Стихи о святом Георгии-Егории (семантика, структура, тематическая детализация) и некоторые вопросы истории «текста»

История изучения духовных стихов о святом Георгии — великомученике и победоносце — тесным образом связана с историей развития фольклористики и многих других гуманитарных наук. Мифология и история государства, апокриф и каноническое житие, язык и культура, литургические песнопения и изобразительное искусство, отечественная геральдика и тайно-мистические символы христианской образности, церковная догматика и народный вариант православия, древнерусская письменность и византийская литература, фольклор и этнография — это далеко не полный перечень разных источников и областей знаний, данные которых привлекались для исследования сюжетов о нем. Это и не удивительно. Согласно некоторым летописным сообщениям, первой церковью, построенной на Руси после официального крещения, была каменная церковь св. Георгия.1 С середины XI века Георгий является святым патроном великокняжеской семьи, а со времен Дмитрия Донского выступает как покровитель Москвы, позже изображение его входит в состав российского государственного герба. Екатериной II был учрежден военный орден святого великомученика и Победоносца Георгия, но традиция, связывающая подвиги воинской храбрости с именем и образом этого святого, существовала со времен царя Федора Иоанновича, когда за храбрость жаловалась монета с изображением Георгия. Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца стал пантеоном воинской славы защитников России. С именем Георгия-Егория-Юрия связаны народные песни, легенды, загадки, пословицы, заговоры и приметы. Он отпирает небо и наполняет землю дождями, давая ей силу, охраняет скот, оберегает от дурного глаза и болезней, спасает от змей и волков.

Георгий — один из самых почитаемых и популярных святых. Обращаясь к нему с молитвой, русский человек просит: «Не презри моления нашего, но испроси нам у Христа Бога нашего тихое и богоугодное житие, здравие же душевное и телесное, земли плодородие и во всем изобилие, и да не во зло обратим даруемая нам тобою от Всещедраго Бога, но во славу святаго имени Его и в прославление крепкаго твоего заступления, да подаст Он стране нашей и всему воинству на супостаты одоление и да укрепит непременяемым миром и благословением.» * *.

Исследователями русских духовных стихов XIX — начала XX века были поставлены и разработаны многие вопросы, касающиеся их сюжетного материала и книжных источников. Взгляды ученых на те или иные проблемы, возникающие в связи с выяснением специфики стихов о святом Георгии, будут рассмотрены в соответствующих главах. Во «Введении» мы лишь обозначим те рамки, в которых развивался процесс изучения народной христианской поэзии.

Первые работы, посвященные духовным стихам, стали появляться после выхода в свет в 1848 году сборника П. Киреевского «Русские народные стихи» и принадлежали мифологам, основной тезис которых в определении специфики этого рода поэзии сводился к тому, что стихи хранят в основе своей мифологический характер и возникли как результат народого стремления согласовать предания предков с теми священными сказаниями, которые проникали на Русь вместе с христианством. Интересы Н. И. Надеждина, А. Н. Афанасьева, О. Ф. Миллера, Ф. И. Буслаева были сосредоточены главным образом на тех сюжетах, где черты древнейшего мифа, по их мнению, проявлялись наиболее полно и очевидно. При всех издержках мифологов в определении источников и специфики этого рода поэзии — так, в мучениях св. Георгия в плену у Диоклетиана видели то гибель солнца зимой, то борьбу Перуна с темными тучами, — их вклад в развитие представлений о духовной поэзии трудно переоценить. Сторонниками этого направления русской науки были поставлены вопросы хронологии и книжных источников, влияния христианства на эпическую традицию и взаимоотношений христианского и языческого пластов культуры. Наиболее полно и конкретно они сформулированы в работах Ф. И. Буслаева, выдающегося ученого XIX века, подходы которого к тем или иным проблемам филологии нельзя ограничивать рамками лишь мифологической школы.

