Актуализация архитектурной классики в петербургской конкурсной практике 1900-1910-х годов

Петербургская архитектура 1900;1910;х гг. в наши дни представляет один из центральных предметов внимания историков русского зодчества. Наблюдаемое оживление проектной, строительной и конкурсной деятельности на петербургской почве делает весьма поучительным исследование архитектурной практики времен «строительного бума» конца XIX — начала XX века, во многом определившего современное лицо города. Кроме того, именно в этот период профессиональная и общекультурная рефлексия актуализировала пласт проблем, связанных с понятиями городской среды, урбанистического контекста, сформировав понятийный аппарат и круг вопросов, который сохраняет актуальность — как и практика их разрешения зодчими начала столетия.

Одна из важнейших целей исследователя, обратившегося к проблематике архитектуры 1900;1910;х гг., — попытаться вскрыть механизмы, определившие смену визуальных риторик1 (по причинам, о которых говорится ниже, мы будем максимально избегать стилистической терминологии). Иначе говоря, попытаться ответить на вопрос, почему архитекторы, в 1890-е гг. строившие в духе эклектики (илл. 1), а на рубеже веков — в формах модерна (илл. 2), вновь обращаются к классике (илл. 3) (здесь и далее под классикой подразумевается в самом общем смысле европейская ордерная традиция, восходящая к античностиконкретное смысловое наполнение понятия в архитектурном процессе эпохи рассматривается в гл. 3.).

Архитектуроведческая традиция объясняет генезис и эволюцию неоклассики в рамках стилистической парадигмы, в едином контексте истории идей и формы. Как пишет в своем исследовании русского неоклассцизма Г. И. Ревзин, «искусствознание не обладает иным, кроме стиля, способом обозначить любую наблюдаемую в истории общность материала. Поэтому любые исследования, направленные на анализ сколько-нибудь общих закономерностей, оказываются связанными с категорией стиля». При этом Г. И. Ревзин разрешает несовершенство стилистического аппарата, очевидное в применении к эпохе со столь вариативной формальной системой, рассматривая стиль в качестве семантической общности и сопоставляя неоклассике актуальные для эпохи общекультурные смыслы.

Традиционная модель описания и анализа неоклассики, заложенная еще в 1910;е гг. при первых попытках осмысления эпохи современниками «по горячим следам», является порождением именно «искусствоведческой» рефлексии, и она имеет дело не с реальным процессом, а лишь с его видимыми результатами, и оперирует категориями, не характерными для конкретного профессионального мышления эпохи.

Между тем, архитектурный цех обладал и обладает собственной системой ценностей, собственным представлением о «хорошей архитектуре», об искусстве архитектуры вообще, собственным языком и способом мышления. Безусловно, критика в духе А. Н. Бенуа или В. Я. Курбатова не только влияла на архитектурную среду, но и прививала ей существующую до наших дней традицию рассуждения о собственном предмете в искусствоведческих категориях. Однако общекультурный авторитет этой критики не должен вводить в заблуждение относительно степени ее влияния на реальный архитектурный процесс тех лет.

Конкретные архитектурные решения, здания, проекты возникают на пересечении различных систем ценностей — общекультурных, собственно профессиональных (связанных с принадлежностью к архитектурной сфере, искусству зодчества вообще и к данной профессиональной традиции, школе и системе институций в частности), а также ценностей различных социальных, общественных групп и проч. Это тем более существенно, что и сам архитектор принадлежит одновременно к разнообразным группам и институциям, интересы, ценности и даже самый способ мышления которых могут быть весьма различны.

Однако профессиональной, «цеховой» составляющей исследователи традиционно уделяют меньше внимания, рассматривая архитектора в роли исполнителя общественного заказа либо «орудия», инструмента воплощения культурных интенций эпохи, «внешних» по отношению к «цеховой» традиции и профессиональному сознанию.

Между тем специфика архитектурной профессии (в частности, «жизнестрои-тельное» начало архитектуры и своеобразный демиургический статус зодчего) и система институциональной организации (в т.ч. Академия как высший цеховой институт, архитектурные сообщества и образовательные учреждения) предполагают крайне высокий статус и даже примат именно профессиональных, цеховых ценностей в системе оценок, предпочтений и мотивов архитектора. Это в особенности характерно для изучаемого периода, когда групповая составляющая архитектурной деятельности приобретает принципиальное значение.

Применительно к неоклассической архитектуре недооценка «внутрипрофес-сиональной» составляющей представляется необоснованной: классические принципы и ордерные формы традиционно сохраняли авторитет и универсальный характер в рамках профессииименно на основе классики строилась система обучения, воспроизводства цеховых ценностей и профессионального способа мышления. И актуализация классики в начале XX столетия не поддается адекватному объяснению, истолкованию вне учета собственно профессиональных механизмов.

