Исторически так сложилось, что Российская Федерация является многонациональным и многоконфессиональным государством. Недооценивать национальные и религиозные особенности — значит, допускать непростительную ошибку. Учитывая значимость проблемы межнациональных отношений, проблемы строительства благоустроенного в равной степени для всех народов «общегосударственного» дома в пределах Российской Федерации, необходимо изучать и анализировать историю отдельных регионов, каковой и являлась Бурят-Монгольская Автономная Советская Социалистическая Республика (далее БМАССР или Бурят-Монголия), в тесной связи с историей страны.
Актуальность исследования.
Российское общество на современном этапе переживает дальнейший процесс построения правового государства, необходимой составной частью которого является непредвзятый анализ репрессивной политики СССР в 192 030;е годы. Формирование демократического общества невозможно без систематического накопления гражданами соответствующих знаний и опыта. И в этой связи особую актуальность приобретает осмысление недавнего исторического прошлого. Ведь знания, позволяющие реконструировать сложную, во многом противоречивую картину драматического развития взаимоотношений власти и общества в России, играют большую роль.
Важно выяснить причины и особенности того политического экстремизма, которые на протяжении десятилетий сопровождали деятельность правящей элиты в СССР и нередко проявляются и сейчас в поведении представителей властных структур, партийных групп и отдельных социальных слоев. Общество не должно забывать трагических уроков прошлого. Проблема полного избавления от наследия сталинизма как пережитка старой политической культуры, основанной на неуважении к закону, игнорировании политических и гражданских свобод, выдвигает задачу всестороннего изучения истории, особенностей и последствий репрессивной политики периода сталинской диктатуры.
Вместе с тем целостную картину функционирования государственной репрессивной машины в масштабах всей страны невозможно воссоздать без анализа действий региональных государственно-правовых и политических институтов. Одним из немаловажных и в то же время специфичных районов СССР в конце 20-х — начале 40-х годов являлась Бурят-Монголия. Механизм политических репрессивных акций в БМАССР отражал процессы, протекавшие в рассматриваемый промежуток времени в стране, но в то же время имел свою специфику, обусловленную особенностями хозяйствования и социальных групп, населявших регион.
Исследование регионального аспекта темы имеет принципиальное значение для осмысления исторического опыта взаимоотношений центральной и местной властей в осуществлении общегосударственной политики.
Актуальность исследуемой темы определяется также объективной необходимостью познания истории Бурят-Монголии, требованиями исторической правды, а также сложными проблемами поисков оптимального пути развития государственности, системы власти российского государства на современном этапе.
Помимо этого, изучение истории политических репрессий Советского государства на примере БМАССР поможет исключить возможные повторения негативных моментов недалекого прошлого и использовать знания, накопленные за прошедшие годы, для недопущения новых перегибов, т.к. ее изучение позволит глубже раскрыть, понять и оценить результаты и последствия непродуманного и жестокого подхода политического руководства СССР ко всему населению страны, в том числе и к жителям республики.
Применительно к Бурят-Монголии тема политических репрессий, ее истории в период с 1928 по июнь 1941 гг. сохранила все признаки исследовательской новизны, тем более что вплоть до настоящего времени нет специального труда по данной тематике.
Степень научной разработанности темы.
Существенным фактором, предопределившим и обусловившим выбор данной темы, является его недостаточная изученность, хотя историография политических репрессий в СССР располагает большим количеством авторских монографий, книг, брошюр, серьезных и глубоких диссертационных исследований проблемы.
Первые содержательные оценки репрессивной политики советского государства были непосредственно связаны с освещением текущей деятельности органов Коммунистической партии и государственной власти. То были публиковавшиеся по горячим следам работы высших государственных деятелей И. В. Сталина (1952), Я. Э. Рудзутака, П. П. Постышева, Р. И. Эйхе, Н. В. Крыленко и ряда других деятелей. В этих изданиях освещалась практика применения репрессивных мер в отношении отдельных социальных групп населения, выступавших объектом партийно-государственной политики в деревне, комментировались показательные процессы над «вредителями» в сфере экономики.
Все вышесказанное получило свое законченное выражение в «Кратком курсе истории ВКП (б)», который, основываясь на идеологических постулатах о классовой борьбе, сопротивлении свергнутых сил и необходимости их подавления, давал полное оправдание политическим действиям правящего режима, представляя их как «волю партии». В соответствии с этим подходом репрессии против различных социальных элементов он рассматривал в качестве закономерной и необходимой меры в интересах народа и строительства социализма. Согласно официальной версии, репрессии со стороны советской власти были продуктом чрезвычайной обстановки. Они вызывались не только острой классовой борьбой, навязанной свергнутыми классами, но и преступной (с точки зрения самой власти) деятельностью политических сил, не принявших «генеральной линии».
Новый поворот в освещении событий 1928;1941 гг. открылся после XX съезда КПСС, на котором с докладом «О культе личности и его последствиях», изданном для широкой общественности лишь в 1991 году, выступил Н. С. Хрущев. Этот доклад послужил своего рода отправной точкой в процессе пересмотра некоторых вопросов советской истории, включая также проблему пережитых страной политических репрессий. Наиболее важным аспектом начавшихся перемен было официальное признание самого факта преступлений сталинского режима и их массового характера. В это время предпринимается попытка вывести Сталина из контекста «правильной» и «последовательной» большевистской политики. В связи с этим в политическом поведении Сталина и тех, кто действовал вместе с ним, стали выделяться отдельные «ошибки» и «негативные моменты», тогда как политика партии в целом признавалась правомерной и отвечавшей человеческим принципам. То есть, по сути, все было сведено только к критике культа личности Сталина, а не к выявлению вообще причин и истоков культа личности. Под влиянием исторической оценки причин и масштабов репрессий в СССР, а также их последствий, сформулированной на XX съезде партии, в сознании советского народа в 50−80-е гг. укрепилось мнение, что репрессии — это результат деятельности Сталина и его окружения, «перегибы» эпохи властвования Сталина.
Тогда же появляется публицистическое произведение А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», основанное на документах и воспоминаниях современников и очевидцев сталинских репрессий. В данном исследовании, изданном в России лишь в 1989 году, автор логически последовательно, достоверно, как живой свидетель событий, осуждает политику советской власти с самого начала ее существования как антинародную, карательнуюпоказывает деятельность правоохранительных органов, формы и методы осуществления судопроизводства. Ленин и его последователи обвиняются в пропаганде и осуществлении насилия над народом.