В речи, произнесенной на торжественном собрании Московского университета в 1859 году, Ф. И. Буслаев выделяет три периода в развитии «безыскусственной поэзии»: «мифологический», «смешанный» и «чисто-христианский» .2 Духовные стихи, возникавшие на протяжении второго, «смешанного» периода, по мнению Буслаева, — это дальнейшее развитие народной эпической деятельности под влиянием исторических событийкрещения — и книжного просвещения. Но, как и былина, где исторические события накладывались на мифологическую почву, так и стих — к древнейшему мифологическому элементу «присовокупляет позднейшие заимствования из источников письменных», особенно из Палеи, из различных апокрифов, из Патериков и других повествовательных сборников. Одним из источников стиха о Егории и царевне, например, ученый считает апокриф о Брахманах, откуда и Рахманское, Рахлинское, Арахлинское царство. Проводниками книжных идей были калики, которых исследователь в статье «Русские духовные стихи» называет «представителями религиозно-поэтических интересов всего русского простонародья.» 3 Останавливаясь на вопросах хронологии, он отмечал, что духовные стихи — это явление разновременное. «Старшие» — эпические — стихи, по его мнению, относятся к первым векам христианства на Русистиль же их он определяет как «романский», главным характеризующим свойством которого является «чудовищность, вполне соответствующая грубым нравам эпохи и младенчеству художественной техники» 4. Первым в русской науке Ф. И. Буслаев обратил внимание на влияние церковного изобразительного искусства на народную христианскую поэзию.

Многие общие и частные выводы мифологов подвергались справедливой критике сторонниками культурно-исторической школы, которые в вопросе происхождения духовных стихов отдавали приоритет книжному источнику.

Декларируя свои принципы подхода к изучению духовной поэзии, А. Н. Веселовский в статье «Калики перехожие и богомильские странники» пишет: «Только рассчитавшись с историею, вычтя из народного стиха что в нем принадлежит литературному преданию, мы можем позволить себе судить об остатке: отнести ли его. на счет народного мифа и тех коренных космогонических представлений, которые народ бессознательно вводил в формы чуждого ему сказания?» 5 Вслед за своими учителями А. Н. Пыпиным и Н. С. Тихонравовым А.Н.Веселовский придает большое значение «отреченной» -апокрифической литературе как источнику многих стихов.

В вышедшей в том же 1872 году работе «Сказание о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине» ученый останавливается на вопросе отношений христианского и языческого пластов культуры, определяя их как сложные отношения взаимопроникновения и борьбы, в процессе которых историческая память язычества — вследствие изменений быта — не могла не иссякать, а поток новых, христианских понятий не мог не нарастать. Средние века, по мнению автора, были второй великой эпохой мифотворчества, и там, где традиционно видели остатки древнейшего языческого мифа, могли проявиться результаты новой волны мифотворчества.

Осознание сложности процесса, осмотрительность и отсутствие категоричности в выводах, многосторонность подходов характерны для исследований народной христианской поэзии, которым Веселовский посвящает свои «Разыскания в области русских духовных стихов». Он рассматривает мотивы некоторых сюжетов с точки зрения их соотнесенности с международным фольклором и средневековой литературой и определяет долю самостоятельного творчества народа в стихах. А. Н. Веселовский предполагал, что общее между былинами и эпическими стихами могло быть связано как с прямым воздействием уже сложившихся былин на тот или иной эпизод стиха, так и восходить к более древним формам русского эпоса.

Работы В. А. Сахарова, Ф. Д. Батюшкова, А. И. Кирпичникова, А. В. Рыстенко, В. Н. Мочульского, В. П. Адриановой были посвящены конкретным текстовым исследованиям стихов, и там, где мифологи видели остатки древнего славянского мифа, обнаруживались их литературные прототипы. Вопрос о соотношении книжной и устной традиции, христианского и языческого элементов народной поэзии и духовных стихов решался представителями этого направления в зависимости от общих взглядов на проблемы происхождения и развития фольклора, и единства здесь не было. Так, если для А. И. Кирпичникова очевидным было влияние былевого эпоса на стихи о Георгии, то А. В. Рыстенко отстаивал в своей работе иную точку зрения: духовные стихи, по его мнению, во всех своих подробностях опирающиеся на книгу, были источником змееборческих сюжетов в русском и славянском фольклоре. Впрочем, попытки обнаружения книжных источников разных жанров народного творчества не были единичными фактами в русской науке. Так, например, А. В. Марков полагал, что былина о Добрыне имеет в основании своем церковно-книжную литературу и авторы ее — калики перехожие6.

Разные научные и идейные позиции ученых определили и разные, порой резко противоположные взгляды на характер творчества в стихах. Одну из крайних точек зрения выразил П. А. Бессонов в «Объяснительных замечаниях» к своему уникальному сборнику. Основные положения этих замечаний можно свести к следующему: 1) стихи во всей красоте и чистоте творчества сохранились только у православных, поскольку католичество стесняло свободу творчества- 2) стихи духовные на Руси являются исключительным творчеством всего народа, в отличие от Запада, где преобладало книжное, искусственное влияние7. Языковед-славист академик П. С. Билярский, исследователь древних русских и славянских памятников, в не менее безапелляционной форме заявлял об отсутствии какого бы то ни было творчества в стихах, называя их «увечным», искаженным воспроизведением идей христианской книжности8.

