Настоящая работа посвящена исследованию отдельных вопросов синтаксиса поэтических текстов И. Бродского, а именно — изучению аномалий, связанных с синтаксисом сложноподчиненных предложений. Непосредственным объектом исследования в данной диссертации являются аномальные с точки зрения грамматики русского языка сложноподчиненные предложения с союзами когда, потому что и если в поэтических текстах И. Бродского.
Актуальность настоящего исследования определяется следующими обстоятельствами. Несмотря на то, что художественный текст (в том числе и поэтический) всегда являлся объектом пристального изучения (здесь, прежде всего, следует отметить работы P.O. Якобсона, В. В. Виноградова, М. Ю. Лотмана, В. П. Григорьева, также именно на материале поэтических текстов излагались основные идеи французских структуралистов), в лингвистической поэтике до сих пор не выработан единый метод анализа, не сформулированы четкие критерии такого анализа, поэтические тексты во многом остаются «не раскрытыми» с точки зрения соотношения «авторских грамматик» и грамматики русского языка. В частности, при анализе поэтических текстов нередко остается нерешенным вопрос о том, какие преобразования грамматики языка характерны для того или иного автора, какой фрагмент языковой системы в наибольшей степени задействован в этом преобразовании и, следовательно, каковы языковые «индикаторы», свидетельствующие о принадлежности того или иного текста конкретному автору.
В настоящей работе при решении частной проблемы — анализе аномальных сложноподчиненных предложений в стихотворных текстах И. Бродского — предлагается использовать грамматические описания синтаксической структуры русского языка для выявления особенностей авторской грамматики. Тем самым, данная диссертация представляет собой попытку применить ясные критерии к анализу поэтических текстов, показать, что с языковой точки зрения для рассматриваемых в работе поэтических текстов приоритетной является синтаксическая составляющая, а также на синтаксическом материале продемонстрировать, каким образом в поэтическом тексте раскрываются те языковые возможности, которые заложены в грамматической структуре языка.
К настоящему моменту имеется обширная литература, связанная с творчеством И. Бродского. Уже первые книги автора сопровождались отдельными комментариями его друзей — литераторов, где в той или иной мере затрагивались проблемы поэтики И. Бродского. Однако эти замечания не носили системного характера, часто переплетались с биографическими сведениями и давали лишь общее представление о творчестве поэта (см. например, [Лосев 1977: 309- Сопровский 1982; Весенский 1987]). Для понимания поэтики И. Бродского большое значение имеют интервью, которые давал поэт и в которых он сам нередко разъяснял свои литературно-философские позиции (см. например, [Русская мысль 1983; Собеседник 1989; Страна и мир 1989; За рубежом 1990; Волков 1998; Полухина 2000]).
Научный интерес к поэтическим текстам И. Бродского возрос в 1990;е годы. Работы, в которых анализируется творчество поэта, значительно отличаются по методу исследования. Тем не менее, можно выделить несколько главных направлений, существующих в этой области. Наиболее многочисленными и многоаспектными являются работы, посвященные рассмотрению смысловых мотивов, смысловых оппозиций и устойчивых образов, характерных для поэтических текстов И. Бродского (среди прочего см. [Крепе 1986; Лотман 1993; Куллэ 1998; Куллэ 1999; Венцлова 2002]). Такими важнейшими понятиями для поэтического мира И. Бродского, в частности, являются понятия «пространство», «время», «язык». Особое место в поэтическом мире И. Бродского занимает соотношение пространства, времени и человеческого бытия, вещи (см., например, [Журавлева 2003]), а также соотношение языка и поэта как человека работающего с языком.
К этому первому направлению исследований можно отнести и те работы, в которых смысловые оппозиции, выделяемые в стихотворных текстах И. Бродского, рассматриваются на фоне различных философских концепций, философских школ и традиций (см. [Иванов 1997; Ранчин 1993; Ранчин 1997; Ковалева 2003]). Здесь, прежде всего, отмечается близость основных поэтических тем и мотивов к античной философии Платона, а также к философии экзистенциалистов.
Второе направление исследований во многом связано с первым. Это те работы, в которых проводится сравнительный анализ отдельных произведений И. Бродского и поэтических текстов других авторов. Нередко здесь также выделяются мотивы и образы, «заимствованные» И. Бродским из литературной традиции 19−20 веков. Так, например, отмечается связь между творчеством И. Бродского и Е. Баратынского (см. например [Курганов 1997; Богомолова 2002; Богомолова 2003], И. Бродского и А. С. Пушкина [Куллэ 2000; Жолковский 1994; Ранчин 2000а], И. Бродского и поэтов 20-го века М. Цветаевой и А. Ахматовой [Зайцев 1996; Ранчин 1989; Гордин 2000], а также с античными авторами [Инчин 1996] и традицией английской поэзии, в частности, с творчеством Джона Донна [Иванов 1994]. Сопоставление поэтических текстов разных эпох в этих исследованиях нередко связано с проблемой интертекстуальности и в связи с этим, с постановкой вопроса о характере «заимствований», которые существуют в текстах И. Бродского. Как отмечает А. К. Жолковский, суть этих заимствований заключается не в прямом цитировании, не в повторе словаря или даже приемов выразительности, а в познании «схем мышления», которые предлагает предшествующая t литературная традиция [Жолковский 1994; Жолковский 2000].
Третье направление исследований связано с изучением текстов И. Бродского со стихотворной точки зрения, с особенностями рифмы, строфики, ритма (см., например, [Вайль 1996; Шерр 2002]). Наиболее глубоко эта проблематика раскрывается в работах M.JI. Гаспарова (см., в частности, [Гаспаров 1995; Гаспаров 2000]). Нередко в этих исследованиях вопросы стихосложения связаны как с проблемами интертекстуальности (ритм и рифма обеспечивают преемственность разных стихотворных традиций), так и с языковыми проблемами, в частности, с синтаксическим построением стихотворения.
Наконец, четвертое направление исследований составляют те работы, в которых стихотворные тексты автора анализируются с языковой точки зрения. Поскольку именно этот аспект является ведущим в настоящей работе, мы более подробно остановимся на основных исследованиях в этой области.
С лингвистической стороны стихотворные тексты Бродского интересны, прежде всего, тем, что их поэтический язык во многом отличен от языка всей предшествующей литературной традиции. Одним из первых исследований в этой области является работа [Багаева 1993], в которой делается попытка системного описания поэтических текстов Бродского от фонетического уровня до синтаксического. Автор пытается выяснить, что стоит за теми языковыми новшествами, которые отличают данные тексты от поэтических текстов предшественников, и приходит к выводу о том, что все языковые особенности связаны с определенной установкой поэта, с осознанным переосмыслением прошлой поэтической традиции и наполнением новыми смыслами тех образов, мотивов, языковых средств, которые стали уже классическими к середине XX-го века. Наибольшее внимание в этой работе уделено лексическим средствам языка.
Попытки системного анализа поэтических средств, встречающихся в текстах И. Бродского, сделаны также в работе [Ранчин 20 006]. Выделенные языковые особенности рассматриваются в связи с основными мотивами. Как отмечает автор, «в поэтических текстах И. Бродского существует устойчивое соответствие между планом выражения и планом содержания», поэтому анализ языковых средств переплетается с анализом мотивной структуры произведений. Результатом этого является составление поэтического словаря на основе повторяющихся устойчивых образов. Однако для автора этой работы приоритетным все же является не непосредственно языковый анализ, а смысловые мотивы. Именно поэтому за рамками исследования остаются очень многие собственно языковые особенности текстов И. Бродского.
Большой вклад в изучение языковой структуры стихотворных текстов Бродского сделаны в работах В. Полухиной (см. [Полухина 1992; Полухина 1993]). В этих исследованиях внимание уделяется в первую очередь поэтическим тропам, особенно использованию и функционированию метафоры и метонимии в текстах Бродского. Наиболее полный анализ такого рода дан в работе [Полухина, Пярли 1995], основная часть которой является словарем тропов, встречающихся в сборнике Бродского «Часть речи». Другие работы такого плана обычно посвящены разбору отдельных, «тематических метафор», характерных для творчества поэта (см. например, о филологической метафоре в текстах И. Бродского в [Ахапкин 1998]).
Помимо указанных выше исследований, существует большое количество статей, посвященных анализу отдельных стихотворений поэта. Отметим лишь некоторые из них, в которых в той или иной мере присутствует лингвистический анализ текста [Куллэ 1998; Маймескулов 1999; Маймескулов 2000; Тименчик 2000; Лосев, Полухина (ред.) 2002; Чернейко 2001].
