Социально-политические проблемы крестьянства Урала периода гражданской войны в отечественной историографии
Характерной чертой советской историографии гражданской войны и ее социально-политических проблем, начиная с 20-х годов и заканчивая 80-ми, было строгое следование основополагающему принципу всех советских общественных наукпринципу партийности. Необходимость соответствия определенным идеологическим требованиям ставила историков в жесткие рамки, ограничивала теоретическую и методологическую базу… Читать ещё >
Содержание
Конец века, а тем более тысячелетия — это всегда знаковое событие в истории человечества, знаменующее собой окончание целой эпохи. Это рубеж, на котором подводятся итоги свершений и намечаются планы на будущее. Не является исключением в этом плане и отечественная историческая наука. Вместе с уходящим тысячелетием завершился весьма существенный этап ее развития — советский. Его характерной, определяющей чертой было подчинение исторической науки господствующей идеологии. По сути дела из самостоятельной гуманитарной дисциплины она превратилась в составную часть марксистско-ленинского учения об обществе и его развитии. Ее главной задачей стало не объективное исследование событий и явлений общественной жизни в их историческом аспекте, а обоснование, апологетика того пути общественного развития, который предначертали «основоположники» и «классики» марксизма-ленинизма. Соответственно этому принцип объективности в науке отошел на второй план, уступив место принципу коммунистической партийности. Идеологическая целесообразность стала основным критерием отбора фактов для включения их в поле научного исследования. Это не могло не привести к искаженному отражению действительности в трудах многих советских историков, особенно тех, чьи исследования охватывали период революции и гражданской войны в России.
События такого масштаба, в которых в открытом противоборстве сходятся враждебные друг другу силы, неизбежно сопровождаются борьбой идей, которая не утихает и после того, как они (эти события) становятся достоянием истории. Каждая из сторон, будь она победившей или побежденной, стремится доказать свою правоту, претендует на истину в последней инстанции. Разрешить их спор и призвана историческая наука, которая с определенной хронологической дистанции, отрешившись от идеологической зашоренности и популистской трескотни политиков и публицистов, должна трезво и непредвзято восстановить объективный ход событий, выяснить их причинно-следственные связи, оценить их значение и последствия в жизни народа, страны, наконец, — человечества в целом.
Эту миссию, применительно к революционным событиям в нашей стране, историческая наука выполнить не смогла. Тоталитарное государство, созданное правящей коммунистической верхушкой, подчинило своему всеобъемлющему контролю все сферы жизни общества, включая и духовную. Общественные науки находились под жестким цензурным надзором идеологического аппарата ВКП (б)-КПСС. В этих условиях право на официальное существование обретали только те идеи и теории, которые не противоречили коммунистическим догматам. Фактически, новейшая история России была отождествлена с историей КПСС: ключевыми моментами в ней стали съезды правящей партии, а воплощение в жизнь их решений — основным содержанием того или иного периода истории страны. Обращение к партийным документам стало непременным атрибутом любого исследования, а цитирование К. Маркса, В. И. Ленина, И. В. Сталина (на определенном этапе) — важнейшим аргументом для доказательства того или иного теоретического положения. Все это привело к догматизму и начетничеству в науке. Постепенно угасли характерные для 20-х годов дискуссии по основополагающим, концептуальным вопросам, что породило губительное для развития науки единомыслие. В историческую науку проникли чуждые ей по духу явления: замалчивание и искажение отдельных фактов и событий и даже прямые фальсификации.
Нарисованная нами картина выглядит довольно мрачно. Но это вовсе не означает, что в какой-то момент историческая наука в СССР умерла. Советские ученые много и плодотворно работали над проблемами, связанными с изучением революционных событий и гражданской войны. За несколько десятков лет ими написаны сотни монографий и тысячи научных статей, изучены и введены в научный оборот десятки тысяч томов архивных материалов. Несмотря на цензурные препоны, в их трудах находили отражение острые проблемы и суждения, заставлявшие критически мыслить вдумчивого читателя. Накопившийся фактический материал и его теоретическое осмысление создавали «критическую массу» знания, которому становилось все теснее в закостенелых рамках марксистско-ленинского подхода. Это неизбежно должно было привести и на рубеже 80−90-х годов привело к ломке устоявшихся стереотипов и концепций в исторической науке.