Изучение репрессивной политики в 60−70-х и первой половине 80-х годов еще не могло стать отдельной областью научного анализа, но исследование социально-политических процессов позволяло накапливать эмпирический материал о характере и масштабах репрессивных мер, использовавшихся властью в ходе переустройства общества. Проблематика репрессивной политики находила отражение в публикациях о классовой борьбе периода кануна и проведения коллективизации деревни в работах таких исследователей как Б. А. Абрамов (1967), С. П. Трапезников (1969), Н. А. Ивницкий (1972) и некоторых других авторов, позволявших установить периодизацию основных акций раскулачивания, описывавших также некоторые формы сопротивления крестьян и правительственную политику в отношении раскулаченных. Вместе с тем по-прежнему недостаточно изученными оставались вопросы раскулачивания и депортации кулаков в начале 1930;х годов, хозяйственного и правового положения спецпереселенцев.
На материалах Сибири аналогичные проблемы разрабатывались исследователями: И. С. Степичевым (1961, 1966), Н. Я. Гущиным (1972, 1973, 1987), В. А. Демидовым и другими.
Среди коллективных работ следует выделить, прежде всего, «Коллективизация сельского хозяйства Западной Сибири. 1927;1937 гг.» (1972), «Классовая борьба в сибирской деревне в период построения социализма» (1978), «История коллективизации сельского хозяйства в Восточной Сибири. 1927;1937 гг.» (1979), «Крестьянство Сибири в период строительства социализма. 1917;1937 гг.» (1983), в которых также имеется упоминание о раскулачиваниях и конфискациях в период проведения кампании сплошной коллективизации в различных уголках Сибири, в том числе и в Бурятии. В то же время необходимо отметить, что эти сведения носят эпизодический характер.
Исследование социально-политических процессов в Бурят-Монголии рассматриваемого периода представлено рядом исторических и краеведческих работ, в которых уже имеется косвенное или реже прямое упоминание о репрессиях, по крайней мере, об административном нажиме со стороны государственных и партийных органов. Однако рассмотрение исторического контекста репрессий также проводилось строго в рамках выработанного советской исторической наукой подхода к данной теме, что является вполне естественным. Именно подобным образом освещались и оценивались социалистические преобразования в улусе и деревне и в государственных и партийных органах в различных работах по истории таких авторов как А. И. Шведов (1928), В. П. Тюшев (1953), Г. Л. Санжиев (1957, 1971, 1980), М. О. Могордоев (1971, 1972), Д. Ш. Гомбоев (1972) и других. Схожий подход к освещению данной темы присутствовал и в исследованиях по истории Бурятской организации Коммунистической партии Г. Л. Санжиева (1957), Ю. А. Гаркуши (1957), Г. Д. Басаева (1988), Б. М. Митупова (1962) и ряда других авторов, а также в коллективных трудах «Очерки истории Бурятской организации КПСС» (1970), «Бурятская областная организация КПСС. 18 951 987. Том 1. 1895−1941» (1987) и т. д. Влияние историко-партийного принципа изучения социально-экономических преобразований в 20−30-е гг. ощущается и в обобщающих работах по истории Бурят-Монголии Б. Р. Буянтуева (1957), Г. Ш. Раднаева (1957) других авторов и в таких фундаментальных коллективных исследованиях как «История Бурятской АССР. Том 2» (1959), «История Сибири. Том 4» (1968). Такое положение с рассмотрением темы политических репрессий в Бурят-Монголии сохранялось вплоть до середины 1980;х годов. В то же время следует подчеркнуть, что все вышеупомянутые исторические работы способствовали введению в научный оборот большого количества фактического материала по данной теме и дали основу для рассмотрения ее в общем комплексе проблем изучения истории политических репрессий в Бурят.
Монголии в конце 1920;х — 1930;е годы, в силу чего они сохраняют научно-историческую значимость и ценность и сегодня.
В литературе, вышедшей за рубежом в 1960;1980;е годы, комплексными исследованиями стали труды Б. Яковлева (1955), Р. Конквеста (1974), А. Авторханова (1976), 3. Бжезинского (1989) и др. В числе публикаций, появившихся в это время на Западе, самое крупное исследование о сталинских репрессиях представлял труд Р. Конквеста «Большой террор», в котором автор сумел дать наиболее подробное описание драматических событий 30−40-х годов. Он выделил несколько существенных черт сталинской репрессивной политики, которые составляют ее историческую уникальность, вскрыл подоплеку многих секретных операций против политических оппозиционеров, исследовал скрытые стороны показательных судебных процессов, воспроизвел психологическую и моральную атмосферу тех лет.
А. Авторханов в своей работе «Технология власти», изданной в России в 1991 году, выдвинул версию, что НКВД в течение 1935;1936 гг. провел «глубоко законспирированную работу по учету бывших и по установлению будущих врагов сталинского режима». На основании этого учета и был подготовлен своеобразный план универсальной чистки всех групп и слоев населения СССР, обеспечивающий создание «морально-политического единства советского народа».
В целом можно отметить, что ценность зарубежных исследований определялась новизной методологических подходов и характеристик, а также оригинальностью научных концепций.
Со второй половины 80-х годов начался новый этап в развитии отечественной исторической науки, который характеризовался изменением социально-политической ситуации. Проходил он в условиях «перестройки» и отличался значительным расширением тематики. В научный оборот был введен массив дополнительной информации о действиях сталинского режима, опубликованы многочисленные мемуары, документальные очерки и статьи, коллективные исследования. В то же время историография в какой-то степени несла определенный идеологический отпечаток, выражавшийся в подходах к анализу фактов советской истории с позиций «обновленного социализма» и «возврата к Ленину». Среди работ этого периода выделяются: «Осмыслить культ Сталина» (1989), «Реабилитация: Политические процессы 30−50-х годов» (1991), «Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927;1932 гг.» (1989) и др. В сборнике о репрессиях периода культа личности «Реабилитация: Политические процессы 30−50-х годов» на основе архивных документов и аналитических материалов, представленных КПК при ЦК КПСС, ИМЛ при ЦК КПСС, Прокуратурой СССР, КГБ СССР, показано, как фабриковались «дела» так называемых открытых московских процессов, в армии и других политических процессов 30−50-х годов. Также говорится о том, как начиналась реабилитация в конце 50-х — начале 60-х годов и как она была продолжена во второй половине 80-х годов. Широкому кругу читателей представлен доклад 1-го секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева XX съезду КПСС «О культе личности И.В. Сталина». Среди монографий следует выделить, прежде всего, работы Р. А. Медведева (1990), Д. А. Волкогонова (1989), Н. М. Якупова (1992), А.В. Антонова-Овсеенко (1995, 1999) и др.
