Актуальность темы
исследования. Изучение мировоззрения прошлых эпох не может быть успешным, если историк не принимает во внимание то, как само прошлое говорило о себе, каким языком оно пользовалось. Изучение общественного сознания и общественной мысли должно отталкиваться от предпосылки об их своеобразии и несводимости к существующим формам мышления. Необходимость такого рода исследований вытекает из актуальных задач исторической науки, поскольку только на пути познания языка, которым пользовался человек прошлого, можно избежать анахронизмов в описании исторической реальности.
Понятие «дух времени» не является сколько-нибудь важным понятием современности. Но в Европе конца XVIII — первой трети XIX в. оно было одним из центральных в общественно-политическом лексиконе. Внимание к этому понятию в европейской культуре было связано с формированием нового исторического мира в Европе XVIII в. — мира, в котором главную роль играли идеи прогресса, объективного, линейного и необратимого времени, глобальной истории с единым направлением развития и умопостигаемым смыслом. Новое видение истории создавало новые понятия, призванные артикулировать уровень исторического развития: собственно «прогресс» или «развитие», «революция», «планирование», «класс» и т. п. Подкрепленные верой в закономерность истории и ее предсказуемость, подобные понятия были остро связаны с проблемами современности и включались в самый широкий спектр общественных дискуссий.
Дух времени" в русской культуре первой трети XIX в. также был ключевым словом общественной мысли. О нем рассуждали крупнейшие историки и философы времени, но он также проник в политику и публицистику, превратившись в своего рода лозунг в борьбе партий. «Дух времени» в русской общественной мысли этого периода был призван определить место российской истории в мировом историческом процессе, дискуссия о нем создавала своего рода пространство сравнения и соотнесения национальных культур на общем для них векторе исторического времени. «Дух времени», при этом, стал одним из первых случаев того, как историческое понятие становится знаменем общественных преобразований. В этом смысле он открывает череду тех слов, которые в XIX — XX вв. олицетворяя «требования истории», будут властвовать над умами людей.
Степень изученности темы. Если в период своей активной истории «дух времени», находясь в эпицентре общественной жизни, породил череду текстов, то сегодня понятие не играет сколько-нибудь заметной роли. Из всех высказываний о нем, культурная память, по крайней мере, в России, отобрала в свой багаж, пожалуй, только одно и самое скептическое — слова Фауста из одноименной трагедии И. Ф. Гете:
А то, что духом времени зовут Есть дух профессоров и их понятий, Который эти господа некстати За истинную древность выдают1.
Поздние современники и ближайшие потомки Гете были более позитивно настроены в своих попытках вскрыть происхождение понятия и попытаться понять причину его популярности. В XIX в. ряд философов и публицистов стремились связать возникновение понятия с определенным типом сознания. Такая постановка проблемы приближала начало ее научной разработки, однако вплоть до XX в. интерес к понятию носил ярко выраженный публицистический характер. Впрочем, злободневность понятия предопределила обращение к нему передовых мыслителей времени, среди которых выделяется знаменитый английский философ Д. С. Милль, написавший в 1831 г. серию статей под общим заголовком «Дух времени». Определяя выражение «дух времени» («spirit of the age») как неологизм, возникший в последние пятьдесят лет, он дал оригинальную трактовку его смысла. В основе понятия, как считал Милль, лежит «идея сравнения.
1 Гете И. Ф. Фауст. М., 1969. С. 54. собственной эпохи с прошлыми или с теми, [.], которые еще наступят". И хотя, как признает Д. С. Милль, такая мысль встречалась у философов прошлого, но никогда ранее она не была «господствующей идеей своего времени», что делает ее формообразующей для современного сознания. Причину популярности понятия и связанного с ним типа мышления Милль видел в наступлении «эпохи перемен», когда человечество осознало то, что уже оно «переросло старые институты и старые доктрины, но еще не обзавелось новыми» 2. Милль первым попытался вскрыть семантику понятия, его взгляды о «сравнительной» функции понятия найдут отклик у историков второй половины XX в. О связи понятия с сознанием перемен помимо Милля будут писать также и другие мыслители этого времени. Похожие мысли высказывал, например, И. В. Киреевский в статье «Девятнадцатый век» (1833): «всеобщее стремление постигнуть дух своего века» он объяснял возросшей скоростью общественных измененийранее их быстрота едва ли чувствовалась на протяжении жизни поколений, теперь «дух времени» меняется столь стремительно, что те, кто видел лишь «полвека, видели несколько веков» 3.
Обращение к тому, что можно назвать историей понятия (т.е. к вопросам о происхождении понятия и его функциях в культуре), в XIX в. носило сугубо инструментальный характер, было подчинено публицистическим задачам. Начиная с 1830-х гг. понятие переживало второй пик своей популярностиследовательно, должно было пройти некоторое время, чтобы появился вопрос об исторических предпосылках споров вокруг него. По мере того, как дискуссии о «духе времени» уходили в прошлое и общественный интерес к нему падал, подготавливались основы для научного анализа понятия.
Первоначально в исследованиях, посвященных истории исторической мысли, «дух времени» был осмыслен как исторический феномен. История.
2 Mill J.S. Spirit of the age // Mill J.S. The Collected Works. London, 1986. Vol. XXII. P. 315.
3 Киреевский И. В. Девятнадцатый век // Европеец. Журнал И. В. Киреевского. М., 1989. С. 6. понятия стала составной частью процесса становления историзма в европейской культуре. В ракурс рассмотрения при этом попали не тексты политиков и публицистов, а историков, что в определенной степени ограничивало проблематику. Поскольку эти исследования касались преимущественно западноевропейского материала и именно на его основе были созданы общие подходы и решения, то целесообразно в дальнейшем разграничить европейскую и российскую историю понятия, обратившись вначале к первой. Подчеркнем, что историография понятия имеет дело только с работами, посвященными его истории: попытки теоретического обоснования понятие или их критика не входит в предмет данного исследования4.
Изначально в фокусе внимания ученых оказывались историки и мыслители французского Просвещения (Вольтер и Монтескье) и их немецкие критики конца XVIII в. (прежде всего И.Г. Гердер). При этом подразумевалось, что развитие понятия от первых ко вторым претерпевает критические изменения, связанные с большой глубиной разработки понятия. Так еще Б. Кроче видел важность постановки проблемы о «духе» у Вольтера для дальнейшего развития исторической мысли. Однако, по его мнению, данное понятие не получило в просветительской историографии значительной разработки: «философия того времени была еще неспособна соотнести это понятие с некими идеальными конфигурациями духа в его развитии и осмыслить разные эпохи и разные народы как актеров в духовной драме». Тем не менее, слова типа «дух времени» являлись «более или менее удачными попытками выйти за рамки прагматизма и обнаружить всеобщую связь явлений» 5.
4 См. например критику понятия с источниковедческой точки зрения: Лурье Я. С. История России в летописании и восприятии Нового Времен // Лурье Я. С. Россия Древняя и Россия Новая. СПб., 1997. С. 13−30- О понятии в связи с теорией исторического знания: Савельева И. М., Полетаев A.B. Знание о прошлом: теория и история. СПб., 2006. Т. 2.: Образы прошлого. С. 235−237.
5 Кроче Б. Теория и история историографии. М., 1988. С. 155.
Как о «формуле», которая имела «знаменитую судьбу и играла особо выдающуюся роль у романтиков, у Гегеля, да и во всей новейшей историографии» писал о «духе времени» П. М. Бицилли, останавливаясь подробно на анализе данного понятия в сочинениях И. Г. Гердера. Исследователь отмечал, что еще до Гердера была поставлена задача считаться с «духом» изображаемых эпох, однако историки французского просвещения «понимали под «духом» лишь «уровень образованности», большую или меньшую свободу от «предрассудков» и «заблуждений», большую или меньшую степень приближения к «хорошему вкусу» или «обычаям благовоспитанного общества» 6. По мнению М. П. Бицилли, Гердер выступает как критик «Просвещения», выдвигавший на первое место представление об уникальности каждого исторического явления и изображавший «дух времени» как настроение отдельного момента истории, того, что нем единственно и преходяще — в противовес Вольтеру с его вневременными идеалами. Правда, и это делает данного понятие у Гердера «двусмысленным термином», «дух времени» у него это также дух эволюции, управляющая прогрессом сила, высший разум всего общества, свободный дух «Просвещения» и гуманности, который проявляется в большей или меньшей степени во все времена. Именно эта двойственность делает критику французских историков у Гердера неполной и не позволяет говорить об успешности его «реформы истории» .
Наибольший вклад в изучение истории понятия внесли немецкие историки. Как и П. М. Бицилли, классик немецкой исторический мысли Ф. Мейнеке помещает понятие «дух времени» в контекст развития историзма в XVIII в. и отводит ему важную роль в формировании представления об «индивидуальности» исторических явлений, в преодолении теории естественного права, механического подхода и т. п. По мнению Мейнеке, именно начиная с эпохи Просвещения, усилилось стремление отыскать «дух» .