Стилевая модель неоклассики — и, в частности, модель стилистической эволюции («по прототипам» — в ретроспективе от ампира к античности), — заложенная еще Г. К. Лукомским и разделяемая большинством последующих авторов, игнорирует реальный профессиональный облик архитектора и «цеховые» представления о стилях и периодах в истории зодчества, профессиональное наполнение стилевых категорий. Кроме того, такая модель хорошо работает лишь в применении к «стилистически чистым», но не к «синтетическим» объектам. Появление же целого ряда проектов и построек (илл. 4, 5) вообще не вписывается в принятую схему стилевой эволюции, что вызывает к жизни исследовательские конструкты вроде «классицизирующей эклектики» и «контекстуализма» или побуждает историков оперировать лишь творчеством «первоклассных» архитекторов, телеологически расставляя приоритеты и говоря как о «лице» русской архитектуры лишь о стилистически ярких явлениях, вычленяемых на фоне общей массы творчества «зодчих второго плана».

Представляется необходимым преодолеть расчленение единого архитектурного процесса и рассмотреть его с помощью аппарата, равно применимого к работам студента Академии художеств и к творчеству «ведущих мастеров» (кстати, это позволило бы оценить реальный цеховой статус последних и проследить процесс «сложения авторитетов»). Аппарата, который не требует игнорировать сосуществование в архитектурной практике начала XX в. разных направлений и общий фон массового «нехудожественного» строительства.

В предлагаемой работе делается попытка объяснить конкретное течение архитектурного процесса и его видимые результаты, зафиксированные в утверждении определенной визуальной риторики, не только текущими процессами в культуре, не только общекультурной «модой», но долгосрочными профессиональными факторами, которые восходят к самому способу архитектурного сознания, сложившемуся в рамках определенной профессиональной традиции и системы институций. Это предполагает реконструкцию системы цеховых ценностей и категорий профессионального сознания, установление характерных для данной традиции взаимосвязей между этими категориями и формой.

В качестве предмета изучения были избраны конкурсы как сфера, в которой действие «цеховых принципов» наиболее наглядно — поскольку каждое состязание предполагает выбор между несколькими проектами, выполненными по одной программе. Выбор этот в интересующую нас эпоху осуществляли прежде всего сами архитекторы, более того, «профессиональная элита», те, кто посредством архитектурных институций (школа, объединения зодчих, органы власти, ведавшие строительством etc) и в силу группового авторитета определял идеоо логию цеха. История архитектурных конкурсов второй половины XIX — начала XX в. предлагает исследователям не только собственно проекты (реализованные и оставшиеся «на бумаге», премированные и отвергнутые), но и многочисленные текстовые документы, которые наряду с графическими материалами проливают свет на мотивы выбора, профессиональные ценности и принципы.

Для изучения базовых категорий профессионального сознания и механизмов его функционирования в архитектурном процессе эпохи и конкретных формах деятельности необходимо дистанцироваться от традиционного стилистического аппарата и принять в качестве основного методического приема совместный анализ проектов (в формально-иконографическом, композиционном, градостроительном отношениях) и соответствующих им текстов. Именно сочетание формального анализа проектных материалов с анализом соответствующего им профессионального дискурса является эффективным средством к выяснению основных категорий архитектурного языка, их структуры и специфического содержания и функционирования в рамках профессионального сознания и цеховой системы ценностей. Подобный подход позволяет выявить профессиональные механизмы, обеспечивающие процесс смены визуальных риторик, традиционно представленный в литературе в итоговых категориях стилистической эволюции.

Отметим, что при всем обилии исследований, посвященных архитектуре конца XIX — начала XX в., работы, в которых подобный подход был бы последовательно воплощен на конкурсном материале, отсутствуют.

Цель работы — изучение профессиональных механизмов актуализации классики в русской архитектуре начала XX столетия на материале петербургских архитектурных конкурсов неоклассического периода (1900;1910 гг.).