Для ряда ученых XIX—XX вв.еков была характерна убежденность в том, что творчество в стихах ограничивалось привлечением в стих общих мест традиционной поэзии (и процесс этот был «бессознательным») и уровнем формы. Причины же искажений литературных источников объяснялись, как правило, закономерным следствием безграмотности слагателей, воспроизведением сюжета по памяти и дальнейшей порчей в процессе бытования стиха в «простонародье», на что влиял традиционный фольклор. По-иному расценивал причины деформаций книжного материала Г. П. Федотов в вышедшей в 1935 году в Париже книге «Стихи духовные.(Русская народная вера по духовным стихам)» .Он писал: «Певец всегда чуть-чуть меняет, иногда и ломает данный ему материал ради своей художественной правды, своего особого видения, а то и просто ради требований ритма и звуковой гармонии.<.> Духовные стихи в своих лучших образцах достигают огромной, потрясающей силы. Если можно говорить о гениальности в применении к „безличному“ народному творчеству, то здесь мы имеем дело с созданием народного гения.» 9.

Следует отметить, что «особый взгляд», «особое видение» певца духовных стихов допускались уже Ф. И. Буслаевым, однако исследования религиозной поэзии с этой точки зрения развития практически не получили. Подобное положение дел, пожалуй, можно считать закономерным. Во-первых, в среде русской интеллигенции XIX века господствующей была идея о внешнем, формальном восприятии христианства русским народом, что часто не позволяло предполагать наличия каких бы то ни было символов и идеалов в стихах. Книга Г. П. Федотова во многом способствовала разрушению этого устойчивого стереотипа. Реконструкция русской народной веры по духовным стихам привела автора к следующему заключению: «Делая все необходимые оговорки, мы все же можем искать в духовных стихах выражения глубочайших подсознательных стихий религиозной души русского народа — с не меньшим правом, чем в созданиях великих писателей XIX века. С гораздо большим. Ибо в них мы имеем дело с устойчивой многовековой школой, которая, питаясь церковным вдохновением, обращается к самой широкой массе и должна удовлетворить ее,-школой, которая не знает, подобно литературе образованной интеллигенции, трагического раздвоения между религией и культурой.» 10 Вторая причина крылась уже в самих приоритетных задачах, которые ставились представителями культурно-исторической школы — выяснение книжной основы, книжных прототипов стихов.

Возможно, несколько высокомерное или снисходительное отношение исследователей к народной религиозной поэзии и определило то положение дел, которое сформулировал А. В. Рыстенко: «.Духовным стихам как-то не особенно посчастливилось в нашей науке» .11 Откликаясь на статьи авторов, считавших, что в области исследований по русской народной христианской поэзии трудно найти «непочатый угол», А. В. Рыстенко замечает, что «таких углов, или початых только по верхушкам, сколько угодно.» 12 Это положение работы ученого следует признать справедливым и для современного уровня научных представлений о стихах.

С тем, что авторами стихов были калики перехожие, соглашались представители разных направлений в фольклористике. Неясным остается время их функционирования как слагателей и певцов. Объединение «странников», упоминаемых в церковном Уставе князя Владимира, и странствующих исполнителей христианской поэзии, казалось бы, разрешает эту проблему. Однако в подлинности первых списков Устава (XIII и XV вв.) сомневались и Н. М. Карамзин, и Е.Е.Голубинский13: тексты могли отражать то положение дел, которое сложилось в XIII веке. В любом случае вопрос о том, насколько рано «странники» могли выполнять свои «поэтические функции» в условиях двоеверияй государстве и существования популярнейшего конкурентаисполнителя былин, как и о степени освоения ими христианских идей в первые века по крещении Руси, остается открытым.

С книжными источниками стихов мифологи под влиянием работ сторонников исторической школы были вынуждены согласиться, и победившая концепция развития религиозной поэзии, которую условно можно обозначить схемой «книги — калики — народ», казалось бы, прочно утвердилась в науке. Однако отсутствие литературных источников второй половины стиха о Егории Храбром вынуждало к определенным оговоркам и поискам иных возможных путей развития этого сюжета.

Так же не прост и вопрос хронологии. Мнения по поводу времени возникновения стихов самые разные — от скептического отношения к самой возможности его определения до приуроченности к моменту появления первых книжных источников того или иного сюжета, от XI до XVII вв.