Несмотря на то, что эти работы посвящены разным аспектам творчества автора, все они имеют цель раскрыть те или иные особенности поэтического мира И. Бродского и, как следствие этого, определить отношение лирического я к действительности, которая проецируется в стихотворных текстах. Интересно в этом смысле высказывание самого поэта о том, что он пишет ради того, чтобы раскрыть в себе что-то новое [Полухина 2000]. С неизбежной редукцией представим главные особенности противопоставления я (человек) — мир, выявленные в поэтических текстах И. Бродского. Для поэтического мира И. Бродского характерно следующее:
1) Человек в мире занимает пассивную позицию. Личность часто определяется через окружающие природные явления (ср. показательное название статьи «Ландшафт лирической личности в поэзии И. Бродского» [Полухина 1993]);
2) Внутренние состояния человека (боль, любовь и проч.) получают независимый статус, перестают быть частью человеческих переживаний, становятся абстрактными философскими категориями. Поэтому человек часто представлен как эмпирически познаваемый объект. Следствием этого является частое обозначение субъекта через метонимию (ср. «Гортань, пальцы, сердце, глаза, уста, голова, локоть, ушная раковина, — все это живет и действует само по себе: так создается впечатление, что герой отчужден от себя» [Семенова 2001: 84]);
3) Помимо такого «способа» отделиться от себя, существуют другие, в [Полухина 1996] они названы метаморфозами л, прежде всего это двойники л:
• Я-в зеркале: обращение к зеркальному отражению как к своему двойнику, функцию зеркала при этом может выполнять и водная поверхность (Сумев отгородится от людей// я от себя хочу отгородиться// Не изгородь из тесанных жердей,// а зеркало тут больше пригодится).
• Я в других людях (см. например, поэму «Горбунов и Горчаков», 1968).
• Я-слово: идентификация поэта с языком (Я, // бормочущий комок // слов).
• Я-культурная маска: отождествление с мифическими персонажами (Аполлон, Улисс, Эней, Данте: И новый Дант склоняется к листу// И на пустое место ставит слово).
• Я-универсальное: отождествление себя с человеком вообще (ср. такие номинации человек в коричневом, человек в жеваной шляпе, усталый, лысеющий, трезвый человек).
• Я-вещь: включенность я в мир вещей (человек становится// деталью местного барокко).
• Я-памятник (Розовый истукан// здесь я себе поставил).
Цель таких метаморфоз представить личное, частное как общее, архетипическое, универсальное. Как отмечает В. Полухина, «лирическое Я поэта все чаще устремлено к полюсу внеличного, общечеловеческого. Одно из излюбленных перевоплощений поэта — отождествление себя с человеком вообще. С некоторых пор принцип имперсональности становится эстетической и этической нормой поэтики Бродского» [Полухина 1996: 398].
4) Такой поиск универсального связан и с определенным способом изображения действительности. В [Багаева 1993] отмечается, что в поэтическом мире Бродского «ярко выражено стремление к рациональному познанию мира, что проявляется в использовании научной подсистемы языка». Под такое «научное описание» попадают как ситуации, так и человек со своим жизненным опытом, таким образом «соединяются эмоциональное и субъективное с научным, объективным, неэмоциональным» [Багаева 1993: 82].
Итак, одна из важных черт поэтического мира И. Бродского — это стремление скрыть свое личностное, слиться с миром. Мир, в свою очередь, в этих поэтических текстах предстает как объективное положение вещей и не связан с человеком.
Как видно и из перечисленных работ, и из настоящего краткого изложения особенностей мировидения поэта, многое в бродсковедении уже сделано: выделены основные мотивы и образы, установлены многие культурологические связи текстов Бродского, отчасти проведен анализ языковых особенностей поэтических текстов.
Тем не менее, подробный лингвистический анализ стихотворных текстов И. Бродского до сих пор не осуществлен. Известно, что сам И. Бродский нередко подчеркивал значимость именно синтаксического компонента стихотворения (в частности, нередко приводится его высказывание о том, что благодаря особенностям русского синтаксиса в стихе возможно множество перестановок, и этим достигается «амбивалентность» высказывания) и уделял особое внимание лингвистической стороне стихотворения («поэзия вся состоит из лингвистических нюансов» [Полухина 2000: 57−59]). Тем не менее, планомерное изучение синтаксиса стихотворений до настоящего времени практически не велось, и работы, специально посвященпые синтаксису И. Бродского, отсутствуют. Отрывочные замечания о некоторых синтаксических явлениях в стихотворных текстах И. Бродского можно встретить лишь в работах, посвященных другим аспектам творчества поэта (см., например, такие работы, как [Шапир 2003; Жолковский 1994; Ранчин 20 006- Эткинд 1998; Лотман 1988; Пярли 1996; Багаева 1993]). Вопросы синтаксиса также рассматриваются в работах по стихосложению, в которых, однако, основное внимание уделяется не собственно синтаксической структуре, а ее соотношению с ритмической структурой стихотворения.
Научная новизна данного исследования заключается в том, что в ней впервые осуществлен подробный анализ аномальных сложноподчиненных предложений в стихотворных текстах И. Бродского, предлагается интерпретация данных синтаксических явлений, и устанавливаются некоторые семантические ограничения, которые обычно не принимаются во внимание при описании структуры сложноподчиненных предложений.
Работа изначально задумывалась как исследование, основной целью которого должно явиться описание особенностей синтаксиса поэтических произведений автора в целом. Однако в процессе анализа стал очевидным тот факт, что особую роль в этих текстах играют сложноподчиненные предложения, в частности, такие предложения, которые являются необычными (аномальными) с точки зрения нормативной грамматики. Именно поэтому цель данной работы заключается в тщательном анализе семантики аномальных сложноподчиненных предложений, выявлении их характерных особенностей и установлении факторов, порождающих семантические и синтаксические нарушения. Кроме того, в работе показана связь между семантическими эффектами, возникающими в этих типах предложений, и теми основными мотивами, которые характерны для поэтического мира И. Бродского.
Указанные предмет и цель исследования обусловили постановку и решение следующих конкретных задач:
• описать имеющиеся в поэтических текстах И. Бродского отклонения от нормативного синтаксиса сложноподчиненных предложений;
• установить причины, приводящие к аномальности сложноподчиненных предложений, и раскрыть их функции в поэтическом тексте;
• продемонстрировать, каким образом рассматриваемые синтаксические явления связаны в целом с картиной мира поэта;
• показать, какой вклад вносит изучение поэтических текстов И. Бродского в описание синтаксиса и семантики сложноподчиненного предложения в русском языке.
Материалом исследования в диссертации послужили три типа сложноподчиненных предложений в поэтических текстах И. Бродского: предложения с союзом когда (временные), союзом потому что (причинные) и союзом если (условные). Стихотворные цитаты из текстов И. Бродского приводятся по изданию: Сочинения Иосифа Бродского. Том I — IV. СПб, 19 971 998.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в работе наглядно продемонстрирована возможность использования грамматических описаний языка для анализа поэтического текста, в данном случае на синтаксическом материале. Такой метод анализа позволяет не только выявить специфические черты «авторской грамматики», но и уточнить некоторые закономерности в грамматике русского языка, в частности, уточнить те семантические ограничения, которые должны учитываться в грамматичном сложноподчиненном предложении.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в качестве одного из фрагментов полного описания синтаксиса поэтических текстов И. Бродского, а также для описания идиолекта И. Бродского в целом. Отдельные части работы могут быть использованы в качестве примеров при изучении аномальных синтаксических явлений в языке и в качестве комментариев при описании семантики сложноподчиненного предложения. Кроме того, в работе разработана методика синтаксического анализа поэтического текста, которая в дальнейшем позволит перейти к изучению синтаксиса других авторов, а затем и сравнить полученные результаты между собой.
Апробация работы. Основные положения работы излагались в докладах на кафедре русского языка филологического факультета МГУ (в рамках Дня науки), на международной конференции «Русистика на пороге XXI века: проблемы и перспективы» (Москва, 2001 г.), на международной конференции молодых филологов (Тарту, 2003 г.), а также на IX международной конференции «Текст. Структура и семантика» (Москва, 2004 г.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии. Во Введении дается общая характеристика диссертации, кратко характеризуются предмет исследования, цели и задачи работы, использованный материал, ее актуальность и научная новизна. Здесь же дается краткий обзор существующих в настоящее время исследований, посвященных поэзии И. Бродского. Глава 1 носит вводный характер. В ней рассматриваются теоретические вопросы, необходимые для решения поставленных в работе задач: основные особенности поэтического синтаксиса, проблема языковых аномалий, семантическая структура предложения и его референциальные характеристики, классификация и специфика сложноподчиненных предложений, а также дается краткий обзор основных синтаксических явлений в поэтических текстах И. Бродского. Главы 2, 3 и 4 посвящены анализу, соответственно, сложноподчиненных предложений .с союзом когда, союзом потому что и союзом если. В заключении резюмируются полученные результаты и подводятся основные итоги проведенного исследования. Библиография содержит список использованной в работе литературы.