Задачи работы:

— проанализировать конкурсную практику как сферу профессиональной деятельности архитекторов изучаемого периода (в связи с системой организации профессии) и как область проявления характерных для неоклассической эпохи профессиональных и общекультурных ценностей и принципов;

— выявить классические начала в системе профессиональных ценностей и принципов архитектурного цеха начала XX в. и проанализировать механизмы их воспроизводства и воплощения, актуализации, для чего:

— на материале архитектурных конкурсов сформулировать базовые категории, характерные для профессионального сознания эпохи и проанализировать их связь с классическими основаниями профессионального мышления;

— проследить их проявление в конкретных сюжетах из конкурсной практики, для чего:

— сформировать круг петербургских конкурсов неоклассической эпохи, наиболее показательных в формально-стилистическом, типологическом, градостроительном отношении;

— реконструировать историю избранных конкурсов;

— провести совместный сопоставительный анализ конкурсных проектов (в формально-иконографическом, композиционно-структурном, градостроительном аспектах) и соответствующих им документов профессионального дискурса, рассмотреть актуализацию классики в данных примерах на уровне системы форм и принципов.

Объект исследования — петербургская неоклассическая архитектура 19 001 910;х гг.

Предмет исследования — конкурсы неоклассической эпохи.

Материал исследования:

— публикации в профессиональной прессе конца XIX — начала XX в.;

— публикации в неспециализированных периодических изданиях начала > XX в.;

— документальные публикации материалов органов государственного и городского управления, министерств и ведомств в специализированных изданиях;

— современные научные публикации;

— неопубликованные архивные материалы из фондов Российского Государственного Исторического Архива (далее — РГИА), Центрального Государственного Исторического Архива Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), Научно-Исследовательского Музея Российской Академии Художеств (НИМАХ), Центрального Государственного Архива Кинофонофотодокументов (ЦГАКФФД), Центрального Государственного Архива Научно-Технической Документации.

ЦГАНТД), Государственного Научно-Исследовательского Музея Архитектуры имени А. В. Щусева (ГНИМА), Государственного Музея Истории Санкт-Петербурга (ГМИСПб), Центрального Музея Железнодорожного Транспорта (ЦМЖТ), научной библиотеки Санкт-Петербургского Государственного Университета Путей Сообщения (ПГУПС) и т. д.;

— опубликованные картографические материалы, видовая графика и городская фотография.

Метод исследования — системный анализ, включающий:

— историографическое исследование литературных и документальных источников;

— исследование проектов в функционально-типологическом, формально-иконографическом, композиционно-структурном, градостроительном аспектах;

— анализ профессионального дискурса.

Рабочая гипотеза исследования сводится к тезису о том, что актуализация классики в отечественной архитектуре начала XX столетия была обусловлена не только общекультурными, «внешними» по отношению к профессии факторами, но и действием внутрипрофессиональных механизмов, связанных с укорененностью как классической формы, так и классических ценностей и принципов в «цеховой» традиции, в архитектурном сознании.

Актуальность работы определяется:

— отсутствием исследований, в которых получили бы последовательную совместную разработку на неоклассическом материале проблемы организации архитектурного процесса и функционирования профессионального сознания в связи с формальными, композиционными, градостроительными вопросами;

— современным состоянием проектно-строительной деятельности в Петербурге, состоянием конкурсного дела и архитектурной школы;

— актуальностью градостроительной практики неоклассического периода, опыта архитекторов начала XX столетия в разрешении вопросов взаимодействия с исторической городской средой, проблемы ансамблевого единства и т. п.

Новизна работы обусловлена:

— переносом акцента на конкурсную практику рассматриваемого периода, на конкретные формы профессиональной деятельности, на реализовавшиеся в них индивидуальные и групповые ценности и стратегии;

— обращением к проблематике профессионального языка и сознания неоклассической эпохи, поиском инвариантных классических составляющих системы профессиональных ценностей и принципов;

— включением широкого круга неопубликованных архивных материалов, относящихся к центральным сюжетам петербургской архитектурной истории начала XX столетия и к деятельности ряда ведущих петербургских архитекторов;

— параллельным рассмотрением проектных материалов и документов профессионального дискурса в контексте сопоставительного анализа проектов;

— объединением выбранных сюжетов в единый контекст неоклассической реконструкции города.

Структура работы:

Работа состоит из введения, четырех глав (объединенных в две части) и заключения.

Концептуальные положения, общие вопросы конкурсной проблематики, профессионального сознания неоклассической эпохи и т. д. освещаются в первой части исследования (главы 1−3).

Первая глава содержит обзор историографии петербургской неоклассики, градостроительства и конкурсной практики изучаемого периода, а также краткие сведения по историографии архитектурной профессии и профессионального сознания с указанием лакун применительно к избранному ракурсу исследования.

Во второй главе освещается конкурсная практика неоклассической эпохи.

Связь конкурсов и профессионального языка и сознания, классические основания профессии, нашедшие отражение в конкурсной деятельности архитекторов начала XX в., стали предметом рассмотрения в третьей главе.

