Коммуникативные типы инфинитивных предложений в древнерусском языке XI-XIV веков
В рассматриваемый период Х1-Х1У вв. весь массив инфинитивных предложений и близких к ним сочетаний инфинитива с формами глагола быти представлен совокупностью коммуникативных типов, в числе которых мы выделяем предложения с описательной, повествовательной, оценочной, эмоционально-риторической, предписывающей, символической направленностью. За этими дефинициями стоит совокупность факторов… Читать ещё >
Содержание
1. Конструкции древнерусского синтаксиса, образованные независимым инфинитивом, и близкие к ним сочетания инфинитива с формами глагола быти неоднократно рассматривались в специальных исследованиях и общих трудах по историческому синтаксису1. В различных работах на основе избранных авторами методологий и классификаций представлены детальные описания этих конструкций. Внимание исследователей было обращено, главным образом, на конструктивные особенности этих синтаксических форм и на их семантику, в особенности, ее модальную составляющую. Эти исследования дали результаты, в значительной степени исчерпывающие указанную проблематику. Существенное внимание также было уделено исследователями проблеме генезиса инфинитивных предложений, изучавшегося как с привлечением древнерусского языкового материала, так и в аспекте сравнительного изучения синтаксиса славянских языков.
Вместе с тем, остается круг вопросов, хотя и непосредственно относящихся к этим конструкциям, однако исследованных в существенно меньшей степени. В первую очередь к недостаточно изученным сторонам древнерусских инфинитивных предложений следует отнести их коммуникативную специфику. Конструктивные и семантические черты древних инфинитивных предложений представлены в существующих исследованиях вне их зависимости от коммуникативной нагрузки самих
1 История изучения инфинитивных предложений в связи с предметом настоящей работы рассмотрена в Главе I. Общий очерк изучения русских инфинитивных предложений см. в [Тарланов 1993а: 47−62]. конструкций. В этом смысле можно говорить о том, что не освещена роль предложений этого типа в интерпретации внеязыковой действительности.
Сказанное в равной степени относится и к проблеме функциональных особенностей рассматриваемых форм древнего синтаксиса. Распределение инфинитивных предложений по древним текстам, обладающим различными прагматическими и стилистическими характеристиками, остается определенным не в полной мере. Фактически, функциональные черты этих синтаксических форм отмечались исследователями лишь в связи с изучением языка памятников одного определенного жанра, а именно памятников деловой письменности, частое употребление инфинитивных предложений в которых (и при этом на протяжении всей письменной истории языка) отмечается практически всеми исследователями. В то же время системность и характер использования указанных конструкций в памятниках иных жанров и с иными коммуникативными свойствами не исследовались. Главное же, не исследовалась системность использования инфинитивных предложений в коммуникативно цельных текстах, подчиненных единой коммуникативной установке автора / говорящего. Также не рассматривались значимые ситуации общения с определенным распределением ролей говорящего и адресата. Однако без анализа соответствующего употребления инфинитивных предложений затруднительно представить функциональную нагруженность этой синтаксической конструкции и ее роль в языковой системе.
Отметим и то, что некоторые исследовательские трактовки инфинитивных предложений, не опирающиеся на определение коммуникативной функции последних, тем самым лишаются необходимых объективных оснований, а зачастую оказываются весьма спорными. В первую очередь сказанное относится к толкованию модальности инфинитивных конструкций. Кроме того, в силу коммуникативной «нерасчлененности» материала принципиально различающиеся типы инфинитивных предложений часто неоправданно объединяются по произвольно взятым формальным или семантическим признакам, не отражающим их релевантные функциональные свойства.
Связанной с двумя предыдущими является и проспективная проблема сопоставления инфинитивных предложений с функционально подобными им конструкциями. Уточнение функциональной соотносительности предложений различных типов, могло бы иметь значение для изучения синтаксической системы древнерусского языка в целом. Однако проводимые без учета коммуникативной нагруженности инфинитивной модели такие сопоставления были бы лишены достаточных объективных критериев.