3.4. Основные выводы.
Итак, необычность рассмотренных причинных предложений во-первых заключается, в инициальной позиции союза потому что, во-вторых, связана с наличием семантического конфликта между частями предложения. Суть конфликта состоит в том, что в предложении соединены общая и конкретная ситуации, у названных ситуаций нет общих участников.
Семантический конфликт разрешается при помощи введения дополнительной информации (реконструировать ее помогают отдельные компоненты предложения). Эта дополнительная информация, а также возможность в некоторых случаях переосмыслить характер названных ситуаций позволяет переосмыслить и все предложение в целом. Сравнение восстановленного и исходного предложения помогают раскрыть замысел автора. В восстановленном предложении предполагается, что причинная связь между ситуациями устанавливается по воле говорящего. В исходном же предложении предполагается, что связь между названными ситуациями носит естественный причинный характер и не зависит от воли говорящего. Однако названные в предложении ситуации, по сути, не являются таковыми, поэтому для читателя такое предложение является семантически конфликтным. В целом, построение такого предложения можно определить как имитацию причинных предложений, в которых описывается существование объективных причинно-следственных отношений между двумя ситуациями.
Появление таких предложений можно объяснить, если сравнить восстановленное и исходное предложение. Такое причинное предложение является результатом перераспределения семантических компонентов в исходном и восстановленном предложениях, а именно: ситуация-фигура (в исходном предложении) переходит в ситуацию-фон (в восстановленном предложении).
Интересно, что семантические эффекты, возникающие в предложении, связаны с информацией о говорящем. Во-первых, в предложении исчезает информация о говорящем как участнике ситуаций. Во-вторых, в предложении сворачивается" имплицитная информация о говорящем, порождающем такое высказывание (говорящий не участвует в установлении причинных отношений, начальная позиция союза позволяет скрыть информацию об участии говорящего в осмыслении названных ситуаций).
Возникновение в этих предложениях языкового конфликта показывает, что существует целый ряд семантических ограничений (связанных с выбором типа ситуации и ее участников) при установлении тех или иных видов причинно-следственных отношений в предложении. Как было отмечено в первой главе, существует, по крайней мере, три семантических типа причинных предложений. Эти предложения отличаются друг от друга степенью участия говорящего в установлении причинной связи между ситуациями. Первый тип предложений характеризуется тем, что установление причинных отношений не зависит от воли говорящего, поскольку между ситуациями существует естественная причинно-следственная связь. В таком предложении говорящий только называет существующие причинные отношения между ситуациями. Во втором типе предложений между ситуациями устанавливается субъективная связь в том смысле, что причинные отношения определяются по воле говорящего. Третий тип предложений семантически связан со вторым, но при описании семантической структуры такого предложения необходимо восстановление предиката, который непосредственно указывает на мыслительную деятельность говорящего при установлении причинных отношений.
В предложениях первого типа могут быть названы, во-первых, ситуации, которые не локализованы во времени, во-вторых, те ситуации, связь между которыми общеизвестна, такого рода причинные отношения выводятся на основе энциклопедических знаний. Если такая связь между ситуациями неочевидна, то необходима дополнительная информация, позволяющая восполнить «пробелы в знаниях», что и происходит в процессе осмысления причинных предложений, рассмотренных выше. В рассмотренных предложениях причинные отношения между названными ситуациями не входят в «информационную базу» читателя, поэтому причинное предложение переосмысляется и понимается как предложение второго типа, в котором отношения между ситуациями устанавливаются говорящим. Восстановленная информация помогает «нормализовать» причинные отношения между названными ситуациями.
Для предложений второго и третьего типа, очевидно, также существует ряд семантических ограничений. В таком предложении предполагается, что названные ситуации должны иметь общих участников (Маша пришла, потому что Петров ее позвал, Петров упал, потому что его толкнули). Однако в такого типа предложениях информация о наличии общего участника ситуации может быть выражена имплицитно. Так, в предложении Я позвонил врачу, потому что Маша болеет можно интерпретировать как я позвонил врачу, потому что <я знаю, вижу, что> Маша болеет, таким образом, ситуация Маша болеет попадает в сферу говорящего и тем самым находится в поле его зрения (визуального или ментального). Предложение Петров будет варить суп, потому что в магазине есть картошка может интерпретироваться как Петров будет варить суп, потому что <знает, что> в магазине есть картошка, в данном случае ситуация наличия в магазине картошки попадает в поле зрения участника ситуации, и тем самым попадает под ментальный контроль участника ситуации. Таким образом, в такого рода предложениях должны быть или общие участники у названных ситуаций, либо такой общий участник предполагается в предложении. Эта информация связана с информацией о том, что названная ситуация попадает в поле зрения одного из ее участников.
Для предложений третьего типа предикат, предполагаемый в семантической структуре предложения, в некоторых случаях должен быть выражен эксплицитно. Это необходимо в том случае, когда названная ситуация недостоверна для говорящего, не находится в его поле зрения (см. пример 20).
Таким образом, анализ причинных предложений показывает, что в этих предложениях возникают похожие семантические эффекты с теми, которые были отмечены и во временных предложениях. Они связаны с одной установкой говорящего, с его стремлением к объективному описанию мира.
Глава 4. Анализ условных предложений в стихотворных текстах И. Бродского.
Как было отмечено в первой главе, условные предложения семантически тесно связаны с причинными и временными предложениями. В частности, информация, находящаяся в пресуппозиции, в причинном предложении выражается соответствующим условным предложением. Связь же условного и временного предложений проявляется, например, в том, что в некоторых случаях предложения с союзом когда имеют условную интерпретацию.
Синтаксические явления, характерные для временных и причинных предложений в поэтических текстах И. Бродского, как было показано выше, можно объяснить, опираясь на прагматические составляющие предложения. Возникающие семантические эффекты отражают общую установку говорящего, его стремление к объективному описанию действительности.
В условных предложениях (раз они связаны с причинными и временными предложениями) можно ожидать похожие семантические эффекты. Задача этой главы показать, насколько для условных предложений, встретившихся в рассматриваемых стихотворных текстах, характерны «отклонения» и как можно интерпретировать появление этих отклонений в свете уже рассмотренных примеров.
В [Храковский 1996] условные конструкции делятся на реальные (Если Петров получит деньги, он купит подарок) и нереальные (Если бы Петров получил деньги, он бы купил подарок). Почти все рассматриваемые условные предложения относятся к первому типу.
В условных конструкциях так же, как в причинных и временных, обе названные ситуации могут быть локализованы на временной оси, соответственно, могут соотноситься с будущим, настоящим (моментом речи) и прошлым. Однако, очевидно, что в условных предложениях не все типы временного соотношения между названными ситуациями возможны. Так, для реальных условных конструкций наиболее типична ситуация, когда и условие, и следствие локализованы в будущем (Если у меня будет свободное время, я позвоню тебе). Такие предложения составляют центр поля реальных условных конструкций (см. [Храковский 1996: 202], а также [Ляпон 1986: 103]). В то же время предложения, в которых условие локализовано в настоящем или прошедшем, составляют периферию. Тем не менее, у Бродского эти типы конструкций также встречаются достаточно часто. Такого рода конструкции проанализированы ниже в разделе 3.2.
Если рассматривать условные предложения, в которых обе ситуации локализованы во времени, с семантической точки зрения, то в них отношения обусловленности между ситуациями устанавливаются говорящим, и в этом аспекте эта связь является субъективной.
Наиболее же употребительны в поэтических текстах Бродского такие условные предложения, в которых предполагается, что ситуация, названная в условии, и ситуация, названная в следствии, имеют неопределенную временную соотнесенность (это предложения типа Если через проволоку пропускают электрический ток, она нагревается, Если человек не дерэ/сит слово, с ним не нужно иметь дело, Если скажешь правду, потеряешь дружбу). Говорящий в таких предложениях указывает на существование определенных закономерностей, точнее, о закономерном сопутствии двух положений дел. Нередко именно такие конструкции эквивалентны временным предложениям (Когда человек не держит слово, с ним не нужно иметь дело). В таких предложениях связь между ситуациями не зависит от воли говорящего и в этом смысле является объективной (см. так же в [Урысон 2001] выделение такого значения как 'если-обобщение').
Таким образом, уже частотность употребления разного типа условных конструкций у Бродского показательна. С одной стороны, из тех видов условных предложений, в которых и условие, и следствие локализованы во времени, Бродский использует малоупотребительные конструкции. С другой стороны, многочисленность обобщенных условных предложений в этих текстах свидетельствует о том, что Бродский занимается «установлением» естественных причинно-следственных отношения между положениями дел в мире.