6 Бицилли П. М. Очерки теории исторической науки. Прага, 1925. С. 141. там, где раньше предпочитали открывать механический закон движения. Как пишет Мейнеке, самый сильный импульс к размышлению о «духе» того, что создано человеком, исходил от Монтескье и особенно Вольтера: «в основной метод его исторического мышления входило привидение отдельных черт времени, народа, исторического образования, [. ], к общему знаменателю, который он называл духом» 7. Мейнеке ставит в заслугу Вольтеру «пробуждение понимания внутренней связи единства стиля во всех видах деятельности в определенную эпоху» — однако, по его мнению, французскому философу не удалось «обнаружить ту сферу неосознанного и непроизвольно созидательного, из которой проистекают дух народов и дух времени». Соответственно только «духовная революция, сломавшая в Германии оковы Просвещения, должна была придать теплоту и глубину и этому пониманию», и лишь у Гете Мейнеке находит законченное понимание того, «каждая эпоха представляет собой внутренне связанное индивидуальное явление». Работа Мейнеке оказала большое влияние на изучение исторической мысли XVIII в. и предопределила понимание понятия «дух времени» в последующей литературе. Современное видение истории этого понятия сформировалось скорее в критике представлений Мейнеке.
Если в традиции изучения историзма поворот в истории понятия в конце XVIII в. описывался как становление представления о неповторимости исторических явлений, то немецкий философ и историк К. Левит взглянул на эту проблему несколько с иной точки зрения. Он посвятил ей главу «Дух времени и вопрос о вечности» в своей работе «От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX в.» (1939 г.). Наибольший интерес для целей данного исследования представляется постановка Левитом вопроса о том, как «дух времени» превращается в лозунг прогресса. Ответ, по Левиту, лежит в изменении отношения ко времени после Великой французской революции, что он демонстрирует на примере развития понятия «дух.
7 Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М., 2004. С. 80.
8 Там же. С. 412. времени" у Гердера. Левит пишет, что первоначально у Гердера «дух времени» относился исключительно к своему времени, подразумевая право современности на самостоятельность по отношению к утратившей силу традиции. Лишь после Французской революции современная эпоха, в противоположность всем остальным, начинает понимать себя «исключительно и категорически временно-исторически и обращает свой взгляд в будущее». Левит отмечает роль «Писем для поощрения гуманности» Гердера, где «дух времени» окончательно закрепляется в своем новом значении: «как дух, он представляет собой стремительное движение, силу и действие, которые пробуждают жизнь, как дух времени, он включен в последовательность исторических состояний, а как дух нашего времени, он соотносится с общим духом христианской Европы». В начале XIX века «дух времени» окончательно получает «истолкование как направленный в будущее прогресс, как истинное движение времени, а тем самым и духа. Теоретическая критика и практические изменения превращают постоянное „планирование“ [.] в теоретически обоснованное действие» 9. Исследование Левита положило начало тому направлению, которое связывает историю понятия с процессом изменения восприятия времени и обращает внимание, прежде всего, на роль понятия в общественно-политических дискуссиях на рубеже XVIII — XIX вв.
Одновременно с более общими концепциями изучение понятия развивалось и в рамках конкретно-исторических исследований, применительно к отдельным персоналиям и текстам. Можно упомянуть работу Д. Йонса, который попытался дать всестороннее рассмотрение проблемы «дух времени» у Гердера, посвятив ей отдельную главу в своей книге10. По мнению этого ученого, именно Гер дер ввел понятие «дух времени» в немецкий язык. Автор выделяет всевозможные смысловые.
9 Левит К. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. СПб., 2002. С. 355−357.
10 Jons D.W. Begriff und Problem der Historischen Zeit bei J.G.Herder. Goteborg, 1956. S. 5566. оттенки понятия у Гердера, выделяя в качестве двух полярных значение культурного своеобразия и обозначение исторической силы. В конце жизни, по Ионсу, «дух времени» для Гердера приобрел вневременные качества, став ассоциироваться с «вечной идеей гуманности» .
Накопление данных по истории понятия привело к появлению в 1964 г. первой работы, целью которой ставилось дать полную историю понятиястатья «История и проблематика понятия «дух времени» голландского ученого Я. Камербеека11. В отличие от других исследователей, этот ученый не акцентировал внимание на разного рода «переворотах» в истории понятия, а показал панораму его использования — от Ф. Бэкона до современных попыток употребления понятия в гуманитарных науках и его критики. История понятия при этом приобрела большую глубину: исследователь обратился к подробному изучению «предшественника» «духа времени» -латинскому выражению «genius saeculi» (гений века), интерес которому был характерен для ряда авторов XVII в. Уже в этом веке, по мнению Камербеека, можно фиксировать те смыслы, возникновение которых разные ученые относили к более поздним временам: «дух времени» как понятие историографии, интегрирующее разные сферы жизни общества в конкретный период времени, и как понятие культурной критики, отрицающее современность во имя других идеалов.
Статья Камербеека осталась неизвестна Э. Хассингеру и Р. Козеллеку, которые в конце 1970;х гг. независимо друг от друга и с точки зрения разных методологий создали оригинальные схемы развития понятия.
В отличие от Ф. Мейнеке, связывавшего развитие историзма с немецкой культурой конца XVIII в., Э. Хассингер ставил своей задачей, во многом критически переосмысливая традиционные взгляды, показать формирование «эмпирико-рационального» варианта историзма уже в XVII в. При этом в центре его внимания оказалось понятие «гений века», историю.
11 Kamerbeek J. Geschiedenis en problematiek van het begrip «tijdgeest» // Forum der Letteren. 1964. № 5. S. 195−215. которого он прослеживает на примере Ф. Бэкона, Д. Барклая и Ш. де Сент-Эвремона. Исследование Хассингера является, пожалуй, наиболее полным исследованием понятия с точки зрения концепции историзма. Считая изобретение этого понятия выдающимся решением исторической мысли XVII в., Хассингер подробно исследует его предпосылки. С одной стороны понятие позволяло подвести под общий знаменатель до этого несвязанные друг с другом исторические явления, а с другой ставило перед историком совершенно новую задачу — не судить явления прошлого, но понимать их. Возникновение этого понятия произошло вслед за становлением культуры как предмета исторических исследований, и именно «genius saeculi» стал таким понятием, которое позволяло ответить на вопрос, почему носители определенных культур в определенное время думают и поступают иначе, чем люди в другое время12.
Р. Козеллек также обращает внимание на «genius saeculi» как предшественника понятия «дух времени» 13. Однако если первоначально данное понятие служило для вспомогательного обозначения хронологических отрезков, то начиная с XVIII в. понятие приобретает другие функции. «Дух времени», обозначавший неповторимость исторических эпох, приходит на смену представлению об истории — «учительнице жизни» и несет с собой признаки нового отношения ко времени: оно становится не просто формой, в которой разворачиваются события, но превращается в действующее лицо истории, обладающее собственной силой и правами. Подробнее о взглядах Козеллека на изменение семантики исторических понятий в XVIII в. будет сказано нижеотметим, что среди понятий, несущих новый опыт времени, он особо выделял именно «дух времени» 14.
12 Hassinger E. Empirisch-rationaler Historismus: seine Ausbildung in der Literatur Westeuropas von Guicciardini bis Saint-Evremond. BernMunchen, 1978. S. 5.
13 Koselleck R. «Neuzeit». Zur Semantik moderner Bewegungsbegriffe // Koselleck R. Vergangene Zukunft. Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. Frankfurt am Main, 1979. S. 322 323.
14 Ibid. S. 337.
Во второй половине 1980 — начале 1990;х гг. не появилось крупных исследований, по-новому осмысляющих историю понятия. Однако продолжились конкретно-исторические исследования, посвященные отдельным эпизодам истории понятия.
Отметим статью Д. Куллера об истории понятия в английской публицистике 20 — 30-х гг. XIX в. В отличие от таких понятий просветительской философии как «состояние общества», «стадии общества», понятие «дух времени», пишет Куллер, более изменчиво и трудноуловимо: «там, где состояния общества может оставаться одним и тем же на протяжении веков, дух времени может изменяться на протяжении жизни одного поколения. состояние общества — социологическое понятие и относиться больше к институтам, в то время как дух времени вытекает из идеалистической идеи о внутреннем духе, наполняющем все аспекты общества и дающим ему свой характер» 15. К концу 1820-х гг. на волне заметных социальных и политических изменений, это понятие стало одним из центральных в английской публицистике, заменив собой более традиционные представления: «дух времени стал почти гением или роком, заменившим собой старые концепции Провидения и Судьбы, и стремящим события вперед, не во имя Бога или природы, а во имя самой Истории» 16.