В целом можно констатировать, что в историческом синтаксисе русского языка как отрасли научного знания существуют подробные описания семантики инфинитивных предложений и, в известной степени, оценка их употребительности в памятниках с определенной коммуникативной направленностью, а именно, в различных текстах деловой письменности. Вместе с тем, практически отсутствуют исследования этих конструкций, которые рассматривали бы инфинитивные предложения в аспекте их употребления, т. е. 1) описывали бы коммуникативные типы инфинитивных предложений, 2) характеризовали бы эти синтаксические формы в аспекте их функциональной нагрузки, 3) на основе релевантных синтаксических характеристик представляли бы динамику указанных конструкций.
Приведем известный, но не теряющий актуальности тезис Л. В. Щербы о том, что, определяя предложение, «надо установить прежде всего, что имеется в языковой действительности в этой области, а затем давать наблюденным явлениям те или другие наименования» [Щерба 1974: 44]. Однако нам необходим критерий, отражающий сущностные релевантные свойства любой модели этой синтаксической конструкции, на основании которого языковые факты могут быть не просто исчислены и описаны, но непротиворечиво
2 Термин «коммуникативиый тип предложения» обосновывается в Главе I. Здесь отметим, что этим словосочетанием мы обозначаем комплекс конструктивных и семантических черт, обеспечивающий направленность синтаксической конструкции на отражение определенным образом интерпретированной внеязыковой действительности. Под функциональными особенностями предложений определенной конструкции будем понимать тенденцию языкового коллектива к использованию данной модели в текстах определенной коммуникативной направленности. истолкованы3. Нам представляется, что таким критерием может служить роль предложения — той единицы языка, на уровне которой начинается осмысленная коммуникация, — по отображению внеязыковой действительности и передаче соответствующей информации, представленной в актуальных для данной языковой системы синтаксических моделях. Как известно, этот аспект синтаксических исследований относится к т.н. коммуникативной грамматике.
2. Актуальность настоящего исследования состоит в реально существующей потребности, используя теоретическую базу современной лингвистики, 1) дополнить или скорректировать существующие описания инфинитивных предложений путем выделения и описания различных коммуникативных типов этих конструкций и 2) определить круг задач, решавшихся инфинитивными предложениями в древнерусских текстах. Исследование и разрешение обозначенных вопросов должно представить функциональное описание определенной модели синтаксической системы древнерусского языка соответствующего периода.
3. Целью работы является выделение и описание коммуникативных типов древнерусских инфинитивных предложений, для чего предполагается решить частные задачи: 1) определить коммуникативно единые тексты (микротексты), образуемые при участии инфинитивных предложений- 2) определить функции инфинитивных предложений в данном типе интерпретации внеязыковой действительности и, тем самым, наметить контуры соответствующего коммуникативного типа- 3) определить релевантные для каждого коммуникативного типа классификационные критерии и выделить возможные подтипы- 4) описать языковые средства, с помощью которых каждый тип инфинитивных предложений решает коммуникативную задачу- 5) уточнить распределение различных коммуникативных типов инфинитивных
3 Ср. замечание М. Хэллидей: «Но чисто внешняя теория языковых функций, если она в принципе состоятельна, не принимает во внимание тот факт, что сложность функции должна, по-видимому, получить свое отражение в какой-то части внутренней организации самого языка. Если язык, что и есть в действительности, запрограммирован служить различным целям, это должно так или иначе проявиться в исследовании языковой структуры». [Хэллидей 1980: 118−119]. предложений в текстах с различными коммуникативными характеристиками- 6) обозначить диахроническую перспективу предложений конкретного коммуникативного типа.
4. Новизна работы заключается в самом коммуникативном исследовании древних синтаксических конструкций. Практические установки и теоретические положения, выработанные современной лингвистикой, обращающейся к коммуникативно-функциональному анализу синтаксиса, а именно исследование синтаксических конструкций именно как единиц коммуникации, развиваемые в исследованиях современного русского языка, применены в настоящей работе к материалу древнерусского языка. Таким образом, можно сказать, что в известной степени новизна работы состоит в избранном аспекте исследования древнерусских инфинитивных предложений.