Пожалуй, наиболее неблагоприятным образом обстоят дела с публикацией текстов, и здесь можно лишь с сожалением повторить за исследователем начала XX века: «До сих пор мы не имеем приличного научного издания духовных стихов.» 14 В сборнике П. В. Киреевского («Русские народные стихи» -1848г.) даны ' сводные тексты, которые составлялись им на основе имеющихся в его распоряжении вариантов. Они любопытны как отражение представлений самого автора об этом роде поэзии, но использоваться для изучения ее не могут. В сборниках В. Варенцова («Сборник русских духовных стихов» — 1860 г.) и П. А. Бессонова («Калики перехожие» — 1861 — 1864гг.) при наличии вариантов и в целом богатстве материала недостаточны сведения об источниках — месте, времени записи, исполнителях. В 1884 году выходят «Сочинения П.И.Якушкина», где переизданы уже публиковавшиеся им ранее в журналах и частично вошедшие в сборник П. А. Бессонова тексты. Из дореволюционных изданий следует отметить антологию Е. А. Ляцкого («Стихи духовные» — 1912 г.), куда включены и записи самого составителя, и два сборника духовной поэзии старообрядцев и сектантов — Т. С. Рождественского («Памятники старообрядческой поэзии» — 1909 г.) и Т. С. Рождественского и М. И. Успенского («Песни русских сектантов-мистиков» -1912 г.). Огромный материал, накопленный с 60-ых годов XIX века в историко-филологических, этнографических и даже статистических журналах, в личных, институтских и университетских архивах, к сожалению, пока остается невостребованным для добротного издания, отвечающего требованиям современной науки. Два антологических сборника, вышедшие в 1991 году, -" Стихи духовные" (сост. Ф.М.Селиванов) и «Голубиная книга» (сост. Л. Ф. Солощенко и Ю.С.Прокошин) имели целью в первую очередь восполнить пробел в знаниях, который существовал у нас в связи с труднодоступностью ставших библиографическими редкостями книг П. Бессонова, В. Варенцова, П. Якушкина, Е. Ляцкого, и дать читателю общее представление о народной христианской поэзии. К безусловным достоинствам сборников следует отнести включение новых записей, наличие комментариев, словаря. В сборнике Ф. М. Селиванова предложена новая сюжетно-тематическая классификация всего корпуса духовных стихов.

Во многом справедливые слова А. В. Рыстенко о не вполне благополучном положении дел в области изучения народной христианской поэзии явились своеобразным пророчеством. С 30-ых годов нынешнего столетия стихи были надолго исключены из области научных интересов фольклористов, и в период интенсивного изучения поэтики отдельных жанров, существования новых направлений в филологической науке они оставались практически вне поля зрения ученых. Отдельные немногочисленные работы, появлявшиеся в 60 — 80 гг., безусловно, не могли охватить всего того комплекса проблем, над которыми работали исследователи XIX века.

История русского фольклора без духовных стихов, — писал Ф. М. Селиванов в предисловии к первому изданному после длительного перерыва сборнику народной христианской поэзии, — так же не полна, не полноценна, как история русской культуры без истории православной церкви." 15 Взаимодействие традиционных жанров — сказки, былины, и обрядовой поэзии — и духовных стихов, слагавшихся, по убеждению многих исследователей, уже в первые века по крещении Руси, во многом определило специфику и тех, и других. Поэтому изучение христианского пласта в народном искусстве слова — важная и необходимая задача современной науки. О необходимости возвращения «отреченных» разделов фольклора и фольклористики говорят многие исследователи16. Уже к настоящему времени наметились два основных направления — анализ христианских тем и мотивов, как они реализуются в традиционном фольклоре (сказке, былине, заговорах и т. д.) и — шире — в русской культуре, (этой проблеме был посвящен доклад Ж. де Пруайяр на XI международном съезде славистов17, эту же задачу ставили перед собой и О. Р. Николаев и Б. Н. Тихомиров в исследовании русского «эпического православия» 18) и продолжение изучения собственно христианской поэзиидуховных стихов.