Было бы ошибкой видеть в этом процессе только следствие тех коренных перемен, которые произошли в нашем обществе в 90-е годы. Скорее наоборот, эти перемены стали возможны благодаря трансформации общественного сознания. А оно формируется под воздействием как реальностей объективного мира, так и идей, соответствующих эмоциональным состояниям масс. Идеи же эти формируются гуманитарной отраслью научного знания. Таким образом, изменение направления вектора исторических исследований шло параллельно, а в чем-то и опережая изменение вектора общественного развития в стране.
В последние годы в среде «околоисторических» публицистов и некоторых ищущих дешевой популярности историков возникло течение, напрочь отрицающее вклад советской историографии в изучение недавнего прошлого нашей страны. Высказывается мнение, что все написанное в советское время о революции и гражданской войне представляет собой собрание фальсификаций. На наш взгляд, это суждение столь же субъективистски категорично, как и его антипод, утверждающей, что истину можно найти только на основе марксистско-ленинского понимания истории. Но, как свидетельствует тысячелетний опыт человечества, истина никогда не сопутствует крайностям, она — где-то между ними. Поэтому особую актуальность в настоящее время приобретают историографические исследования. Необходимо тщательное изучение всего того, что было написано советскими историками. При этом необходим критический подход к накопленному научному материалу, однако он должен быть разумным. Отказываясь от идеологизированных схем и опровергнутых жизнью догм, следует сохранить все то положительное, что достигнуто в процессе многолетних исследований. Исходя из необходимости решения этой задачи, тема данного исследования представляется нам весьма актуальной.
Но это — актуальность, так сказать, в узком смысле, т. е. применительно к изучению поставленной нами проблемы — историографического освещения взаимоотношений масс и власти в период гражданской войны. Вместе с тем, можно говорить об актуальности данной работы в широком смысле, основываясь на возрастании роли именно историографических исследований в развитии исторической науки в целом. Эту точку зрения мы постараемся обосновать.
Сверхзадача, которую ставит перед собой историческая наука, — максимально точная реконструкция важнейших событий в жизни человеческого общества, имевших место в его прошлом — неважно: отдаленном или недавнем, — а также их логическое осмысление. Между тем, еще в эпоху античности Гераклит из Эфеса сделал вывод о том, что «нельзя войти в одну и ту же реку дважды и нельзя тронуть дважды нечто смертное в том же состоянии, но по причине неудержимости и быстроты изменения, все рассеивается и собирается, приходит и уходит" — «мы входим и не входим в одну и ту же реку, мы те же самые и не те же самые"1. Применительно к исторической науке это означает абсолютную невозможность воссоздания прошедшего со 100-процентной, или «фотографической» точностью. Выражаясь математическими терминами, возможно лишь асимптотическое приближение реконструируемой действительности к реально существовавшей. И обусловлено это особенностями субъективного отражения окружающего мира человеческим сознанием.