5. Метод работы заключается в сопоставительном анализе типических содержательных инвариантов, представляемых инфинитивными предложениями и обусловленных их коммуникативной нагрузкой, и соответствующих им инвариантных синтаксических форм. Для комплексного анализа значения инфинитивного предложения учитываются семантика самой синтаксической конструкции, смысл широкого контекста и соответствующая направленность текста, а также непосредственная коммуникативная ситуация.
Определение диахронической перспективы инфинитивных предложений в связи с их употребительностью и устойчивостью конкретной модели требует в ряде случаев сопоставления конструкций рассматриваемого периода с материалом последующих эпох, включая и современные факты.
6. Источниками материала для настоящего исследования послужили оригинальные древнерусские памятники 11−14-го веков, относящиеся к различным жанрам и в совокупности достаточно полно представляющие тексты различной коммуникативной направленности. Такой подбор источников обусловлен стремлением максимально полно представить различное использование инфинитивных предложений избранного периода исследования. Особое внимание при подборе источников уделено степени отражения в них устной речи с актуальными для своего времени явлениями. В силу сказанного значительное место среди отобранных текстов занимают летописи и хождения. Были использованы следующие памятники:
1. Летописи: Лаврентьевская, Ипатьевская, Радзивиловская, Московская по Академическому списку, Новгородская I по Синодальному списку, Новгородская I по Комиссионному списку, Московский летописный свод конца XV века, Новгородская II (Архивская), Новгородская IV, Новгородская Карамзинская, Софийская I, Софийская II, Троицкая, Псковская I (Тихановский
список), Псковская II (Синодальный
список), Псковская III (2-й Архивский и Строевский списки), Воскресенская, Рогожский летописец, Тверской сборник-
2. Жития и патерики: Памятники Борисоглебского цикла, Житие Феодосия Печерского, Житие Леонтия Ростовского, Житие Авраамия Смоленского, Житие Александра Невского, Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича, Киево-Печерский патерик-
3. Хождения: Хождение игумена Даниила, 1106−1108 гг., Хождение архиепископа Антония (Добрыни Ядрейковича), 1200−1204 гг., Хождения Стефана Новгородца, 1348 г., Хождение Агрефения, ок. 1370 г., Описание Константинополя XIV века, Беседа о святынях Царьграда (другая версия предыдущего памятника), Путешествие дьяка Александра в Царьград, ок. 1390 г., Хождение Игнатия Смольнянина, 1391 г.- Хождение Арсения Селунского XIV в.-
4. Послания и поучения: Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона, Память и Похвала князю русскому Владимиру, Послания и поучения Феодосия Печерского, Поучение епископа Луки, Поучение архиепископа Ильи, Поучение Владимира Мономаха (по Лаврентьевской летописи), Слова и поучения Кирилла Туровского, Послание Климента Смолятича, Поучения Серапиона Владимирского-
5. Тексты, относящиеся к деловой письменности: Русская правда в различных редакциях, памятники, представленные в изданиях: Грамоты
Великого Новгорода и Пскова, Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей Х1У-ХУ1 вв.-
6. Другие памятники: Слово о полку Игореве, Слово Даниила Заточника, Задонщина, Сказание о Мамаевом побоище.
В значительном объеме использован материал из поздних памятников, выходящих из временных границ исследования и относящихся к ХУ-ХУН вв.: 1) летописей: Никоновской, Холмогорской, Истории о Казанском царстве, Двинского летописца- Сибирских летописей- 2) хождений: Хождения гостя Василия, Хождения Афанасия Никитина, Хождения Василия Гагары, Хождения инока Зосимы, Хождения Василия Познякова, Хождения Трифона Коробейника, Повести дьякона Ионы, Сказания мниха Епифания, Путешествия иеромонаха Ипполита Вишенского, Проскинитария Арсения Суханова- 3) других памятников: Послание Вассиана Рыло, Домострой, Книга Большому Чертежу, Описание земли Камчатки С. П. Крашенинникова, Путешествие стольника П. А. Толстого.
Кроме того, был использован материал, представленный в фольклоре: пословицах, сказках, былинах, лирике. Этот материал привлекался по следующим источникам: Даль В. И. Пословицы русского народа- Сборник Кирши Данилова- Причитанья Северного края, собранные Е.В. Барсовым- Лирика русской свадьбы.
