«Дух капитализма» в хозяйственной жизни и культуре

Бурное развитие хозяйственной деятельности в Новое время многие исследователи связывают с распространением и утверждением «духа капитализма». Так, в частности, известный немецкий социолог и культуролог В. Зомбарт под «хозяйственным духом» понимает черты характера, открывающиеся в хозяйственных стремлениях, и ценности-суждения, которыми определяется и управляется поведение хозяйствующего человека. Немалое место в своих исследованиях уделяет «духу капитализма» и Вебер^[1]. В конечном счете «дух капитализма», как специфическая реализация общих ценностно-нормативных установок Нового времени в хозяйственной сфере, стал предпосылкой оформления феномена, получившего впоследствии название «экономической культуры».

В самом общем виде культурный потенциал экономики — проявление духовного в хозяйственной сфере. Ценности культуры в этой сфере предстают в форме коллективных или личных представлений о значимом и должном поведении человека в хозяйственной практике. Однако, культура хозяйствования — это не просто существующие в обществе идеальные представления о хозяйстве, а всегда и ценностные отношения (межчеловеческие) по поводу объектов — носителей ценности, как в вещественной, так и в идеальной форме. О культуре хозяйствования можно говорить в том случае, если эти нормы, реализуясь на практике, обеспечивают очеловеченность природных и социально-экономических условий.

Вместе с тем, присутствие ценностного содержания в экономической сфере крайне неустойчиво. Акцент на полезность и разумность, как ведущие принципы экономической деятельности, постоянно вступает в противоречие с установкой на духовную самореализацию. Именно эта противоречивая динамика «хозяйственного духа» часто предопределяет крайности оценок соотношения экономики и культуры. Из этого, конечно, не следует, что экономическая жизнедеятельность не значима для человека. Она составляет фундамент цивилизации и в максимальных для нее культурных проявлениях создает необходимые условия для проявления духовности в сфере морали и художественной культуры. Однако всегда следует осознавать, что человеческая духовность в высших своих проявлениях не сводима к ценностям — нормам экономических взаимоотношений. Хозяйственная деятельность может одухотворяться, окультуриваться, но в разной степени и до известного предела.

Все эти моменты отчетливо прослеживаются при рассмотрении ценностных аспектов хозяйствования, характерных для Нового времени. Так как трудовые отношения и отношения собственности являются определяющими в сфере экономики, то, по-видимому, именно здесь следует искать основные параметры культурного потенциала хозяйственной деятельности нововременной цивилизации.

Предпосылки принципиальных перемен в ценностном содержании хозяйственной практики вызревают постепенно. В Средневековье в общественном сознании доминирует установка на то, что хозяйственная деятельность — это благо, если она осуществляется по воле и нормам, устанавливаемым человеколюбивым «небесным хозяином». Средневековый стиль хозяйствования в своей основе имел идею «достойного содержания» в соответствии с положением в обществе, которое, в свою очередь, было освящено религиозным идеалом, осуждавшим гибельную страсть и привязанность к своему добру. Считалось, что дворянам богатство дано для того, чтобы его тратить, для других же сословий цель хозяйствования сводилась к удовлетворению элементарных потребностей. Такие установки продуцировали медленные темпы хозяйственной деятельности, отсутствие интереса к хозяйственному труду. Стремление к обеспечению «достойного содержания» удовлетворяется преимущественно за пределами собственно хозяйственной деятельности — в войнах, грабежах, поборах, занятиях алхимией, дарениях и т. п. Из этого не следует, что отдельные группы не стремились расширить дело и получить прибыль, но это было скорее исключением, чем нормой.