По сути своей субъективно все человеческое знание об окружающем мире, все науки, изучающие его, поскольку знание есть продукт мыслительной деятельности субъекта. Но гуманитарные его отрасли субъективны вдвойне, так как их предметом являются не природные явления и процессы, внешние по отношению к человеку, а межличностные связи, выстраиваемые индивидами, а также продукты их мыслительной деятельности. Это в полной мере относится и к исторической науке. Любой историк, изучая то или иное событие, тот или иной исторический факт, «пропускает» его через свое сознание. Как правило, исследователь — это человек с уже сложившимся мировоззрением, имеющий определенную систему политических, экономических, правовых, моральных и т. п. критериев оценки событий и явлений, не говоря уже об индивидуальных физиологических особенностях восприятия. И как бы ни хотел, как бы ни старался он быть объективным, свою субъективную систему оценок он неизбежно переносит на предмет своего изучения. Поэтому любой труд любого историка есть субъективный продукт, лишь в большей или меньшей степени достоверно отражающий реальную картину общественного бытия. Точно также не может быть полностью объективным летописец или мемуарист, поскольку он привносит в свое сочинение индивидуальное видение и оценку современных ему событий. По этой же причине нельзя полагаться на полную беспристрастность документов, так как они составляются людьми. Отсюда следует вывод: максимально приближенную к реальной картину исторических событий можно реконструировать лишь на основе изучения и сопоставления максимально широкого количества источников, а также всего того, что было написано историками по данной проблеме. При этом вторая часть сделанного вывода представляется нам особенно важной. Дело в том, что лично ознакомиться со всеми источниками одному исследователю просто не под силу. Да и нелепо было бы каждому изучающему ту или иную проблему каждый раз делать это заново, если определенная группа источников уже введена в научный оборот. Он должен опираться на критическое осмысление достигнутого его предшественниками и современниками. Поэтому историографические исследования являются, на наш взгляд, важнейшей составной частью процесса изучения Истории.
Однако, вернемся к теме диссертационного исследования. Его целью является изучение взаимоотношений крестьянских масс и государственной власти на Урале в период гражданской войны в историографическом аспекте. Первоначально автор ставил перед собой задачу проследить динамику взаимоотношений всех слоев тогдашнего общества со всеми субъектами государственной власти, осуществлявшими свои полномочия на территории Уральского региона, т. е. с правительством РСФСР в лице его местных органов, самарским Комитетом членов Всероссийского Учредительного собрания, Временным областным правительством Урала, Временным Сибирским правительством и Временным Всероссийским правительством (адмирала A.B.Колчака). При этом планировалось изучить историографию данной проблемы в полном объеме. Но работа над темой вскоре выявила невозможность охвата столь широкого диапазона вопросов в рамках кандидатской диссертации. Продолжение исследования в намеченном объеме неизбежно вело к распылению внимания в ущерб глубине и содержательности. Поэтому по рекомендации научного руководителя было принято решение ограничиться при изучении заявленной проблемы взаимоотношениями с властями лишь одной социальной группы населения региона — крестьянства. Этот выбор был обусловлен той ролью, которую оно сыграло в политическом и военном противоборстве сил революции и контрреволюции. Дело в том, что даже в про-мышленно развитых губерниях Урала крестьянство составляло абсолютное большинство населения, вследствие чего поддержка им той или иной стороны была в конечном счете решающим фактором, предопределившим ход и исход гражданской войны. Автор отдает себе отчет, в том, что крестьянство Уральского региона периода революции 1917 г. и гражданской войны представляло собой сложный социальный конгломерат. Его неоднородность определялась не только имущественной дифференциацией, но и многонациональным составом. Этнические особенности налагали весьма существенный отпечаток на жизненный уклад и социальное поведение национальных отрядов уральского крестьянства. Изучение этого аспекта проблемы с неизбежностью приводит нас к анализу характера и движущих сил национального движения башкир, татар, удмуртов, других народов Урала, которое сыграло весьма заметную роль в ходе гражданской войны. Но это — уже самостоятельная проблема, включение которой в круг изучаемых нами вопросов привело бы к неоправданному для кандидатской диссертации расширению поля исследования. Поэтому автор не затрагивает вопросы, связанные с особенностями крестьянского движения в национальных районах Урала. По той же причине пришлось отказаться от включения в сферу исследования социально-политических проблем оренбургского казачества, представлявшего собой специфическую и весьма значительную часть сельского населения региона.
Таким образом, конкретные задачи исследования были сведены к следующему:
1. Проанализировать — как в отечественной исторической науке с 20-х годов XX в. до настоящего времени решалась и решается проблема взаимоотношений крестьянства с властью на различных этапах гражданской войны на Урале, а именно:
— в период свершения Октябрьской революции и установления советской власти на местах (октябрь 1917 — февраль 1918 гг.) —
— в период осуществления преобразований, предусмотренных первыми законодательными актами новой власти (зима-весна 1918 г.) —
— в период активной вооруженной борьбы на Урале (лето 1918 — лето 1919 гг.) —
— в период восстановления советской власти и проведения политики «военного коммунизма» (осень 1919 — весна 1921 гг.).