Указанные источники, выходящие в хронологическом отношении за рамки Х1-Х1У вв., привлекались не только из-за количественной ограниченности материала, относящегося к избранному периоду исследования, но и с целью отметить результаты, вызванные динамическими процессами указанного периода, подчеркнуть стабильность или изменчивость конкретной модели. С той же целью использовались и
выводы исследователей, рассматривающих поздние исторические периоды.
Материал был получен сплошной выборкой конструкций с инфинитивными предложениями, образующими простые синтаксические единства. К исследованию в ряде случаев привлекались инфинитивные предложения, составляющие часть сложных конструкций. Указанный материал используется при условии, что семантика инфинитивной конструкции не полностью детерминирована ее ролью в сложном предложении и в силу этого может дополнять или уточнять анализ простых инфинитивных предложений. В целом, к исследованию и сопоставлению было привлечено свыше 2500 примеров4.
В некоторых случаях привлекались приводимые исследователями факты старославянского языка. Кроме того, целесообразным оказалось использование синтаксических исследований общеславянского и старославянского языков.
В теоретической части работы
Глава I), кроме обсуждения научной литературы, для иллюстрации соответствующих положений использован материал, представленный в художественных и публицистических текстах современного русского языка (Х1Х-ХХ вв.)5. Современные факты привлекались, как уже было отмечено, и в исследовательской части работы, главным образом, с целью подчеркнуть диахроническую перспективу конкретного коммуникативного типа инфинитивных предложений.
4 При цитировании источника сохраняются пунктуация и написания соответствующей публикации источника, поскольку 1) для синтаксического исследования последние не столь существенны, а 2) унификация пунктуации лишь добавила бы собственную субъективную оценку текста к уже имеющейся в публикации. Титла раскрываются, пропущенные и выносные буквы вносятся в строку в круглых скобках, ъ-ры в конце слов не восстанавливаются. Буквенные обозначения чисел заменяются арабскими цифрами. Для обозначения источника используются сокращения названий памятников, использованные в Картотеке Древнерусского словаря и Словаре русского языка Х1-ХУН вв. См. Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Справочный выпуск. М., 2001. Наши собственные сокращения выполнены также по образцам, принятым в указанном издании.
5 Источниками современного материала послужили произведения М. Булгакова, И. Бунина, Н. Гоголя, И. Гончарова, С. Залыгина, М. Лермонтова, С. Максимова, А. Мельникова-Печерского, М. Пришвина, В. Розанова, В. Солоухина, А. Твардовского, А. К. Толстого, А. Н. Толстого, Л. Филатова, М. Шолохова.
Глава I. АСПЕКТЫ СИНХРОННОГО И ДИАХРОНИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ КОММУНИКАТИВНЫХ ТИПОВ ИНФИНИТИВНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ
1. Коммуникативные аспекты синтаксического исследования
Изучение синтаксических явлений в коммуникативном аспекте подразумевает признание коммуникативной функции языка одной из его основных функций, в чем сходятся теоретическая лингвистика и языкознание, изучающее конкретные явления конкретных языков1. Единицей языка, осуществляющей коммуникацию, принято считать предложение, которому в речи соответствует высказывание. Суть коммуникативного подхода
1 «На всех уровнях динамической структуры выявляется основная функция языка — его коммуникативность» [Динамика структуры 1982: 120]- «Специфика языковой области, ярко отличающаяся от всех других наук, есть смыслоразличительная коммуникативная функция человеческой деятельности» [Лосев 1989: 12 и далее]- «Поскольку назначение языка — быть орудием коммуникации — реализуется через синтаксис, коммуникативность (выделено автором — А. Ф.) — одно из сущностных свойств синтаксиса» [Золотова, Онипенко, Сидорова 1998: 45].