Качественный прорыв в изучении, оценке, анализе политических репрессий произошел в 1990;е и последующие годы. В историографии 1990;х годов, которая характеризуется преобладанием научных статей в периодических изданиях, чем монографических трудов, тема политических репрессий становится самостоятельным объектом изучения. В это время в научный оборот вводится целый пласт новых архивных источников благодаря доступу к материалам архивов ФСБ, МВД, партийных и государственных архивов как в центре, так и на местах.
Из общего анализа сталинской диктатуры вычленяются ее характерные проявления, одновременно предпринимаются попытки на основе статистических данных определить истинные масштабы человеческих потерь.
Издаются и печатаются работы В. Н. Земскова (1991, 1994, 1995, 1997), О. В. Хлевнюка (1990, 1992), В. В. Цаплина (1989, 1990), В. Н. Попова (1992), А. Н. Дугина (1990), В. В. Карпова (2003) и других авторов, которые помимо прочего приводят обширные данные о статистике осужденных за контрреволюционные преступления, о принудительном труде в ИТЛ и ИТК СССР, о количестве заключенных и ссыльнопоселенцев и т. д.
Серьезным вкладом в отечественную историографию сталинизма является монография О. В. Хлевнюка (1996), посвященная деятельности Политбюро ЦК ВКП (б) в 30-е годы. Подробное освещение в ней находит также проблема политических репрессий, их причин и последствий. Исследователь проанализировал основные повороты в политике центральной власти, попытался раскрыть внутреннюю логику репрессий и их зависимость от конкретных обстоятельств. Важное внимание в книге уделено описанию механизмов «большого террора». Хлевнюк отвергает мнение тех, кто считает проведение массовых репрессий бесконтрольной, полустихийной, слабоуправляемой кампанией. Он доказывает, что «чистка» 1937;1938 гг. была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах всего государства. Она проводилась под контролем и по инициативе высшего руководства СССР.
В конце 1990;х годов началось издание крупного сборника документов «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927;1939: Документы и материалы: В 5 т.» (1999), посвященного преобразованию сельского хозяйства в 30-е годы XX века. Особенностью данного издания является то, что в нем впервые публикуются материалы секретных папок Политбюро, ОПТУ, Колхозцентра и других государственных органов, связанных с коллективизацией и раскулачиванием.
В начале 90-х годов появились исследования, отличающиеся новыми подходами к изучению взаимоотношений государства и церкви. Большая роль в изучении этого вопроса принадлежит М. И. Одинцову (1991), проследившему эволюцию государственно-церковных отношений в разные периоды российской истории. Исследователю удалось показать историю деятельности органов власти, осуществлявших политику в церковном вопросе, а также проанализировать конституционно-правовую базу государственно-церковных отношений. М. И. Одинцов одним из первых ввел в научный оборот значительное количество ранее неизвестных документов советских органов власти, а также отдельные материалы следственного дела патриарха Тихона.
В 1990;е годы изданы первые работы, в которых предприняты попытки комплексного освещения репрессий в Сибири, среди которых, прежде всего, следует выделить монографические работы С. А. Папкова (1997), В. Н. Уйманова (1995), Л. П. Белковец (1995) и других.
Обобщающей работой по проблеме сталинских репрессий в условиях Сибири является монография С. А. Папкова (1997), которая представляет собой исследование характера и основных этапов репрессивной сталинской политики в условиях Сибири. На основе широкого круга источников предпринята попытка восстановить обобщенную картину карательных действий большевистского режима в отношении различных групп населения и оппозиционных сил, исследуется процесс формирования системы ГУЛАГа. Широкая документальная основа данного исследования и описание на базе новых источников ряда крупных репрессивных акций в Сибири составляет наиболее ценную ее часть.
Оригинальную работу подготовил В. Н. Уйманов (1995), куда были включены данные о массовых депортациях сибирских крестьян в начале 30-х годов, о крупных крестьянских мятежах в районах спецпоселений, об отдельных репрессивных акциях НКВД на промышленных предприятиях Томска и в сельских районах. Автор подробно осветил некоторые механизмы осуществления репрессий, показал способы фабрикации обвинений, процедуру следствия и судопроизводства, что представляет большой интерес для исследователя.
Истории «ликвидации кулачества как класса» в Сибири посвящена монография Н. Я. Гущина (1996), в которой особое внимание автором уделяется рассмотрению проблем расслоения сибирской деревни, социальной природы и экономических позиций предпринимательских слоев крестьянства, основным этапам и методам раскулачивания, его социально-экономическим и демографическим последствиям.
В последние годы в различных субъектах Российской Федерации проводится огромная работа по изучению истории политических репрессий на региональном уровне, их влияния и последствий, свидетельством которого являются диссертационные работы С. А. Головина (2000), С. В. Карлова (2000), О. Н. Шашковой (2000), М. И. Варфоломеевой (2002), С. С. Баговиевой (2003), С. В. Кудрявцева (2000), B.C. Мильбах (2001), Семено А. В. (2003) и других, посвященные различным сторонам и аспектам репрессивной политики сталинской эпохи. В этих работах наряду с характерными явлениями исследуются и региональные специфические аспекты, особенности проведения репрессий, вызванных социально-экономическими и другими факторами.
В это же время в Бурятии в рамках переосмысления политической истории 1920;30-х гг. выходит в свет ряд работ, посвященных данной теме. В статьях, коллективных работах и монографических исследованиях учеными республики Б. В. Базаровым (1993, 1997), Л. В. Курасом (1993, 1997, 2003), Ю. П. Шагдуровым (1993, 1997), Д. Л. Доржиевым (1993), Д. Д. Намнановым (1997), Л. А. Зайцевой (1993, 1996), Е. С. Митыповой (1995, 1997), Жабаевой Л. Б. (2001), В. В. Номогоевой (2002), Ш. Б. Чимитдоржиевым (2000, 2004) и другими освещаются некоторые вопросы политических репрессий различных слоев населения в Бурят-Монголии в 1920;30-е годы. К числу коллективных работ следует отнести «Актуальные проблемы истории Бурятии» (1990), «История Бурятии в вопросах и ответах. Вып. 3» (1992), «Неизвестные страницы истории Бурятии (из архивов КГБ). Вып 3» (1992), «Проблемы истории Бурятии (тезисы научно-практической конференции, посвященной 70-летию со дня образования.