Однако те конструкции, которые при первом прочтении воспринимаются как обобщенные, при более детальном анализе не имеют такого однозначного прочтения. Неоднозначность проявляется в том, что в предложениях такого рода присутствует семантический конфликт. Специфика такого рода предложений рассмотрена в разделе 3.1.
3.1. Семантическая неоднозначность условной конструкции: обобщенные ситуации или конкретные.
Необычность условных конструкций, рассматриваемых в этом разделе, заключается в том, что, с одной стороны, эти предложения могут прочитываться как обобщенные (названные в предложении ситуации не имеют временной локализации, в целом в предложении указывается на существующие объективные отношения между двумя положениями дел). С другой стороны, наличие в этих предложениях грамматических форм и конструкций, которые ведут себя семантически неоднозначно, создает в такой условной конструкции смысловой конфликт. Разрешение такого конфликта связано с переосмыслением семантики условной конструкции: ситуации, названные в предложении, получают временную локализацию и часто предполагается, что одним из участников названной ситуации является говорящий. Рассмотрим, какими способами этот эффект достигается в каждом из предложений. (31).
Река, хотя не замерзла, все-таки не смогла выбежать к океану. Склонность петлять сильней заметна именно в городе, если вокруг равнина. (Вид с холма, 1992).
На первый взгляд особенности условного предложения этого примера связаны с порядком расположения частей. В предложении с инициальной позицией условной части семантический конфликт ослабевает (ср. Если вокруг равнина, то склонность петлять заметна именно в городе).
Однако именно постпозиция условной части позволяет понять, как устроено данное предложение с союзом если. Сначала это предложение прочитывается в обобщенном значении. Такому пониманию способствует в частности, то, что конструкция склонность + инф. описывает некоторые постоянные свойства (у него склонность хандрить = ему свойственно хандрить, у него склонность винить других, а не себя = он часто винит других, а не себя). Такое прочтение возникает и благодаря отсутствию в предложении экплицитного указания на конкретного участника ситуации, так что этот участник ситуации (тот, кто петляет и тот, кто оказывается на равнине) тоже понимается как обобщенный.
При переносе условия в инициальную позицию, в предложении возникает дополнительная информация об осмыслении говорящим описываемых ситуаций. В семантической структуре предложения Если вокруг равнина, то склонность петлять заметна именно в города предполагается, что ситуации связаны через некоторый предикат типа 'Если вокруг равнина, то <значит, что> склонность петлять заметна именно в городе'. Таким образом, один из семантических эффектов, возникающий в исходном предложении, связан «зачеркиванием» этой информации в семантике предложения.
В то же время при последовательном чтении этого предложения вся описываемая ситуация может быть понята и по-другому. Именная группа склонность петлять может быть отнесена к описанию реки. Такое понимание возможно благодаря использованию глагола выбежать (Река, хотя не замерзла, все-таки не смогла выбежать к океану), метафорический перенос здесь осознается в большей степени, чем в более привычном сочетании — река бежит. Главная же часть условного предложения может прочитываться как объяснение тому, почему река «не смогла выбежать» — река петляла, в таком случае ИГ склонность петлять «развертывает» эту метафору. Однако при прочтении условной части вновь возникает смысловой конфликт: обычно русло реки определяется естественным ландшафтом, таким образом, если город находится на равнине, то ее русло повторяет пологие изгибы равнинного ландшафта, и соответственно, не петляет.
Предположим, что этого семантического конфликта в предложении не возникает. Возможность такого прочтения позволяет переосмыслить названные ситуации, а именно понять их как локализованные во времени. В главной части условного предложения форма заметна косвенно указывает на фигуру наблюдателя описываемой ситуации. Тогда исходное предложение описывает конкретные наблюдения, сделанные говорящим «здесь» и «сейчас». Такому прочтению помогает и использование настоящего времени в частях предложения, которое в этом случае выступает в актуальном значении.
При первом понимании (склонность реки петлять) форма заметна воспринимается в значении 'видна'. Однако возникновение в предложении смыслового конфликта ведет к ее переосмыслению. Эта форма может быть понята и в значении 'ощутима'. Таким образом, вся ситуация, названная условным предложением, в целом может быть переосмыслена и отнесена к говорящему: говорящий идет по равнине (на равнине ничто не мешает проделывать прямой, не извилистый путь), однако, попадая в город, он замечает, что начинает петлять (где траекторию движения определяют расположение улиц в городе, строения и т. п.). Иными словами, условное предложение называет такую ситуацию, в которой непосредственно задействован говорящий. Однако способ описания этой ситуации предполагает отстраненную позицию говорящего, как если бы он не являлся ее участником (поэтому и возможно отнести ИГ склонность петлять к описанию реки). В то же время благодаря семантике ИГ склонность + инф., а также возможности неоднозначно прочитывать настоящее время в предложении, «наблюдения», сделанные говорящим, лишаются временной локализации и прочитываются тоже как обобщение. Постпозиция условной части позволяет скрыть и имплицитную информацию о говорящем в семантической структуре предложения (см. также пример (35)). (32).
Сомнамбулою уличных огней, пристанищем, ристалищем теней, обителью, где царствует сквозняк, качался офицерский особняк, так, если кто-то гонится вослед, неузнанными в блеске эполет, затерянными в бездне анфилад, зажавшими в ладонях шоколад, обнявшими барочные сосцы, окажутся пехотные юнцы, останется непролитой их кровь, останутся их дамы и любовь, их яблоки, упавшие из ваз, — предел недосягаемости ваш. (Зофья, 1962).
Отметим, что и в этом случае построение условной части если кто-то гонится вослед семантически неоднозначно, это может быть обобщенная ситуация, может быть конкретная. Такой эффект достигается благодаря эллипсису гонится вослед, в данном случае неназванный второй участник может быть понят как конкретный и как обобщенный. Однако главная часть называет ситуацию, которая сначала (до уточнения предел недосягаемости ваш), скорее, прочитывается как локализованная во времени (неузнанными в блеске эполет окажутся юнцы.). Поэтому под влиянием главной части, условная часть тоже может быть понята в конкретном значении.
При последовательном чтении в качестве второго участника ситуации погони, не названного в предложении, может быть выбран говорящийнаблюдатель. В этом отрывке позиция наблюдателя восстанавливается, с одной стороны, благодаря описанию заброшенного офицерского дома, с другой стороны, описанию жизни в этом доме (юнцы, заэюавшие в ладонях шоколад, блеск эполет, дамы, любовь, яблоки, упавшие из ваз). Эти фрагменты можно соединить благодаря позиции говорящего: говорящий — наблюдатель входит в этот дом и на основе увиденных развалин воссоздает жизнь обитателей этого дома. Тогда условная конструкция если кто-то гонится вослед описывает вымышленную ситуацию: говорящий представляет, чтобы случилось, если бы кто-то гнался за ним (он бы не смог ничего увидеть в этом доме).
Объективизация" названной ситуации и исключение говорящего как участника ситуации достигаются несколькими способами в предложении. Обобщенное значение этой условной конструкции создается с помощью использования в главной части местоименной формы ваш (предел недосягаемости ваш), в данном случае не имеющей референтного значения. Поэтому неназванный второй участник воспринимается тоже как обобщенный (так, если кто-то гонится вослед вам.). Такому пониманию помогает еще и описание юнцов с точки зрения участника погони (юнцы окажутся, не узнанными в блеске эполет, останется не пролитой их кровь) С помощью глагольных форм окажутся и останутся, а также значению условной конструкции (обусловленность между ситуациями) «эпизоды» из жизни юнцов, их своего рода постоянные «признаки», которые им придумывает говорящий (юнцы, зажавшие в ладони шоколад, затерянные в бездне анфилад, их дамы, любовь.), в то же время описываются так, как если бы юнцы и окружающий их антураж были такими только в тот момент, когда мимо них проносятся участники погони (юнцы окажутся затерянными в бездне анфилад, зажавшими в ладонях шоколад, останутся их дамы, их любовь, яблоки, упавшие из ваз).
Таким образом, с помощью эллипсиса (кто-то гонится вослед), введения обобщенного участника ситуации (предел недосягаемости ваш), значению глагольных форм окажутся, останутся ситуации, вымышленные говорящим, описываются в предложении так, как если бы они имели обобщенный характер и относились бы не только к говорящему, но и к любому субъекту действия.
В следующих двух примерах имитация обобщенной условной конструкции возникает благодаря возможности неоднозначно интерпретировать временные формы в предложении.
33).
А если поплыть под прямым углом, то, в Швецию словно, упрешься в страсть.