2 Ср. следующие положения: «Лишь предложение или сочетание предложений, ставшее в акте коммуникации высказыванием, описывающим действительность, служит средством общения непосредственно». [Данеш, Гаузенблас 1969: 15]- «.простое предложение представляет собой элементарную предназначенную для передачи относительно законченной информации единицу." — под высказываниями понимаются «сообщающие единицы., которые не являются грамматическими предложениями», не имея их грамматических характеристик и стоящего за ними «грамматического образца» и «формоизменения» [РГ 1980: 7. T. II]. В настоящей работе принята точка зрения, сформулированная чешскими лингвистами: «Сохраняя термин предложение лишь за единицей языка, необходимо ввести термин для той элементарной синтаксической единицы, которая находит свою реализацию в речи, в акте коммуникации. За этой единицей закреплено уже в лингвистической литературе отчасти название высказывание (разрядки авторов -А.Ф.)» [РГ 1979: 668]. По замечанию O.A. Крыловой, термин «высказывание» используется как синоним к термину «предложение», когда подчеркивают «речевой аспект коммуникативно-синтаксического анализа синтаксической единицы». [Крылова 1993: 1]. изучение средств языка в аспекте их смысловой функциональной нагруженности, т. е. в их связи с информацией, для передачи которой они используются- внимание исследователей при таком подходе сосредоточено на зависимости языковых средств, осознанно или неосознанно избираемых говорящим, от отображаемой ими внеязыковой действительности3.
Изучение предложения в коммуникативном аспекте, в русистике — во всяком случае, связано в первую очередь с исследованиями A.A. Шахматова, JI.B. Щербы и В.В. Виноградова4. Системное описание коммуникативного синтаксиса современного русского языка представлено в трудах Г. А. Золотовой [Золотова 1973- 1982- 1988- Золотова, Онипенко, Сидорова 1998]. В целом же, теоретическим аспектам коммуникативно-функционального изучения языка посвящены многочисленные исследования, из которых для нас наиболее важны труды A.B. Бондарко [Бондарко 1984- и др. работы], В. Г. Гака [Гак 1998], А. Ф. Лосева [Лосев 1982- 1983а].
Прежде всего уточним принятые в работе значения понятий «функция», «коммуникативный», «информация». Известно, что термин «функция» в современных лингвистических исследованиях отличается множественностью
3 «Соотнося типы предложений, сгруппированные по способу выражения предиката, и категориальные значения частей речи, представленных этими предикатами, убеждаемся в том, что способ языковой реализации предикативного признака зависит от характера признака и реальной действительности и от категоризации этих признаков в национальном языковом сознании». [Золотова 1982: 33]. Под отображаемой действительностью понимаем внеязыковую действительность, определенным образом структурированную и интерпретированную сознанием представителей данного языкового коллектива. Анализ этих отношений представлен в ряде исследований А. Ф. Лосева, собранных в издании: [Лосев 1982].
4 О теории психологической коммуникации Шахматова, фактически лежащей в основе коммуникативного подхода к предложению, см. ниже. Щерба, говоря об активном и пассивном синтаксисе, отмечает, что в отличие от «пассивного аспекта» изучения синтаксических значений форм слов, словосочетаний, порядка слов, интонации как средств выражения, при «активном аспекте. рассматривают вопросы о том, как выражается та или иная мысль». [Щерба 1974: 56]. Отправной точкой исследования ставят «мысль» (= осмысленная информация), передаче которой и служит коммуникативная единица языка -предложение. Виноградов говорит о «соотнесенности содержания высказывания с действительностью как основном признаке предложения» и настаивает на «дифференцированном исследовании синтаксических структур в соответствии с формами речевой деятельности.» с целью определить «типические формы предикативности, связанные с разными видами предложений». [Виноградов 19 756: 268, 270]. значений5. Во избежание двусмысленности указанный термин в настоящей работе используется в сочетании с конкретизирующим его значение словом. Иное дело определяющий термин «функциональный», который здесь используется как фактический синоним термину «коммуникативный"6, т. е. относящийся к реализации основной функции языка — передаче «информации». В применении к коммуникативным единицам языка будем рассматривать информацию как любое осмысленное в рамках данного языка и языкового сознания содержание высказывания, т. е. понятие тождественное смысловому содержанию высказывания7. К содержанию высказывания (= передаваемой информации) относим любое содержание, вне зависимости от коммуникативных установок говорящего и, соответственно, характера интерпретации внеязыковой действительности: непосредственное отражение наблюдаемой действительности, анализ и оценку говорящим реальности, волюнтивные интенции говорящего, его эмоции, медитации и пр.
