Мораль и право

• 1. Моральные нормы существуют, как правило, в идеальной форме, т. е. в пространстве сознания и совести каждого человека, «в сердце человеческом». Они прививаются человеку в раннем возрасте, когда он не умеет еще даже писать. При этом нормы права, напротив, легитимны только в письменной форме законодательных документов, санкционируемых государством, законодательной властью, судебными решениями. При этом многие люди могут благополучно существовать, не зная их содержания и сути.
• 2. Моральные нормы носят всеобщий характер. Библейский Декалог (десять моральных заповедей, данных на горе Синай Моисею Богом) принят многими народами за основу социальной жизни. Правовые нормы носят частный, детализированный характер, что выражается в особенностях и отличиях национальных законодательств разных государств.
• 3. Моральные нормы максимально устойчивы, тогда как правовые, напротив, изменчивы. Временные параметры существования библейского Декаюга — свыше 3000 лет. Замена правовых норм на противоположные, но регулирующие одну и ту же деятельность, может происходить в течение одного-двух десятилетий, соответствуя смене идеологий политических партий и приоритетов государственных администраций. В качестве примера можно привести неоднократные (четыре раза) и прямо противоположные изменения российского законодательства (запрет и разрешение) в сфере искусственного прерывания беременности в XX в.
• 4. Принципиальные отличия прослеживаются по результатам нарушения моральных и правовых норм. Нарушение моральных норм имеет своим следствием изменение общественного мнения и существует в форме негативного общественного воздействия. Нарушение моральных требований влечет потерю уважения и доверия к врачу. Как правило, потеря социального доверия к врачу имеет такую силу, что без какихлибо принудительных санкций врач лишается возможности полноценно работать по профессии. Какими бы глубокими познаниями он ни обладал, врач, не признающий и нарушающий моральные нормы в силу равнодушия или агрессивности или просто своей недоброжелательности, лишается доверия. Такой врач неизбежно останется без пациентов и медицинской практики, для этого даже не нужно будет никакого правового или силового воздействия со стороны государства. Нарушения врачом норм права влечет возможность применения к нему различных форм государственного принуждения и наказаний в диапазоне от административных взысканий, штрафов вплоть до многолетнего ограничения свободы.

Вопрос о различии морали и права как форм регулирования медицинской деятельности следует отличать от современной проблемы содержательного соответствия норм права и принципов морали.

Впервые в XX в. на проблему соответствия и несоответствия права и морали обратил внимание немецкий психиатр и философ К. Ясперс. Он утверждал, что человечество в XX в. впервые столкнулось с явлением, названным им «феноменом преступной государственности». Ясперс определил этот феномен как юридическое воплощение морального зла. Так, в 1939 г. в фашистской Германии «Программа эвтаназии» санкционировала убийство психически неполноценных людей. В рамках данной программы осуществлено попрание незыблемых многовековых моральных заповедей, в частности, заповеди «не убий», и в ранг юридического закона было возведено убийство неполноценных больных людей. Ясперс впервые фиксирует внимание на возможность и реальность аморального содержания юридических законов.

Практика регулирования человеческих отношений свидетельствует, что мораль и право, в частности, нормы и принципы биомедицинской этики (БМЭ) и медицинского права (МП) находятся между собой в сложных отношениях, систематизация которых необходима для четкой согласованности между собой требований закона, ведомственных приказов и инструкций, с одной стороны, и требованиями профессиональной этики и морали — с другой.

Все многообразие соотношений требований права и морали можно свести к двум основным формам: содействию и противодействию, или «единству и противоположности». В начале XX в. теоретик права П. И. Новгородцев (1886—1924) обосновывал идею о непосредственной «жизненной» связи «юридических и нравственных норм», которые «вносят мир и порядок во взаимные отношения людей и противопоставляют эгоизму частных стремлений интересы общего блага и требования справедливости»^[1].

К примерам содействия и содержательного единства норм морали и МП можно отнести соответствие основного принципа профессиональной врачебной этики «не навреди» таким действующим нормам, как статьи Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ) о «причинении тяжкого или средней тяжести вреда здоровью по неосторожности» (ст. 113), о «незаконном производстве аборта» (ст. 123), о «заражении ВИЧ-инфекцией» (ст. 122), о «незаконном занятии частной медицинской практикой» (ст. 235), о «нарушении санитарно-эпидемиологических правил» (ст. 236), о «причинении смерти по неосторожности» (ст. 109).

Помимо этого очевидна связь морального принципа «не лжесвидетельствуй» с нормами Федерального закона Российской Федерации от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» о праве пациента на информацию о состоянии своего здоровья: «Каждый имеет право получить в доступной для него форме имеющуюся в медицинской организации информацию о состоянии своего здоровья, в том числе сведения о результатах медицинского обследования, наличии заболевания, об установленном диагнозе и о прогнозе развития заболевания, методах оказания медицинской помощи, связанном с ними риске, возможных видах медицинского вмешательства, его последствиях и результатах оказания медицинской помощи» (ст. 22).

Примером единства морали и права служит и новый правовой принцип «приоритета человека» над интересами общества и науки.

«Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины (Конвенция о правах человека и биомедицине), принятая Советом Европы 4 апреля 1997 г., является документом международного права в области здравоохранения. В качестве основополагающей нормы Конвенции провозглашается «приоритет человека». Именно так называется ст. 2 части I Конвенции. Над чем же устанавливается приоритет человека? На этот вопрос отвечает содержание данной статьи: «Интересы и благо отдельного человека превалируют над интересами общества или науки». Во «Всеобщей декларации о биоэтике и правах человека» (ЮНЕСКО, 2005 г.) в п. 2 ст. 3 говорится: «Интересы и благосостояние отдельного человека должны главенствовать над интересами собственно науки и общества».