А если кружить меж Добром и Злом,.
Левиафан разевает пасть.
Письмо в бутылке, 1964).
В условном предложении, А если кружить меж Добром и Злом, Левиафан разевает пасть ситуация придаточной части при первом прочтении воспринимается как обобщенная, не имеющая временной локализации. Такому пониманию способствует инфинитивная глагольная форма — кружить, а также использование абстрактных имен добро, зло. В то же время ситуация главной части интерпретируется как локализованная во времени. Такая интерпретация возможна благодаря глагольной форме разевает, грамматическое время в этом случае понимается как настоящее актуальное. Таким образом, семантический конфликт, возникающий в этом предложении, отражается в грамматическом рассогласовании между глагольными формами кружить — разевает (ср. *Если ходить (инф.) в лес, то мама ругается (наст.)).
Однако такое соотношение видо-временных форм (инфинитивнастоящее время) между частями условного предложения возможно в том случае, когда условная конструкция описывает правила, нормы, закономерности. Ср. Если сидеть дома, начинает болеть голова, Если сеять пшеницу под Благовещенье, то урожай выходит богатый, Если печь блины на кефире, они получаются пышными. В такого рода конструкциях предполагается, что в обеих частях предложения обе названные ситуации являются не локализованными во времени. Таким образом, в главной части форма настоящего времени может быть употреблена только в неактуальном значении, если же форма однозначно прочитывается как имеющая временную локализацию, то предложение является аномальным. Именно такое явление представлено в исходном предложении, где ситуация Левиафан разевает пасть прочитывается как референтная, имеющая временную локализацию.
В то же время использование инфинитивной глагольной формы в условии возможно в тех предложениях, где следствие тоже выражается инфинитивом. При таком соотношении глагольных форм инфинитив в условии характеризует не обобщенный субъект, а относится к говорящему (или к той группе, в которую входит говорящий). Так, например, предложения Если идти в поход, то идти завтра, Если готовиться к экзамену, то готовиться по лекциям, скорее всего, прочитываются, соответственно, как Если <�мне/нам нужно> идти в поход, то <нужно> идти завтра и Если <�мне/нам нужно> готовиться к экзамену, то <нужно> готовиться по лекциям. Таким образом, можно предположить, что придаточная часть если кружить между Добром и Злом на самом деле описывает конкретную ситуацию, связанную с говорящим типа Если я кружу между Добром и Злом, то Левиафан разевает пасть.
Иначе говоря, при построении исходного предложения происходит постепенное «зачеркивание» информации о говорящем. С одной стороны, ситуация, в которой говорящий может быть участником, прочитывается как обобщенная (если кружить между Добром и Злом). С другой стороны, при последовательном чтении предложения обобщенный характер условия как бы переносится на следствие. В итоге возникает семантический эффект того, что данная условная конструкция прочитывается в целом как обобщенная. Этому способствует и то, что глагольная форма настоящего времени разевает в принципе может иметь неактуальное значение. Напомним, что в такого рода конструкциях роль говорящего в установлении причинно-следственных отношений снижается, говорящий только сообщает о существующих закономерностях. И таким образом, имплицитная информация о говорящем, которая содержится в реальных условных конструкциях, также сводится к минимуму. Последним этапом в «отстранении» названной ситуации от говорящего можно считать зарифмованность данного условного предложения с предыдущим правильным условным предложением, которое является обобщенным — Если поплыть под прямым углом, то. упрешься в страсть.
Таким образом, можно сказать, что исходное условное предложение возникает благодаря «контаминации» разных условных моделей. Результат этого является снижение субъективного «вклада» говорящего в описание ситуаций действительности.
Рассмотрим еще один пример подобного рода: (34).
У меня одна забота: почему на свете нет завода, где бы делалась свобода? Даже если, как считал ученый, ее делают из буквы черной, не хватает нам бумаги белой. (Песенка о свободе, 1965).
В предложении Даже если свободу делают из буквы черной, не хватает нам бумаги белой так же, как и в предыдущем примере, возникает семантический конфликт. Условие называет общее положение дел (такое понимание создают глагольная форма настоящего времени делают в неопределенно-личном значении, а также абстрактное имя свобода). В то же время в придаточной части описывается ситуация, которая может прочитываться как локализованная во времени (форма не хватает интерпретируется в настоящем актуальном значении, местоименная форма нам в референтном значении). Таким образом, и в этом предложении семантический конфликт обусловлен соединением в предложении ситуаций разного референциального характера — обобщенной и конкретной.
Очевидно, что в этом предложении возникает тот же семантический эффект, что и в предыдущем примере: при последовательном чтении условная часть «передает» свою семантику последующей части, и в целом предложение может быть прочитано как генерализованное высказывание. Такому восприятию помогает и использование метонимии (черная буква — белая бумага), а также возможность интерпретировать форму не хватает в значении настоящего неактуального времени, а форму нам как обобщенную, нереферентную (как в предложении типа нам всем нужно проявлять доброту).
Очевидно, что в обобщенном условном предложении две формы настоящего времени возможны тогда, когда обе названные ситуации являются не локализованными во времени, как в предложениях типа Даже если озимые сеют холодной осенью, культуры не замерзают, а дают уроэюай на следующий год. Если хлеб пекут из пшеничной муки, то он получается белый.
В то же время использование форм настоящего времени в обеих частях предложения возможно также в реальной условной конструкции, соответственно, в такой конструкции обе ситуации локализованы во времени: Если Петров сейчас смотрит телевизор, то Иванов решает задачи.
Таким образом, в построении исходного предложения использованы как минимум две модели условных конструкций. Придаточная часть строится как обобщенное предложение, однако наличие референциально разных участников ситуаций (причина семантического конфликта в предложении) показывает, что здесь также «задействована» условная конструкция, в которой названные ситуации локализованы во времени. Такое «наложение» позволяет создать семантический эффект, который повторяется и в причинных предложениях с союзом потому что, и во временных предложениях, а именно ситуация не хватает нам бумаги белой является следствием некоторого общего положения дел, и тем самым «включается» в систему естественных причинно-следственных отношений.
В предложениях такого типа не содержится информации об осмыслении говорящим названных ситуаций, т.к. в установлении отношений между ситуациями говорящий не участвует, а только сообщает о существовании некоторых правил или закономерностей.
Синтаксические эксперименты с «варьированием» разного типа условных конструкций (так же, как и эксперименты с причинными предложениями) приоткрывают философию автора, а именно — его стремление найти естественные, существующие в мире, причиннно-следственные отношения между теми ситуациями, которые происходят и с я-субъектом, и с человеком вообще. Стремление избегать всякого рода намека на субъективное восприятие, как видно из этих примеров, в большей степени заметно при рассмотрении предложения на семантическом уровне. Один из способов такой объективизации" заключается в переносе условия в постпозицию, такое построение предложения позволяет скрыть имплицитную информация о говорящем, которая существует в обычной условной конструкции. Следующее условное предложение является показательным примером того, как автор пытается достичь такого эффекта.
35).
Чем мускулистей корни, тем осенью больше бздо, если ты просто лист.
Новая Англия, 1993).
В данном предложении главная часть (Чем мускулистей корни, тем осенью больше бздо) описывает некоторое общее положение дел. Вынесение генерализованного высказывания в начало предложения, как видно из анализируемых примеров, — частый прием, используемый И. Бродским. Такое расположение частей (обобщенная конструкция в начале предложения) нередко и является одним из способов имитации в предложении естественных причинно-следственных отношений между названными ситуациями. Очевидно, что в данном случае автор пытается таким же способом создать похожий семантический эффект. В данном случае этому способствует еще членение на стихи и их графическое расположение, а также использование тематически близких лексем в обеих частях предложения (лист, корни, в этом контексте имена осень, бздо), метонимическое описание дерева (корни, бздо) и дальнейшее сравнение человек — лист, так что возникает более общее сравнение человеческой жизни и жизни дерева.
Однако в этом предложении генерализованным высказыванием является не придаточная часть, как это было в предыдущих примерах, а главная (сравнительная конструкция чем — тем), что и создает семантический конфликт в этой условной конструкции.
