Модель «управляемой демократии»

Российским воплощением концепции делегативной демократии стала модель «управляемой демократии», имевшая целью обосновать объективный характер авторитарных тенденций российской власти в начале 2000;х гг. Термин «управляемая демократия» был предложен первым президентом Индонезии Сукарно в 1959 г. для характеристики своего политического режима. В российский политический дискурс этот термин ввел бывший главный редактор «Независимой газеты» Виталий Третьяков. Управляемую демократию он характеризовал как «авторитарно-протодемократический тип власти, существующий в форме президентской республики и в виде номенклатурно-бюрократического, слабофедерального, местами квазидемократического и сильно коррумпированного государства». По его мнению, с момента назначения председателем правительства В. Путина сформировался новый тип власти — сильноуправляемая, или управляемая демократия, которая является переходным этапом от жесткой управляемости (диктатуры) к собственно демократии. «Итак, — заключает В. Третьяков, — управляемая демократия — это демократия (выборы, альтернативность, свобода слова и печати, сменяемость лидеров режима), но корректируемая правящим классом (точнее, обладающей властью частью этого класса)»¹.

Развернувшаяся дискуссия по поводу нового термина показала, что большинство исследователей признает авторитарный характер складывающегося политического режима. Озабоченность вызывает вектор дальнейшего развития политической практики, который имеет двойственный характер: он может быть как предпосылкой демократического строительства, так и основой отказа от него.

А. И. Соловьев склонен полагать, что этот вектор приобрел ярко выраженный антидемократический характер, так как демократическая форма организации политической власти не может быть совмещена с предлагаемой системой управления дифференцированным российским обществом. Известный российский политолог обращает внимание на то, что «на наших глазах режим „управляемой демократии“ трансформируется в „административный режим“, где демократия переходит в стадию полураспада и постепенного вытеснения из политической жизни российского общества»^[1][2].

Суть механизма «управляемой демократии» Г. X. Попов видит в господствующей роли исполнительной власти вообще и центральной, федеральной власти в частности. Известный российский экономист и политик полагает, что усиливается одна ветвь власти — исполнительная, которая подчиняет себе и законодательные органы, и судебные органы, и средства информации. Внутри самой исполнительной власти возрастает роль центра, создающего вертикаль власти — систему своих органов на местах. «Концентрация власти в одних руках повышает ее возможности, позволяет лучше использовать ресурсы, — констатирует Г. Попов. — Но одновременно возрастает бесконтрольность этого центра и опасность серьезных ошибок, накапливающихся год за годом»^[3].

Обоснование выбранного курса сводилось к следующим тезисам: • в 1990;е гг. демократия была истолкована как анархия, отрицание государственности, поэтому в интересах всего общества встала задача восстановления порядка, укрепления государства, контроля за деструктивными процессами, угрожающими национальному единству;

• • в связи с разочарованием значительной части населения демократическими и рыночными реформами в предыдущем десятилетии, а также неукорененностью демократии в российской традиции, российский народ нуждается в реформировании «сверху»;
• • безопасность важнее демократии и свобод, поэтому угроза терроризма требует ограничения стесняющих исполнительную власть демократических процедур;
• • необходимо в большей мере учитывать как национальные традиции, так и выдвигаемые современной российской и мировой ситуацией требования эффективности и оперативности в управлении государством¹.

Однако, как показала практика 2000;х гг., управляемая демократия не только не способствует усвоению населением демократических ценностей и консолидации демократического устройства общества, но и ведет к дискредитации демократии в глазах населения, что стало причиной смены парадигмы общественного развития. Тем, кто утверждает, что на переходном этапе, в период глубоких преобразований экономики и общества, необходима «твердая рука», авторитарная власть, способная осуществить реформы, первый гражданский президент Португалии Мариу Соареш приводит в пример свою страну, заявляя, что опыт Португалии свидетельствует об обратном. «Я верю, — пишет португальский политик, — в универсальные ценности демократии как во внутренней, так и во внешней политике. Не думаю, что диктатуры, какие бы формы они ни принимали, могут оказаться лучше и эффективнее демократического строя»^[4][5].

Исходя из опыта государств, демократизировавшихся в 1990;х гг., демократические политические институты создали те страны, которые прежде имели демократическую практику. Данный факт свидетельствует о том, что эффективные институты и соответствующую практику невозможно создать за короткое время. Пример стабильных демократий свидетельствует о том, что для упрочения и легитимизации таких политических институтов необходимо время для приобретения демократических навыков и норм поведения. Это сложный процесс, который зависит от способности политиков, граждан адаптироваться к новым политическим реалиям зачастую при отсутствии демократических традиций в условиях негативных последствий авторитарного прошлого и решения сложных социально-экономических проблем.

• [1] Третьяков В. Диагноз: управляемая демократия // Независимая газета.2000. № 4.13 января.
• [2] Соловьев Л. И. Механизмы и технологии развития политической системысовременного российского общества // Политические системы современнойРоссии и послевоенной Германии: С6. материалов российско-германского"круглого стола". Волгоград, 2005. С. 54.
• [3] Попов Г. X. Управляемая демократия в современной России // Актовыелекции, читанные в Международном университете в Москве: 2004/2005. М., 2006. С. 9−10.
• [4] ' Глобализация и Россия: Проблемы демократического развития. 2-е изд. М" 2005. С. 395−396.
• [5] Соареш М. Переходный возраст демократии // Россия в глобальной политике. 2004. № 3. Том 2. С. 156.