Фольклорные мотивы и литературные источники как факторы межкультурного диалога в русской стихотворной сказке начала XIX века

Русская поэзия первых четырех десятилетий XIX определяется, наряду с другими тенденциями, глубоким и всесторонним интересом к фольклору, можно сказать — настоящим открытием фольклора. Эта тенденция была характерна и для всей русской и европейской культуры обозначенного периода. Научные и художественные искания и открытия в области истории, философии, этнографии, лингвистики закономерно включают в себя и серьезный фольклористический компонент. Гердер, Клингер, Я.и.В. Гримм, Арним и Брентано, Новалис, Тик, Шамиссо, Гофман в ГерманииР. Бернс, Дж. Макферсон, В. Скотт в АнглииЖ. де Сталь, В. Гюго, П. Мериме, П. Ж. Беранже во Франции, А. Мицкевич в Польше — все это звенья одного исключительно продуктивного процесса. Интерес к национальной народной старине был свидетельством подъема национального самосознанияуглубления постижения собственных истоков.

В России этот процесс был достаточно многоликим. Петровские реформы, открывшие окно в Европу, привели русскую литературу к широкому и многогранному восприятию западной цивилизаций, интеграции в нее, и одновременно — к пробуждению познания корней собственной истории и культуры. Исторические разыскания Татищева, Шафирова, Посошкова, литературные манифесты и творческая деятельность писателей самых разных теоретических ориентаций и художественных симпатийТредиаковского, Ломоносова, Кантемира, Сумарокова, Фонвизина, Державина, Радищева, Карамзина, Крылова — создавались в двуедином порыве — с опорой на национальную традицию народной поэзии и с параллельным открытием богатств европейской цивилизации.

Различные формы усвоения и переработки элементов фольклорной традиции в произведениях профессиональных писателей, музыкантов и вообще представителей профессионального искусства объединяются в фольклористике термином «фольклоризм». К. В. Чистов относит это явление к «вторичным» формам народной культуры, в отличие от «первичных», вышедших непосредственно из архаической традиции: «Отличительная черта „фольклоризма“ — определенная степень осознанности., нарочитости, стилизованности. Для возникновения „фольклоризма“ исторически необходимо, чтобы его носители оторвались от архаической бытовой традиции, а затем снова оценили ее с какой-то хронологической, культурной или социальной дистанции. Поэтому можно утверждать, что всякий „фольклоризм“ несет в себе заряд экзотизма. Его элементы должны быть необычными для обыденного быта его новых носителей. Поэтому. не следует смешивать естественную фольклорность1 поэзии А. В. Кольцова или Т. Г. Шевченко с фольклоризмом М. Ю. Лермонтова или А. К. Толстого».

Попробуем найти нити, связывающие жанр литературной сказкисоциально-бытовой, волшебной, философской сказки-притчи с. русским народным творчеством и с традициями зарубежного фольклора.

Первая треть и последующие десятилетия XIX века — период создания целой серии литературных сказок талантливейшими русскими писателями, в основном, романтического толка — В. Одоевским, А. Погорельским, В.Далем. Однако самые блестящие сказки в стихотворной форме были написаны В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным, П. П. Ершовым. Все они характеризуются различным отношением к фольклорным и литературным источникам, разной степенью участия народности в их создании, разной степенью заимствования зарубежных и интернациональных фольклорных сюжетов. ^.

Конец 1810-х — 1840-е годы — время интенсивных поисков, многочисленных полемик, бурных споров о дальнейших путях развития литературы. Стремясь найти новые пути в решении усложнившихся задач, некоторые писатели и критики пытались подвергнуть пересмотру традиционные темы, идеалы, поэтику. Разрешить их могла только поэзия,.

Чистов К. В. Народные традиции и фольклор. Л.: Наука, 1986.304 е., с. 52−53. питающаяся живительными корнями великой русской литературы, поэзия глубоких и сильных человеческих чувств. В такой атмосфере наблюдается тяготение к большой классической традиции, которая имела дело с сутью жизни, с духовными и социальными проблемами. Эти поэты протянули связующую нить от классической русской и западноевропейской литературы ко дню сегодняшнему. Все это открывает большие возможности для изучения их наследия, в том числе влияния фольклора, отечественного и зарубежного, нравственных и трудовых традиций народа, на творчество этих поэтов, гармонического сочетания в нем национального и общечеловеческого. Этим обстоятельством и обусловлена актуальность работы.

