ранее точка зрения относительно того, что возникающая из-за недостатка энергии и белка задержка развития ребенка в первые два-три года жизни компенсируется большей длительностью ростового периода в подростковом возрасте, подверглась пересмотру. Анализ многочисленных данных показал, что первые три года жизни — один из важнейших сенситивных периодов, и если на его протяжении дети так и не получают достаточной по количеству и качеству пищи, механизм компенсаторного роста не срабатывает [Козлов, 2016]. Несмотря на некоторое увеличение продолжительности роста, организм не в состоянии полностью реализовать свои генетические потенции и достичь нормальной длины и массы тела. Не всегда помогает даже улучшение продовольственной ситуации. Наблюдение за корейскими и индийскими детьми, принятыми в благополучные американские и шведские семьи показало, что физическое развитие ребенка нормализуется, только если кардинальное улучшение его питания происходит до достижения трехлетнего возраста. Важно, что недостаточное питание обладает своеобразным аккумуляционным эффектом: последствия голодания накапливаются и передаются от поколения к поколению.

Недостаточность питания наносит ущерб психическому и интеллектуальному развитию ребенка. Речь идет даже не о психической травме, нанесенной самим недоеданием (хотя она сама по себе очень велика), но о развивающихся под воздействием голода патологических изменениях в нервной ткани.

Войны и их последствия. Безусловно, сильнейшим и одним из наиболее страшных социальных стрессоров является война. Негативные последствия войн неисчислимы и разнообразны. Мы остановимся лишь на нескольких примерах, имеющих отношение к экологии человека.

Оценку демографических последствий войн и сопутствующих войнам бедствий (таких как нехватка продовольствия, эпидемии, экономические тяготы, ухудшения условий жизни, вынужденные миграции и т. п.) содержат множество исследований. Одна из обобщающих публикаций, монография крупного демографа Бориса Цезаревича Урланиса, посвящена анализу людских потерь европейских стран в войнах XVII—XX вв., включая Первую мировую войну [Урланис Б. Ц., 1994]. В наши задачи не входит анализ конкретных показателей. Остановимся только на одном, методическом вопросе — структуре убыли мужского населения в военное время. Приняв численность мужчин в возрасте 18—50 лет в некоей гипотетической популяции в предвоенный период в 13 млн человек, Урланис показывает, что к концу полномасштабных военных действий их численность падает почти вдвое — до 7,5 млн.

Общие потери складываются из «естественной» убыли в условиях предвоенного уровня смертности; потерь среди военных; потерь гражданского населения; и пассивного сальдо внешней миграции.

Это приводит не только к уменьшению численности мужчин, но и к деформации возрастно-половых пирамид, перевесу числа женщин над мужчинами и т. д. Меняются стереотипы репродуктивного (брачного) поведения и рождаемость, изменяются рынок рабочей силы и представления о распределении «мужских» и «женских» ролей в обществе, многие другие социальные характеристики. Неизбежно снижается уровень жизни, что увеличивает заболеваемость и смертность.

Суммарная демографическая цена социальных потрясений и катастроф, обрушившихся на Россию в первой половине XX в. (1900— 1954 гг.), оценивается современными демографами в 76,4 млн человек — больше населения всей страны в 1900 г. (70,9 млн человек) [Демографическая модернизация…, 2006].

Изъятие мужского населения на нужды войны приводит к популяционно-генетическим последствиям. Владимир Павлович Эфроимсон в своих книгах отстаивал мысль о том, что в войнах гибнут наиболее здоровые, способные и нравственно совершенные люди, а выживают индивиды с физическими и моральными дефектами — циники, трусы, преступники. Это приводит к дисбалансу носителей разных социальных качеств, что ухудшает генофонд человечества. Такая точка зрения эмоционально притягательна, но не имеет строгого генетического подтверждения.

Но тот факт, что из-за гибели преимущественно крепких и рослых уменьшаются средние размеры тела мужчин, а это ведет к уменьшению длины тела во всей популяции, подтверждается [Миронов, 2010].

Для воинской службы изымается мужское население с определенными физическими характеристиками. Яркий пример — требования к росту рекрутов русской армии в эпоху «наполеоновских войн». Если до начала активных военных действий в Европе (1802 г.) рекрутским наборам подлежали здоровые мужчины ростом не менее 2 аршин и 4 вершков (159,6 см), то в разгар войны (1812 г.) требования к минимальному росту пригодных к службе из-за недостатка высокорослых были снижены до 150,8 см. Это неизбежно вело к изменению генетических характеристик популяции. Длина тела в значительной мере генетически обусловлена (хотя и не определяется каким-то одним геном: этот признак даже на генетическом уровне имеет многофакторную природу). В результате, даже если не учитывать влияния сопутствующих войне голода, ухудшения социальных условий жизни, роста заболеваемости и т. д., снижение среднего роста детей послевоенных поколений обусловливалось и тем, что наиболее сильные и здоровые мужчины оказывались выключенными из репродуктивной части популяции. Так что написанные спустя 25 лет после окончания Отечественной войны 1812 года лермонтовские строки «были люди в наше время… богатыри — не вы!» получают генетическое подтверждение.

Разумеется, снижение длины тела в результате изменений генофонда популяции — далеко не самое страшное последствие войны. Но если продолжить рассмотрение этого частного признака, мы увидим, что задержка роста и развития обусловлены многими связанными с войной причинами. Нарушение питания в особо чувствительные, сенситивные периоды развития детского и юношеского организма, повышает вероятность развития болезней сердечно-сосудистой системы у взрослых. Согласно данным ВОЗ, голод и несбалансированность питания, пик которых пришелся на особо важную стадию развития организма, стали причиной повышенной смертности в когортах японцев, взрослевших во время и непосредственно после Второй мировой войны.

Под воздействием связанных с войной стрессоров нарушается продукция соматотропного и половых гормонов, что отражается на физическом развитии детей. Это видно на примере динамики полового созревания девушек хорватского города Шибеник (табл. 3.6). За предшествовавшие распаду Югославии пять лет (1981—1985 гг.), возраст менархе у девушек снизился в среднем на 1,2 месяца — обычный в тот период для стран Европы показатель акселерационных изменений. Однако затем социальные и экономические потрясения 1991—1995 гг. и вспыхнувшая в стране гражданская война привели к отставанию сроков полового созревания в среднем на три месяца. Еще сильнее отразились на проявлениях этого, казалось бы, чисто физиологического показателя, потрясения, затронувшие девушек из семей, непосредственно пострадавших от военных действий. По сравнению с 1985 г. сроки полового созревания девушек, дома которых в ходе войны были повреждены или уничтожены, сдвинулись примерно на восемь месяцев, а отставание в возрасте менархе у перенесших гибель хотя бы одного из членов семьи составило почти 11 месяцев [Prebeg Z., 2000].

Таблица 3.6

Влияние вызванного войной психологического стресса на половое созревание девушек г. Шибеник (Хорватия) [Prebeg, 2000]

Итак, различия биологических характеристик у представителей разных социальных групп тем больше, чем ниже экономическое развитие региона. В богатых странах с хорошо действующей системой социального обеспечения (например, в Скандинавии) межсоциальные различия антропометрических характеристик населения становятся минимальными.

Различного рода социальные потрясения, и в первую очередь войны, оказывают выраженное негативное воздействие на генофонд популяций, особенности роста и развития населения. Отдаленные демографические, генетические, медико-антропологические последствия таких социальных катастроф могут проявляться спустя десятилетия.