2. Выявить основные концепции, сложившиеся в отечественной историографии данной проблемы, произвести их критический анализ, проследить их развитие в трудах историков за указанный хронологический период.
3. Изложить свою точку зрения на решаемую проблему.
4. Оценить степень ее изученности на сегодняшний день и выявить тенденции изучения данной проблемы в современной отечественной исторической науке.
Итак, объектом диссертационного исследования является система общественных отношений по линии «государство — крестьянские массы», сложившаяся и эволюционировавшая в период гражданской войны в Уральском регионе. Непосредственным предметом исследования являются труды советских и современных российских историков (включая сюда как монографии, так и статьи в научных сборниках и журналах), в которых нашел отражение объект нашего исследования, т. е. проанализирована или хотя бы затронута вышеозначенная проблема.
Территориально исследование ограничивается регионом Большого Урала, а именно: охватывает территории Вятской, Оренбургской, Пермской и Уфимской губерний, а также юго-западных уездов Тобольской губернии — Туринского и Курганского по административному делению на октябрь 1917 г.
Хронологические рамки исследования определяются двояко. Применительно к предмету исследования они охватывают приблизительно 80 лет, поскольку круг изучаемой литературы включает в себя исторические труды, опубликованные в СССР и России с начала 20-х до конца 90-х годов XX века. Применительно же к объекту исследования хронологические рамки сужаются до сравнительно небольшого исторического периода и охватывают события, происходившие с октября 1917 по весну 1921 гг. Поскольку в названии темы исследования и в определении его объекта присутствует термин «гражданская война в России», нам следует обосновать избранный временной промежуток. Дело в том, что вопрос о сроках начала и окончания, о периодизации гражданской войны до сего времени остается дискуссионным. Его обсуждению были посвящены специальные встречи за «круглым столом», проходившие в Институте российской истории (ИРИ) РАН 17 марта и 28 апреля 1992 г2 Авторитетные специалисты по данной проблеме, такие как Е. Г. Гимпельсон, Ю. И. Игрицкий, Г. З. Иоффе, В. И. Петров, Л. М. Спирин, Ю. П. Шарапов и другие приняли участие в обсуждении доклада члена-корреспондента РАН Ю. А. Полякова, в котором он изложил свою точку зрения на вопрос о хронологических рамках гражданской войны. Мы не будет подробно останавливаться на характеристике взглядов каждого из участников дискуссии, так как это не относится непосредственно к теме нашего исследования. Ограничимся констатацией того, что к согласованному мнению корифеи отечественной исторической науки так и не пришли, и в литературе можно встретить существенно отличающиеся друг от друга точки зрения на данный предмет. От себя заметим, что нам ближе взгляды Ю. А. Полякова, который датирует начало гражданской войны в России февралем 1917 г., т. е. известными событиями в Петрограде, привед
-2 шими к свержению самодержавия. Обосновывает он свою точку зрения тем, что гражданская война — это такое состояние общества, которое характеризуется его расколом по социальному признаку и открытым вооруженным противостоянием его различных слоев.4 Эти признаки имели место в феврале-марте 1917 г., поэтому выбор этого рубежа в качестве точки отсчета гражданской войны в стране вполне логичен.
И тем не менее, соглашаясь в принципе с Ю. А. Поляковым, автор избрал другую датировку начала гражданской войны. Это связано с территориальной локализацией исследования. Дело в том, что на Урале события февраля-октября 1917 г. хотя и характеризовались социальным расколом, однако в отличие от Петрограда и некоторых других мест не вылились в вооруженные столкновения, в массовое применение методов революционного насилия. События этого периода в регионе носили характер политической борьбы. Поэтому автор счел возможным сдвинуть исходную точку гражданской войны (подчеркиваем: для Урала) на октябрь 1917 г., поскольку именно с этого хронологического рубежа вооруженная борьба становится главным средством решения политических вопросов.