В настоящей работе будет рассматриваться значение для формирования творческого облика русских писателей первых десятилетий XIX века фольклора, и, в частности, сказочного жанра в его традиционном понимании — как народного творчества, ведущего свое происхождение от исконных форм, вышедших непосредственно из архаической традиции.

Общие закономерности исторического развития приводят к сходным исканиям в искусстве, к появлению аналогичных процессов в художественном осмыслении действительности. Типологическое сходство эстетических поисков сопрягается с непосредственными контактами отдельных художников. Национальные процессы литературного развития внутренне усложняются. Эстетическое сознание, которое в первую очередь формируется закономерностями общественной жизни страны, включает в себя и скрещивание разных традиций искусства.

Именно романтический поэт, столь резко чувствующий «свое», исключительность «своего», открывает и делает особой поэтической темой «чужое» как таковое — «местный колорит» определенной эпохи или определенного народа, специфическую своеобразность чужого голоса, будь то безличная интонация фольклорного предания или индивидуальный голос другого поэта, отделенного хронологическими и языковыми барьерами.

Романтизм, по мнению С. Аверинцева, — великая, может быть величайшая, эпоха в истории художественного перевода: достаточно вспомнить работу Августа Шлегеля над театром Шекспира и Кальдерона и работу Шлейермахера над диалогами Платона.

Первая треть и последующие десятилетия XIX века — период создания целой серии литературных сказок талантливейшими русскими писателями, в основном, романтического толка — В. Одоевским, А. Погорельским, В.Далем. Однако самые блестящие сказки в стихотворной форме были написаны В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным, П. П. Ершовым. Все они характеризуются различным отношением к фольклорным и литературным источникам, разной степенью участия народности в их создании, разной степенью заимствования зарубежных и интернациональных фольклорных сюжетов. В современных условиях гуманитарного познания закономерно обостряются проблемы смыслового, эмоционального, ценностного потенциала образов и образных систем.

Соответственно, актуальность исследования заключается также в обращенности к принципиальным проблемам филологического знания, а именно к интегративной сфере взаимообогащения науки о русской, зарубежной литературе и фольклористике — к феноменологии художественного образа в его взаимосвязях с фольклорным в контексте литературного процесса.

Цель работы — найти элементы фольклоризма в стихотворном и прозаическом сказочном эпосе в русской литературе первых десятилетий XIX века, лежащие в основе поэтики уникального жанракак можно ближе подойти к пониманию природы его поэзии, духовности, представляющие собой органичный сплав народного, «книжного» и личного. Целью определены основные задачи исследования. 1. Рассмотреть литературные связи и влияния как фактор межкультурного диалога.

2. Проанализировать судьбу сказочной прозы Гофмана в России в связи со становлением национальной русской литературы, ее идеологических и эстетических потребностей.

3. Охарактеризовать соприкосновение русских художников с зарубежным сказочным — фольклорным и литературным — наследием в первую очередь как процесс творческого восприятия.

4. Систематизировать образные сущности и феномены того, как. взаимодействуют песенно — фольклорная, книжная и личная составляющие их поэтики.

5. Охарактеризовать образно-феноменологические аспекты исследуемого пространства от ранних произведений— и к позднему творчеству. Исследовать зрелое творчество поэта, выявить, как повлияло культурное народное наследие на литературную сказку А. С. Пушкина,.

Научная новизна результатов заключается в трех взаимосвязанных аспектах. Во-первых, представлены в единой системе ранее обособленные объекты. Обоснованы новые связи между фольклорными и литературными феноменами. По-новому охарактеризовано преображение отечественных и западных фольклорных мотивов в литературной сказке А. С. Пушкина и некоторых его современников. Впервые с феноменологией образа соотнесен ряд художественных приемов, глубоко индивидуальная активизация разных значений доминантных слов текста.

На защиту вынесены шесть основных взаимосвязанных положений.

1. В образных системах сказочного стихотворного эпоса единой системой проявляется специфическая структура художественного мышления: история раскрывается в закономерной соотнесенности с мировой гармонией, каждая конкретно-историческая тема одновременно оказывалась прологом, ведущим вглубь идеи о «беспредельном счастье». В этой специфике заключается одна из существенных причин неотделимости сказочного стихотворного эпоса эпохи от основного контекста творчества данного-художника.