Существенные подвижки в восприятии смысла хозяйственной деятельности прослеживаются только с XV—XVI вв. Постепенно укореняется представление о том, что Бог мало вмешивается в мирские дела, и человек, не имея возможности рассчитывать на божественную благодать в повседневной жизни, вынужден решать свои проблемы через мирское хозяйствование, опираясь на свой разум. На смену хозяйству, управляемому из религиозного или политического центра (по сути натуральному), в Европу приходит стихийно организующийся рынок с собственно товарным производством. Освобождение от традиционных религиозных форм, рационализация хозяйственной жизни привели к тому, что мотивы прибыли, выгоды, хозяйственной пользы были «реабилитированы», обрели социальную значимость. Социальные нормы традиционного общества оттеснялись в пользу крепнущей самостоятельности хозяйства. Искусство божественной экономии превращались в экономику, которая начала развиваться согласно собственным законам. Причем громадна роль не только умножения хозяйственных технологий, а и явлений ценностного плана.

Большинство исследователей считает поворотной точкой в этом процессе эпоху Возрождения, обратившуюся к земному существованию человека, к его активности. Именно в то время начинается оформление новых ценностных установок в сфере хозяйственной практики, а бережливый хозяин, обдуманно и прибыльно ведущий свое хозяйство, начинает пользоваться уважением. Экономические успехи Италии эпохи Ренессанса достаточно известны. Уже в XIII в. в итальянских городах появляются большие торговые компании, а веком позже складывается городская элита, представленная выходцами из зажиточных купеческих родов. Почетом пользуются те горожане, которые не только преуспевают в финансовой сфере, а отличаются образованностью и способностью к самостоятельным действиям. Имущественная самостоятельность и предприимчивость в той или иной степени предполагает социальную ответственность, содействует развитию индивидуальности, чувству собственного достоинства, привносит момент творчества в профессиональную деятельность. Одновременно эта эпоха чревата срывами хозяйственной деятельности в откровенный витализм, разгулом продажности и беспринципности, попранием элементарных социальных прав городских низов. При строительстве роскошных дворцов уничтожались постройки бедняков, нарушавших пространственную перспективу, а хозяйственные конкуренты устранялись при помощи наемных армий и убийц.

Поэтому, как полагают многие исследователи, работающие в контексте идей Вебера, решающий вклад в утверждение «духа капитализма» внесла Реформация. Вебер достаточно убедительно показал связь между религиозным учением протестантизма о спасении (особенно в самой радикальной его ветви — кальвинизме) и стремлением к хозяйственному успеху, накоплению капитала. Характерно, что движение за реформу католической веры как раз и было порождено падением моральных устоев духовенства и разгулом стихии личного обогащения. Поразительно, но именно Бог протестантов, не оставлявший человеку никакой надежды на спасение посредством собственных усилий, стимулировал его на наилучшее выполнение мирских обязанностей. Это выглядит нелогичным, но здесь следует учесть существенное своеобразие протестантизма по отношению к католицизму. Католический Бог в ту эпоху олицетворял для людей не столько личную совесть, сколько организационное единство, так как общение с ним велось через посредников, протестантский же Бог жег им сердца.

Как уже ранее отмечалось, великие проповедники Реформации Лютер и Кальвин учили, что человек должен подавлять свои эгоистические интересы и полагать себя инструментом божественных целей. Спасение обретается не соблюдением формальных ритуалов Церкви, а внутренней верой и личной ответственностью перед Богом. Бог протестантизма вызывал у человека не только страх наказания, но и глубокое, личностное чувство вины. Вера в божественное провидение, т. е. в рациональность установленного Богом порядка, и «больная» совесть стимулировали человека к поиску спасения на том месте и в той конкретной профессии, которая была ему определена. Все профессии, все виды трудовой деятельности, если они совместимы с евангельскими нормами морали и аскетическими требованиями протестантской этики, в равной степени угодны Богу и поэтому почетны. Всюду — в мастерской или на мануфактуре, за прилавком и в море — человек обязан был всеми своими силами служить Богу, доказывая трудом, что на нем почила благодать Божия. В лютеранстве, как полагал Вебер, произошло приравнивание труда к молитве. Со всей решительностью протестантизм превращал человека-тварь в морально ответственного человека, требуя от него одновременно рациональной, методичной организации хозяйственной жизни. Характерны названия многих сочинений английских кальвинистов XVII в.: «Одухотворенное мореходство», «Призвание торговца», «Одухотворенный сельский хозяин», «Милая торговля». Таким образом, протестантизм давал высокую оценку труда как средства духовного возвышения, освящал богатство, доставшееся честным трудом. В приумножении богатства протестант находил свидетельство своего успеха, подтверждение своей богоизбранности. Поэтому честно приобретенное богатство надо было приумножать, а не растрачивать на наслаждение жизнью или погоню за внешними знаками отличия. Религиозное «освящение» рынка и придало ему вид «цивилизованного капитализма».