Республики Бурятия)" (1993), «История Бурятии. Конец XIX в. — 1941 г.» (1993), «1920;1930;е годы: проблемы региональной истории» (1994), «Национальная интеллигенция и духовенство: история и современность» (1994), «Из истории спецслужб Бурятии. Материалы научно-практической конференции, посвященной 80-летию ВЧК-ФСБ» (1997), «Выдающиеся бурятские деятели» (1999), где уже ощущается принципиально иной, отличный от выработанного советской исторической наукой, взгляд на тему политических репрессий. Однако подробного изучения данной темы в них по-прежнему нет.
Среди монографий следует выделить работу Б. В. Базарова (1995), в которой автором помимо исследования вопросов формирования, становления и развития литературы и искусства рассматриваются политические репрессии в Бурят-Монголии и их влияние на художественную культуру. Нельзя не согласиться с выводом, что политические репрессии нанесли невосполнимый ущерб развитию национальной художественной культуры. Ярлык панмонголизма был приклеен к нескольким поколениям бурятской интеллигенции и до предела ограничил возможности национального самовыражения.
Вопросам проведения коллективизации сельского хозяйства, методам и результатам ее проведения, приведшим к крестьянским выступлениям, в официальной истории и пропаганде получившим название «политический бандитизм», посвящена диссертационная работа Д. Л. Доржиева (1995). Также исследователь подробно рассматривает предпосылки и причины, побудившие крестьянство бороться против советской власти.
Стоит также отметить монографию JI.A. Зайцевой (1996), где проанализированы и выявлены основные события коллективизации и ее последствия в республике.
Первым опытом комплексного исследования вопросов становления и развития национальных воинских формирований в Бурят-Монголии является диссертационное исследование Д. Д. Намнанова (1997). Автор в своей работе затрагивает помимо прочего и политические репрессии в Бурятской кавалерийской бригаде РККА в 1937;1938 гг., когда репрессиям подверглись как командный состав, так и рядовые красноармейцы. Характерно, что в данном воинском формировании были «выявлены» две параллельно действовавшие группировки — «националистическая» и «великодержавная шовинистическая».
Во второй половине 90-х годов выходит ряд работ по взаимоотношениям государства и основных религиозных конфессий Бурят-Монголии в 1920;30-е гг., что также немаловажно для данного диссертационного исследования, т.к. гонения на «социально-чуждые» элементы, а священнослужители относились именно к этой категории граждан, составляли одну из немаловажных сторон карательной политики Советского государства в исследуемый период. Здесь, прежде всего, следует выделить работы: Е. С. Митыповой, Ю. П. Шагдурова, JI.B. Кураса, А. А. Данзановой, И. С. Цыремпиловой и ряда других исследователей.
В работах Е. С. Митыповой (1997, 1997а) исследуются вопросы истории православной конфессии и православных религиозных институтов, отдельные аспекты проблемы взаимоотношений Советского государства и Русской православной церкви на территории Бурят-Монголии.
Стоит отметить статью Ю. П. Шагдурова (1998), в которой на основе ранее неопубликованных архивных материалов, анализируются основные законодательные акты, ряд основных мероприятий, направленных на подавление религии, политика власти по отношению к церкви.
Процессам становления законодательной базы, обновленческому расколу буддийского духовенства, методам и результатам антирелигиозной борьбы в 1930;е годы посвящено диссертационное исследование А. А. Данзановой (1998), представляющее собой комплексное исследование политики государства по отношению к буддийской конфессии в 1920;30-е годы.
Обширным исследованием истории взаимоотношений различных религиозных конфессий и власти в Бурят-Монголии с 1917 по 1940 годы является монография И. С. Цыремпиловой (2000), раскрывающая различные этапы взаимоотношений в указанных хронологических рамках. Не обойдена вниманием и тема политических репрессий духовенства. Приводятся данные об арестованных священнослужителях, о священнослужителях, которые были вынуждены сложить с себя духовный сан, а также о количестве закрытых культовых зданий.
Таким образом, можно сделать вывод, что за последнее десятилетие с небольшим тема политических репрессий стала самостоятельной ветвью научного знания. Ее изучению посвящено большое количество специальных исследований, а круг ее проблем отражает широкий спектр отношений между советским государством и обществом. Определенные успехи в изучении сталинских репрессий достигнуты и на региональном уровне, в том числе и в Бурятии. Вместе с тем имеющихся работ по истории сталинских репрессий в Бурят-Монголии явно недостаточно для полноты оценок. Прежде всего, сказывается отсутствие обобщающего комплексного исследования по истории политических репрессий в БМАССР в конце 1920;х — 1930;е годы.
Цели и задачи исследования.
Учитывая сложность, многоплановость поставленной проблемы и степень ее изученности, автор данного исследования, не претендуя на всестороннее освещение, ставит перед собой цель — исследовать, осветить и проанализировать историю политических репрессий в Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республике в период с 1928 по июнь 1941 гг.
Исходя из поставленной цели, были определены конкретные задачи диссертации: изучить и раскрыть сущность политических репрессий в Бурят-Монголии в 1928 — первой половине 1941 гг.- исследовать политические репрессии в отношении представителей сельского населения, сущность и содержание мероприятий по раскулачиванию в Бурят-Монголии в ходе проведения сплошной коллективизации в конце 1920;х — начале 1930;х годоврассмотреть и исследовать изменение отношения государства к церкви, а также репрессивные акции в отношении священнослужителей всех религиозных конфессийпроанализировать особенности проведения политических репрессий в Бурят-Монголии в 1937;1938 гг. и снижение ее масштабов в предвоенный период.
Источниковую базу исследования составили опубликованные и неопубликованные документы и материалы Национального архива Республики Бурятия (НАРБ) и архива Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Республике Бурятия (УФСБ РФ по РБ), а также материалы периодической печати и статистических сборников. Для уточнения отдельных фактов и событий привлекались устные и письменные воспоминания участников и свидетелей исследуемого процесса.