К. Мюллер предпринял попытку дать обобщенную характеристику употребления понятия «дух времени» в Германии времен поражения при Йене. Зачарованность совюеменников этим понятием, как он пишет, г 1 7 7 покоилась на том, что оно позволяло в безнадежной спутанности или даже.
17 почти бессмысленности исторических фактов найти однозначную основу. В условиях разгрома Пруссии немецкие патриоты, по Мюллеру, пытались.
15 Culler D. Mill, Carlyle and the spirit of the age // Culler D. Victorian Mirror of History. New Haven, 1985. P. 40.
16 Ibid. P. 41.
17 Muller C. «Zeitgeist»: ein exkurs in die Zeit des Regimentes Gendermes // Merkur. 1986. № 453. S. 983. создать такое видение истории, которое представило бы это поражение лишь как пролог к будущему величию Германии.
Л. Кемптер посвятил статью восприятию немецким поэтом Ф. Гельдерлином трактовки понятия «дух времени» у Гердера18. Несмотря на такую узкую постановку вопроса и отсутствие новых подходов к решению вопроса о семантике понятия, статья богата фактическим материалом. Автор коснулся вопроса о том, откуда Гердер мог познакомиться с понятием, детально проанализировал его высказывания и различные формы употребления им понятия «дух времени», изучил взгляды Гельдерлина и две его оды о «духе времени» в их контексте и т. д.
Упомянем также работу М. А. Барга, в которой исследователь отметил важность постановки вопроса о «духе времени» в трудах Ф. Бэкона. Мысль Бэкона о том, что во времени можно угадать некий «дух», придающий ему печать неповторимого своеобразия и индивидуальности, о том, что в этот дух нужно мысленно погружаться и духовно «уподобляться» ему, как пишет М. А. Барг, предвосхищала идеи следующего, XVIII в.19 Однако, добавляет он, нельзя забывать то, что, судя по всему, основанием для возникновения категории «дух времени» было все же довольно раннее представление о «нравах», которые зависят от данного состояния мира и войны, «процветания» или упадка", обусловленных, в конечном счете, характером правления.
В новейшей историографии сложилось несколько оригинальных трактовок истории понятия. Одна из них пришла из англоязычной.
20 историографии, где со времен работ влиятельного М. Г. Абрамса понятие.
18 Kempter L. Herder, Holderlin und der Zeitgeist. Zur Frugeschichte eines Begriffes II Holderlin-Jahrbuch. Bd. 27. 1990/91. S. 51−76.
19 Барг М. А. Историзм Френсиса Бэкона // Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII. М., 1990. С. 227.
20 Abrains М.Н. English Romanticism: The spirit of the age // Romanticism Reconsidered: Selected Papers from the English Institute. New York, 1963. P. 26−72. Для Абрамса данное понятие позволяло говорить о единстве романтического движения: «Дух времени» — это общие темы, ценности, идеи, проблемы и способы их решения", как он писал в другой своей работе. См.: Abrams М.Р. Natural Supernatural ism: Tradition and Revolution in Romantic Literature. New York, 1973. P. 11. дух времени" (spirit of the age) играет заметную роль в исследованиях британского романтизма. Впрочем, до не давних пор было сложно говорить об историко-понятийном статусе подобных работих роль скорее в постановке проблемы. Большее значение имеют исследования, посвященные роли понятия у отдельных английских писателей и мыслителей: У.
21 22 23.
Хэзлитта, Д. С. Милля, Т. Карлейля, Э. Булвер-Литтона. Впрочем, за исключением уже упоминавшейся работы Д. Куллера, эти работы не содержали попыток анализа того, о каких изменениях в общественном сознании свидетельствовала дискуссия о «духе времени» в английской публицистике 20 — 40-х гг. XIX в. И именно так осмыслил историю этого понятия Д. Чандлер, который предложил от изучения того, каков был «дух времени», перейти к проблеме того, что вообще значит говорить о «духе времени», и того, какое место дискурс о нем занимает в культуре первой трети XIX в. в целом24. Отвечая на эти вопросы, Чандлер пришел к концепции, на которой стоит остановиться подробнее.
Как и многие другие историки, Чандлер считает начало XIX в. рубежом в появлении нового исторического сознания. Новое отношение к истории мыслило ее не в противоположных категориях свободы/рабства, разума/предрассудка, природы/общества, а обращалось к понятиям исторической необходимости, эпохи, формации и развития. Предпосылкой возникновения нового чувства истории были невиданный ранее размах исторических изменений, которые благодаря развитию массовой коммуникации доходили до широких слоев населения, создавая ощущение.
21 Mulvihill J. Character and culture in Hazlitt’s Spirit of the age // Ninteenth-Century Literature. 1990. Vol. 45. № 3. P. 281−299.
22 Culler D. Mill, Carlyle and the spirit of the age. P. 39−73.
23 Mathieu J. Edward-Bulwer-Lytton's England and the English: a Description of England in the «Age of Reform». Hamburg, 2001. S. 68−73.
24 Chandler J. England in 1819: the politics of literary culture and the case of romantic historicism. Chicago, 1998. P.XV. См. также: Chandler J. Representative Men, Spirits of the Age, and Other Romantic Types // Romantic revolutions: criticism and theory. Bloomington, 1990. P. 104−132- Idem. History // An Oxford companion to the Romantic Age. British culture 1776−1832. New York, 2001. P. 353−361. одновременности и острой современности всех событий. Как подчеркивает Чандлер «современность» стала объектом внимания задолго до XIX в., однако «то, что делает романтический историзм особенным [.] - это качество и степень его интереса к тому, что можно назвать сравнительным.
9 S изучением современности". Основным элементом нового чувства истории в Британии было диалектическое чувство периодизации, при котором отдельные «общества» или «нации», по-новому обоснованные романтическими писателями, признаются существующими в «состояниях», принадлежащих одновременно к двум разным типам порядка времени. С одной стороны, каждое общество постепенно и стадиальное движется в более или менее автономном и стабильном собственном порядке времени. С другой стороны, этот же самый историзм предполагает наличие второго порядка, в котором разные национальные «времена» могут быть соотнесены и датированы относительно друг друга. В рамках такого рода мышления речь идет об измерении, сравнении и объяснении: уровень исторических изменений определяется при помощи сопоставления уровня развития различных обществ друг с другом и с неким общим «состоянием мира» в данный момент. Значение этих идей для общественной жизни первой трети XIX в. позволяет Чандлеру обозначить всю эпоху как «время духа времени» (the age of the spirit of the age).
Концепция развития понятия по Чандлеру стала одной из наиболее развернутых в историографииее важность заключается в определении места дискурса о «духе времени» в общественной жизни Западной Европе первой трети XIX в. Слабым место концепции является ограниченность английским материалом и недостаточное внимание к истории понятия в XVII — XVIII вв.
Представляется, что указанных недостатков лишена немецкая историография, которая в целом внесла наибольший вклад в изучение истории понятия «дух времени». В последнее десятилетие здесь появился ряд.
25 Chandler J. England in 1819. P. 107. исследований, которые можно рассматривать как итоговые по отношению к предшествующей историографии: проблема истории понятия в них выражена более отчетливо и носит самостоятельный характер.
Р. Конерзманн, считая развитие понятия «дух времени» «идеальным материалом для историко-понятийной реконструкции» 26, предлагает философский взгляд на историю понятия. Емким представляется определение, данное ему «духу времени»: для него это понятие в пространстве времени обозначает то, чему в географическом пространстве соответствует понятие родины. Отсюда вытекает главная функция понятияориентация и поиск идентичности особого рода — «отечества во времени» («Heimat in der Zeit»). Возникновение понятия Конерзманн связывает с развитием европейского историзма, и в этом отношении он не вносит ничего существенного нового в историографию понятияего выводы носят скорее культурологический характер, однако они по-новому позволяют оценить некоторые факты.
В том же сборнике, что и статья Конерзманна, появилась работа У. Штадлера, посвященная истории понятия в начала XIX в. на примере ряда немецких авторов27. Исследователь связывает возникновение дискуссий о «духе времени» с Великой французской революцией, которая открыла мыслителям того времени реальность анонимных масс в истории. Ощущение растерянности, чувство неизбежности перемен и собственной слабости перед ними породили ряд текстов, целью которых, по мнению исследователя, было скрыть подавляющую сложность событий за неким «зловещим» «духом времени», управляющем событиями и позволяющим создать приемлемое объяснение перемен.
26 Konersmann R. Zeitgeist // Historisches Worterbuch der Philosophie. Basel. 2004. Bd. 12. Sp. 1266−1270. Ders. Der Huter des Konsenses. Zeitgeist-Begriff und Zeitgeist-Paradox // Kollektive Gespenster. Die Masse, der Zeitgeist und andere unfassbare Korper. Freiburg im Breisgau, 2006. S. 247−263.