Здесь нелишне вспомнить о некоторых выводах, к которым пришел Г. П. Федотов в результате изучения научной литературы о стихах: «Три четверти века исследовательской работы были посвящены почти исключительно выяснению сюжетного материала стихов и их книжных источников. Религиозное содержание их, как, впрочем, и чисто художественный анализ, — оставались вне поля зрения русской историко-литературной школы» .19 Если исследования народной веры, блестяще представленные в работе замечательного ученого, достаточно активно ведутся в настоящее время этнолингвистами (работы Н. И. Толстого, С. М. Толстой, Б.А.Успенского) и стихи живо привлекаются для этого, идут поиски новых книжных источников отдельных сюжетов (работа В. В. Иванова и В.Н.Топорова), то предпринятые еще Ф. И. Буслаевым шаги по изучению поэтики христианской поэзии поддержки практически не получили. Словарь-тезаурус языка духовных стихов, о создании которого объявлено в работах С.Е.Никитиной20, безусловно, сыграет важную роль для «чисто художественного анализа». Однако ограничение исследований в этой области лишь языковым уровнем явно недостаточно. Необходимо изучение всей совокупности особенностей художественной формы — структуры произведений и ее идейно-эстетических функций, системы выразительных средств.

Духовные стихи можно охарактеризовать как тематически разнородный материал, наделенный разными жанровыми признаками. Делать общие выводы об источниках, времени, процессе и среде создания, связи с другими фольклорными жанрами и месте в жанровой системе традиционной поэзии, значении, принципах классификации, прежде чем не будет изучена каждая тематическая группа, каждый сюжет в отдельности, представляется делом весьма сложным, ведущим ко множеству противоречий, — к такому выводу пришла автор ставшего классическим исследования сюжета об Алексее человеке Божием В. П. Адрианова, глубоко проанализировавшая научную литературу о народной христианской поэзии.21.

Материал для изучения — два разных стиха, посвященные святому Георгию, -Егорий и царевна (так называемый «малый» стих) и Егорий Храбрый («большой» стих) — избран нами не случайно. Во-первых, работы А. И. Кирпичникова, А. Н. Веселовского, А.В.Рыстенко22, где тщательно проанализированы литературные их параллели, церковно-книжная и мифологическая биография героя, рассмотрены источники отдельных деталей и мотивов, позволят избежать ошибок при выяснении функционально-семантической специфики элементов, составляющих сюжеты о Егории. Во-вторых, возможность сопоставить реализацию известных сказке и былине сюжетов в христианской поэзии дает возможность рельефнее обозначить своеобразие изучаемого материала. В своем исследовании материала мы будем опираться на те выводы, к которым пришли ученые в результате сопоставления народной версии Чуда и ее книжных прототипов.

В данной работе ставится цель на основании анализа всех имеющихся в нашем распоряжении вариантов вскрыть особенности формирования духовных стихов как художественного целого, становление которого обусловлено единством содержательных и формальных компонентов, являющихся достоянием фольклорной традиции народа, изучить стихи о Георгии-Егории на всех уровнях анализа фольклорного произведения, а именно: идейно-тематическом, сюжетно-композиционном и стилистическом, — что позволит обоснованно выделить и истолковать существующие версии и основные варианты произведения. Главные задачи работы:

1. Установить идейные и тематические традиционные константы духовных стихов о Георгии.

2. Сделать выводы о наиболее устойчивых типах сюжетно-композиционной структуры произведений.

3. В ходе анализа установить генетическую природу формально-содержательных компонентов стиля (устойчивых формул, клише) и их взаимосвязь в целях реализации единства замысла.

4. Определить некоторые возможные источники (книжные и фольклорные) различных версий духовных стихов.

Подходы к изучению христианского пласта культуры с учетом устной и письменной словесности, этнографических данных были намечены в работах.

A.Н.Веселовского, посвященных изучению Константиновой саги, сказаний о Соломоне и Китоврасе и духовных стихов. Он выделяет мотивы — ядра повествования и дает обширный сравнительно-исторический комментарий к ним, привлекая материалы международного фольклора и литературы. Ученого занимали не вопросы целостности текста духовных стихов, а поиск источников отдельных мотивов и деталей, целью же данной работы является рассмотрение духовных стихов о Егории, традиционно именуемых в научной литературе «эпическими», как художественного целого. Методика изучения эпического произведения как художественного целого была предложена в работе.

B.П.Аникина, посвященной былинам о Добрыне и змее и о Ставре23. Основные принципы подхода к изучению этого жанра, разработанные ученым, мы используем для анализа духовных стихов о Егории.