Большое количество источников по теме сосредоточено в НАРБ, который был образован в 1992 году в результате объединения Партийного архива и Центрального государственного архива Бурятской АССР. Среди них директивные, организационно-распорядительные, отчетно-информационные и аналитические документы партийных, советских, хозяйственных, контрольных, правоохранительных и других органов разного уровня, планирующих и статистических учреждений, как центральных, так и местных, относящиеся к рассматриваемому нами периоду или затрагивающих его (ф. 248 сч, ф. Р-465 сч, ф. 1-п и др.). В фонде 248 сч (Совет Министров Бурятской АССР) находятся постановления и распоряжения СНК БМАССР, переписка с центральными органами власти, отчетные сведения о действующих и закрытых культовых зданиях, количестве служителей культа и верующих и др. В фонде Р-465 сч.
Прокуратура Бурятской АССР) особую ценность представляли отчеты о работе спецсектора Прокуратуры БМАССР, информационные доклады, докладные записки Обкому ВКП (б) и Правительству БМАССР об итогах работы органов прокурорского надзора, статистические отчеты Прокурору СССР и РСФСР, а также директивы прокурора СССР, наркома юстиции РСФСР, постановления НКЮ РСФСР и др. Особый интерес для исследования темы представляли документы и материалы, сосредоточенные в фондах бывшего Бурятского обкома КПСС (ф. 1-п), т.к. вся деятельность советского государства, неотъемлемой частью которого была и БМАССР, включая социально-экономические и общественно-политические преобразования, определялась исключительно решениями и конкретными действиями Коммунистической партии, а также тем, что весьма значительная и наиболее важная часть документов упоминавшихся выше органов и учреждений в обязательном порядке направлялась в виде копий в республиканский обком. Среди этих документов и материалов первостепенное значение имеют резолюции и постановления Бурят-Монгольского обкома ВКП (б), протоколы совещаний партийных работников, докладные записки, директивные письма, циркулярные распоряжения, отчетные сведения, информационные сводки и т. д.
Крупный блок документации по теме исследования составляют материалы архива УФСБ РФ по РБ, до последнего времени практически недоступного для исследователя. Это, прежде всего, архивно-следственные дела жертв политических репрессий, содержащие протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, протоколы очных ставок, жалобы и заявления подследственных, результаты следственных проверок, экспертиз, разные резолюции по делу, приговоры и т. д.
Важными источниками по изучаемой теме служат статистические сборники «Бурятия в цифрах. Статистико-экономический справочник. 19 271 930 гг.» (1931), «Отчет правительства БМАССР. 1928;1930 гг.» (1931), «Социалистическое строительство Бурятии за 10 лет (1923;1932 гг.).
Статистический справочник" (1933), «Бурят-Монгольская АССР за 10 лет (материалы к докладу правительства БМАССР на V юбилейной сессии ЦИК БМАССР)» (1933), «Бурятия в цифрах. От V к VI республиканскому съезду Советов. 1931;1934 гг.» (1934), «15 лет Бурят-Монгольской АССР. Политико-экономический юбилейный сборник» (1938). Многочисленные и разнообразные цифровые материалы сборников позволяют, с учетом сопоставимости данных, проанализировать эффективность и последствия проводившихся на рубеже 1920;1930;х гг. в сельском хозяйстве республики социально-экономических и общественно-политических преобразований, показать динамику происходивших в улусе и деревне процессов. Особенно важны эти материалы при исследовании его экономических форм.
Существенно расширяют источниковую базу материалы периодической печати как местных, так и центральных изданий. Из материалов газет (Правда, Бурят-Монгольская правда) и журналов (Бурятиеведение, Жизнь Бурятии) удалось получить ценные сведения о социально-экономических и политических процессах в улусе и деревне, карательных акциях против крестьянства, преследованиях ставших неугодными партийных и государственных деятелей, их последующем смещении и многое другое. В отдельных случаях публикации в открытой печати позволяли обнаружить существование той или иной проблемы и таким образом стимулировали поиски соответствующих материалов в архивных фондах.
Также следует выделить опубликованные официальные документы в первую очередь нормативно-правовые акты (УК РСФСР 1926 года, Постановления ЦИК и СНК СССР), служившие правовой основой деятельности партийных и карательных органов, а также ведомственные приказы и распоряжения ОГПУ-НКВД СССР, позволяющие определить механизм и порядок проведения репрессий в стране и Бурят-Монголии.
Огромное источниковое значение имела бы готовящаяся к изданию Книга памяти жертв политических репрессий, куда предполагалось включить имена около двадцати тысяч жителей республики, репрессированных в годы сталинского правления. К сожалению, эта работа, которой занимаются сотрудники УФСБ РФ по РБ и Постоянная межведомственная комиссия правительства Бурятии по восстановлению прав жертв политических репрессий, еще не закончена, но она уже близка к своему завершению.
Таким образом, названные источники лишь взятые в совокупности, позволяют объективно исследовать данную тему.
Необходимо отметить, что проблема источниковой обеспеченности исследований по истории политических репрессий в Бурят-Монголии остается достаточно сложной. Это связано с тем, что большая часть информации раздроблена и разнесена по документам разных архивов и фондов. Часть материалов оказалась утраченной, часть — намеренно ликвидированной. Нередко документы одного типа, хронологически продолжающие или дополняющие друг друга, представлены фрагментарно и разбросаны по разным делам. В то же время, несмотря на то, что 23 июня 1992 годапрезидент Российской Федерации Б. Н. Ельцин подписал указ «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека», значительно облегчивший доступ исследователей к архивным источникам, многие из них, как правило, наиболее ценные, остаются закрытыми или доступ к ним ограничен.
Объектом данного исследования являются политические репрессии в условиях Бурят-Монголии.
Предметом диссертационного исследования выступают причины, тенденции, характер, основные этапы и особенности политических репрессий в период с 1928 по июнь 1941 гг., анализ их проявлений и последствий. Под политическими репрессиями понимается совокупность насильственных мер против партийных объединений, социальных групп, слоев общества и отдельных граждан, осуществляемых органами государственной власти для достижения определенных политических целей. Вместе с тем следует отметить, что элементами репрессивной политики государства являлись лишение политических прав, ужесточение налогообложения.
Хронологические рамки диссертационного исследования охватывают период с 1928 по июнь 1941 гг., как период наиболее радикальных социальных преобразований во всех сферах жизни советского общества. Нижняя граница связана с глубоким поворотом в политическом курсе большевистского правительства, сущностью которого стало свертывание нэпа и возвращение к использованию принудительных мер для разрешения экономических и политических проблем государства. Верхние временные рамки исследования ограничиваются периодом завершения развития страны в мирных условиях. Со вступлением СССР в Великую Отечественную войну содержание внутренней политики существенно изменяется, происходит резкая смена направлений, объектов и масштабов репрессивных действий властей.