Вторая часть (глава 4) состоит из четырех разделов, каждый из которых посвящен одному из характерных сюжетов из конкурсной практики неоклассического периода, раскрывающих существенные для целей нашего исследования обстоятельства, демонстрирующих разные грани процесса актуализации классики в состязаниях начала XX в.

В приложения отнесен ряд ранее не публиковавшихся материалов по истории петербургских неоклассических конкурсов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В рамках данной работы было предпринято исследование феномена актуализации классики в петербургской архитектуре начала XX столетия. Нами сделана попытка объяснить конкретное течение архитектурного процесса и его результаты — новое утверждение классики в русском зодчестве — не только «общекультурными», «внешними» по отношению к профессии обстоятельствами, но и факторами, восходящими к способу архитектурного мышления, характерному для определенной профессиональной традиции и системы организации проект-но-строительной деятельности. Проблематика внутрипрофессиональных, «цеховых» механизмов становления неоклассики не получила до настоящего времени последовательной разработки в литературе.

В качестве предмета исследования выступают конкурсы неоклассической эпохи. Состязания являлись одной из важнейших составляющих архитектурного процесса начала XX столетия. Именно с конкурсными, в том числе во множестве нереализованными, проектами связываются самые показательные в формально-стилистическом, композиционном, образном, градостроительном отношениях примеры неоклассической архитектуры. Даже оставаясь неосуществленными, эти работы оказывали влияние и на современную им строительную и проектную практику, и на последующее развитие зодчества — тем более, что реализации многих из них помешали лишь историко-политические обстоятельства. Для современников же их осуществление было делом ближайшего будущего, и такие здания входили в тот образ городской среды, на который ориентировались при проектировании новых построек.

Подобный выбор предмета исследования позволил осветить разные грани процесса актуализации классики. Существовавшая же система организации архитектурных состязаний делает их сферой, в которой действие цеховых принципов и ценностей, а также механизмов профессионального сознания, опосредующих связь этих принципов с формой, проявляется наиболее наглядным и непосредственным образом.

Архитектурные конкурсы периода неоклассики были изучены как одна из значимых форм профессиональной деятельности зодчих конца XIX — начала XX века, как повседневная практика архитектурного корпуса. Система состязаний рассмотрена в связи с общими вопросами профессиональной организации в архитектуре, с деятельностью цеховых институтов, с практикой профессионального образования. Проанализированы мотивы и стратегии участия зодчих в конкурсах, сформирован круг «постоянных конкурентов», в который вошли непременные участники важнейших состязаний неоклассического периода. Получил освещение ряд вопросов из области организации конкурсов. Поскольку устройство состязаний было сферой «посредничества» цеха и профессиональных институтов между архитектором и заказчиком, особое внимание уделено проблеме заказа и вопросам судейства. Именно судейство конкурсов представляет собой один из механизмов, посредством которого через систему профессиональных авторитетов и цеховой иерархии реализовались цеховые принципы. Нами сформулирована роль «судейского истэблишмента» в новом утверждении классики. Представители старшего поколения, архитектурной элиты (сохранявшей относительное постоянство и в начале XX в.), не будучи сами «ретроспективистами» и «неоклассиками», являлись носителями профессиональных — классическихценностей и принципов. И фактически именно они осуществили «классический выбор» на практике — не только передав новым поколениям зодчих эти ценности в академических мастерских, но и одобрив классические устремления молодых коллег в архитектурных состязаниях.

В основе предпринятого исследования процесса актуализации классики лежит методическое разграничение классической формы и классических принципов ее организации, принципов построения архитектурного произведения. Совместный сопоставительный анализ конкурсных проектов одной программы и соответствующего им дискурса (отчетов конкурсных комиссий, пояснительных записок архитекторов, «особых мнений») позволяет реконструировать ряд базовых принципов и ценностей, характерных для профессионального сознания конца XIX — начала XX в. и нашедших отражение как в структуре архитектурного произведения, так и в языке.

В качестве основополагающих в интересующую нас эпоху выступают архитектурные ценности, определяемые интегральными понятиями «монументальности», «характерности» и градостроительной уместности. Как показано в работе, конкретное смысловое наполнение этих категорий в начале XX в. связано именно с классикой. Кроме того, сформулирована «классическая» природа конкретных композиционно-структурных и т. д. принципов (таких, как формальное и композиционное единство, соразмерность, связь и соподчинение частей, иерархия, симметрия etc) и ценностей («простота», «спокойствие», «хорошие пропорции» постройки и отдельных форм и пр.), их преемственность по отношению к инвариантным, устойчивым основаниям европейской архитектурной традиции — к классическим, восходящим к античности основаниям профессии и профессионального мышления. Центральное положение, роль смыслообразующего «стержня» профессиональной системы ценностей принадлежит при этом категории целостности.