Основные признаки рыночного хозяйства (частная собственность, ориентация на максимальную прибыль и ценовой обмен) присутствовали и ранее, но эти отношения наделялись низкой социальной значимостью и поэтому не обладали большим воздействием на развитие общества. И если в докапиталистическом обществе хозяйственная деятельность для большинства людей предстает как нечто вторичное, то в буржуазной системе она приобретает достаточно высокий статус, начинает рассматриваться как долг человека перед Богом, страной, обществом, другими людьми и самим собой. Отступление от этой нормы, потеря работы, безработица может восприниматься как утрата личной идентичности, крушение всех надежд.

Вебер, подчеркивая своеобразие капиталистического типа хозяйствования, ставшего доминирующим в Новое время благодаря укорененности в ценностном строе общества, отмечал, что «капиталистическим» можно назвать такое ведение хозяйства, которое основано на ожидании прибыли посредством использования возможностей обмена, т. е. мирного (формально) приобретательства. Безудержная алчность в делах наживы не тождественна капитализму и еще менее его «духу». Капитализм пытается обуздать это стремление или, по крайней мере, подчинить его рациональной регламентации^[2].

Рационализация хозяйственной жизни и развитие рыночных отношений вели к тому, что материальные блага начинают рассматриваться человеком с позиций их обменной и потребительской значимости, безотносительно к их религиозной ценности. Вещи все менее и менее ценятся как «сокровища», а превращаются в предметы для продажи и личного потребления. Уже в XVII в. западноевропейским обществом начинает овладевать жажда рыночного обмена. Не случайно суть перемен в «духе хозяйствования» XVII в. определяют термином «меркантилизм» (производное от итал. mercante — торговец). Меркантилизм — хозяйственная практика, опиравшаяся на представление о приведенной в разумный порядок торговле, которая рассматривалась как основной источник «богатства нации» и «перводвигатель» развития экономики. Показательно, что в протестантских странах, где на пути безудержного стремления к обогащению стояла аскетическая христианская мораль, меркантилизм в целом содействовал развитию более цивилизованных форм человеческого общения, росту уровня обыденной культуры. В странах, где официально сохранялось главенство католической Церкви и абсолютного монарха, принципы рыночной полезности часто превращались в «дух продажности». Немецкий исследователь истории нравов Э. Фукс отмечает, что в поисках денег французские короли пускают «в оборот» многие, ранее привилегированные должности: мошенники и жулики за плату могли получить место бургомистра или судьи, лакеи становились директорами театров, содержатели домов терпимости — церковными советниками^[3]. Не удивительно, что именно Францию начинают сотрясать революционные бури. Рынок вне ценностных нормативов пробудил стремление к наживе и агрессивность, которые быстро поглотили установки на царство разума. Голодная и озлобленная масса парижских горожан, не смогла долго мириться с праздником индивидуализма 1/10 части населения города. Теория рынка и философия разума оказались бессильны перед разбуженным индивидуализмом.

Стремление к рациональной организации хозяйственной деятельности в целях получения максимальной прибыли первоначально охватило сферу торговли, а затем распространилось на все остальные сегменты хозяйственной жизни. По-видимому, существенную роль здесь сыграла установка на социальный прогресс. По мере затухания социальных бурь, связанных с попыткой перестроить общество на принципах свободы, равенства, братства, буржуазия, осознав тщетность попыток достижения этого идеала, обращается к обустройству экономической сферы. Идея экономической рациональности, сомкнувшись с идеей прогресса, выдвинутой Просвещением, обеспечила идейный импульс развитию производящего хозяйства. Хозяйственный прогресс, нацеленный на выпуск большего количества товаров, повысил значимость производящей деятельности.