Территориальные рамки исследования ограничены территорией Бурят-Монгольской АССР в административных границах 1920;30-х гг. с учетом изменений административно-территориального устройства БМАССР. В исследуемый период данные изменения происходили чаще, чем когда-либо и наиболее значимое произошло в 1937 году, когда из состава республики были выделены 6 аймаков и на их основе образованы Усть-Ордынский национальный округ в составе Иркутской области и Агинский национальный округ в составе Читинской области.
Методология и методика исследования. Исследование данной проблемы стало возможным, исходя из основных методологических принципов историзма и объективности. Принцип историзма позволил подойти к анализу политических репрессий в Бурят-Монголии в контексте конкретно-исторических событий в России в изучаемый период. Также данный принцип обязывал рассматривать исторические процессы и события в их реальном развитии и взаимосвязи, выявлять общегосударственные и региональные особенности репрессивных мер и их последствия. На всесторонний анализ и оценку исторических процессов и событий автора ориентировал принцип объективности. Инструментарий, при помощи которого была написана диссертация, объединяет традиционные методы исторической науки и смежные с ней. Работа основывалась, прежде всего, на сравнительно-историческом методе. Проблемно-хронологический метод позволил автору рассмотреть и изучить проблемы исследования в их развитии. Также использовались методы сравнения, актуализации и структурно-системный метод для восстановления составных частей общей картины единого целого. Применялись методы смежных наук: статистический метод, позволивший через совокупность количественных показателей выявить качественную изменяемость исторических процессов и событий, и метод классификации при представлении сведений в табличной форме.
Научная новизна заключается в создании первого обобщающего научного труда, посвященного истории политических репрессий в Бурят-Монголии в период с 1928 по июнь 1941 гг. Содержащиеся в ней положения состоят в следующем:
1. Часть архивных материалов и данных периодической печати вводятся в научный оборот впервые, что позволило осветить ряд проблем в диссертации, которые ранее не были изучены или недостаточно исследованы в исторической литературе Бурятии.
2. Показана конкретно-историческая обстановка, в которой осуществлялось введение чрезвычайных мер в 1928;29 гг.
3. Исследован переход к сплошной коллективизации в Бурят-Монголии, а также сущность и содержание мероприятий по раскулачиванию в ходе ее проведения.
4. Показано изменение государственной политики в отношении религии и начало антирелигиозной кампании.
5. Автором исследованы массовые политические репрессии в Бурят-Монголии в 1937;38 гг.
6. Прослежено изменение репрессивной политики в направлении снижения ее масштабов в предвоенные годы, что обусловливалось факторами как социально-политического, так и организационного характера.
7. Былипроанализированы комплекспроблем, связанных с политическими репрессиями в Бурят-Монголии.
8. Полученные конкретные результаты исследования не нашли до сих пор комплексного отражения в исторической литературе республики, без чего невозможно до конца изучить события и явления исторического процесса в период с 1928 по июнь 1941 гг.
Практическая значимость работы. В современных условиях огромное значение имеют исторические знания механизмов и последствий практики использования правящей элитой чрезвычайных методов в политике, научные представления о результатах необоснованного вмешательства: в жизнь общества и попыток ограничения личных прав и свобод граждан. Материалы и результаты исследования могут быть использованы для преподавания курса «Отечественная история» в высших и средних учебных заведениях, общих курсов и спецкурсов по истории Бурятии и истории России XX века, а также для изучения правовых проблем, связанных с установлением неконституционных форм правления в конце 1920;х- 1930;е годы.
Заключение
.
Политические репрессии, начавшиеся в конце 1920;х годов и осуществлявшиеся волнообразно на протяжении всего периода 30-х годов, радикально изменили картину общественного развития в советском государстве. Не стала исключением и Бурят-Монгольская Автономная Советская Социалистическая Республика.
В результате бесчисленных арестов, депортаций, раскулачиваний и вызванных ими хаотических миграций громадных людских масс произошел переворот в социальной структуре Бурят-Монголии. Огромные человеческие потери понес каждый общественный слой. Очевидно, что на территории Бурят-Монголии репрессивная сталинская политика прошла через те же формы и стадии, что и в других областях страны. Различия же могли определяться особенностями хозяйствования местного населения, занимавшегося по большей части полукочевым скотоводством, а также абсолютными масштабами человеческих потерь, в зависимости от общей". численности населения, проживающего в данном регионе.
Одним из самых сложных вопросов в изучении репрессивной сталинской политики остается вопрос о численности людских потерь. Поиски на него до сих пор наталкиваются на трудно преодолимое препятствие — отсутствие достаточно надежных источников. Причем на региональном уровне эта проблема по-прежнему остается мало разрешимой и исследовательская работа по выяснению последствий сталинской политики откладывается на неопределенный срок.
В конце 1920;х годов большевистское руководство, одержимое идеей ускоренного индустриального роста, резко изменило методы социального переустройства общества и перешло к использованию административных методов и прямых репрессий в качестве инструмента преобразований, что было напрямую связано с политико-экономической ситуацией в стране. Начался процесс насильственной ликвидации в деревне единоличных крестьянских хозяйств с целью замещения их системой колхозов. С 1928 года применение репрессивных мер становится одним из ключевых рычагов социальной перестройки деревни, постепенно распространяясь и на другие сферы экономической и общественной жизни в стране. Именно в 1928 году в связи с провалом хлебозаготовок были введены «чрезвычайные меры», с помощью которых вожди партии надеялись поправить положение с хлебом. Основным объектом репрессий на данном этапе являлись группы зажиточных крестьян, так называемые кулаки. Для овладения произведенных ими товаров власти прибегали к искусственно выстроенным правовым механизмам, использовали расширительный подход в применении уголовного права и судебных преследований, который допускал конфискацию «излишков» продукции наряду с производством арестов, тюремной изоляцией и высылкой из деревни их владельцев (преимущественно на основании 107 и 61 статей УК РСФСР). В результате затруднения в хлебозаготовках были преодолены путем административного и репрессивного нажима на деревню, а не через урегулирование рыночных и государственных закупочных цен.