27 Stadler U. Zeitgeisterbeschworung um 1800. Geschichtskritik und Gegenwartsklage bei Herder, Hendrich, Holderlin und Brandes // Kollektive Gespenster. Die Masse, der Zeitgeist und andere unfassbare Korper. Freiburg im Breisgau, 2006. S. 265−284.
В 2012 г. в сборнике, посвященном восприятию времени в Европе раннего Нового времени, появились две статьи разных авторов, составляющих своего рода монографию по истории понятия. Статья М.
Меймана посвящена истории понятия «гений времени» (genius saeculi) в XVII — первой половине XVIII в. Исследователь ставил своей задачей показать те контексты, в которых развивалось это понятие. Связывая данное понятие с представлением о неповторимости и качественном своеобразии временных отрезков, он подробно останавливается на анализе понятия у Ф. Бэкона и Д. Барклая, показывает значение «спора о новых и древних» для его развития. Интересно его наблюдение о мнемонических барочных техниках деления истории на хронологические периоды, характеризующиеся особым «духом»: «варварским», «христианским» и т. п. В целом работа Меймана значительно расширяет и углубляет историю понятия и является наиболее полным исследованием его «предыстории» .
Т. Юнг ограничивает свою работу «долгим» XVIII в. и следует идеям Р. Козеллека в оценке истории понятия. Однако процесс возникновения современных исторический понятий для него не связывается с некой одномоментной революцией в смысле «переломного времени» Р. Козеллека. Это история постепенного возникновения и расширения группы понятий, несущих новое видение истории: от вечного и трансцендентного понимания времени к представлению о независимом и динамичном характере человеческой истории. В соответствии с Юнгом, понятие «дух времени» играет в этом процессе ведущую роль. В отличие от исследователей, которые говорили о появлении понятия уже в XVII в., Юнг заостряет внимание скорее на причинах, сдерживавших развитие и распространение понятия, приводя.
28 Meumann M. Der Zeitgeist vor dem Zeitgeist. Genius saeculi als historiographisches, mnemonisches und gegenwartsdiagnostisches Konzept im 17. und 18. Jahrhundert // Fruhe Neue Zeiten. Zeitwissen zwischen Reformation und Revolution. Bielefeld, 2012. S. 283−318.
29 Jung T. Zeitgeist im langen 18. Jahrhundert: Dimension eines umstrittenen Begriffs // Fruhe Neue Zeiten. Zeitwissen zwischen Reformation und Revolution. Bielefeld, 2012. S. 319−356. Ders. «Zeichen des Verfalls». Semantische Studien zur Entstehung der Kulturkritik im 18. und fruhen 19. Jahrhundert. Gotingen, 2012. S. 95−113. примеры того, насколько далеко подчас было понимание словосочетания «дух времени» (на примере французского «esprit du temps») от современного. Ключевым моментом в развитии семантики понятия, Юнг считал возникновение диахронного прочтения культурных феноменов: если, например, Монтескье говорил преимущественно о «духе» существующих одновременно наций, то к концу XVIII в. дифференциация мира стала окончательно восприниматься с точки зрения времени. В этом и лежит основной смысл «темпорализации» («Verzeitlichung») мира.
Таким образом, история понятия в западноевропейских языках изучена очень полно и в рамках разных концепций. Большинство авторов связывают генезис понятия «дух времени» с возникновением нового чувства истории в Европе, с представлением о своеобразии и неповторимости исторических феноменов. Определение «исторического времени», по мнению ряда авторов, обеспечивается за счет сравнительных практик, которые создают особый дискурс о «духе времени» обществ и наций в XVII — XIX вв. Хотя и подчеркивается значение таких событий как Великая Французская революция, в целом история понятия «дух времени» вырисовывается как медленный, идущий от XVII в. процесс.
Если отечественные исследователи и обращались к истории понятия «дух времени» в европейской исторической мысли, то до недавнего времени российской истории этого понятия как самостоятельной темы исторических исследований не существовало, хотя и были предпосылки для ее возникновения. Говорить можно об «эпизодах» истории понятия, получивших большую или меньшую степень разработки. В отличие от западноевропейских исследований изначально в поле зрения исследователей попали тексты публицистического, а не исторического содержания.
Советские исследователи чаще всего обращались к истории понятия в связи с изучением мировоззрения декабристов. Так М. В. Нечкина отметила то, что многие декабристы в ответ на вопрос следственной комиссии о том, почему «революционные мысли и правила постепенно возрастали и укоренялись в умах», ссылались на «дух времени». По ее мнению, это понятие было связано с желанием декабристов «активно воздействовать на ход истории, направить его к более высоким формам общественной жизни». Говоря о «духе времени», декабристы имели в виду не просто «свое произвольное решение, зависимое от доброй воли филантропа», а «содействие естественному ходу вещей, реальному, обозначившемуся с ясностью направлению исторического процесса». Считая себя представителями этого «духа времени», они полагали, что ходу истории.
ЛЛ нужно и можно активно содействовать" .
Дух времени" в лексиконе декабристов с позиции их исторических взглядов рассмотрел С. С. Волк в работе «Исторические взгляды декабристов». В поле его анализа попали преимущественно К. Ф. Рылеев и Н. И. Тургенев. «Дух времени», отмечает Волк, был сравнительно новым и очень модным в начале XIX в. термином. «Дух времени», по мнению исследователя, это понятие, объединяющее просвещение, общественное мнение, философские, религиозные представления, литературу и искусство. Фактически это самосознание общества в широком смысле слова. «Применение в социологии нового понятия являлось определенным шагом вперед. Абстрактно-метафизический критерий общественных явлений заменялся конкретно-историческим. Разумеется, при этом социология не теряла своей идеалистической сущности, ведь главным фактором, определяющим «дух времени», продолжали считать не материальные условия жизни общества, а степень его «просвещенности» 31. Волк видит противоречие в употреблении понятия, так как с одной стороны «правительства и его законы являются причиной нравов и мнений народа, а с другой — и государственное устройство и характер законодательства приписывалось влиянию тех же нравов и мнений»2. По мнению Волка,.
30 Нечкина М. В. Движение декабристов: в 2 т. М., 1955. Т.1. С. 193.
31 Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М., 1958. С. 94.
32 Там же. С. 94. декабристы впадали здесь в «роковой для идеалистического мировоззрения круг причинности» .
Ю.М. Лотман также обратил внимание на популярность понятия у декабристов. Одним из требований, которое предъявляли передовые люди круга декабристов к современникам, было требование быть «в просвещении» с веком наравне. Рядом с этим требованием стояли многочисленные рассуждения декабристов о «духе времени». Означало ли это, ставит вопрос Ю. М. Лотман, возникновение идей историзма, представления об истории как о закономерной смене взаимообусловленных этапов развития, пусть даже и духовного? Нет, так как речь шла скорее о возрождении естественно-правовой концепции: о вечной борьбе знания и невежества, свободы и деспотизма- «нынешний» (то есть XIX) век ознаменован победой первого. «Таким образом, речь идет не о зависимости умов людей от объективных, закономерно развивающихся исторических условий, а, наоборот, об обусловливающем «дух времени» успехе политического просвещения и.
— з •> свободомыслия" .
Вообще в советской историографии можно найти немало работ, авторы которых, так или иначе, упоминают об этом понятии. Самостоятельного значения история понятия в этих исследований не получила, но в них накапливался фактический материал. Большинство авторов отмечали популярность этого понятия у современников. Об этом говорилось на примере записок и проектов М.М. Сперанского34 и в целом планов политических преобразований первой четверти XIX в.35 Авторы, изучавшие исторические взгляды Н. М. Карамзина, писали о появлении понятия «дух.
33 Лотман Ю. М. К эволюции построения характеров в романе «Евгений Онегин» // История и типология русской культуры. СПб., 2002. С. 621.
34 Семенова A.B. Временное революционное правительство в планах декабристов. М., 1982. С. 27−29- Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. Саратов, 1982. С. 111−113. и др.
35 Мироненко C.B. Страницы тайной истории самодержавия: политическая история России первой половины XIX века. М., 1990. С. 3, 14. времени" как об интеллектуальной новации36. В. П. Козлов рассмотрел понятие в качестве методологического инструментария российского источниковедения начала XIX в.37.
В новейшей историографии также затронуты эпизоды из истории.
3 8 понятия: К. Б. Умбрашко подробно изучил роль понятия у представителей скептической школы в русской историографии, Д.В. Тимофеев39 включал «дух времени» в список слов синонимичных для современников понятию «просвещение», под которым понималось выражение «стремления к совершенствованию и прогрессивному развитию общества», B.C. Парсамов40 определил философские основания рассуждений о «духе времени» у М. М. Сперанского, И.Е. Рудковская41 проследила процесс адаптации просветительской категории «дух времени» в российском историописании конца XVIII в. и т. п.