2. Жанр литературной сказки с ее конкретно-историческими реалиями и феноменами неотъемлем от авторской индивидуальности, отличая его от ряда современников, предшественников, литературных «преемников» и последователей. Это принципиальное своеобразие показательно уже в ранний период творчества. Она связана со всем многообразием его писательской идеологии.

3. Для наследия А. С. Пушкина принципиально многообразное единство в осмыслении сказочного жанра, проявившееся в редакторской деятельности, в художественном и публицистическом творчестве. В объектах творчества, в литературных образах-персонажах значимо, что духовная свобода героев, особенно «любимых героев» писателя состоит в свободе от античеловеческих поступков, в приумножении нравственных по содержанию деяний. То же справедливо для образов иного характера— для образа-события, образа-правопорядка и т. д.

5. В эпоху Пушкина социокультурно значимым становится требование защиты прав личностного начала. Оно (в единстве с другими условиями) определяет отношение Пушкина к стихотворному сказочному эпосу в контексте свободы личности и ее духовной ответственности, её права на счастливую жизнь, отношение к обязанностям человека — члена социального коллектива и к обязанностям перед Землей, перед «чудом» биологической жизни.

6. Для образных систем в сказочном эпосе Пушкина существенно, что современный ему человек мучился противоречием между естественной склонностью к созиданию, взаимопомощи и биосоциально привычной тенденцией к ущемлению ближних, к эгоистическому торжеству собственной силы.

Для художественных образов сказок Пушкина значимы резонансы, созвучия, полемика, контрапункты с образами в творчестве предшественников и современниковпричем феноменологичность определяется в единстве с принципами, творчески близкими автору (гоголевский принцип концентрированного изображения зла во имя борьбы со злом).

На этой основе в произведениях писателя созданы такие образные системы, который раскрывают особый правопорядок, обеспечивающий победу добрых качеств человека.

Методологической основой служат взаимодополняющие принципы системной, социокультурной и исторической исследовательских парадигм в объяснении традиций фольклора и литературного процесса. Основа исследования имеет несколько уровней, что связано с ее интегративным характером. Это труды общефилософского, культурологического и общефилологического характера — И. Ильина, А-Потебни, ВВиноградова, МБахтина, Ю. Лотмана, Г. Гачева, А. П. Скафтымова, С. С. Аверинцева, Л. Н. Гумилеваработы из области теоретического и исторического литературоведения — В. Белинского,.

A. Веселовского, Д. Лихачева- - теории фольклористики и фольклоризма литературы — В. Е. Гусева, В. Я. Проппа, Б. Н. Путилова, М.А. Азадовского- -теории и истории перевода — И. Н. Кашкина, К. Чуковского, А. Г. Демуровой, некоторым аспектам мировой литературы — В. М. Жирмунского, М. С. Алексеева, Н. П. Михальской, А. А. Елистратовой, Р. Райт-Ковалевойпосвященные анализу сказочного творчества А. С. Пушкина и его современников — Д. Благого, С. Бонди, Б. Эйхенбаума, А. Ахматовой,.

B.Непомнящего и др.

Теоретическая значимость исследования заключается в раскрытии базисных связей между элементами национальных типов фольклора и литературы. При этом теоретизация исходит из «особенного дара» Пушкина— пластически-проблемного умения видеть за фактом явление, в явлении — сущность, в литературных сказках — целостную эпоху и сущность народного духа. Этот дар явлен в неповторимом единстве показателей душевного настроения и событий как фактов одной меры достоверности.

Практическая значимость исследования состоит в направленности на насущные задачи, в том числе познавательные, и на развитие духовности в пространстве литературного образования. Практическую значимость укрепляет востребованность результатов в процессе обучения студентов старших курсов, усилении межпредметных, междисциплинарных связей (дисциплины историко-литературного и теоретико-литературного циклов, особенно разделы, посвященные художественному переводу).

Апробация результатов заключается в представлении докладов на конференции различного ранга в 2001;2006 годах, в т. ч. международной.

Структура работы включает Введение, три исследовательских главы, Заключение и Библиографический список.

Заключение

.

Опыт развития романтической литературы за рубежом нашел своеобразное преломление в русской литературе. Байрон, Вальтер Скотт, Гофман, Гюго и позже Жорж Санд обрели в русском обществе заинтересованных читателей. Отзвуки их творчества в той или иной мере можно уловить у разных русских художников. Сказки Гофмана, составлявшие значительную часть его творческого наследия, нашли в русской литературе подражателей и интерпретаторов. Но «Черная курица» А. Погорельского или «Городок в табакерке» В.ф.Одоевского с их откровенно наставительным характером сильно отличаются от сказочно-поэтического мира немецкого романтика. У их авторов — иные задачи.