Вопрос о том, насколько метод изучения былин приемлем для духовных стихов, тесным образом связан со спецификой этого рода поэзии — с его исторически сложившейся двуединой (книжно-устной) природой. Решение его зависит от общих взглядов исследователя на характер творчества в стихах. В данной работе мы опираемся на мнение ученых, предельно конкретно сформулированное Ю. М. Соколовым, который писал: «Народный духовный стих большею частью имеет свой первоисточник в книжной литературе, но, перейдя в народное обращение, он подчиняется всем законам развития, какие руководят жизнью народного устного творчества. Он не застывает в определенной форме навсегда, но постоянно живет, изменяется варьируется, сокращается, или, наоборот, разрастается, постоянно находится в движении, в непрерывном процессе творчества.» 24 Вместе с тем нельзя не учитывать жанровой характерности былины, одним из основных свойств которой является историчность, что во многом определяет выработку методов ее исследования. Допустимо ли предполагать зависимость от исторической действительности рассматриваемых нами сюжетов, коль скоро стихи опирались на книгу и во многом развивались под ее влиянием? Мы отвечаем на этот вопрос утвердительно. В данном случае следует принимать во внимание специфику бытования переводной литературы на Руси. В работе, посвященной исследованию стилей разных эпох развития русской литературы, Д. С. Лихачев, рассматривая явления «трансплантации», пишет: «Иностранные влияния оказываются действенными только в той мере, в какой они отвечают внутренним потребностям страны.<.> Во многих случаях. правильнее говорить не о „влиянии“ отдельных культурных явлений Византии, а о переносе этих явлений. Он не был механическим, и им не заканчивалась — жизнь явления. На новой почве перенесенное явление продолжало жить, развиваться, приобретать новые черты.» 25 Все сказанное исследователем в равной, если не в большей мере справедливо и для духовных стихов. Влияние книги было ограничено известными пределами, более того, попадая в не-книжную или полукнижную среду, ее идеи воспринимались сквозь призму насущных интересов и потребностей слагателей и носителей стихов, которые были обусловлены исторической действительностью. То, что было важно для пришедшего из Византии апокрифа, что интересовало древнерусского книжника, вовсе не обязательно могло привлеки" певца.

Безусловно, нельзя не учитывать существенных отличий былины и духовного стиха. Былина опирается на конкретную историческую действительность, хранит в сознании народа память о прошлом русской земли, стих, имея в основе своей книжный источник и воспроизводя интерпретированные в соответствии с христианской доктриной факты, зависит от развития той или иной идеи в определенную эпоху, от степени освоения и популярности ее в среде создателей и носителей религиозной поэзии.

Итак, рассматривая духовные стиха как произведения, подчиняющиеся законам традиционного русского поэтического творчества, мы будем принимать во внимание и специфику проявления религиозного мировоззрения, и взаимоотношения литературы и фольклора, и развитие эстетических принципов воплощения христианских идей в средневековой культуре.

В соответствии с поставленными целями, задачами и предполагаемыми аспектами исследования (описание и систематизация, диахронный анализ, анализ и синтез) нами будут использованы разные методы — конкретно-исторический, сопоставительный и историко-типологический. Одним из главных свойств рассматриваемых стихов является эпичность, в научную традицию они и вошли как «старшие» или «эпические» стихи. Закономерно в этой связи выдвижение как одного из основополагающих принципа сюжетного рассмотрения материала. Именно сюжет как главный традиционный компонент, с которого следует начинать исследование, позволит понять существо эпического произведения как художественного целого, поскольку «разбор сюжета и его внутренней организации ведет от звена к звену вдоль всей цепи отношений, существующих между формальными приемами и идейно-образными свойствами сюжета.» 26.

Изучение сюжета духовных стихов предполагается начать с рассмотрения мотивов, выяснения их семантики и функций, которые будут анализироваться как с точки зрения соответствия книжному источнику, так и традиционному фольклору. Под мотивом мы понимаем минимальную повествовательную единицу действия, «простейшее семантически значимое структурное единство, в котором определяющая роль принадлежит действию, а определяемыми являются объект, субъект и те обстоятельства, при которых это действие протекает» 27. Непосредственно реализованная в тексте, условно-символическая форма воплощения мотива рассматривается как формула. Мотивы анализируются в составе эпизода — части повествования, обладающей относительной содержательной целостностью и однородностью по следующим параметрам: пространство, время, набор персонажей, однонаправленность действий, целостность конфликта. Большое значение мы придаем рассмотрению специфики тематических деталей. Анализ структуры — композиции, изучаемой «не в статике, а в динамике связей внутренних частей'"28 -позволит понять отношение стиха к реальности — условной или исторической.