Единственным исследованием, полностью посвященным истории понятия, следует считать работу Н. М. Филатовой «Понятие „дух времени“ в лексиконе польской и русской публицистики начала XIX вв.» 42 Свое обращение к теме автор обосновывает тем, что изучение слов и понятий позволяет проникнуть в «стиль мышления данной исторической эпохи, воссоздать ее духовную атмосферу». «Дух времени», будучи «крылатым о/.
Купреянова E.H., Макогоненко Г. П. Национальное своеобразие русской литературы. JI-, 1976. С. 189−190- Кочеткова Н. Д. Формирование исторической концепции Карамзина — писателя и публициста//XVIII век. Сб. 13. Л., 1981. С. 140.
37 Козлов В. П. Исторический источник и основные проблемы его анализа в исторической мысли России начала XVII — первой четверти XIX в. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1990. Т. XXI. С. 15−16.
38 Умбрашко К. Б. «Скептическая школа» в исторической науке России первой половины XIX в.: дис.. д-ра ист. наук. Москва, 2002. С. 356−359.
39 Тимофеев Д. В. В ожидании перемен от «просвещения» России: надежды и тревоги российского общества первой четверти XIX века // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 6 (154). Вып. 32. С. 13.
40 Парсамов B.C. М. М. Сперанский // Сперанский М. М. Избранное. М., 2010. С. 20.
41 Рудковская И. Е. Терминологические предпочтения историографов позднего просвещения (От Д. Юма до Н.М. Карамзина) // Вестник ТГПУ. 2010. Вып. 5 (95). С. 97−98.
42 Филатова Н. М. Понятие «дух времени» в лексиконе польской и русской публицистики начала XIX в. // Культура и история. Славянский мир. М., 1997. С. 190−201. словом и лозунгом" в эпоху после Венского конгресса, как раз и является таким понятием, которое позволяет оценить общественные настроения и политические ожидания этого периода. Филатова исследовала это понятие на примере ряда статей из «Духа журналов» и нескольких польских журналов и определила комплекс общих представлений о нем. В публицистическом контексте выражение «дух времени» употреблялось со смысловым оттенком, сближавшем его с понятием прогресса. В содержании понятия на первом месте стояли требования законности и конституционализма. По мнению Филатовой, это словосочетание было характерно для мироощущения либерального универсализма, а те, кто ссылался на «дух времени», осознавали свое время как эпоху просвещенной либеральности. С изменением настроений после 1820 г., интересы общества смещаются в сторону проблем национальной самобытности. Предметом анализа для современников теперь становится не «дух времени», а «народный дух» .
Таким образом, в отечественной историографии созданы основы для полноценного изучения истории понятия в России. Характерной особенностью российской историографии понятия является то, что, за некоторыми исключениями, оно изучается преимущественно как феномен общественного сознания. На сегодняшний день собран определенный фактический материал, отчетливо поставлена проблема дискуссии о «духе времени» в общественной жизни 10−20-х гг. XIX в. (проекты М. М. Сперанского, либеральная и декабристская публицистика), проблема функционирования понятия в исторических трудах эпохи (Н.М. Карамзин, М.Т. Каченовский). Если учесть соотнесенность данных «эпизодов» с европейской историей понятия, частью которой они являются, то, при всех фактических лакунах, нуждающихся в восполнении, можно говорить о значительном потенциале изучения истории понятия «дух времени» в России.
Объектом диссертационного исследования выступает общественно-политический язык образованной элиты Российской империи, а его предметом является процесс возникновения и трансформации смысла понятия «дух времени» во второй половине XVIII — первой трети XIX в.
Целью исследования является определение роли понятия «дух времени» в общественно-политических дискуссиях России в конце XVIIIпервой трети XIX в.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:
1. Воссоздать контексты, в которых развивалось понятие «дух времени» в Западной Европе в XVII — первой половине XVIII в.- определить значение и роль понятия «дух времени» у мыслителей самого влиятельного интеллектуального течения XVIII в. — французского Просвещения.
2. Изучить процесс рецепции просветительского понятия «дух времени» в российской культуре второй половины XVIII в. — начала XIX в. и общественно-политические причины, повлиявшие на этот процесс.
3. Выявить причины, обусловившие популярность понятия после Великой французской революции.
4. Раскрыть сущность дискуссии о «духе времени» в общественной жизни в России первой четверти XIX в. и ее роль в связи с преобразовательскими начинаниями этого времени.
5. Определить статус дискуссии о «духе времени» в русской общественной жизни первых лет правления Николая I.
Хронологическими рамками исследования выступает период второй половины XVIII — первой трети XIX в. Особое внимание уделяется второй половине царствования Александра I, как периоду наибольшего вовлечения понятия в общественные дискуссии эпохи. Выбор нижней границы исследования определяется процессом первоначальной рецепции понятия на российской почве в эпоху Екатерины II, а верхней — с фундаментальными изменениями в общественном сознании россиян после поражения декабристов и формированием новых принципов внутренней политики в первые годы правления Николая I. Также, поскольку российская история понятия составляет часть европейской, то логичным представляется проследить основные вехи западноевропейской истории понятия с начала XVII в.
Методологической основой исследования выступает совокупность методов, выступающих в современной историографии под названием «истории понятий». Данное направление покоится на одном из ключевых постулатов общенаучного принципа историзма, а именно необходимости изучения исторической реальности в ее собственных понятиях в целях избегания анахронизмов в описании прошлого. В последние годы история понятий все более становится самостоятельным методом, который организует и институализирует исторические исследования в России43. Происходит это в оглядке на издавна существующие исследовательские традиции, но основной импульс несет с собой знакомство с зарубежными аналогами — немецкой школой истории понятий (Begriffsgeschichte)44, чаще всего ассоциируемой с именем Р. Козеллека, и Кембриджской школой анализа текстов45, первенствующее место в которой принадлежит трудам К. Скиннера и Д. Поккока. Попадая на русскую почву «история понятий» становится одним из наиболее адекватных методов познания общественного сознания людей прошлых эпох46.
43 См.: Колосов Н. Е. История понятий вчера и сегодня // Исторические понятия и политические идеи в России XVI — XX века. СПб., 2006. С. 9−32- Живов В. М. История понятий, история культуры, история общества /'/' Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени. М., 2009. С. 5−26- Дубина В. Из Билефельда в Кембридж и обратно: пути утверждения. «История понятий» в России. Послесловие // История понятий, история дискурса, история менталитета. М., 2010. С. 298−319- Миллер А. И., Сдвижков Д. А., Ширле И. Предисловие. // «Понятия о России». К исторической семантике имперского периода. М., 2012. Т. 1. С. 56.
44 Koselleck R. Stichwort: Begriffsgeschichte // Koselleck R. Begriffsgeschichten. Studien zur Semantik und Pragmatik der politischen und sozialen Sprache. Frankfurt am Main, 2006. S. 99 104.
45 Skinner Q. Meaning and Understanding in the History of Ideas // Skinner Q. Visions of Politics. Vol. 1. Regarding Method. Cambridge, 2002. P. 57−89.
46 См.: Тимофеев Д. В. В поисках новых подходов к изучению общественно-политических настроений в России первой четверти XIX века: опыт системного анализа истории понятий // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы М., 2011. С. 391— 402. и др.
Положения и принципы истории понятий, оказавшиеся релевантными для данного исследования, можно свести к следующим тезисам. Во-первых, история понятий рассматривает понятия одновременно как индикатор и фактор исторических процессов (Р. Козеллек). Понятия, аккумулируя в себе прошлый и существующий опыт познания действительности («область опыта»), несут в себе также и некие идеалы, возможности и перспективные видения реальности («горизонт ожидания»). Соотношение между двумя этими уровнями играет критическую роль для понимания функционирования понятия в общественной жизни. Во-вторых, понятия рассматривается с точки зрения их использования в общественных дискуссиях (К. Скиннер). Соответственно, история понятий превращается в историю речевых актов: человек произносит известные ему слова с определенной целью и обращается к определенным людям. Это формирует контексты, в рамках которых только и имеет смысл история понятий. В-третьих, объедения в себе два предыдущих положения, история понятия понимается как изучение понятия одновременно с точки зрения синхронии и диахронии. Уровень синхронии предполагает изучение понятия в различных контекстахон обращается к вопросу о функционировании понятия в различных полемиках, заостряя внимание на интенциях употребляющих его людей, то есть на том, кто, как и с какой целью использует понятие. Диахронное рассмотрение обращается к вопросу изменения значений понятия на протяжении длительных отрезков времени, выходя на проблему тех долговременных структур общественного сознания, которые запечатлены в понятиях. Сочетание этих двух уровней и конституирует непосредственно историю понятия.
В основе источниковой базы исследования лежат несколько групп источников: научные труды российских и европейских авторов, публицистика и периодическая печать, делопроизводственные источники, источники личного происхождения, художественная литература и языковой материал.