Что касается окончания гражданской войны, то Ю. А. Поляков датирует его 19 211 922 гг. — в зависимости от конкретных региональных условий. Наша датировка полностью укладывается в эти рамки. Несмотря на то, что активные боевые действия регулярных вооруженных сил на территории Урала в основном завершились к осени 1919 г., считать этот этап завершающим событием гражданской войны нельзя. Факты свидетельствуют, что на протяжении всего 1920 г. в регионе продолжалось активное крестьянско-казачье повстанческое движение. Его кульминацией стало ЗападноСибирское восстание 1921 г., втянувшее в свою сферу ряд уездов Урала. Только летом 1921 г. основные очаги восстания в пределах уральских губерний были подавлены. Исходя из этого мы определили границы хронологического охвата объекта нашего исследования: октябрь 1917- весна 1921 гг.
Перейдем к вопросу о степени изученности проблемы, на разрешение которой нацелена наша работа. Как мы уже отмечали, отечественная историография революции и гражданской войны огромна, она насчитывает тысячи научных трудов и статей. Весьма существенную ее часть составляют работы по уральской тематике. Попытки ее историографического описания и систематизации предпринимались историками многократно. Однако в том аспекте, который сформулирован в заглавии настоящей работы, — взаимоотношения крестьянских масс и власти — историографические исследования не проводились. Но это вовсе не означает того, что автор претендует на роль первопроходца. Историографических работ, в которых в ряду других проблем затрагивается и эта, достаточно много. Однако попытка вычленить ее и проследить, как она решалась историками на протяжении последних нескольких десятков лет, предпринимается впервые.
Первые историографические работы по социальной проблематике гражданской войны появились в нашей стране лишь на рубеже 50−60-х годов. С одной стороны, это вполне объяснимо: необходимо было накопить материал, на котором могли базироваться историографические исследования, т. е. должно было выйти в свет достаточно большое количество научной литературы, нацеленной на изучение именно социально-политических аспектов гражданской войны. Но с другой стороны почти четыре десятилетия — это слишком много для «инкубационного периода» развития отечественной историографии. Тем более, если учесть, что первые шаги по критическому осмыслению трудов первых историков гражданской войны были сделаны еще в 20-е годы.
Правда, следует отметить, что это были еще далеко не историографические работы в современном их понимании. Это были рецензии на труды по истории революции и гражданской войны, которые стали активно издаваться в канун 10-й годовщины Октябрьской революции. Их авторами, как правило, были не профессиональные историки, а литераторы, публицисты, партийные работники, либо просто очевидцы и участники описываемых событий, поэтому рецензии обычно содержали либо критику фактических ошибок, либо наоборот — слова поддержки в адрес авторов. Серьезные замечания и обобщения теоретического плана имеются лишь в некоторых из них, например, в рецензиях В л. Воробьева на книгу Уралистпарта «1905 год на Урале» и И. Вегера на известный труд Ан. Анишева «Очерки истории гражданской войны 19 171 920 гг.».5 Однако наиболее острую дискуссию, в которой были затронуты важные теоретические вопросы, вызвала работа И. Подшивалова «Гражданская борьба на Урале в 1917—1918 гг.». Весьма разноречивые отклики на нее дали Д. М. Фурманов, С. Урсынович, А. П. Кучкин и коллектив авторов из Башистпарта.6 Отдельного упоминания заслуживает опубликованная в 1923 г. в журнале «Пролетарская революция» статья Д. М. Фурманова, представляющая собой одну из первых советских историоу графическо-библиографических работ.