Рубеж XVIII—XIX вв. стал переломным в оформлении ценностного ядра экономической культуры Нового времени, так как ознаменовался распространением установок экономического либерализма (от лат. liberalis — свободный). Именно либерализм стал ведущей идеологией Нового времени в хозяйственной сфере на долгие годы. В основе изначального (классического) либерализма лежало убеждение, что только свободное экономическое взаимодействие людей может привести к стабильному состоянию общества, что, в конечном счете, окажется на пользу всем и каждому. Согласно либеральному мировосприятию условием процветания выступает частная собственность, невмешательство государства в экономику, отсутствие препятствий для развития личной инициативы. Характерны в этом плане размышления одного из первых теоретиков экономического либерализма Адама Смита. В «Исследованиях о природе и причинах богатства народов» (1776 г.) отчетливо присутствует ценностно-нормативная составляющая. Смит полагал, что экономическая эффективность находится в прямой зависимости от социальной значимости созидающего труда и участия в нем представителей различных социальных групп, возможностей для каждого реализовывать потребность в благосостоянии. Конечно, абстрактные рассуждения о рынке, как способе обеспечения моральноэкономического единства общества, оказались очень далеки от реальной хозяйственной практики, но нельзя не отметить стимулирующую роль этих идей для привнесения культурного элемента в хозяйственную жизнь. Экономическая свобода разрушала сословные перегородки, содействовала формированию более справедливой договорной практики, активизировала творческое начало в экономической деятельности. «Расколдовывание» образа общества сняло преграды на пути технического прогресса. От подозрения, отвращения и запретов, по религиозным и моральным соображениям, в отношении к «сберегающим труд» машинам, общество приходит к безусловному признанию их значимости для умножения личного и общественного богатства. Машина как орудие мануфактурного производства становится моделью, объясняющей не только «работу» природного механизма, но и человека, общества, стимулирует «дух изобретательства». Ценностные установки либерализма окончательно утверждают в общественном сознании социальную значимость труда, частной собственности, социально-обоснованного использования капитала.

Первоначально новые установки на «культурную» экономизацию прослеживаются в основном в среде землевладельцев, купцов, банкиров, мануфактуристов, выходцев из протестантских конфессий. Но в дальнейшем они существенно «обмирщаются», обретая юридические основания в гражданском законодательстве, которое поощряет экономическую свободу, частное предпринимательство, выполнение договорных обязательств. Протестантизм заложил предпосылки, а либерализм создал новый тип личности, сыгравший громадную роль в экономическом перевороте в Европе и Новом Свете: личности деятельной, дисциплинированной, ответственной, готовой к суровым испытаниям и героизму каждодневного труда. Именно с укорененностью в общественном сознании либеральных ориентаций связывают наличие в экономической культуре Запада таких ценностных нормативов, как частная собственность, право на труд, экономическая свобода, трудовая дисциплина, исполнительность и профессионализм, инициативность, обеспечение равных для всех социально-экономических возможностей в конкурентном соревновании; «справедливая», по правилам, устанавливаемым самими людьми, конкуренция и т. п.

Таким образом, в процессе становления экономической культуры Нового времени, происходит формирование человека экономического, нашедшего свое наиболее яркое воплощение в особом слое людей — предпринимателях и особом сегменте хозяйственной культуры — «деловой культуре». Точнее, наверное, все же говорить о хозяйственной и деловой цивилизованности.

Несомненно, что упрочение такой хозяйственной цивилизованности, при всей противоречивости протекания этого процесса, в целом содействовало развитию человека, сужало рамки «материальной» необходимости и открывало для большего числа людей возможности духовного роста. Однако нельзя не замечать и иной тенденции, которая неизбежно сопутствует идее безудержного научно-технического прогресса и умножения личного состояния — к принесению многих жизненных ценностей в жертву пользе, делу, капиталу, превращению человека в «функцию» экономической целесообразности.

• [1] См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 44—208; Зомбарт В. Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека. М., 1994. С. 3—274.
• [2] См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 47—48.
• [3] Фукс Э. История нравов: галантный век. М., 1994. С. 34—43.