Классический характер ценностей и принципов архитекторов начала XX в. выявляется не только в сопоставлении с положениями теоретиков классицизма (напр., Ф. Блонделя, Ж. Боффрана или М.-А.Ложье), но прежде всего — в соотнесении с витрувианскими основаниями профессиональной мысли. Анализ конкурсных материалов демонстрирует глубинную укорененность в профессиональной традиции самого метода мышления, принципов, проектной логики, восходящих к Витрувию. Устойчивость витрувианских категорий проектного мышления и логики проектной деятельности в последующей истории европейского зодчества составляет один из факторов, определяющих «классический фон» профессии. Проекты и соответствующие им тексты свидетельствуют о том, что профессиональная традиция наследует у Витрувия не только конкретные ценности (напр., соразмерность), но и логику проектирования и осмысления архитектурного объекта, предполагающую движение от плана постройки. А сопоставление с основами дюрановского проектного метода, нормативного для Ecole des.

Beaux-Arts, выявляет универсальный характер этой логики, универсальное значение плана как порождающей идеи в академической традиции XIX — нач. XX в.

В работе также рассматриваются вопросы, связанные с риторическим характером классики. Параллель классической архитектуры и античной риторики сформулирована как на уровне целевой установки (определяющим является критерий убедительности: архитектурная классика выступает как система убедительной организации визуального образа, риторика — как система убедительной организации текста), так и на уровне принципиального, структурного сходства двух систем (это связано и с обстоятельствами формирования традиции архитектурного сознания).

Риторическая природа классики в конкурсной практике конца XIX — начала XX в. реализуется и в визуальной сфере (на уровне формы и на уровне принципов), и в дискурсе (в строении текстов и на содержательном уровне). Влияние античной риторики на профессиональное сознание и практику зодчества было связано и с изучением собственно классической архитектурной традиции, и с риторической спецификой авторитетных текстов, составляющих основание профессиональной мыслительной культуры. Кроме того, в конкурсных материалах реализуется и «бытовой», «школьный» уровень риторической компетенции. Риторика выступает здесь в качестве одного из механизмов, обеспечивающих функционирование и воспроизводство классических ценностей и принципов, классического способа мышления.

Характерность (способность здания сигнализировать о собственной функции) как понятие, наряду с монументальностью и градостроительной уместностью составляющее ядро системы профессиональных ценностей, рассматривается в работе в связи с проблемой типологической репрезентации. Классические «истоки» смыслового наполнения понятия характерности, свойственного зодчим начала XX в., связываются и с античностью, и с архитектурной теорией классицизма (напр., с концепцией «говорящей архитектуры»), и с академическими конкурсами, с Grand Prix XVIII в., и с дюрановской функциональной типологией, с Ecole des Beaux-Arts XIX столетия.

Применительно к градостроительной, ансамблевой практике неоклассического периода и к понятию о средовой уместности проанализированы базовые положения, характерные для классического градостроительства и урбанистической мысли. Отмечено восходящее к Древнему Риму и сохраняющее фундаментальный характер в классической теории и практике последующих эпох программное сочетание единства и разнообразия.

Концептуальные положения работы получили углубленную разработку на материале четырех избранных сюжетов из петербургской конкурсной практики, не получивших до сего времени исчерпывающего освещения в литературе. Каждый из сюжетов не только демонстрирует действие универсальных цеховых механизмов, классических «инвариантов» профессионального сознания, но также дает дополнительный материал к характеристике разных аспектов петербургской неоклассики.

Конкурс на здание Государственной Думы (1905;1906 гг.).

Первый из рассмотренных нами сюжетов был инициирован самим архитектурным сообществом и явился исключительно цеховой инициативой. Уже в середине 1900;х гг., за несколько лет до времени, с которым принято связывать повсеместное утверждение неоклассицизма, художники академического круга выказывают предпочтение классике и демонстрируют не только свободное владение различными вариациями классической стилистики, но прежде всего — следование классическим принципам. Именно укорененная в профессиональном сознании «классичность», отраженная и в проектах — в планировках, в единстве ордерного решения, в общем масштабе ордера, в единых цоколях и антаблементах — и в текстах, послужила предпосылкой к утверждению неоклассики в русском зодчестве. Показательно и проявление классических принципов в планировке и композиции работы В. В. Суслова — в единственном премированном проекте «в русском стиле».