К научным трудам следует отнести, прежде всего, сочинения российских и европейских историков. Российское историописание второй половины XVIII в. выполняло важную общественную функцию, оформляло пространство дискуссий о характере российского правления и русского народа, месте России в системе европейских государств. Эти дискуссии протекали в форме диалога с существующим на Западе формами историописания, и сопровождались с одной стороны активным усвоением понятий европейского Просвещения, а с другой — критикой стереотипов относительно России. На пересечении этих тенденций и происходит развитие понятия «дух времени» на русской почве. Все это делает необходимым обращение к трудам французских историков, прежде всего Вольтера47, их.
48 переводам в России второй половины XVIII в. Роль, отводившуюся правительством историческим трудам, характеризуют «Записки касательно русской истории (1783 — 1787)49 Екатерины II, которые можно рассматривать как попытку программного текста в области историографии, исходящего от власти. Полемическая направленность и использование просветительских категорий в полной мере характерны и для ведущих историков второй половины XVIII в.: М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, И. И. Голикова. «История Государства Российского» Н. М. Карамзина как высшее достижение дворянской историографии завершает оформление понятий российской историографии этого периода.
Раннюю историю понятия в Западной Европе раскрывают философские50 и эстетические трактаты51 авторов XVII в. Стоит выделить.
47 Вольтер Ф. История // История в энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. М., 1978. С. 7−17- Voltaire. Histoire // Encyclopedie, ou Dictionnaire raisonne des Sciences, des Arts et des Metiers. [Electronic resource] // ELIOHS: Electronic Library of Historiography. URL: http://www.eliohs.unifi.it/testi/700/voltaire/histoire.html (access date: 15. 01. 2012).
Вольтер Ф.-М. Новое расположение истории человеческого разума. СПб., 1775- Он же. История // Переводы из энциклопедии. М., 1767. Ч. I. С. 1−28.
49 Екатерина II. Записки касательно российской истории // Сочинения императрицы Екатерины II. СПб., 1901. Т. 8−11.
50 Бэкон Ф. О достоинстве и преумножении наук // Бэкон Ф. Сочинения: 2 т. М., 1971. Т. 1. С. 85−546.
Дух законов" Монтескье (1749)52, который является ключевым текстом для русской культуры рассматриваемого периода. Особую роль играет XIX книга данного произведения («о законах в их отношении к началам, образующим общий дух, нравы и обычаи народа»), в которой раскрывается фундаментальное значение категории «духа» для просветительской философии.
Рост общественной значимости и политической заостренности понятия демонстрируют публицистические источники: архивные, опубликованные или незавершенные сочинения российских и европейских авторов и проекты государственных преобразований.
Европейский контекст истории понятия «дух времени» задают те тексты, которые считаются в историографии ключевыми для его развития. «Зеркало нравов» (1614)53 популярнейшего в XVII — первой половине XVIII в. шотландского автора Д. Барклая, писавшего на латинском языке и издававшегося неоднократно на протяжении XVII — XVIII вв. (в России его роман «Аргенида» был переведен В.К. Тредиаковским), впервые содержит требование к писателю считаться с «гением времени». В диссертации используется английский перевод, выполненный вскоре после смерти автора. Центральный текст в истории понятия в конце XVIII — начале XIX в. -" Письма для поощрения гуманности" (1793 — 1797) великого немецкого просветителя И.Г. Гердера54. Вторая книга этого произведения почти полностью посвящена ответу на вопросы о сущности «духа времени» .
51 Saint-Evremond С. A Dissertation on Racine’s Tragedy, caird The Great Alexander // The works of Monsieur de St. Evremond, made English from the French original. London, 1728. Vol. 1. P. 232 244. [Electronic resource] // Internet Archive: Digital library. URL: http://archive.org/details/worksmonsieurde03vichgoog (access date: 15.01.2012) — Сент-Эвремон III. О древней и новой трагедии // История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. 2.: Эстетические учения XVII — XVIII веков. М., 1964. С. 249−254. и др.
52 Монтескье Ш. О духе законов // Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 157−733.
53 Barclay J. The mirror of minds or Barclay’s Icon animorum. London, 1631. [Electronic resource] // Internet Archive: Digital library. URL: http://www.archive.org/stream/mirrourofmindesoQObarc (access date: 10.01.2012).
54 Herder J.H. Briefe zur Beforderung der Humanitat. Frankfurt am Main, 1991. 1196 s.
Интерес представляет и ранняя редакция «Писем», которую Гердер не стал публиковать из-за цензурных соображений, и которая частично переведена на русский язык55. Рассуждения Гердера о «духе времени» имели большое значение для развития дискуссии о «духе времени» в Европе первой четверти XIX в.
Публицистические сочинения времен Екатерины II, релевантные для данного исследования, как и исторические труды, имеют своей цельюопровержение «ложных» взглядов на русскую историю, а предметом — круг тем от древней русской истории до реформ Петра I56.
Развитие понятия «дух времени» в российской политической публицистике начала XIX в. протекало в различных формах. Если такой важный в российской истории понятия текст, как речь С. С. Уварова студентам Главного педагогического института57 была опубликована в нескольких изданиях, то неразвитость публичной сферы, цензура и причины личного характера обусловили тот факт, что многие публицистические сочинения остались незавершенным или не появились в печати. Но даже будучи таковыми они очень важны, поскольку не просто объективно отражают идеи определенных общественных кругов, но напрямую вовлекались в общественные дискуссии, если не в публичной, то в частной сфере. К таким источникам можно отнести «Проспектус» Н. И. Тургенева, со написанный им для планируемого журнала «Россиянин XIX века» (впоследствии «Архив Политических Наук и Российской Словесности», 1819 г.), наброски К. Ф. Рылеева «Дух времени или судьба рода.
55 Гердер И. Г. Из черновой редакции «Писем» // Гердер ИГ Избранные сочинения. М.- Л., 1959. С. 302−312.
56 Екатерина И. Антидот // Осьмнадцатый век. Исторический сборник. Т. 4. М. 1869- Щербатов М. М. Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого // ЧОИДР. 1860. Кн. 1. и др.
5 7.
Уваров С. С. Речь президента Императорской Академии наук, попечителя Санкт-Петербургского учебного округа в торжественном собрании Главного педагогического института, 22 марта 1818 года. СПб., 1818. 68 с.
58 Тургенев Н. И. Программа журнала «Архив Политических Наук и Российской Словесности» // Дневники и письма Николая Ивановича Тургенева за 1816−1824 годы. Петроград, 1921. С. 367−372. человеческого" и «О промысле» 59 (1823−1825 гг.) и дневниковую запись за 1828 г. В.А. Жуковского60, предназначенную для журнала «Собиратель». В названных сочинениях наиболее отчетливо прослеживаются воззрения авторов на «дух времени», поскольку они не были стеснены цензурными рамками. В раннем пропагандистском и незаконченном тексте П. И. Пестеля «Социально-политический трактат» 61 автор защищает либеральный мирный характер «духа времени» от нападок консерваторов, пытающихся представить его в негативном смысле.
Проекты конституционного устройства и записки М. М. Сперанского имели одного конкретного адресата — императора. Их ядро составляет «Введение к уложению государственных законов» 62, значительная часть которого посвящена историческому обоснованию необходимости реформ и изложению требований «духа времени». Ряд опубликованных и неопубликованных записок дополняют и расширяют историческую аргументацию реформатора. В рукописном архиве Российской национальной библиотеки хранится несколько записок, целиком посвященных проблеме «дух времени»: «Общее мнение, дух времени, esprit national, moeurs, habitudes, esprit publique, esprit du siecle (национальный дух, нравы, национальные обычаи, общественный дух, дух века)» 63, «Дух времени» 64, «Изъяснение духа времени или либеральности» 65. Эти документы рисуют эволюцию взглядов Сперанского на роль «духа времени» в политике и в целом характеризуют его историческое и политическое мировоззрение.
59 Рылеев К. Ф. О промысле // Рылеев К. Ф. Полное собрание сочинений. М., 1934. С. 417— 418. Он же. Дух времени или судьба рода человеческого // Там же. С. 412.
60 Жуковский В. А. Дух времени // Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: в двадцати томах. М., 2004. Т. 13.: Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1804— 1833. С. 306−307.
61 Пестель П. И. Отрывок социально-политического трактата // Восстание декабристов.
Т. VII. М., 1958. С. 289−305.
Сперанский М.М.
Введение
к Уложению государственных законов // Сперанский М. М. Проекты и записки. М.- JL, 1961. С. 143−221.
63 ОРРНБ. Ф. 731. Д. 1500.
64 ОР РНБ. Ф. 731. Д. 1495.
65 ОР РНБ. Ф. 731. Д. 1550.