История творческого восприятия этих писателей в русской литературе по-своему показательна. Формы этого восприятия неоднородны и разнообразны. В них и через их посредство раскрываются закономерности русского историко-литературного процесса. Они включают в себя едва ли не все многообразие типов литературных взаимосвязей. Самые ранние опыты русской прозы связаны с переработкой гофмановских сюжетов и тем. Затем вступают в действие типологические связи, усиленные непосредственным знакомством с творчеством немецкого художника. Полемические формы соседствуют с усвоением традиции, порой образуя диалектическое единство творческой индивидуальности.

У Пушкина мы наблюдаем преимущественно отрицательную форму связи, полемическую по отношению к мировоззренческим установкам и эстетическим принципам Гофмана. Пушкин воспроизводит характер романтического мировосприятия, но впервые дает его увиденным «со стороны». Тем самым принципиальному изменению подвергается романтическая поэтика. Гофмановский взгляд на мир включается в иную художественную систему. Здесь мы имеем дело не только с отталкиванием от гофмановской традиции, но и с трансформацией его открытий, рождающей новую форму художественного освоения действительности. Не случайно «Пиковая дама» во многом предвосхищает поэтику «Петербургских повестей» Гоголя и раннего Достоевского.

Аккумуляция и интерпретация гофмановского творчества в русской литературе была направлена на решение национальных идейных и эстетических задач. История его восприятия своеобразно отражает стремительное созревание русской прозы, которая, в свою очередь, оказала воздействие на мировое художественное развитие.

В цикле сказок Пушкина повторилась — по-своему, отраженно — история трансформации жанра древней сказки. Процесс этот открыл новые пути для русской культуры. Фактически непризнанные сами, пушкинские сказки оказали мощное опосредствованное влияние на становление и развитие русской литературы, в которой фольклор получил принципиально новую роль активной формообразующей и смыслообразующей силы.

Процесс этот, однако, не был процессом легким. Языческий мифологизм сказочного мышления ориентировался на натуральные законы бытия. Мифологическое мышление фиксировало и воспроизводило — в данном случае в форме сказки — основные правила этого бытия, переводя его на язык сказочных событийтем самым оно как бы расшифровывало бытие, разлагая его на элементы и «функции» (вспомним систему сказки по В. Проппу), делая его внятным человеку. Это была по-своему совершенная система, запечатлевшая в символической форме глубокое знание «первоначал» бытия. Загадку же самого человека мифологическое мышление разрешить не могло. Осознать ту истину, что сам человек, «краса вселенной», есть чудо, существо «сверхъестественное», сверхприродное, что его чудесная сила — не в магии, которой ему разрешают пользоваться в награду за его добрые, человеческие и человечные, качества, а в самих этих качествах — вере и верности, любви и отваге, в самом человеческом достоинстве, в наличии живой души, — осознать и выразить это языческое мышление способно не было.

Пушкин, работая над сказками, интуитивно, как художник-творец, ощущал потребность выйти из этого в буквальном смысле магического круга мифологических представлений, — оставляя в неприкосновенности саму модель мира, глубоко запечатлевшую наличие в бытии объективных и законов. В результате в процессе взаимодействия уже развитого пушкинского метода с одной из древних и прочно опирающихся на канон форм народного творчества родился цикл пушкинских сказок, завершающийся «Золотым петушком» — одним из самых выразительных, сжатых, способных развертываться в универсальность вариантов того образа мира, который занимает центральное место в пушкинском творчестве. Это образ космоса (в древнем значении этого слова) в его соотнесенности с человеком как духовным и нравственным существом — космоса, глубоко в себя принимающего действия человека, космоса, который служит человеку как существу «сверхъестественному», духовному — и отвергает его в область хаоса и смерти, когда он опускается до уровня своего животного «естества».

Опору и подтверждение такого художнического ощущения Пушкин нашел, обратившись к народной сказке и соотнеся ее с литературой. «Золотой петушок», созданный на литературной, новеллистической основе с учетом опыта фольклора, стал итогом цикла пушкинских сказок, выразившим в сжатой, массивной и в то же время необычайно глубоко, детально и тонко разработанной форме основное содержание всей работы над циклом — и национальное, и общечеловеческое. Быть может, позволительно сказать, что эта сказка-притча заключает в себе черты того жанра, который с древних времен называется учением. «Золотой петушок» завершает ряд пушкинских сказок, но можно, не боясь парадокса, сказать, что он был как бы прежде их всех, — так само ощущение цели предшествует ее достижению.