Конкурсные проекты таких мастеров, как М. С. Лялевич и А. И. Владовский, свидетельствуют не только о целостности видения, но и об органическом усвоении принципов и языка французской архитектуры эпохи Просвещения и Революции. Применительно к фигуре М. С. Лялевича сформулировано (наряду с общепризнанным итальянизирующим началом построек архитектора) глубинное сходство композиционного метода, отношения к форме, собственно архитектурного мышления этого мастера с принципами формообразования, свойственными К.-Н.Леду.

Выбор проектов жюри свидетельствует и о том, что для цеха представление о масштабном общественном здании, предназначенном для демократической институции, связывается именно с архитектурой Grand Prix — или с реальными образцами парламентских построек, подобными Рейхстагу (в случае с новыми, нетрадиционными типами зданий сходство именно с реальными, успешно возведенными постройками оказывается немаловажным). Присуждение же первой премии работе А. И. Дмитриева можно объяснить ее «петербургским» характером (достигнутым прежде всего посредством цитат).

Развитием сюжета стала программа на соискание звания в ВХУ 1910 г. — Государственная Дума. В этих работах очевидно влияние конкурса 1905;1906 гг. и реальных парламентских зданий, однако от проектов пятилетней давности их отличает большее формально-стилистическое и композиционно-структурное единство, стремление к симметрии, геометризм и еще более грандиозный, буквально визионерский масштаб: речь идет о мегаломании в духе Э.-Л.Булле.

Конкурс на здание Министерства торговли и промышленности (1912 г.).

Здание стало одной из немногих масштабных официальных построек неоклассической эпохи, возведенных в результате состязания. Конкурс был объявлен ПОА по поручению министерства. Жюри отдало предпочтение работе С. С. Серафимова, наиболее «классицистической» среди шести отмеченных, в наибольшей степени отвечающей не только традиции петербургских официальных зданий, но и классической композиционной логике и системе ценностей. Первоначально проект был одобрительно принят заказчиком, однако постройку поручили другому конкуренту — М. М. Перетятковичу. В окончательном проекте.

Перетяткович объединяет мотивы разных проектов в переработанной композиции. Облик министерства явился своеобразным компромиссом между монументальностью, контекстуальным, средовым началом и характерностью. «Контек-стуальность» означает здесь перекличку посредством стилистических и формальных цитат с «петербургским текстом», а не непосредственное подчинение градостроительному окружению. Характерность же предполагала одновременное выражение разных начал, связанных с назначением здания: с одной стороны, образ его должен был отражать характер официального учреждения в столице империи, с другой же — дух прогресса, современности, инновации и коммерции — в согласии с функцией министерства. В общественном же сознании классицистическая архитектура связывалась с системой консервативных институтов, с официальными учреждениями прежде всего александровской и николаевской эпох. И в этом отношении выбор заказчиком «стилистически вольного» проекта Перетятковича вместо «консервативного классицизма» Серафимова вполне обоснован, хотя очевидно, что подобные мотивы были куда менее значимы для цеха. Этот выбор демонстрирует различие внутрипрофессиональной и внецехо-вой позиций и систем ценностей.

Конкурсы на застройку местности Тучкова буяна (1912;1913 гг.).

В 1912 г. состоялся «второй конкурс имени В.А.Шретера», объявленный ПОА в развитие инициативы властей по использованию местности. По результатам открытого состязания было переработано задание, согласно которому в 1913 г. проведен именной (закрытый) конкурс. К участию в нем пригласили О. Р. Мунца, И. А. Фомина и победителя состязания 1912 г. М. Х. Дубинского (творчество этого архитектора до настоящего времени не стало предметом исчерпывающего исследования).

Информативность сюжету сообщает не только уникальное местоположение ансамбля, но и его уникальный типологический состав, включавший здания для выставок, съездов и городских музеев. Каждый из архитекторов по-разному разрешал задачу объединения в одном ансамбле разных построек, сообщая им то или иное сочетание «монументальности» и «характерности». Кроме того, полемика вокруг судьбы ринальдиевского здания пеньковых складов выявляет характерные для эпохи воззрения на проблему сохранения исторической среды, а предложенные конкурентами проекты демонстрируют различные способы разрешения вопросов градостроительной уместности.

Конкурс 1912 г. стал этапом поиска планировочной идеи. Принципы построения генплана и отдельные планировочные приемы, найденные в 1912 г. (прежде всего М. Х. Дубинским и С. С. Серафимовым — практически одновременно участвовавшим в конкурсе на министерское здание визави), получили развитие в проектах участников именного конкурса.