При изменении расположения частей в предложении (вынесение в начало условия) конфликтная ситуация разрешается. Однако в этом случае в семантической структуре предложения появляется дополнительная информация. В предложении Если ты просто лист, (то) чем мускулистей корни, тем осенью больше бздо обе названные ситуации связаны друг с другом через предикат, обозначающий некоторый мыслительный акт (типа Если ты лист, то <значит> чем мускулистей корни, тем. больше бздо). Таким образом, в предложении появляется информация о том, что обе названные ситуации являются результатом осмысления некоторого положения дел, и, следовательно, отношениями обусловленности связаны не сами ситуации, а знание о них (типа Если <известно, что> ты просто лист, то <известно, что> чем мускулистей корни, тем осенью больше бздо). В исходной условной конструкции с помощью переноса условия в постпозицию, а также благодаря тому, что сравнительная часть чем — тем называет общее положение дел, эта информация «затушевывается», и, таким образом, даже имплицитная информация о говорящем в предложении снимается. Очевидно, что в целом при построении этой условной конструкции автор пытается, как и во многих предыдущих случаях, выразить существование естественных причинно-следственных отношений между названными ситуациями. Как показывают три последних примера (33 -35), а также пример (31), автор стремится «убрать» из предложения и имплицитную информацию о говорящем, заложенную в семантической структуре предложения.
В следующем примере этот семантический эффект, а также в целом обобщенный характер условной конструкции достигается таким способом, который часто использовался в причинных предложениях.
36).
Можно сказать, что на Юге в полях уже высевают сорго — если бы знать, где Север.
Итак, пригревает. В памяти, как на меже, 1975;76).
Эта конструкция может прочитываться как обобщенная благодаря нескольким факторам. С одной стороны, в предложении предполагается, что субъект при сказуемых можно сказать и знать является обобщенным, поэтому вся описываемая ситуация воспринимается в обобщенном значении. С другой стороны, такому пониманию помогает знание о том, что Север и Юг являются противоположными сторонами света и между ними существует естественная связь (относительно севера можно определить, где находится юг).
В то же время одна из причин семантического конфликта в предложении заключается в использовании существительного север. Одно из противоречий в предложении снимается при замене имени север на юг (Можно сказать, что на Юге высевают сорго, если бы знать, где Юг).
Однако в таком «исправленном» предложении раскрывается другое смысловое противоречие. В условной конструкции такого типа сообщается о том, что ситуация придаточной части является необходимым условием для выполнения ситуации названной в главной части. Таким образом, в данном предложении предполагается странная и необычная зависимость между ситуациями — знание того, где находятся стороны света, позволяет сообщить информацию о происходящем в одной из сторон света (это противоречие в большей мере заметно при отрицании предложения: Нельзя было бы сказать, что на Юге высевают сорго, если не знать, где Юг — незнание, где находятся стороны света, не может бьпъ условием запрета на сообщение о происходящем в той или иной стороне света).
Неоднозначность этого предложения обусловлена также и употреблением частицы бы (если бы знать, где Север). Использование этой частицы в предложении создает семантический сдвиг и является единственным «намеком» на позицию говорящего. Ср. можно сказать, где юг, если знать, где север и можно сказать, где юг, если бы знать где север в последнем случае описываемая ситуация соотносится с говорящим. Поэтому данная условная конструкция может быть переосмыслена, и названные ситуации поняты как локализованные во времени. Благодаря восстановлению позиции говорящего возможно разрешение в предложении семантического конфликта. Преодоление смыслового конфликта во многом схоже с процессом преодоления конфликта в причинных предложениях с союзом потому что. С одной стороны, смысловая связь между именами север и юг, а также возможность установить следственную связь между предикатами знать — можно сказать помогают реконструировать недостающую информацию в предложении — можно сказать, где Юг, если бы знать, где Север. Субъектом действия в данном случае является говорящий. С другой стороны, восстановление позиции говорящего, а также нереальность условия (если бы знать) позволяет в целом реконструировать ситуацию: На Юге в полях высевают сорго, но я не знаю, где Юг. Можно сказать, где Юг, если бы знать, где Север.
Таким образом, в данном случае вновь повторяется тот же прием, который можно было наблюдать в причинных предложениях. Условная конструкция строится так, как если бы между названными ситуациями существовала естественная связь. Однако реальное отсутствие такой связи между ситуациями ведет к их переосмыслению и дополнению недостающей информации о том, что говорящий является участником ситуации. При восстановлении такой информации условная конструкция теряет обобщенный характер и, соответственно, называет ситуации, локализованные во времени. Напротив, построение исходной условной конструкции не предполагает говорящего как участника ситуации (за исключением косвенного указания в виде частицы бы), имплицитная информация о субъективной связи между названными ситуациями, которая содержится в обычной реальной условной конструкции, в данном предложении тоже исчезает.
Как видно из проанализированных примеров, имитация обобщенной условной конструкции достигается несколькими способами. Во-первых, это такое построение одной из частей предложения, благодаря которому субъект действия названной ситуации может бьггь понят как обобщенный (примеры (31), (32), (36) склонность петлять, кто-то гонится вослед, можно сказать). Во-вторых, это построение одной из частей предложения как генерализованного высказывания (пример (35) — чем мускулистей корни, тем осенью больше бздо). Возникновению этого семантического эффекта во многих случаях способствует также взаимное расположение условия и следствия в предложении. В-третьих, имитация обобщенной условной конструкции создается грамматическими способами, а именно возможностью неоднозначно интерпретировать значение глагольных форм в частях предложения (например, настоящее время может интерпретироваться как в актуальном значении, так и в неактуальном). Это способствует тому, что ситуация, локализованная во времени, становится естественным, закономерным следствием положения дел, названного в условии (примеры (33), (34)). В целом принцип построения таких условных конструкций можно определить как контаминацию нескольких условных моделей в одном предложении.
Появление в предложении семантического конфликта позволяет, с одной стороны, увидеть неоднозначность условной конструкции и установить позицию говорящего (его стремление найти объективные связи между миром и человеком). С другой стороны, семантические конфликты в предложениях позволяют выявить и некоторые семантические ограничения для построения правильной условной конструкции.
Как и в причинных предложениях, в правильной условной конструкции не могут быть связаны ситуации разного референциального характераобобщенная ситуация и ситуация, локализованная во времени. Как видно, из проанализированных примеров, информация об участнике ситуации в условном предложении нередко передается имплицитно, а именно определенным соотношением временных планов в частях предложения. И для обобщенных, и для реальных условных конструкций существует свой набор возможного соотношения временных значений в частях предложения (см. примеры (33), (34)). В зависимости от того, имеет ли участник конкретную референцию или обобщенную, возможно то или иное соотношение временных значений.
3.2. Конструкции с союзом еслиситуации, локализованные во времени Рассмотрим сначала переходный случай, когда конструкция с союзом если не имеет условного значения, т.к. в ней присутствует причинный союз потому что?1 (37).
Сын! Если я не мертв, то потому что близость смерти ложью не унижу. Я слишком стар. Но и вблизи не вижу там избавленья сердцу моему.
Сын! Если я не мертв, то потому что знаю, что в Аду тебя не встречу. (Сын, если я не мертв, то потому).
Семантический конфликт в этом предложении связан с тем, как названные ситуации соотносятся во временном плане друг с другом: ситуация если я не мертв относится к плану настоящего, ситуация причинной части к плану будущего.
21 Ср. в [Ляпон 1986: 114] «утрата гипотетического значения наблюдается в том случае, когда первая часть конструкции, вводимая союзом если, соотносится с последующей частью, оформленной союзом причинного значения».
В то же время в этом предложении установлению причинных отношений между названными ситуациями «мешает» результативное значение формы не мертв. Придаточная часть предполагает отсылку к событиям в прошлом, и называет результат этих событий — я не мертв, главная же часть описывает события, относящиеся к будущему, — близость смерти ложью не унижу. Ситуация, локализованная в будущем, обуславливает ситуацию, связанную с уже совершившимися событиями.
Причину возникновения в этом предложении семантического конфликта можно установить, если допустить, что в этой конструкции пропущен предикат типа знать. Видимо, в данном случае «опущение» такого предиката становится возможным благодаря наличию в языке таких конструкций (условных и причинных), где предикат необязателен в синтаксической структуре, но на семантическом уровне, тем не менее, присутствует. Интересно, что именно через этот предикат соединяются ситуации в такой же конструкции в следующей строфе (если я не мертв, то потому что знаю, что в Аду тебя не встречу).
Итак, в этом предложении разными способами создается определенная позиция говорящего. С одной стороны, благодаря форме не мертв участник ситуации выступает как пациенс. В то же время в предложении «затушевывается» информация об осмыслении говорящим названных ситуаций (в данном случае неочевидно, что пропозиции связаны через предикат типа знать). Необходимость в синтаксической структуре предложения этого предиката (знать) и его реальное отсутствие (причина возникновения семантического конфликта) порождают семантические эффекты, которые были уже рассмотрены во временных предложениях. Напомним, что предикат типа знать является фактивным, следовательно, зависимая от него придаточная наделяется определенными признаками, она называет факт. Отсутствие в структуре предложения такого предиката ведет к тому, что зависимая от него часть описывает ситуацию, наделенную определенными атрибутами, которыми не обладает факт (более подробно см.