Изучение духовных стихов как фольклорного явления, будет проводиться на основе сличения вариантов и версий. В первой главе данной работы большое внимание будет уделено сопоставлению русской (северно-поволжской) и белорусской (западно-русской) версии стиха о Георгии и царевне. Во второй, посвященной анализу стиха о Егории Храбром, — будут сопоставлены северные варианты и стихи, записанные в центральных (условно) областях России, а также белорусские и украинский варианты.

Для исследования привлечены все известные в науке сборники духовных стихов — П. А. Бессонова, В. Г. Варенцова, Е. АЛяцкого, Е. Р. Романова, Ф. М. Селиванова, Л. Ф. Солощенко и Ю. С. Прокошина, а также отдельные публикации интересующих нас сюжетов в иных тематических сборниках (А.Н.Афанасьева, П. В. Шейна, Н. Е. Ончукова, АД. Григорьева, Ф. М. Истомина и Г. О. Дютша, АВ. Маркова, О. Э. Озаровской, Т. С. Рождественского и М. И. Успенского, O. Loorits) и научной периодике («Этнографическое обозрение», «Живая старина», «Записки РГО по отделению этнографии»), используются и неопубликованные материалы: записи стихов из архива кафедры устного народного творчества филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова и из лаборатории народной музыки Российской академии музыки им. Гнесиных, а также из фольклорного архива ГЛМ и РГАЛИ.2?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В результате проведенного анализа еюжетно-композиционных особенностей текстов они распределены по группам, которые по их идейно-содержательным и тематическим установкам можно определить как различные версии. Признаком версий В. П. Аникин называет «видоизменение идейно-художественного смысла произведения под влиянием среды и времени.» 170 Среда и время по-разному отразились на традициях исполнения стихов о Егории.

В малом стихе — о Егории и царевне — отчетливо выделяются две версиисеверно-поволжская (русская) и западно-русская (белорусская). Они опираются на разные книжные источники, разными были и идеи, которые волновали их слагателей и исполнителей. Если в белорусских стихах это необходимость демонстрации силы христианского вероучения, приобщение язычников к нему, то в русских — спасительность истинной веры, предупреждение вероотступников о небесной каре.

Идейно-содержательные установки белорусской версии, казалось бы, предполагают относительно большую ее древность, однако явная зависимость этих стихов от книжного источника, даже при том, что здесь допускаются сказочно-новеллистические включения, особое положение белорусских калик -" старцов", прочно связанных с церковными кругами еще в середине XIX века, не позволяют безоговорочно принять вывод о древности текста.

Русская версия претерпела значительные изменения в XYII веке, после переселения на Север и в Поволжье (именно в этих регионах записаны известные науке тексты) старообрядцев. Стихи о Егории, спасителе царевны, безусловно, могли существовать здесь, и раньше. Но сказочно-мифологическая основа книжного источника под влиянием активно бытовавших змееборческих сюжетов, а позже и неактуальность темы (обращение язычников в христианскую веру) вели к их разрушению, что давало выход в сказку, легенду, предание. Новый импульс развитию сюжета дает XYII век, когда наиболее остро встают проблемы истинности вероучения, необходимости возвращения на истинный христианский путь, кары за грех вероотступничества. Стихи приобретают новый смысл, созвучный эпохе и идеям определенного круга людей.

Решить вопрос о том, существовала ли преемственная связь между выделенными версиями, довольно сложно. Предпринятое исследование привело нас к выводу, что это были местные исполнительские традиции поэтического воспевания Чуда Георгия. В этом смысле показательно то, что существенных сюжетно-композиционных, стилистических расхождений в русских и белорусских вариантах большого стиха, в отличие от малого, нет.

Говоря об отличительных особенностях стихов, нужно отметить, что белорусские варианты в целом достаточно стилистически однородны, чего нельзя сказать о северных и поволжском текстах, которые используют сюжетно-композиционные приемы и средства выразительности разных жанров фольклора (змееборческой сказки, сказки о матери и падчерице, баллады, лирической и обрядовой песни, легенды и предания). В данном случае певец не ориентируется на какой-то конкретный жанр, а лишь стремится воспроизвести основную идею, опираясь на известные ему приемы традиционной народной поэзии. Русские стихи значительно уходят от своего книжного источника, в отличие от белорусских, однако влияние церковно-книжной культуры, древнерусской письменности проявляется в них намного ярче. Это не только заимствования из устных легенд и сказаний, восходящих к письменным (Сказание отца Агапия, Повесть о царе Агее, роман о Бове-королевиче), но и обращение к Святому Писанию, оперирование высокими символами Апокалипсиса.