1.1. Отражение внеязыковой действительности в высказывании
Внимание к коммуникативной стороне синтаксических единиц требует обращения к интерпретируемой языковым сознанием внеязыковой действительности, находящей свое отражение в высказывании говорящего в виде определенной информации. Цель такого обращения — выявить
3 Ср. характерные замечания, число которых можно было бы, разумеется, умножить: 1) «.система языковых или речевых функций у разных авторов являет собой результат иного в каждом случае структурирования, членения сферы представлений о языке, так что выделенные ими свойства, хотя и именуются словом „функции“, оказываются не в одном ряду, а как бы даже в разных измерениях». [Золотова
1983: 87−88]- 2) «Однозначности термина «функция не существует даже в пределах одной функциональной школы. В большинстве функциональных направлений термин «функция» употребляется в смысле коммуникативного содержания, причем часто понятие «грамматическая функция» практически используется как синоним термина «грамматическое значение». [Дресслер 1990: 57−58]. См. также [Хэллидей 1980].
6 «В лингвистике функциональный подход есть прежде всего подход коммуникативный». [Гак 1983: 7]. Полагаем, что термины «функция» и «коммуникативное содержание» фактически представляют в различном аспекте одно и то же явление: установку коммуникативной единицы на передачу осмысленной информации, либо в аспекте решения определенными языковыми средствами соответствующих задач («функция»), либо в аспекте решенности этих задач («коммуникативное содержание»),
7 Ср.: «.примем, что информация эквивалентна смыслу сообщения и что кодирование есть переход от смысла к тексту (сообщению), а декодирование — от текста к смыслу». [Касевич 1988: 35]. обусловленность типических синтаксических форм (более или менее регулярных моделей предложений) характером сообщаемой информации. Поскольку отображению внеязыковой действительности и ее соотнесенности с языковыми средствами посвящена столь значительная по объему
литература, что ее обсуждение может быть предметом самостоятельной работы, мы отметим лишь исследования, в определенной степени отвечающие теоретическим установкам настоящей работы.
В трудах по теории функциональной грамматике A.B. Бондарко используется понятие «категориальной ситуации», которая определяется как «базирующаяся на определенном функционально-семантическом поле типовой содержательной структуры, представляющей собой один из аспектов передаваемой высказыванием общей сигнификативной (семантической) ситуации». Типовые категориальные ситуации обобщают «семантическое содержание. отражающее определенные классы денотативных ситуаций». Конкретно-речевые варианты категориальных ситуаций соотносятся «с тем или иным фрагментом реальной действительности, воспринимаемой (так или иначе отражаемой) говорящим» [Бондарко 1984: 100, 102- 1999: 23 и далее]8.
В.Г. Гак отмечает релевантность языковых средств, формирующих различные высказывания, отражающие при этом одну ситуацию. Отрезки внеязыковой действительности именуются в соответствии с тем, как «мы представляем эту действительность». В речевой практике выработаны стереотипы («единообразный способ членить объективную реальность»), что не снимает возможности «индивидуальных установок». Утверждается наличие «внутренней формы высказывания», уникальной для каждого акта коммуникации и указывающей на признаки отображаемой ситуации: «1) отбор обозначаемых элементов ситуации- 2) способ обозначения этих элементов- 3) тип устанавливаемых отношений между ними» [Гак 1998: 243−263].
8 В данном направлении функциональной грамматики понятие «категориальной ситуации» зависимо от понятия функционально-семантического поля, что обусловлено большей ориентированностью исследований на семантику текста, нежели на свойства конкретных языковых средств, решающих коммуникативные задачи.
Понятие ситуации не использует А. Ф. Лосев, подчеркивающий коммуникативно-интерпретационный характер средств языка. По Лосеву, в языковом знаке отражается «система смысловых отношений в мыслимом. предмете» [Лосев 1982а: 127 и далее]9. В исследованиях этого автора утверждается идея недискретной последовательности языковых средств в их системной организации, составляющих своего рода параллель континууму отображаемой внеязыковой действительности.