заключение
ко второй главе). В предложении меняется соотношение пресуппозиции и ассерции, обе названные ситуации расцениваются как ситуации — фигуры, описание ситуаций лишается ментального «оттенка» .
В конструкциях с союзом если, в которых условие и следствие локализованы во времени, существует связь между временными значениями в частях предложения и таким семантическим компонентом, как контролируемая/ неконтролируемая ситуация. Некоторые ограничения, связанные с временными значениями в частях предложения, выбором участника ситуации и осуществлением контроля над ситуациями этим участником, отмечены в [Храковский 1996: 203−204]. Ср. 1Еслия получил вчера деньги, то я купил жене подарок и Если я написал вчера сочинение, то я поступил в институт в последнем предложении ситуация условия является неконтролируемой в том смысле, что говорящий не знает ее результата, поэтому такое соотношение временных планов в предложении возможно. Ср. также следующие примеры Если Петрову сейчас никто не мешает, он работает над диссертацией и 7Если мне сейчас никто не мешает, я работаю над диссертацией. В последнем предложении ситуация является контролируемой, поэтому говорящий не может являться ее участником22.
Нередко в реальных условных конструкциях идея контроля над ситуацией может быть связана также с имплицитной информацией о том, что ситуация находится в поле зрения говорящего и имеет отношение к его ментальной деятельности. Так, в предложении Если в горле у него налеты, то у него ангина (Если <известно, что> в горле у него налеты, то <понятно, что> у него ангина) ситуация в горле у него налеты попадает в поле зрения говорящего, и он делает по поводу ее умозаключение, ставит диагноз — у него может оказаться ангина. В таких конструкциях, очевидно, также существует зависимость между временными значениями в частях предложения и характером названных ситуаций в предложении (может или нет такая ситуация находиться в поле зрения говорящего).
Эти же замечания верны и для причинных предложений, в которых названные ситуации локализованы во времени (см. пример 20). Информация о том, что некоторая ситуация попадает в поле зрения участника ситуации, передается имплицитно, а именно наличием в семантической структуре предложения ментального предиката или предиката восприятия — Мальчик.
22 О контролируемых/ неконтролируемых положениях вещей см. также в [Булыгина 1997: 97−112]. убежал, потому что залаяла собака (Он убежал, потому что <услышал что> залаяла собака), Я пишу отчет, потому что скоро, конец года (Я пишу, потому что <знаю, что> скоро конец года). Ситуации, которые, по сути, не зависимы от субъекта действия (лай собаки, конец года) «погружаются в сознание» участника ситуации и, таким образом, попадают под его ментальный контроль.
Необычность примера (38) обусловлена тем, что в этой конструкции одна из названных ситуаций по сути своей не является контролируемой ситуацией. Однако соотношение временных значений в предложении предполагает, что контроль над ситуациями осуществляется ее участником. Восполнение этого необходимого семантического компонента связано с добавлением в предложении недостающей информации. (38).
Прощайте, горы. Что я прожил, что помню, что знаю на час, никогда не узнаю, но если приходит, приходит пора уходить, никогда не забуду, и вы не забудьте, что сверху я видел вас, а теперь здесь другой, я уже не вернусь, постарайтесь простить. (В письме на юг, 1961).
В этой условной конструкции придаточная часть называет ситуацию, отнесенную к настоящему, в главной части названа ситуация, локализованная в будущем. В обычной реальной условной конструкции такое временное соотношение между условием и следствием вполне возможно, например, Если приходит пора уходить, то я уйду, Если Маша болеет, то я позволю врачу. Однако в такой конструкции (в которой условие отнесено к плану настоящего, а следствие к плану будущего), существуют семантические ограничения, связанные с выбором участника ситуации и контролируемостью ситуации. Так, например, в [Храковский 1996: 204] отмечается, что «говорящий не может выступать в роли участника ситуации положения дел, выражаемого в условии, если данное положение дел контролируется этим участником: 1Если я сейчас смотрю телевизор, то через час я буду решать задачу».
Однако данное правило нарушается, если названная в условии ситуация носит модальный характер (типа нужно, должен). В таких предложениях семантические ограничения накладываются на следствие: предикат должен описывать контролируемую ситуацию. В противном случае (если ситуация неконтролируемая), предикат интерпретируется как контролируемый: Если уж надо работать, то я (лучше) уйду. Если уж надо работать, то я (лучше) засну (только при контролируемом прочтении, специально засну).
Именно по этой причине в рассматриваемой условной конструкции возникает семантический конфликт, который, очевидно, связан с семантикой глагола забывать. Глагол забывать описывает такую ситуацию, связанную с ментальной деятельностью субъекта, которая не является контролируемой. Преодоление такого конфликта связано с преданием всей ситуации контролируемого характера, например, с добавлением в семантическую структуру тех единиц, которые могут изменить значение глагола забывать, типа если приходит пора уходить, то я должен не забыть, мне надо не забыть, я обещаю не забыть.
Однако в таком предложении появляется дополнительная информация о говорящем. В условной конструкции типа если приходит пора уходить, то я должен не забыть сообщается не о связи ситуаций как таковых, а о связи ментальных процессов, происходящих в сознании говорящего: знание о том, что приходит пора уходить, порождает желание никогда не забыть горы. Таким образом, один из возникающих семантических эффектов в этом предложении заключается в уменьшении роли говорящего. В то же время возникает новое соотношение между названными ситуациями, что связано с семантикой условной конструкции такого типа. Условная конструкция, в которой условие отнесено к настоящему, а следствие к будущему, может быть интерпретирована следующим образом: говорящий называет в условии некоторое выполнимое положение дел и полагает, что в случае осуществления этого положения дел осуществится в будущем и положение дел, названное в следствии (см. [Храковский 1996: 205]). Таким образом, в исходном условном предложении возникает такое соотношение между ситуациями, при котором ситуация никогда не забуду, связанная с ментально-психологическим состоянием участника, является следствием ситуации, не зависящей от воли говорящего (приходит пора уходить).
Как видно из этих примеров, экспериментируя с условными конструкциями, автор «играет» с имплицитными смыслами, существующими в разного типа условных конструкциях. Следующее условное предложение также может являться примером того, как происходит в семантике предложения подмена" одного смысла другим, что ведет к исчезновению некоторой информации о говорящем. Как показывает этот пример, такой прием возможен благодаря тому, что в отдельных условных конструкциях, в их семантической структуре подразумевается наличие определенного предиката (ср. с (37)). (39).
Что-что, а примет у нас природа не отберет. Херувим — тот может не знать, где у него перед, где зад. Не то человек. Человеку всюду мнится та перспектива, в которой он пропадает из виду. И если он слышит звон, то звонят по нему: пьют, бьют и сдают посуду. (Примечания папоротника, 1988).
Если прочитывать данное условное предложение отдельно от общего контекста, то оно понятно и не вызывает сомнений в своей правильности. Сразу отметим, что в семантической структуре этого предложения предполагается предикат типа понимать: И если он слышит звон, то <понимает, что> звонят по нему. Ситуация главной части звонят по нему в таком случае воспринимается как ситуация, которая может иметь место в действительности.
Однако при прочтении этого предложения в общем контексте, эта же ситуация может быть понята и по-другому. В этом отрывке говорится о том, что человек часто видит то, что на самом деле не существует: Человеку всюду мнится та перспектива, в которой он пропадает из виду. Условное предложение как будто бы должно пояснять это положение. Однако построение этой конструкции таково, что она передает прямо противоположный смыслзвон, который слышит участник ситуации, является для него, действительно, плохой приметой — звонят по нему. Для передачи же того смысла, который предполагает предшествующее предложение, в условной конструкции необходима дополнительная информация, например, она может быть выражена предикатом типа кажется — И если он слышит звон, то ему кажется, что звонят по нему. Необходимость использования такого предиката в синтаксической структуре предложения, видимо, обусловлено различием в пресуппозициях, которые имеют субъект высказывания (участник ситуациион) и говорящий. Так, предикат типа кажется предполагает, что субъект высказывания считает истинным ситуацию звонят по нему, в то же время у говорящего другая пресуппозиция — неистинности названной ситуации (см. [Шатуновский 1988]). Таким образом, различие в пресуппозициях говорящего и субъекта высказывания влияет на отсутствие/ наличие предиката в структуре предложения. Соответственно, материальное отсутствие такого предиката в предложении ведет к тому, что названная ситуация (звонят по нему) воспринимается как такая, которая может относиться к действительности, в то же время отсутствие такого предиката «снимает» информацию, исходящую от говорящего. Говорящий как бы встает на точку зрения участника ситуации, и его отношение к ситуации, отличное от отношения участника ситуации, в условном предложении не проявляется.