Расширение границ дискуссии о «духе времени» в первой четверти XIX в. раскрывают периодические издания этого времени. В периодических изданиях, отражающих интересы и чаяния разных общественных групп, сталкивались разные трактовки «духа времени». Журналистика данного периода отчетливо осмысляет свое бытование в ракурсе «современности», что проявляется в осознании на уровне программных заявлений миссии журналиста следить за «духом времени» и в появлении в журналах специальных разделов, посвященных событиям «современной истории». Чаще всего такие статьи выходили под заголовками типа «Обозрение прошедшего года», «Взгляд на прошедший год» и т. п. В периодике этого времени они создавали своего рода пространство открытой дискуссии, в центре которой находилось понятие «дух времени». К концу рассматриваемого периода значение таких статей было очень велико, поскольку под видом «истории» в них можно было говорить о политике.
Большое значение для становления отмеченных особенностей имели журналы, являющие собой переводные аналоги европейский изданий («Политический журнал») и журналы, издававшиеся иностранцами в России («Гений времени» Ф. Шредера), что предопределило обращение к ним. Впервые в «Вестнике Европы» Н. М. Карамзина возникает традиция помещения развернутых рефлексий о современности, и там же впервые в отечественной периодике звучит в политическом контексте понятие «дух времени». После событий 1812 г. эта линия развития в журналистике усилится и найдет свое выражение в «Духе журналов» Г. М. Яценкова (1815 -1820) — одном из немногочисленных политических журналов эпохи Александра I. Борьба за реформы в этом и некоторых других журналах велась под лозунгом «духа времени», что выльется в названии ряда программных статей. Помимо названных журналов, были учтены материалы, содержащиеся в «Сыне Отечества», «Украинском вестнике», «Телескопе» .
Группа делопроизводственных источников включает в себя документы, характеризующие законосовещательную деятельность Государственного совета Российского империи и материалы следственной комиссии по делу декабристов. Мемории Государственного совета66 чрезвычайно важны, поскольку они не только характеризуют конкретные взгляды на «дух времени» участников заседаний (например, Н.И. Тургенева), но и в целом позволяют говорить о значении понятия в принятии конкретных политических решений.
Материалы следственной комиссии по делу декабристов лучше всего раскрывают воззрениях последних на «дух времени». Ценность этих материалов в том, что других источников, обнаруживающих особенности декабристского отношения к «духу времени» практически нет. Чаще других это словосочетание звучало в ответ на вопрос следственной комиссии о том, почему «революционные мысли возникали и укоренялись в умах». Именно так поступали А. Н. Муравьев, И. И. Пущин, A.B. Поджио, Е.В. Оболенский67.
Но самый развернутый ответ о «духе времени» принадлежит П. И. Пестелю — в своем ответе он развернул «революционную» трактовку «духа времени» .
Следующую группу источников составляют источники личного происхождения. Письма могут пролить дополнительный свет на проблему ранней рецепции понятия (переписка русских авторов с европейскими просветителями), служить для характеристики взглядов отдельных писателей и реформаторов. Их роль, однако, не ограничивается этим, поскольку письма в XIX в. следует рассматривать не только в частном смысле, а отчасти и в публичном. Речь идет не только об известном статусе переписки для дворянской культуры России. Письма, адресованные к российским императорам, являлись одним из важнейших каналов связи с властью в этот период, что роднит их по своему значению с публицистическими источниками, имеющими ту же цель воздействия на государственную.
66 По делу относительно продажи дворовых людей крестьян порознь и без земли // Документы Государственного совета Российской империи. Мемории Общего собрания: в 2 т. М., 2009. Т. I, ч. 2. С. 190−201.
67 Дело А. Н. Муравьева // Восстание декабристов. М., 1927. Т. III. С. 1−36- Дело И. И. Пущина// Восстание декабристов. М., 1926. Т. II. С. 201−238. и др. о.
Дело П. И. Пестеля // Восстание декабристов. М., 1927. Т. IV. С. 1−226. политику. Письма к императорам должны были убедить их следовать или нет «духу времени». Первую цель преследовало письмо П. Г. Каховского Николаю I в 1826 г. 69, где он не только объяснял причину восстания декабристов «духом времени», но и требовал от императора подчиниться требованиям истории. Для консерваторов же письма к императорам стали главным средством дискредитации понятия70.
Группа источников художественной литературы включает в себя гражданскую лирику европейских и российских поэтов. В эстетическом мировоззрении эпохи — романтизме в широком смысле слова — к началу XIX в. сформировалось представление о писателе, особенно поэте, как о выразителе требований своего времени. Эта миссия имела отчетливо выраженный политический оттенок. Идущие от Гельдерлина к Шелли, эти тенденции нашли свое отражение в России в поэзии декабристов, прежде всего К. Ф. Рылеева.
Последнюю группу источников составляют материалы, раскрывающие языковую составляющую проблемы «дух времени» в России. Среди многочисленных словарей релевантными для данного исследования оказались «Словарь академии Российской» и современный «Словарь русского языка XVIII в.» .
Научная новизна диссертационного исследования определяется тем фактом, что впервые в отечественной науке понятие «дух времени» представлено как одно из ключевых слов в общественно-политическом словаре России второй половины XVIII — первой трети XIX в. Проведено комплексное изучение истории понятия, исследованы предпосылки его.
69 Письма П. Г. Каховского к императору Николаю Павловичу и генерал-адъютанту Левашову // Из писем и показаний декабристов. Под редакцией А. К. Бороздина. СПб., 1906. С. 1−32.
70 Магницкий M.JI. Собственноручное всеподданнейшее письмо действительного статского советника Магницкого. 7 ноября 1823 г. // Сборник исторических материалов, извлеченных из архивов I Отделения С. Е. И. В. к. СПб., 1876. Вып.1. С. 261−374. Шишков A.C. Письмо Николаю I. 12 декабря 1826 г. // Шишков А. С. Записки, мнения и переписка адмирала Шишкова. БерлинПрага, 1870. Т. 2. С. 284−290. и др. возникновения, европейский контекст, характер и значение дискуссии о «духе времени» в общественной жизни России рассматриваемого периода.
Положения, выносимые на защиту.
1. История понятия «дух времени» начинается в Западной Европе в XVII в. Возникновение данного понятия было связано с существенными изменениями в формах осмысления общественной реальности, с появлением представления о необходимости рассматривать ее феномены с точки зрения времени их бытования и как продукт развития отношений между людьми в конкретных исторических условиях. В сочинениях мыслителей французского Просвещения данное понятие становится одним из центральных и обозначает собой процесс постепенного развития человеческих нравов, становления «новой» просвещенной Европы.
2. В российскую культуру XVIII в. просветительской «дух времени» попадает как «умоначертание века», а первоначальным местом рецепции выступает российское историописание. Данное понятие становится программным для Екатерины II и ряда других писателей. Использование понятия носило отчетливый прагматический оттенок: русские историки стремились доказать, что русская история развивается сообразно европейской, проходит через те же стадии, и ничего сверх того, что было в Европе в русской истории не найти. Развитие понятийного аппарата русской историографии завершает Н. М. Карамзин, который говорит уже о «духе времени», а не об «умоначертании» .
3. После Великой французской революции рассуждения о «духе времени» в европейской культуре актуализируются: если ранее это было преимущественно понятие исторической науки, то теперь говорят о «духе времени» применительно к современности. Возрастает степень интенсивности использования понятия, оно проникает в публицистику и политику. Начинается борьба за интерпретацию «духа времени» и его требований, в которую вовлекаются различные общественные группировки.
4. В России становление этих особенностей протекает в начале XIX в. Происходит это, прежде всего, в журналистике эпохи, в которой в оглядке на западноевропейские образцы формируется жанр современной истории, где и ставится задача артикулировать требования духа времени. Значительное место данное понятие занимает в проектах и записках виднейшего реформатора эпохи М. М. Сперанского. «Дух времени» в этот период обозначал совокупную характеристику общества в отношении уровня развития просвещения, промышленности и торговли. После 1812 г. дискуссия о «духе времени» в России вступает в активную фазу. Понятие становится знаменем либеральных начинаний второй половины царствования Александра I, олицетворяющим требования законности и свободы. Для либералов типа Н. И. Тургенева или С. С. Уварова политические реформы казались настоятельным требованием европейский истории и современности. В 20-е гг. происходит существенный поворот в истории понятия: повышается степень политизации и идеологизации понятия. Одновременно усиливается критика понятия со стороны консервативных кругов.
5. В первые годы правления Николая I происходит исчезновение тех характерных особенностей, что были присущи понятию в эпоху Александра I, и формирование новых. Понятие пропадает из политического лексикона, чему способствует изменение общественных настроений после восстания декабристов, появление новых интеллектуальных течений и формирующаяся доктрина официальной народности. Но одновременно с этим начинается и новый этап в истории понятия: если не в политике, то к русской критике оно остается актуальным средством сравнения русской и европейской современности.
Практическая значимость диссертационного исследования определяется возможностью использования его результатов при подготовке учебных курсов по истории общественной мысли России второй половины XVIII — первой трети XIX в. Материалы и выводы исследования могут быть употреблены в обобщающих работах, посвященных истории общественно-политического словаря России данного периода.