Суммируя сказанное, полагаем, что за высказыванием стоит осознаваемый и каким-то образом интерпретируемый фрагмент внеязыковой действительности, смысловая структура которого отражается в высказывании. Как данное принимаем зависимость формы высказывания от коммуникативной установки говорящего, т. е. от реализованного в высказывании намерения передать эту смысловую структуру средствами языка. Определяющими для исследования полагаем соответствия между используемыми языковыми средствами и элементами этой структуры: компоненты высказывания и отношения между ними, в целом, комплексно представляющие некоторый осознаваемый фрагмент действительности, т. е. те самые «мыслимые смысловые отношения» А. Ф. Лосева. Однако в силу того, что мыслимая и, фактически, конструируемая нами в интерпретирующем коммуникативном акте реальность дана нам только в формах языка, а в нашем случае
9 Что же касается неиспользования понятия типической ситуации, нам представляется убедительной точка зрения, сформулированная В. Дресслером: «.перечисление, идентификация и различение всех дискретных типов ситуаций представляется невозможным, и это касается как этического, так и эмического уровней». См. [Дресслер 1978: 118]. Приведем также критические замечания о категориальной ситуации Л. Дэже: «.данное понятие (категориальной ситуации — А.Ф.) теоретически постулировано в весьма общем виде и связь между общим определением. и множеством примеров остается неясной.». [Дэже 1990: 46]. В силу сказанного мы не следуем разработке «типовых ситуаций», представленной, в частности, в исследованиях М. В. Всеволодовой. Ср. следующее положение, убедительное в своей первой части и спорное в последующей: «Каждое наше высказывание — это информация о каком-то событии, явлении, о свойствах предмета или класса предметов и пр. Эта содержательная сторона высказывания — будучи отображением некоторого конкретного события, формируется в нашем языковом сознании как член класса однотипных типизированных событий, что объясняется свойством человеческого мышления структурировать, упорядочивать в процессе познания мира отражаемую в сознании действительность». [Вопросы коммуникативно-функционального описания 1989: 6]. исторического исследования лишь в древних текстах, для нас принципиально важной становится первоначальная ориентация анализа материала на коммуникативную направленность текста-источника, а также на любые другие факты, способные уточнить коммуникативные намерения говорящего.
Говоря об интерпретирующем характере коммуникативного акта10, мы можем предположительно в самом общем виде отметить возможные типы отражаемой внеязыковой действительности, различие которых обязательно скажется на семантике и форме высказывания. Полагаем, что описываемый фрагмент действительности может представлять собой некую статическую картину или же представлять событие. Таким же коммуникативно значимым фрагментом внеязыковой действительности могут быть интерпретирующие оценки явлений или же эмоции или волеизъявления говорящего. В любом случае отображение внеязыковой действительности имеет характер ее интерпретации говорящим, и всякий раз в конкретном высказывании мы сталкиваемся с большей или меньшей сложностью этой интерпретации11.