Данная международная норма о приоритете интересов человека над интересами общества и науки обнаруживает, что эта юридическая норма основана на моральном законе христианской этики: «Ибо весь закон в одном слове заключается: „люби ближнего твоего как самого себя“» (Гал. 5:14).

То, что принципы морали служат основанием принятия конкретных юридических законов, наиболее ярко проявляется в законодательном запрете эвтаназии в России: ст. 71 «Клятва врача», ст. 45 «Запрет эвтаназии» Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».

Влияние БМЭ на МП проявляется в рассмотрении принципов БМЭ как критерия корректности принимаемых законов, приводящих к их изменению содержания и даже смене. В качестве примера такого влияния можно привести легализацию в ФЗ РФ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» права врача отказаться от производства абортов. Это произошло иод влиянием общественных дискуссий в 2010—2011 гг. в Государственной Думе и этической позиции, закрепленной в п. 6 Декларации Всемирной медицинской ассоциации (ВМА) «О медицинских абортах» (Осло, 1983 г.), согласно которой в том случае, «если личные убеждения не позволяют врачу сделать медицинский аборт, он должен перепоручить пациентку компетентному коллеге».

Однако помимо единства можно увидеть и отличия правовых норм от моральных ценностей (рисю. 1.3).

Рис. 13. Формы взаимоотношений этики и права.

Общество — это сложный организм, который нуждается в систематическом совершенствовании правового регулирования разнообразных интересов и отношений его членов.

Совершенствования и приведения в соответствие с существующими традиционными для общества моральными нормами требуют в настоящее время следующие положения российского законодательства:

• 1) принцип презумпции согласия в трансплантологии (в США, например, законодательно действует противоположный принцип: презумпция несогласия, означающий, что без юридически оформленного согласия человека после его смерти врач не имеет права производить забор органов и (или) тканей, что исключает любую форму проявления насилия);
• 2) неограниченное допущение искусственного прерывания беременности;
• 3) непризнание права на жизнь не родившегося человека;
• 4) допущение клонирования (терапевтического);
• 5) допущение использования методов ЭКО (экстракорпорального оплодотворения) для несупружеских пар и одиноких людей;
• 6) допущение суррогатного материнства за материальное вознаграждение;
• 7) отсутствие запрета на использование эмбрионов человека для извлечения стволовых клеток.

Ситуации несоответствия юридических и этическим норм характерны не только для российского законодательства. Так, например, Кодекс медицинской этики Американской медицинской ассоциации в ч. 1.02 «Отношения закона и этики» отдельно рассматривает этот вопрос и предписывает, что «этические обязательства, как правило, важнее правовых» и в случае, «если врачи убеждены, что закон несправедлив, они должны работать, чтобы изменить закон».

История свидетельствует, что задолго до возникновения правового регулирования отношений медика с пациентом они регулировались личными нравами врача и обычаями. Обычаи были непосредственно связаны с неписаными моральными мотивами оказания медицинской помощи. Мораль как социальный регулятор медицинской деятельности представляет собой правила поведения, которые устанавливаются в обществе применительно к медицине в соответствии с представлениями людей о добре и зле, справедливости и несправедливости. Нормы морали обеспечиваются и охраняются внутренними убеждениями людей и силой общественного мнения. Весьма долгое время нормы морали были основным, а нередко и единственным регулятором взаимоотношений врачей и их пациентов, а также определяющим мотивом профессиональной деятельности медиков. И сегодня существует мнение о ведущей роли моральных ценностей в оценке профессиональных поступков медиков.

Противопоставление морали и нрава или преуменьшение роли одного из них представляется необоснованным, так как норма морали — это идеальное основание, образец, эталон поведения, в то время как норма права — правило поведения, служащее достижению такого образца. Например, уголовная норма о неоказании помощи больному (ст. 124 УК РФ) служит высокому идеалу милосердного медицинского работника. Ценности морали, их внешнее достижение обеспечиваются правовыми средствами: запретами, дозволениями, требованиями и др. (рис. 1.4).

Рис. 1.4. Поступки врача в координатах морали и права

Деликт (от лат. delictum — проступок, правонарушение) — частный или гражданскоправовой проступок, влекущий за собой возмещение вреда и ущерба, взыскиваемые в пользу потерпевших.

Для доказательства этого утверждения приведем суждение русского философа Н. А. Бердяева: «„Добро“ не знает другого способа победы над „злом“, как через закон и норму»^[2].

Необходимо отметить, что соотношение норм нрава и морали в структуре социальной регуляции медицинской деятельности должно существовать в непротиворечивом взаимодействии. Это определяет, что этическая экспертиза — это обязательное основание разработки новых законопроектов, принятия и действия законов, регулирующих медицинскую деятельность.

БМЭ и МП — две основные формы регулирования отношений в системе здравоохранения. Гармоничное соотношение БМЭ и МП — одно из условий обеспечения нравственного здоровья общества.

• [1] Новгородцев П. И. Право и нравственность // Правоведение. 1995. № б. С. 104.
• [2] Бердяев II. Л. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики (Происхождениедобра и зла). М.: ACT, 2003.