Другим, не менее действенным, методом воздействия на зажиточную часть деревни стала налоговая политика советского правительства. Усиление налогового пресса было разорительным для состоятельных крестьян, подрывало материальный стимул хозяйствования, а также негативно сказывалось на социально-политическом климате деревни. Возникло недоверие к мероприятиям Советской власти, крупные крестьянские хозяйства стали сокращать размеры пашни, забивать скот, производить разделы семей. В Бурят-Монголии общая сумма налога на среднестатистическое крестьянское хозяйство в налоговую кампанию 1928/29 года оказалась на 40−50% выше суммы аналогичного налога 1927/28 года. Формы и методы проведения государственной налоговой и заготовительной политики в Бурят-Монголии, также как и в целом по стране, не были основательно продуманы и сопровождались многочисленными фактами администрирования, нарушения норм права, необоснованного произвола по отношению к крестьянству. Чрезвычайщина, ставшая постоянным фактором сбора налогов и проведения заготовок сельхозпродукции, серьезно способствовала ухудшению социально-экономического положения крестьянства в республике и заложила предпосылки для возникновения его политического недовольства.
Дальнейшая эволюция политики репрессий в отношении крестьянства была связана с намерениями руководства страны организовать ускоренное проведение коллективизации деревни и окончательную ликвидацию кулачества. С конца 1929 года начинается активное насильственное вовлечение крестьян-единоличников в колхозы. Если к концу 1929 года в Бурят-Монголии было коллективизировано 5,5% всех крестьянских хозяйств, то в марте 1930 года — 33%. Данное обстоятельство объяснялось прямым повсеместным принуждением крестьян-единоличников к объединению в коллективы. Чуть ли не основным средством организации колхозов в целом ряде районов республики, являлось «запугивание». Не желающим записаться в коммуну обещали применить 61 или 58 статьи УК РСФСР. Процесс коллективизации в республике, принципы организации хозяйственной деятельности созданных колхозов сопровождались объединением орудий труда, скота, земельных пашенных и покосных наделов крестьян-колхозников, сочетавшимся с практикой откровенного принуждения к этому. Массовым явлением стала практика обобществления всего имущества крестьян, «начиная от построек, кончая мелочами домашнего обихода».
Огромную роль в быстрых темпах коллективизации сыграла кампания раскулачивания, ставшая ее составной частью, и это несмотря на то, что подобная крупномасштабная политическая акция должна была разворачиваться только в районах сплошной коллективизации, к которым Бурят-Монголия на тот момент не относилась. Негативную роль в кампанию раскулачивания в республике внес Бурколхозсоюз, который давал ошибочные директивы о том, что «районами сплошной коллективизации могут быть объявлены не только целые аймаки, но и их отдельные части, отдельные сомоны и даже отдельный улус». Данное пагубное решение способствовало тому, что местные совпартработники спешили объявить подведомственные им административные части районами «сплошной коллективизации», чтобы «иметь повод к раскулачиванию». Различного рода злоупотреблениям, перегибам и просто преступлениям в вопросе раскулачивания способствовало отсутствие четкого и точного социально-экономического и юридического определения понятию кулак. На деле под раскулачивание попадали не только представители действительно зажиточных слоев деревни (кулаки), но и середняки, а подчас и бедняки (так называемые подкулачники). При этом на всем протяжении проведения кампании раскулачивания первостепенное значение уделялось конфискации. Перегибы при раскулачивании, факты «голого раскулачивания», сопровождавшиеся «случаями мародерства, хулиганства, издевательства, откровенного насилия, переходящего в садизм, конфискации всего имущества вплоть до последней нитки», имели место почти во всех аймаках республики. Всего в течение первого этапа проведения кампании раскулачивания в Бурят-Монголии ему подверглась 1 тысяча крестьянских семей.
После того, как в марте 1930 года вследствие напряженной обстановки в стране был значительно ослаблен нажим на деревню, крестьяне стали разбегаться из колхозов. На 1 мая 1930 года в БМАССР выбыло 11 762 хозяйства или 32,5% к числу коллективизированных дворов, что свидетельствовало о насильственном вовлечении крестьян в колхозы.
Второй этап коллективизации в Бурят-Монголии, характеризующейся политикой ликвидации кулачества как класса, отличала большая организованность и системность. Он также сопровождался процессом перехода кочевых и полукочевых скотоводческих и скотоводческо-земледельческих хозяйств на оседлость, что являлось частью коллективизации и позволяло не только увеличить число коллективизированных хозяйств, но и подчинить органам советской власти на селе такую трудно контролировавшуюся часть крестьянства, как кочевники-скотоводы. На данном этапе у кулацко-ноенатских элементов улуса и деревни было изъято 201,9 тыс. га земли. Всего в течение второго этапа раскулачивания в Бурят-Монголии ему подверглись 3 тысячи семей. Изъятый скот и другие средства производства почти полностью перешли к колхозам.
Именно на годы развертывания кампании сплошной коллективизации пришелся пик роста темпов и объема хлебозаготовок. За период с 1928 по 1932 годы хлебозаготовки выросли с 32,9 тыс. т до 87,5 тыс. т. В то же время необходимо отметить, что данное обстоятельство всемерно способствовало проведению ускоренными темпами индустриализации в стране.
Насильственный характер кампании сплошной коллективизации, сопровождавшийся раскулачиваниями, выселениями, административным произволом, привел к тому, что крестьяне начали массовый забой скота. Сокращение поголовья скота в 1932 году по сравнению с 1928 годом в процентах составило 60,2%, по другим данным — до 62,5%.
Осуществление кампании сплошной коллективизации, которое стало важнейшим этапом в окончательном утверждении тоталитарной системы, привело к тому, что вместо миллионов мелких собственников появилось «колхозное крестьянство». Лишенные средств производства, полностью зависимые от местного начальства, крестьяне, в сущности, превратились в государственных крепостных, что было узаконено в декабре 1932 года, когда был введен паспортный режим, который серьезно ограничивал свободу передвижения, причем колхозники паспортов не получили вовсе. Сталинская авантюра нанесла тяжелейший удар сельскохозяйственному производству. Вместе с тем режим получил огромные возможности выкачивать средства из деревни для нужд индустриализации.