Проведенное исследование самой сложной для истолкования сказки А. С. Пушкина и ее истоков, различных авторитетных мнений по этому вопросу позволяет придти к выводу о том, что это произведение является сложным конгломератом западной, восточной и отечественной фольклорно-лнтературной и историко-культурной традиции.

Несмотря на «разрушение жанра», художественный мир пушкинских сказок целостен и нерушим, благодаря высоким ценностям, положенным в его основу. Глубокая значительность, подлинность и властное обаяние русских литературных сказок первой половины XIX века объясняются не просто «искренностью», «душевностью», «нравственной чистотой» и другими общечеловеческими, «житейскими» качествами (а именно так, к сожалению, решается вопрос во многих исследованиях о литературных сказках). Литературные сказки А. С. Пушкина и его современников, как и любая истинная поэзия, несет в себе богатый и сложный смысл (который можно действительно понять и оценить только лишь на пути изучения единства содержания и формы). Чрезвычайно существенна для сказок А. С. Пушкина, например, стихия предвечности (непосредственно связанно не только со смыслом, но и с его воплощением). Очень большое значение имеет в сказках А. С. Пушкина и В. А. Жуковского поэтическое решение темы смерти. Большое место занимает в сказках великих русских поэтов традиционный для русской поэзии образ дороги, пути, странствия и т. д.

В данной работе было стремление показать, что истинное существо сказочной поэзии А. С. Пушкина и В. А. Жуковского — в воплощении слияния человека и мира, слияния, которое осуществляется прежде всего в проникающих творчество поэтов стихиях света и ветра, образующих своего рода внутреннюю музыку. Истоки этой музыки — в тысячелетнем народном мироощущении и в то же время в неповторимом личностном мироощущении поэтов. Поэты другого душевного склада опирались бы на иные стороны духовного творчества народа. Считается, что символы стихий: ветра, снега, моря и т. д. вошли в сказочный эпос А. С. Пушкина без изменений традиционных смыслов, но с этим полностью соглашаться не стоит.

Образы света и ветра, солнца и месяца в литературных сказках Пушкина и В. А. Жуковского не повторяют соответствующие образы народной мифологии. Но в то же время стихии света и ветра, воплощающие в сказочной поэзии А. С. Пушкина богатый смысл — природно-философский, эстетический, нравственный, образно — художественный, — никак не отгорожены от народного мироощущения, они подлинно народны, не переставая быть глубоко личными.

О народности того или иного поэта часто говорят, основываясь на тематических и языковых чертах его творчества, то есть на осваиваемом им «готовом» материале жизни и слова. Такая внешняя народность достижима без особого дара и творческого накала. Между тем народность А. С. Пушкина осуществлена в самой сердцевине его поэзии, в том органическом единстве смысла и формы, которое определяет живую жизнь стиха. Дело вовсе не в том, что поэт говорит нечто о природе, истории, народеи современные поэты говорят о природе, истории, народе гораздо больше, чем А. С. Пушкин. Дело в том, что в его поэзии как бы говорят сами природа, история, народ. Их живые и подлинные голоса естественно звучат в голосе поэта, ибо он был, по слову Есенина, поэт «от чего-то», а не «для чего-то». Он стремился внести в литературу не самого себя, а то высшее и глубинное, что ему открывалось.

Именно поэтому его сказки органичны, и не несут на себе того отпечатка «сделанности», «конструктивности», который неизбежно лежит на стихах, написанных «для чего-то». И сложность его поэзии — это неисчерпаемая сложность жизни, а не сложность конструкций, любая из которых состоит из ограниченного количества элементов и связей. По определению П. А. Флоренского, сделанные предметы блестят, а рожденные мерцают. В поэзии А. Пушкина есть это живое мерцание в непрерывном трепете всего живого).

В данной работе помимо самой общей характеристики сказочного творчества поэтов хотелось так иначе выявить собственно художественную ценность этой части их наследия, ту ценность, благодаря которой сказки русских поэтов XIX века остались в истории великой русской поэзии. Итак, рассмотренные нами произведения представляют собой классические образцы литературной сказки, сочетающей в себе элементы фольклорной поэтики и черты индивидуального творчества.