Итак, основные семантические эффекты, возникающие в этих типах предложений, тоже касаются позиции говорящего. В данном случае уменьшение субъективных смыслов в предложениях достигается благодаря привлечению имплицитной информации, существующей в условных конструкциях. Эта информация о ментальной деятельности говорящего (37), о контролируемой/ некотролируемой ситуации (38), а также информация об отношении говорящего к названной ситуации (39). С одной стороны, уменьшение роли говорящего связано с исчезновением информации об осмыслении названных ситуаций говорящим. С другой стороны, как в последнем примере, говорящий встает на позицию участника ситуации, и за счет этого скрывается его отношение к названной ситуации.
Синтаксические эксперименты с условными конструкциями в целом похожи на приемы, которые Бродский использует в причинных предложениях. Один из основных приемов заключается в имитации условных и причинных конструкций, называющих общее положение дел и, соответственно, в имитации естественных отношений между описываемыми ситуациями в предложении.
Заключение
.
В настоящей работе были рассмотрены сложноподчиненные предложения (предложения с союзом когда, причинные с союзом потому что и условные) в поэтических текстах И. Бродского. Как видно, из анализа этих предложений, именно эти типы конструкций участвуют в синтаксическом эксперименте Бродского. Анализ этих предложений раскрывает один из важнейших фрагментов философии автора, а именно его стремление к объективному описанию окружающего мира, его желание найти существование естественных причинно-следственных отношений между поведением человека и действительностью.
Обращение автора именно к этим типам конструкций и синтаксические эксперименты с этими предложениями можно объяснить, основываясь на их семантике. Прежде всего, эти предложения, являясь сложноподчиненными, описывают связь между двумя ситуациями. Многочисленность временных предложений в этих текстах показательна. В предложениях с союзом когда выражаются отношения одновременности или очередности, т. е. передается информация о соприкосновении названных ситуаций во времени. Описание временной зависимости между ситуациями максимально соответствует идее объективного отображения действительности. Существование группы причинных и условных конструкций, в которых констатируется наличие естественных причинно-следственных отношений между двумя положениями дел, также помогает Бродскому вовлечь данные типы предложений в синтаксический эксперимент. Если рассматривать причинные и условные предложения с прагматической точки зрения, то причинные предложения являются более информативными, т.к. обе названные ситуации в причинном предложении соотносятся с действительностью, сообщают о «реальном мотивирующем факторе» [Ляпон 1986: 167]. Реальные условные предложения (в чисто условном значении) несут минимальную информацию о соотношении ситуации с действительностью. В текстах Бродского эта семантическая «дефектность» восполняется за счет того, что большинство условных конструкций, рассмотренных в работе, строятся так, как если бы они являлись обобщенными. Условные же конструкции такого типа в семантическом плане сближаются с временными предложениями, в этих конструкциях речь идет о некотором закономерном сопутствии двух положений дел, и, таким образом, условные предложения «выводятся» из зоны низкой информативности.
В общем виде суть синтаксического эксперимента состоит в том, что в предложениях этого типа уменьшается объем информации о говорящем как участнике ситуации и информации об осмыслении говорящим описываемых ситуации. В результате этих преобразований возникают необычные предложения, которые с точки зрения нормативного синтаксиса русского языка являются нехарактерными. Для временных предложений это следующие явления:
1) употребление анафорического местоимения вместо предикатных и нереферентных имен;
2) отсутствие видо-временного согласования между частями предложения;
3) соединение в одном предложении ситуаций, по-разному развивающихся во времени (одна из названных ситуаций локализована во времени, другая ситуация либо имеет неопределенную временную локализацию, повторяется во времени, либо не имеет временной локализации, является постоянным положением дел). Разновидностью этого приема можно считать также.
4) соединение в предложении обобщенной ситуации с обобщенным участником и ситуации конкретной с конкретным участником.
В работе предлагаются возможные интерпретации для этих «отклонений». Причины возникновения таких явлений связаны с тем, что в каждом конкретном предложении «опускаются» те языковые единицы, которые несут информацию о говорящем субъекте, в частности, о его ментальной деятельности, об осмыслении им названных ситуаций. Для временных предложений в большинстве случаев это «опущение» глаголов восприятия и ментальных предикатов в их синтаксической структуре. Одно из семантических отличий исходного и восстановленного предложений связано с семантическим противопоставлением ситуации и факта. Эпистемические глаголы (типа знать, думать, казаться и др.) прежде всего, указывают на наличие в сознании говорящего некоторой ситуации. Благодаря этой общей семантике употребление этих глаголов противоречит идее объективного описания действительности, поэтому «пропуск» таких глаголов закономерен.
Семантические преобразования, характерные для причинных и условных предложений, можно определить как контаминацию в одном предложении нескольких видов соответственно причинных и условных моделей. Существование в языке семантически разных видов этих конструкций, позволяет автору варьировать их, используя их семантический потенциал. В большинстве случаев цель таких преобразований — имитация причинной и условной конструкции обобщенного типа, в которых описывается существование естественных отношений между двумя положениями дел. Таким образом, большая часть примеров показывает, что при построении причинной или условной конструкции «образцом для подражания» является определенный тип причинной или условной конструкции. Результатом такого «калькирования» (так же, как и во временных конструкциях) является возникновение в предложении необычных явлений. Для причинных предложений они следующие:
1) препозиция причинного союза потому что;
2) соединение в одной конструкции ситуации, локализованной во времени, и обобщенной ситуации (так же, как и во временных предложениях).
Последнее явление также характерно и для условных конструкций.
Помимо этого причинные и условные предложения часто не имеют однозначного прочтения, является ли названная ситуация обобщенной или, напротив, имеет временную локализацию. Так, в причинном предложении выбор в пользу того, что ситуация локализована во времени, снова порождает семантический конфликт, названные в предложении ситуации оказываются семантически не связанными, а именно не имеют общих участников. Для условных предложений имитация обобщенной конструкции связана с возникновением ряда семантических противоречий в предложении, в частности, с определенным набором временных значений в частях предложения.
Как показывают рассмотренные примеры, Бродский также экспериментирует с причинными и условными конструкциями других типов, а именно с теми конструкциями, в которых связь между ситуациями осуществляется через ментальный предикат. В этих случаях семантические преобразования связаны с имплицитными смыслами, существующими в семантической структуре причинных и условных предложений. Так, во многих случаях перенос придаточной с союзом потому что в инициальную позицию позволяет исключить из предложения имплицитную информацию об осмыслении говорящим описываемой ситуации, тот же эффект возникает в условной конструкции при переносе условия в постпозицию. В отдельных причинных и условных предложениях выбор некотролируемой ситуации (или ситуации, которая не может находиться в поле зрения говорящего) также позволяет скрыть информацию о ментальной деятельности говорящего.
На основе разобранных примеров можно установить некоторые семантические ограничения, которые необходимо учитывать при построении правильного сложноподчиненного предложения того или иного типа. Общий прием, который используется во всех трех типах конструкций, по сути, связан с тривиальным семантическим нарушением: в предложении соединяются ситуации разного референциального характера (одна их ситуаций локализована во времени, другая либо не имеет временной локализации, либо имеет неопределенную временную локализацию).
Семантические ограничения для причинных и условных конструкций связаны с конкретным типов каждой из этих конструкций. Так, причинное • предложение, в котором предполагается естественная причинно-следственная связь между ситуациями, может описывать только такие ситуации, которые действительно имеют эту связь, и эта связь между ситуациями общеизвестна. Если связь между ситуациями неочевидна, то предложение дефектно: в нем не хватает той информации, которая позволяет адресату высказывания найти естественные закономерности между названными ситуациями.
В причинных предложениях, предполагающих, что связь между ситуациями устанавливается по воле говорящего, названные ситуации должны иметь эксплицитно или имплицитно выраженных общих участников.
Частным случаем этого можно считать конструкции, в которых одна из названных ситуаций не является для говорящего абсолютно достоверной (т.е. о которой говорящий не может точно знать). В такой конструкции в ее синтаксической структуре эксплицитно выражается предикат пропозициональной установки (типа Закрой окно, потому что я вижу, что тебе холодно).
В условных предложениях такой предикат необходим в структуре предложения, если говорящий и участник ситуации, отличный от говорящего, имеют разные пресуппозиции относительно истинности/ ложности ситуаций.
Таким образом, анализ данных типов сложноподчиненных предложений показывает, что в этих предложениях различными грамматическими способами воспроизводятся те смыслы, которые характерны в целом для поэтических текстов И. Бродского и которые определяют специфику поэтического мировидения автора: описание личного как общего, универсального, изображение такой действительности, которая может быть рационально познаваема и, как следствие этого, такое отображение окружающего мира, которое не связанно с субъективным восприятием говорящего.