Наметившаяся в 20-е годы тенденция к возникновению историографических исследований, к сожалению, не получила развития ни в 30-е, ни в 40-е годы. Более того, явственно вырисовывается курс на свертывание изучения социально-политических проблем гражданской войны в целом. Это бросается в глаза при знакомстве, например, с содержанием номеров журнала «Пролетарская революция» за эти годы. В 20-х на его страницах публикуются материалы проблемного характера, ведутся острые дискуссии (например, о содержании национального движения в Башкирии в 19 181 920 гг.), чувствуется, что авторы не боятся высказывать свою точку зрения, даже если она и не совпадает с официальной. В 30-е же знакомство с публикациями производит удручающее впечатление. Дискуссии прекратились, установилось всеобщее единомыслие. Со страниц журнала исчезает социально-политическая проблематика, ей на смену приходят материалы историко-партийного характера и военно-стратегические обзоры, в которых научный анализ уступает место бездумному повторению заученных догм и бесконечным славословиям в адрес И. В. Сталина. В этих условиях историографический анализ становится попросту ненужным. Ведь все теоретические положения, на которых должна базироваться историческая наука, уже сформулированы «отцами-основателями» Советского государства, содержатся в их сочинениях и в «Кратком курсе истории ВКП (б)», тиражируемых миллионами экземпляров. Задача историков — только иллюстрировать, подтверждать конкретными фактами те или иные постулаты.
Единственной историографической работой этого периода, в которой косвенно затрагивается интересующая нас проблема, является статья И. И. Минца, опубликованная в 1942 г. в юбилейном академическом сборнике.8 В этой статье, как в капле воды, отразились уродливые черты, привитые исторической науке тоталитарной государственной системой. Из историографии напрочь вычеркнуто все, что было написано о гражданской войне в 20-е годы, поскольку подавляющее большинство тех авторов оказались в 30-е годы «врагами народа». Их самих репрессировали, а труды предали забвению. По версии И. И. Минца, в 20-е годы шло лишь собирание и обработка воспоминаний участников и архивных материалов, относящихся к гражданской войне. И только в 30-е историки, вдохновленные указаниями тов. Сталина, приступили к написанию трудов по истории Великого Октября и гражданской войны.
Нам представляется излишним освещение в рамках данной работы вопросов, касающихся организации изучения истории гражданской войны на Урале. Работа местных истпартов, истпрофов, историко-революционных секций при краеведческих обществах и музеях изучена и раскрыта в трудах известных уральских историков
О.А.Васьковского, Е. Б. Заболотного, В. ДКамынина, А. Т. Тертышного.9 Подчеркнем лишь, что их деятельность осуществлялась в полном соответствии с общими тенденциями развития исторической науки в СССР в предвоенные годы. Здесь действовал тот же идеологический прессинг, обрушенный на общественные науки на рубеже 2030-х годов. Публикация в журнале «Уральский коммунист» статей Ф. Решетова и М. Мануилова, а также покаянного письма А. П. Таняева знаменовали собой окончание периода относительного плюрализма и начало этапа «единомыслия» в региональной исторической науке.10 Кое в чем уральские историко-партийные функционеры даже превзошли своих коллег из Центра, как например, в организации гонений на беспартийных историков старой школы, группировавшихся вокруг краеведческих организа и тт ции. Не миновала уральских историков, в том числе и марксистов, горькая чаша политических репрессий. В 1937 г. по решению Свердловского обкома ВКП (б) груды А. Баранова, М. С. Кашеварова, А. П. Таняева, В. М. Быкова, Т. Д. Корушина, И. Онуфриева и все ранее изданные сборники были изъяты из библиотек и уничтожены как идеологически и политически вредная
литература, в которой содержатся «грубые ошибки и извращения», «в книгах фигурируют в качестве активных работников
Урала враги народа Смирнов, Сафаров, Преображенский, Крестинский и другие", а
12 сами авторы некоторых работ разоблачены как враги народа". Впоследствии ряд историков — А. Баранов, М. С. Кашеваров, А. П. Таняев — были репрессированы, многие другие — в их числе П. П. Бажов — отлучены от исследовательской работы. Неудивительно, что в таких условиях историографические исследования не велись. Для них просто не было легальной базы, необходимого количества материала, разрешенного цензурой. К тому же социально-политические проблемы гражданской войны не попадали в фокус внимания историков. Они сосредоточились на изучении вопросов, связанных с вооруженной борьбой сил революции и контрреволюции, с их политическим и идеологическим противостоянием, с партийно-государственным и хозяйственным строительством этого периода. Проблемы взаимоотношений народных масс и власти, если и затрагивались, то лишь косвенно и освещались односторонне, в полном соответствии с идеологическими установками, выработанными ЦК ВКП (б).