Модернизированная классика Дубинского и избранное им соответствие между «физиономией» каждого здания и ансамблевым началом оказываются наиболее приемлемыми и в части монументальности, и в вопросах характерности. Напротив, «ретроспективизм» И. А. Фомина и избранный архитектором композиционный прием приводят архитектора к решениям очевидно «нехарактерным», а неоспоримая типологическая характерность отдельных построек О. Р. Мунца не подкреплена ни должной монументальностью, ни ансамблевым началом. Замкнутый и центричный ансамбль Дубинского (в окончательном проекте архитектор даже вводит полуциркульные «пропилеи») оказывается также более корректным по отношению к среде, чем, напр., демонстративно раскрытая новой осью в направлении Петровского острова постройка И. А. Фомина.

Именно проект М. Х. Дубинского представляет собой «выбор цеха». Между самодовлеющим ретроспективизмом (характерным, напр., для работы Фомина) и «актуальной классикой для актуальных задач» архитекторы выбирают последнюю. Отказ М. Х. Дубинского от первоначально избранного формального языка (классицизма шинкелевского толка) также демонстрирует движение зодчего в направлении общего для цеха толкования вопросов монументальности, характерности и градостроительной уместности. Работа представляет «профессиональный экстракт» классики, характерный для академической традиции. Она в наибольшей степени отвечает цеховой системе ценностей и в формальностилистическом, и в композиционном отношениях, и в вопросах ансамблевого и градостроительного характера (в сочетании структурного и формального единства, единства пространственного построения с разнообразием), взаимодействия с контекстом и пр.

Проекты реконструкции Николаевского вокзала.

Выбор этого сюжета и его центральное место в нашем исследовании обусловлен не только масштабом объекта проектирования, спецификой его типологической принадлежности и пространственного положения, но прежде всего значимостью, местом в архитектурном процессе начала столетия, а также временной протяженностью, которая позволяет проследить утверждение профессиональных ценностей архитектурного корпуса и их изменение на разных этапах истории петербургской неоклассики.

Сюжет включает следующие основные этапы:

— предыстория (историческое здание вокзала и ранние опыты реконструкции);

— проекты, выполненные силами специалистов МПС, и конкурс 1906;1907 г.;

— проект А. Н. Померанцева и варианты, выполненные специалистами МПС;

— работы двух стадий закрытого конкурса 1912 г. и окончательный проект арх. В. А. Щуко;

— развитие сюжета — выпускная программа ВХУ за 1913 г.

Проекты последней стадии, игнорируя и локальное окружение, и предшествующую отечественную практику вокзального строительства, обретают новую монументальность модернизированной неоклассики, новый — крупный — масштаб и новую характерность, обусловленную близостью формирующейся «вокзальной» традиции, неоклассическим станциям, во множестве возводимым в эти годы в Европе и Америке. В градостроительном отношении эти проекты изменяют, расширяют само содержание понятия контекста, выходя за рамки как чисто прикладного, так и узко пассеистического толкования. Сам город совокупностью новых построек и проектов оказывается введен в новый контекст, контекст интернациональной модернизированной классики (или таким образом возвращен из локального в универсальный классический архитектурный контекст — от античности до П. Беренса). Показательно, что конкуренты 1912 г, говорят в пояснительных записках о «римской классике» своих проектов. Кроме того, окончательный выбор был сделан в пользу проекта, традиционным для Петербурга способом (посредством высотной доминанты) включенного в систему городских ансамблей.

Сюжет с реконструкцией вокзала демонстрирует влияние архитектурного корпуса и отдельных зодчих на выбор проектов, на ожидания и оценки прочих участников и, таким образом, на формирование окончательного образа сооружения. В результате длительной истории конкурсов на свет появился проект, в наибольшей степени отвечающий цеховой системе ценностей, воплотивший наилучшее сочетание представлений о масштабности, монументальности, цельности, простоте, характерности, оригинальности. Проекты конкурса 1912 г. отличает от работ пятилетней давности не только большая монументальность, но прежде всего стремление к масштабному, формальному и декоративному единству, цельности, однородности. Об этом же свидетельствует и окончательное изменение проекта В. А. Щуко, приблизившее его к работам Ф. И. Лидваля (и других конкурентов) в части композиции, но сохранившее за ним больший масштаб, хотя и лишенный демонстративной монументальности проектов И. А. Фомина.

Некоторые выводы.

Гипотеза, выдвинутая в качестве рабочей, получила, как представляется, убедительное подкрепление на материале данного исследования. И анализ конкурсной практики, и реконструкция базовых ценностей и категорий профессионального архитектурного сознания, и изучение проектов в сочетании с текстовыми материалами выявляют роль именно профессиональных, внутрицеховых механизмов в утверждении неоклассического зодчества — и роль классики как профессионального инварианта, универсального начала профессии.