Таким образом, особенности каждой из версий были обусловлены разными книжными источниками, а также отличиями в историко-культурном и фольклорном региональном фоне. Самое существенное значение мы придаем конфессиональным особенностям этих регионов.

Анализ большого стиха о Егории, состоящего из двух частей — о мученике и победителе врага христианства, неверного царя-змея, позволил выделить 4 версии.

Версия, А представлена тремя текстами, которые обнаруживают явную зависимость от книжного жития Георгия и следуют церковному канону прославления подвига мученичества.

При распределении основного корпуса стихов по группам учитывался географический принцип. Так, в группу Б вошли тексты, записанные в Архангельской, Олонецкой губерниях и на территории нынешней Карелии. В группу В — записанные в Московской, Рязанской, Тульской, Орловской, Курской, Смоленской, Ярославской, Вятской, Новгородской, Оренбургской, Симбирской, Астраханской, Минской, Могилевской, Витебской губерниях и в Малороссии. Сюжетно-композиционные особенности группы Б в свою очередь позволили распределить их по группам — Б1 и Б2.

Версия Б1, представленная терскими и пинежским текстами, сохранила наиболее архаичные, сказочно-мифологические черты русского эпоса. Георгий здесь — богатырь-божество, креститель Руси, устраивающий христианский порядок на Руси. Художественные приемы версии Б2 позволяют соотнести стихи с историческими песнями и балладами. Функции Георгия здесь разнообразнееон и мученик, и борец с «татарами погаными», и креститель, и устроитель прежнего порядка на Русской земле. В стихах версии В образ героя, претерпевшего мучения за веру и заслужившего вечную жизнь на набесах как Христова воина, осененного премудростью Божией и вдохновленного церковью на битву с врагами Святой Руси, защитником и покровителем которой он является, врагами веры православной, народа христианского, свидетельствует не только о степени постижения христианских идей, но и о процессе творческого переосмысления традиционных и книжных сюжетов. В отношении этой группы стихов можно говорить о цельности стилевого решения. Отмеченная же исследователями нелогичность, композиционная «нескладность» текста результат новых идейно-художественных задач носителя стиха, отличных от светского эпоса.

Рассмотрение версий большого стиха о Егории привело нас к выводу, что в своем развитии стих прошел определенные этапы, связанные как с историей государства и русского эпоса (историчного по своей сущности), так и с изменением мировоззренческих основ его слагателя и носителя. Первоначальные впечатления, произведенные на древнего русича новой религией, не только запечатлевались в старых, традиционных формах, но и возрождали старые идеи, создавая «языческих богов», пробуждая воспомининия о богатырях — божествах. Сочетание героического и мученического пафоса, мирского и церковного, еще довольно механическое, — результат дальнейшей эволюции стиха — выдает знакомство носителей этого рода поэзии с миром христианских идей и ценностей. По сути дела это еще не христианский, а светский эпос, получивших церковно-религиозную окраску только благодаря эпизоду мучений. Превращение эпоса в христианский могло произойти на том этапе, когда русское национальное самосознание оформилось как христианское, православное, когда закрепилось тождество понятий «русский» — «христианин православный», а Русь стала «святой, когда привычными становятся многие религиозные категории и понятия. Новые установки сознания диктовали и новое осмысление старых сюжетов. Традиция сохраняет старые формы, которые наполняются новым содержанием — созвучным эпохе или внутренним религиозным побуждениям певца, который для их выражения апеллирует уже не к языческой, а христианской образной символической системе.

Итак, источником сюжетов духовных стихов являются книги. Но книжные идеи были популярны лишь в той мере, в какой они отвечали интересам певца, насколько они были понятны и близки ему. В процессе своего сложения стихи опирались на зрелую фольклорную традицию, используя поэтические средства устной народной поэзии. Христианизация сознания приводила к тому, что певец все больше ориентировался на духовные ценности, принесенные на Русь новой религией: изменяются функции и семантика многих мотивов, образов и деталей, что приводит к структурным изменениям текста, активно включается новая лексика, символы и понятия.

Изучение духовных стихов о святом Георгии имеет широкие перспективы. Дальнейшие разыскания в этой области могут быть посвящены как сравнительному анализу георгиевских сюжетов с другими эпическими стихами, в первую очередь — о Федоре Тироне, так и выяснению влияния фольклорной среды по регионам, что позволит полнее выявить особенности становления жанровой специфики духовных стихов, закономерности, которые привели к многообразию их форм. Выводы данного исследования могут быть использованы для этих целей.