Смена приоритетов в исторической науке началась с середины 50-х, а точнее -после XX съезда КПСС. Вскоре после завершения его работы в журнале «Коммунист» была опубликована коллективная статья нескольких видных историков, в которой были подняты некоторые принципиальные вопросы историографии гражданской
13 войны. В статье были подвергнуты критике теоретические установки, сформированные в науке в период культа личности И. В. Сталина и определены основные направления дальнейшего исследования темы. Они сводились к необходимости пересмотра роли и значения отдельных этапов борьбы в общем исходе гражданской войны- необходимости показа роли народных масс и их коллективного руководителя, которым была Коммунистическая партия. Историков призвали к объективности: наряду с успехами и победами показывать отдельные ошибки, трудности и лишения, выпавшие на долю народа.
Подробно принципы нового подхода к изучению истории гражданской войны были изложены в книге С. Ф. Найды, увидевшей свет в 1958 г. 14 В ней была подвергнута острой критике сложившаяся в исторической науке концепция освещения и оценки событий, когда они служили лишь своего рода фоном для показа деятельности отдельных личностей — самого И. В. Сталина и узкого круга приближенных к нему лиц. Автор подчеркнул, что такой подход не только сковывал научную мысль, но и приводил к односторонности в подборе фактов и документов, к замалчиванию и искажению их. Однако критика культа личности и его последствий отнюдь не означала пересмотра методологических основ советской исторической науки. Наоборот, автор требовал усиления борьбы за коммунистическую партийность в науке против «народническо-эсеровских» и «мелкобуржуазно-анархистских ее искажений», требовал «глубокого классового анализа исторических событий», поскольку только на основе этих принципов возможно, по его мнению, их объективное освещение.15 Это полностью соответствовало тем установкам, которые были сформулированы в передовой статье 3-го номера журнала «Вопросы истории» за 1957 год. В ней были подвергнуты уничтожающей критике те историки, которые развенчание культа личности поняли как определенную идеологическую либерализацию и попытались переосмыслить некоторые наиболее одиозные догматы, укоренившиеся в исторической науке в эпоху сталинизма. Однако их тут же, что называется, «поставили на место», обвинив в забвении принципа партийности исторической науки под прикрытием мнимой заботы об объективности при анализе общественных явлений. Всему научному сообществу еще раз напомнили, что «советский историк — не сторонний наблюдатель», что он — «солдат партии» и при оценке фактов должен руководствоваться принципами классового подхода, а не «буржуазного объективизма».16 Вместе с тем, выдвижение на первый план изучения вопросов, связанных с деятельностью народных масс (в первую очередь -рабочего класса и крестьянства), с их ролью в революции и гражданской войне, неизбежно должно было стимулировать развертывание исследований именно социально-политических проблематики.
Так оно и случилось. Со второй половины 50-х годов нарастающим потоком начали публиковаться труды, в которых все более значительное место занимает социальная проблематика. Мы не будем сейчас заниматься их перечислением, дабы избежать повторов. Историографический анализ этой литературы будет дан в соответствующих главах диссертации. Здесь же отметим, что активизация исторических исследований обусловила и появление трудов историографического характера. В 60−70-е годы публикуются крупные монографии И. А. Шермана, С. Ф. Найды, В. П. Наумова, выходит капитальный коллективный труд советских историков по проблемам историографии и источниковедения Октябрьской революции.17 Все это — труды общего характера, в которых дается историографический анализ решения отечественной наукой широкого круга проблем истории гражданской войны, в том числе — и социально-политических. Одновременно в различных сборниках и научных журналах публикуется ряд статей историографического характера. Одни их них носят характер обзоров научных исследований по проблемам гражданской войны в целом (статьи
1 8
Н.Ф.Кузьмина, Д.К.Шелестова). Другие представляют собой подобные же обзоры, но более подробные и конкретные, поскольку их авторы берут отдельный пласт историографии, например, по хронологическому принципу. Таковы статьи В. П. Наумова, Д. К. Шелестова, И. И. Минца, в которых дан обзор новейшей литературы, а также статья И. А. Шермана, посвященная историческим трудам, написанным в 20-е годы.19 К третье группе можно отнести статьи узко-проблемного характера, отличающиеся в силу этой своей особенности наиболее глубокой проработкой материала. Среди них можно отметить статьи В. И. Погудина (взаимоотношения рабочего класса и крестьянства) и В. М. Селунской (роль рабочего класса в проведении советской политики в деревне).20 Отдельного упоминания заслуживает большая и содержательная статья В. П. Данилова, подводящая итог историографического изучения истории крестьянства л т с 20-х по 60-е годы. В статье подняты важные социальные проблемы: о деятельности комитетов бедноты, о направлении социальных сдвигов в деревне, о сущности аграрной революции и ее этапах, а также о позиции крестьянства по отношению к советской власти в различные периоды гражданской войны и др.