Конкурсная практика 1900;1910;х гг. демонстрирует, с одной стороны, изменение визуальной риторики, связанное с утверждением системы ценностей архитектурного цеха, а с другой — изменение, эволюцию самой этой системы. Показательно, что ответом цеха на «вызовы эпохи» оказываются не реминисценции отечественного классицизма, столь любимого критиками мирискусниче-ского круга, а своеобразное «модернизированное палладианство» и «модернизированная античность» (сходные процессы наблюдаются и в европейском и американском зодчестве).

Среди архитектурных ценностей оказывается и соответствие духу времени, «правде времени». Поэтому «подделки под прошлое», вызывая одобрение качеством воспроизведения того или иного стиля, не становятся выбором цеха. Именно в монументальной модернизированной классике (масштаб которой обычно задан большим ордером) воплотились предпочтения профессионаловсочетание монументальности, характерности, простоты, современности и новой «контекстуально сти».

Причина неуспеха проектов И. А. Фомина (см. забракованные — коллегами-архитекторами! — проекты вокзала и существующее мнение о победе М. Х. Дубинского в конкурсе на застройку буяна), вероятно, кроется в том, что у цеха есть и идеологическая, и связанная с ней визуальная норма. Норма, в которую не «вписывается» ни самодовлеющий ретроспективизм, ни самодовлеющая выразительность, гипермонументальность. Норма, в которой монументальность и традиционность ограничивается представлениями о разумном и целесообразном. Не случайно сам Фомин вынужден до поры подстраиваться под эту норму, оправдывая формальный выбор утилитарной целесообразностью.

Структурообразующее отличие цеховой системы ценностей от «критико-искусствоведческой» связано с владением инструментами и логикой порождения архитектуры, укорененными в профессиональной традиции. Характерно внимание, уделяемое в конкурсных отчетах «художественности» исполнения фасадов и разрезов. За пределами цеха эта характеристика абсолютно нерелевантна, здесь же она становится своеобразным залогом качества и профессиональной ценности работы.

Показательно, что требования монументальности и характерности отвечают и общекультурным запросам (скажем, эти требования содержатся в задании на вокзальный проект, сформулированном заказчиком), но вторичны по отношению к стилистической характеристике в оценке критиков мирискуснического толка, для которых принципиальна своя иерархия стилей. Отношение к стилю постройки и к конкретным историческим стилям у цеха — иное, нежели у критиков-искусствоведов.

Анализ материалов конкурсов (прежде всего — на реконструкцию Николаевского вокзала) позволяет сделать вывод-предположение об изменении значимости категории стиля в системе профессиональных оценок, о преодолении стилистического релятивизма. Если вначале система критериев в существенной мере определяется избранной автором стилистикой, то в дальнейшем границы стилей размываются (показательна формулировка из пояснительной записки В. А. Щуко: «Стиль здания взят классический (римский), но обработан таким образом, чтобы не быть чуждым Петербургу, не нарушать его общего облика и быть близким по характеру к главным и типичным зданиям Петербурга»). В архитектурном процессе, сопровождавшемся модернизацией классики, соответствие существующим историческим стилям перестает быть определяющим фактором. Принципиально соответствие внестилевой цеховой «норме», системе универсальных принципов. Аналогично происходит изменение отношения к контексту: петербургской классике «на уровне цитат» цех предпочитает классику «на уровне принципов» и соответствие принципам построения городской среды.

В процессе взаимодействия и взаимовлияния цеховой и общекультурной (а также художественной в широком смысле) систем ценностей (а также систем ценностей разных групп) особую роль играют медиаторы — в силу профессионального или социального статуса опосредующие различные идеологии. Роль критики, а 1а А. Н. Бенуа и Г. К. Лукомский крайне важна именно в силу авторитета цеховой системы ценностей: чем он выше, тем сильнее потребность в медиаторах, транслирующих общекультурные идеологии и ценности разных групп. Тексты Александра Бенуа, связанные с сюжетом реконструкции Николаевского вокзала, позволяют оценить реальный статус подобной критики.

Представляется перспективной дальнейшая разработка конкурсной проблематики посредством построения многомерной модели «профессионального», собственно «архитектурного» Петербурга — представления города в профессиональном сознании, где реальный городской ландшафт, реальная застройка (в т. ч. утраченная) и ее визуальные и вербальные образы сосуществуют со всей совокупностью возможностей, потенций ее развития — со всей совокупностью проектов, предназначенных для данного места.