Апробация работы. Диссертация была обсуждена на заседании кафедры Отечественной истории Томского государственного университета. Основные положения диссертационного исследования получили отражение в восьми научных публикациях, две из которых вышли в журналах, рекомендованных ВАК, а также были представлены в качестве докладов на международных, всероссийских и региональных научных конференциях в Томске, («Вопросы истории, международных отношений и документоведения» (ТГУ, 2008 г., 2010 г.), Москве (Ломоносов, МГУ, 2010; «История России с древнейших времен до XXI века: проблемы, дискуссии, новые взгляды», ИРИ РАН, 2011 г.) и Санкт-Петербурге («Отечественная история в зеркале российской словесности», Пушкинский дом, 2012 г.).
Структура работы строится в соответствии с поставленными задачами. Первая глава посвящена преимущественно проблеме зарождения понятия в Европе XVII в., его развитию в трудах французских просветителей и его рецепции в российских исторических сочинениях XVIII в. Во второй главе анализируется изменения, которые претерпело понятие после Великой Французской революции и дискуссия о «духе времени» в общественно-политической жизни России первой трети XIX в.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Изучение понятий, которыми пользовался человек прошлого, является важным направлением исторической науки. Такие исследования приближают историка к пониманию прошлого во всем его своеобразии, позволяют раскрыть особенности мировоззрения ушедших эпох. Такие исследования касаются, прежде всего, общественного сознания людей прошлого. Новые понятия возникают в ответ на определенные вызовы, которые испытывают человек и общество. Исторические понятия регистрируют такие вызовы, а их изучение раскрывают то, как именно оно реагирует на них. Но историко-понятийное исследование не останавливается только на этом. Рассматривая бытование понятий в конкретных текстах, оно не может не обращаться к тому, что человек, который употребляет такие понятия, всегда использует их с определенной целью и имеет определенного адресата: поэтому история понятий это также история дискуссий и история решений.
Понятие «дух времени» в Европе XVII — XVIII вв. несло требование оценивать и понимать события с точки зрения их исторического окружения, как продукт развития отношений между людьми в определенный период времени. В основе понятия лежало представление об исторической эпохе как нормативной данности, характеризующейся взаимной связью всех ее элементов. Оно шло на смену средневековым представлениям о времени, выдвигая идею человеческой деятельности как основного субъекта истории. Возникновение представления о «духе времени» в России являлось частью общеевропейского процесса складывания новых исторических понятий. Первоначально в трудах историков эпохи Екатерины II можно локализовать новый опыт осмысления прошлого. Историки этого времени требовали при оценке событий считаться с «умоначертанием тех времен», и тем самым постепенно вырабатывали идею о существовании качественно отличных друг от друга исторических состояний. У Н. М. Карамзина она примет завершенную форму: история России окончательно осмысляется как прогрессивное развитие таких состояний. В дальнейшем «дух времени» продолжит существовать в качестве специального термина исторической науки, но основной факт его истории в первой трети XIX в. связан с расширением области употребления. Данное понятие проникнет в общественно-политическую сферу, где будет нести то же требование оценки явлений с точки зрения их соотнесенности с неким общим моментом развития истории. Распространяясь на самые разные сферы жизни человекаот политики до искусства — «дух времени» предстает как объединяющий фактор истории, как олицетворение ее поступательного хода и ее силы. Постепенность этого процесса свидетельствует о росте исторического сознания общества, о превращении истории в главную форму осмысления действительности в XIX в.
Понимание «духа времени» как совокупности общественных отношений в определенный период времени, могло покоиться на разных интеллектуальных основаниях. В XVIII — первой трети XIX в. таким основанием выступал просветительский нарратив. В его рамках история осмыслялась как процесс улучшения нравов, воспитания человеческого разума и становления новой, коммерческой и просвещенной, Европы. От историка требовалось отказаться от изображения несущественных и разрозненных деталей в пользу «духа времени», то есть общего показателя просвещенности в различные времена. Историописание в России также воспринимает эти призывы. Основным контекстом для рассуждений о «духе времени» становится история Европы, как ее понимали европейские просветители. Историки екатерининского времени и Н. М. Карамзин пытались показать, что русская история составляет часть европейской и что стадии исторического развития России, понимаемые как состояния «умоначертания тех веков», ведут ее по тому же пути просвещения, что и других европейских народов. Весьма существенным образом эта схема исторического процесса оказала влияние и на публицистов первой трети XIX в.: в той или иной степени все они понимали историю как прогрессивное развитие нравов. Правда, материалом для соотнесения служили для них теперь события новейшей европейской истории, что позволяло предрекать России политические трансформации и обосновывать их «духом времени», проявляющемся неизбежно во всех европейских нациях.
История понятия «дух времени» в России во второй половине XVIIIпервой трети XIX в. протекала в форме дискуссий. Их участниками выступали разные общественные группы, преследовавшие различные цели. Постоянным фактором этих дискуссий была активная языковая политика государства. Само появление нового понятия явилось частью мероприятий Екатерины II по трансферу европейских понятий, созданию нового языка описания российской монархии и российской истории. «Умоначертание века» императрицы было адресовано европейским и российским критикам русской монархии, но оно носило также программный статус и претендовало на роль образца для других историков. Эта программа оказалась успешной, и понятие стало востребованным у многих других русских авторов. Но имея первоначально те же цели, что и русская императрица, русское общество вскоре обратилось к самостоятельным поискам. В первой трети XIX в. дискуссия о «духе времени» также была, если не инициирована, то в лице М. М. Сперанского поддержана властями. Но, в конечном итоге, осмысливая место России в европейской истории, русские историки и публицисты оказались в конфронтации с новой государственной идеологией. Этому предшествовал длительный период борьбы вокруг понятия, вылившийся в противоборство различных проектов. Их пространство оформляла журналистика, которая в этот период осознает свою задачу «толковать» требования «духа времени». Суть данного противостояния заключалась в борьбе за язык описания общественных потребностей, и последнее слово здесь оставалось за государством, которое в первые годы правления Николая I пресекает дискуссии о «духе времени» в политическом смысле.
Борьба вокруг понятия имела своей целью конкретные действия и касалась принятия определенных политических решений. Практический выход дискуссии о «духе времени» проявился в появлении этого понятия в реформаторских проектах эпохи, в его актуализации внутри управленческой и законотворческой сферы. Формирование государственного курса в целом, крестьянский вопрос или проблема конституционного устройства в частности, зависели в глазах современников от того, как будет определен «дух времени». Разочарование определенных общественных групп во власти как проводнике «духа времени», могло толкать их к решению самим встать в «авангарде» исторического процесса в России и самостоятельно решать насущные проблемы современности.
Исторические понятия всегда имеют под собой определенный тип исторического сознания, их использование всегда вписано в конкретные полемики, а оперирующие ими люди преследуют практические цели. Лишь проследив эти уровни историко-понятийного анализа, можно выйти на вопрос о месте дискурса о «духе времени» в русской культуре в целом. В конечном итоге, история понятия «дух времени» показывает попытки осмысления русским обществом самого себя, построения адекватной модели самоописания. Эта модель строилась на сравнении России и Европы и исходила из признания общности их исторического развития и, следовательно, на прохождении ими одинаковых стадий. Альтернативой могли служить модели, основанные на признании уникальности и самобытности исторических путей и акцентирующие внимание на «духе народов». В реальности, естественно, они могли перетекать одна в другую, но именно в качестве общественных моделей они четко разграничены. Человек XIX в. все более осмыслял свое существование в потоке историиравным образом и общество мыслилось как общество современное, в котором все элементы должны быть приведены в порядок в соответствии со своим местом в историческом времени. Это толкало человека к поиску этого места, могло приводить к ощущению «выпадения» из него, или желания «подталкивать» ход истории.
Изучение истории понятия «дух времени» позволило проследить взаимодействие истории и современности в русской культуре второй половины XVIII — первой трети XIX в. Те проблемы, которые очерчивают дискуссии вокруг этого понятия, продолжат волновать русское общество в последующие годы. Появятся другие понятия, призванные ответить на вопросы о месте русской истории в истории Европы или о пути исторического процесса и его требованиях. Исследовательская привлекательность понятия «дух времени» заключается в том, что хронологически оно было одним из первыхработа исторического сознания, функционирование понятия в общественной сфере, взаимодействие власти и общества здесь прослеживается наиболее отчетливо. Характерные особенности, которые вскрывает изучение истории понятия, сохранятся и впредь и их можно будет выявить на материале других понятий. Дальнейшее развитие исторических понятий в России будет характеризоваться углублением их содержания и усложнением их роли в общественной жизни. Исследование этого процесса должно принять характер системности, их результатом должно стать появление словаря основных исторических понятий России. Перспективным представляется развитие сравнительно-исторических исследований, посвященных особенностям развития понятий в разных национальных контекстах. Пока эта работа только начинается.