Следствием начатых руководством страны в конце 1920;х — начале 30-х годов социально-экономических преобразований явилось кардинальное изменение отношений между государством и церковью. В сущности, коллективизация единоличных крестьянских хозяйств и усиление антирелигиозной политики стали двумя связанными между собой процессами. Церковь становилась одним из основных препятствий на пути социалистического строительства, священнослужители же были отнесены к категории так называемых «социально-чуждых» элементов. Более того, центральная власть фактически санкционировала «силовое» давление местных властей на религиозные организации. Усиление борьбы с церковью в Бурят-Монголии развернулось во время проведения специального антирелигиозного месячника (январь-февраль 1930 года), в котором принимали участие все советские, партийные и общественные организации республики. Данный месячник сопровождался многочисленными и документально зафиксированными случаями перегибов, а также грубейшими нарушениями законности. К концу месячника по республике оказались закрытыми свыше 50 культовых зданий различных религиозных конфессий. Республиканская антирелигиозная кампания рубежа 1920;1930;х гг. являлась составной частью политики, проводимой официальными властями, преследовала четкие цели, проводилась в рамках коллективизации сельского хозяйства, всемерно способствуя этому процессу. Вся кампания, особенно ее формы и методы проведения, носили ярко выраженный репрессивный характер, усугублявшийся фактами грубого произвола на местах. Мероприятия кампании затронули все религиозные конфессии, распространенные на территории БМАССР.
Новый этап широкого распространения политических преследований в Бурят-Монголии, как и по всей стране, начался после убийства 1 декабря 1934 года С. М. Кирова. Были внесены ряд изменений в законодательство, существенно ущемлявшие правовые гарантии лиц, обвиняемых в совершении терактов или подготовке к их совершению. Страна постепенно приближалась к массовым репрессиям 1937;38 гг.
Подготовка политических репрессий в Бурят-Монголии началась заранее, о чем свидетельствует смещение руководства НКВД БМАССР в 1936 году. Приезд же в республику в 1937 году большой группы «специалистов», среди которых оказались будущий нарком внудел Ткачев, его помощники Полканов, Гайковский и другие, с чьими именами была связана кровавая и беспощадная «борьба» с населением БМАССР, является лишним тому подтверждением.
В 1937;38 гг. была предпринята попытка резко изменить социальную структуру в стране и таким образом завершить цикл начатых в конце 20-хначале 30-х годов глобальных преобразований. Особенностью политических репрессий 1937;38 гг. являлось то, что террор из отдельных операций вылился в цепь непрерывных действий карательной машины. Резко увеличилось число арестов. В этот период ни один советский гражданин, независимо от общественного положения, звания, прошлых заслуг, не был огражден никакими рамками (закона, правила, традиции или личных связей) от вероятности подвергнуться аресту.
Вследствие значительной корректировки механизма осуществления репрессий органы НКВД были полностью выведены за рамки того формального контроля, который существовал до 1937 года со стороны прокуратуры и партийных комитетов.
Репрессии как в стране, так и в Бурят-Монголии, усиливаются после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б) 1937 года. Начинается всеобщая кампания «борьбы с вредительством», как часть задуманной глобальной чистки в партии, государстве и обществе. Однако, несмотря на схожие моменты, в Бурят-Монголии были и свои особенности. К их числу следует отнести раскручивание дела так называемой «контрреволюционной панмонгольской, националистической, повстанческо-диверсионной, вредительской организации», во главе которой «оказался» первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б) Михей Николаевич Ербанов, арестованный 21 сентября 1937 года. На 15 февраля 1938 года по данному делу было арестовано.
2026 участников организации, в том числе по ламской организации 1303 человека. После ареста первого секретаря наступила очередь и других руководящих работников республики. На 18 марта 1938 года по данному делу были арестованы второй секретарь обкома ВКП (б) БМАССР А. А. Маркизов, Председатель СНК республики Д. Д. Доржиев, Председатель Бур. ЦИКа И. Д. Дампилон, секретарь обкома ВЛКСМ, три заведующих отделами обкома ВКП (б), 14 наркомов, 11 секретарей айкомов ВКП (б), 7 представителей аймисполкомов. Примечательно, что в делах осужденных кроме их собственных показаний и показаний других участников организации, других доказательств не имеется. Вообще же за 1937 год и десять месяцев 1938 года в Бурят-Монголии было арестовано 6836 человек, из которых в этот же период было осуждено 4907 человек. Из числа осужденных 2483 человека прошли по первой категории, остальные 2424 человека получили различные сроки наказания. По мере того, как маховик репрессивной машины набирал обороты, в поле зрения органов НКВД попадали все новые и новые люди вплоть до рядовых сотрудников.
В связи с панмонгольским делом пострадала Бурятская кавалерийская бригада РККА, в числе репрессированных по политическим мотивам в 19 371 938 гг. командиров и политработников которой оказался практически весь офицерский командный состав вплоть до простых красноармейцев. В первой половине 1938 года парткомиссией Буркавбригады были исключены из партии и органами Особого Отдела ЗабВО арестованы около пятидесяти командиров и политработников Буркавбригады, в число которых попал и будущий Герой Советского Союза, генерал-майор И. В. Балдынов.
Репрессии 1937;1938 годов нанесли непоправимый урон в масштабах Бурят-Монголии. Они затронули практически все советские, партийные и государственные структуры, а также учреждения культуры и просвещения республики. Трагична судьба крупных ученых-востоковедов Ц. Жамцарано, Б. Барадина, писателей Ц. Дондубона, Солбонэ Туя, крупного религиозного и общественного деятеля А. Доржиева и многих других незаконно репрессированных. Ярлык панмонголизма был приклеен нескольким поколениям бурятской интеллигенции.
Массовые репрессии были остановлены внезапно, в момент своего высшего развития. Поворот в репрессивной политике в направлении снижения ее масштабов и изменения объектов был неизбежен. Однако режим не мог решительно отказаться от применения массовых судебных репрессий, посредством которых выполнялся значительный объем текущих хозяйственных и социально-политических задач. Характерной чертой предвоенных лет являлось восстановление в деятельности органов НКВД ряда формальных процессуальных норм, предусмотренных Уголовным кодексом (прокурорского надзора за ходом следствия, судебного рассмотрения дел), а также смещение и обновление части аппарата карательных институтов. После устранения Н. И. Ежова с поста наркома внутренних дел и появления на его месте Л. П. Берия старый аппарат НКВД фактически был обречен. Процесс замены кадров вылился в кампанию радикальной чистки всех звеньев НКВД, начиная от районных и городских отделений этого ведомства. В 1939 году в Бурят-Монголии от обязанностей наркома внутренних дел БМАССР был освобожден Ткачев Василий Алексеевич и его помощники. В 1940 году они были арестованы и расстреляны.
В то же время, несмотря на снижение общей репрессивной деятельности НКВД, аппарат НКВД и его обширная агентурная сеть по-прежнему контролировали практически все сферы жизни и деятельности общества.