Языковое воплощение такой интерпретации в самом общем виде можно представить как имеющее место, вероятно, в любом высказывании членение
Существует вполне рациональная тенденция разграничивать понятие высказывания и коммуникативного акта. Ср.: «Если современный синтаксис обращает внимание на отношение предложения к окружающим его предложениям (лингвистический контекст), то нет никаких оснований, чтобы он отвлекался от контекста внелиигвистического (конситуативного). Интеграция внелингвистического контекста в анализ разговорной речи является необходимостью, если мы не хотим лишить наше описание адекватности. Кажется целесообразным различать в интерпретации, с одной стороны, коммуникативный акт и, с другой стороны высказывание. Если исходить из коммуникативного акта, то его значимая структура охватывает не только предметное значение, но принимает во внимание инициатора сообщения и реципиента сообщения (слушающего) и, наконец, и ситуацию, в которой коммуникативный акт осуществляется». [Вагпе! 1971−1973: 335−336]. В приведенных цитатах содержатся указания и на значимые для высказывания прагматические факторы. Приведем, однако, резонное замечание В. Г. Адмони: «.человеческая коммуникация, хотя и соединенная с ситуацией множеством разнообразных нитей. все же в состоянии совершаться и без опоры на ситуацию.» [Адмони 1994:27]. Вероятно, особым случаем интерпретации явится искусственное конструирование реальности, с которым мы сталкиваемся в высказываниях с ирреальной модальностью. Отметим, что в целом языковые воплощения действительности носят разноплановый характер- к разным семантическим планам, в частности, относятся указанные значения высказываний: описание, оценка, волеизъявление или выражение эмоций. мыслимой ситуации на два компонента, соотносимых, соответственно, с действием / состоянием и агенсом / носителем действия / состояния. Ср. следующее положение Г. А. Золотовой: «Акт мышления всегда двучленен: о чем-то сообщается что-то, некоторому субъекту приписывается некий предикативный признак. Субъекту и предикату мысли-суждения в структуре предложения соответствуют, как правило, два его организующих центра, или два „главных члена“, обозначающих носителя предикативного признака и предицируемый признак» [Золотова 1982: 24]
Тождественная точка зрения представлена в исследованиях А. Ф. Лосева. Ср. следующее замечание: «.высказывание или невысказывание чего-нибудь о чем-нибудь есть то, что обычно называется предицированием (курсив автора — А.Ф.), а для предицирования необходимо подлежащее, т. е. то, о чем что-либо предицируется, и сказуемое, т. е. то, что именно о чем-нибудь предицируется»
12 В дальнейшем это положение было развито следующим образом: «Последовательное описание моделей (предложений — А. Ф.). подтверждает тезис о принципиальной двусоставности русского предложения. Отображающий разные виды отношений действительности речемыслительный акт, претворяющийся в предложении, заключается в предикативном (в плане модальности, времени и лица) отнесении признака к предмету, его носителю. Именование предмета само по себе или именование признака, не приписываемого ничему, не составляет содержания предложения» [Золотова 1986: 32−33]. Ср. также «.относя предикативным актом названный признак к его носителю, предложение принципиально двусоставно» [Золотова 1989: 68]. Такое обоснование двусоставности предложения, представляя иную плоскость рассмотрения вопроса односоставности / двусоставности предложения, как будто бы должно снимать «фронтальное» неприятие новой точки зрения традиционным синтаксисом. Приведенные мнения находят прозрачную параллель в известном положении A.A. Шахматова: «.простейшая коммуникация состоит из сочетания двух представлений, приведенных движением воли в предикативную, т. е. вообще определяющую, в частности, зависимую, причинную, генетическую связь» [Шахматов 1941: 19]. Если ход рассуждений Шахматова «психологичен», поскольку автор исходит из психологического аспекта порождения высказывания, то заключения Золотовой скорее «онтологичны» в силу внимания автора к влиянию отображаемой внеязыковой действительности на соответствующие языковые средства. Приходится отметить, что «психологизм», в котором упрекали Шахматова ([Виноградов 1975в], см. также [Мухин 1968: 30−46]), оборачивается сильной стороной и достоинством синтаксической теории первого. Ср. замечания Шахматова и комментарии к ним в издании Е. С. Истриной: «.я определяю предложение как единицу речи, соответствующую единице психологического мышления, т. е. соответствующую коммуникации. и определяю его, с другой стороны, как грамматическое целое» (Шахматов) — «.не годится не только грамматически суженное понимание и определение предложения, — не годится вообще чисто грамматическое определение, не учитывающее содержания речи» (Истрина) [Истрина 1947: 323, 324].
Лосев 19 826: 471]. Понятно, что в приведенном высказывании Лосева под подлежащим и сказуемым понимаются не просто «главные члены предложения» традиционного синтаксиса, а именно предицируемый и предицирующий компоненты высказывания. Отметим сходное мнение В. Г. Адмони: «Предложение в смысловом плане всегда содержит по крайней мере два взаимосвязанных компонента, причем эта связь предикативна, то есть является взаимонаправленной активной связью» [Адмони 1994: 36].
1.2. Коммуникативный тип предложения