В 60−70-е годы быстрыми темпами развивается и уральская историографическая школа. Ее возникновение и развитие связано, прежде всего, с именем известного уральского историка О. А. Васьковского. Его первые историографические статьи появляются в начале 60-х годов и сразу обращают на себя внимание нацеленностью на постановку в первую очередь социально-политических проблем истории гражданской 22 войны. По мнению О. А. Васьковского, глубинные «механизмы» гражданской войны невозможно понять без серьезного исследования ее социальных факторов, выяснения конкретного соотношения классовых сил на различных ее этапах- необходимо привести внешние проявления в соответствие с общественными процессами, происходившими в толще народных масс. На решение этой задачи была направлена вся последующая деятельность О. А. Васьковского. С 1966 по 1969 год в различных сборниках публикуется ряд его статей, в которых в историографическом плане раскрываются различные аспекты социальных отношений периода гражданской войны. При этом автор не ограничивается анализом историографических источников и их оценкой с точки зрения полноты раскрытия социальной проблематики. Он ставит ряд новых проблем, доселе не рассматривавшихся исторической наукой, либо основательно забытых ею в 30−50-е годы. Касаясь расстановки социальных сил в уральской деревне, автор выступает против использования среднестатистических показателей для характеристики социальной дифференциации крестьянства, указывает на необходимость возможно более полного учета экономических показателей крестьянских хозяйств применительно к отдельным волостям и селам, высказывает и аргументирует свою точку зрения по вопросу о времени перехода среднего крестьянства на позиции под
23 держки советской власти. В опубликованных в этот период статьях О. А. Васьковским рассмотрен по сути дела весь комплекс проблем историографического освещения гражданской войны на Урале: как в целом, так и по отдельным периодам развития исторической науки- выделена проблема социальных отношений- освещена деятельность Уралистпарта.24
Итогом этой работы стала докторская диссертация на тему «Советская историография и социально-политические проблемы истории гражданской войны на Урале», защищенная О. А. Васьковским в 1967 г. Она представляет собой фундаментальный труд, охватывающий практически все стороны изучения гражданской войны как военно-политического и социального феномена. Автор рассматривает вопросы организации научных исследований в области историко-революционной тематики, вопросы возникновения, утверждения и развития советской историографии гражданской войны. При этом, отводя должное место организационным, политическим и идеологическим ее аспектам, главное внимание он уделяет социальной проблематике: расстановке классовых сил и взаимоотношениям различных социальных групп, анализу влияния этих факторов на ход военных действий, на боеспособность армии, состояние военного и морального потенциала противоборствующих сторон. Наряду с анализом историографических источников автором был привлечен широкий круг литературы мемуарного характера, материалов периодической печати и архивных документов.
В этот же период в области историографии гражданской войны на Урале плодотворно работают многие другие исследователи. Историографические аспекты Октябрьской революции на Урале освещают Ф. П. Быстрых и Н. К. Лисовский.25 Особенности проявления социальных проблем в отдельных районах Урала рассматривают у гг
З.А.Аминев, М. М. Мартынова, П. И. Рощевский. В статьях И. С. Капцуговича и Н. Ф. Варгина находят отражение проблемы изучения крестьянства Урала.27